| 89 Ibid. Такова была богословская мысль Запада в эпоху господства неотомизма: ведь и Лосский был учеником Э. Жильсона по Сорбонне, что имело как свои сильные, так и слабые стороны. Ср.: Лурье В. М. Комментарии//Мейендорф И. Ф. Жизнь и труды... С. 431 и особ. 432: «Можно даже сказать, что В. Н. Лосский и за ним о. Иоанн Мейендорф последовали по пути, указанному св. Геннадием Схоларием , в области философии (но не богословия) принявшим Фому Аквинского целиком. В Новое время Фома стал для святоотеческого богословия тем же, чем Аристотель был в Византии...» – оставаясь и по сю пору для богословия католического apex theologiae. 90 Неким отголоском подобного рода мнений, не менее недоуменным по тону, встает перед читателем голословное заявление В. Бибихина: «Недоступность Вездесущего грозит превратиться у Паламы из чуда богочеловеческого родства в механику с рассечением Единого на доступную и недоступную части. Привязывание (?!) нетварных энергий, т. е. по существу богов (знаменательно это азбучное неведение догматических постановлений Соборов 1341 и 1351 гг. об энергиях как о том же Боге , только в другом модусе Своего бытия – обращенном к твари! – Д. М.), к молитвенной практике ограничивает свободу божественного вездесущия (что может прозвучать абсурднее для любого, хоть мало-мальски свыкшегося с исихастскими текстами? – Д. М.)... в паламизме дает о себе знать, по-видимому, притяжение ислама с его неприступным божеством (ровно и не знает автор православного учения об энергиях, начиная со св. Василия Великого ! – Д. М.)...» (Вениаминов В. (Бибихин В. В.). Краткие сведения о житиии мысли св. Григория Паламы //Св. Григорий Палама . Триады в защиту священнобезмолвствующих. М., 1996. С. 375–376 и прим. 75). Доказывать абсурдность подобного рода «аналитических утверждений» в наши дни было бы явным анахронизмом, тем более что это уже сделал А. И. Сидоров (Сидоров А. И. Архимандрит Киприан Керн ... С. LXIX–LXX, LXXV–LXXVI). 92 Journet Ch. Palamisme et thomisme. P. 429–452; Halleux A. de. Palamisme et scolastique...; Idem. Palamisme et tradition//Irenikon. 1975. Vol. 48; и др.. |
| “Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого”, – сказал апостол. Только такой меч может рассечь темноту и путаницу в богословской и околоцерковной литературе и проложить человеку путь, ясный, как луч. Но чтение Слова Божия есть уже подвиг, труд. “Покуривая”, можно читать Розанова или Фому Аквинского, может быть, даже Вл. Соловьева, но не апостола Павла или Макария Великого. Некоторые слова о посте, с разных сторон его освещающие, надо знать. Св. Исаак Сирин говорил: “Дух не покоряется (кресту), если прежде не покорится ему тело” (подвигом, а значит, и постом). В XV веке было пророчество св. Нифонта Цареградского о том, что священство последних времен Церкви будет в нравственном падении через две страсти: тщеславия и чревоугодия. Апостол Павел учит: “К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти” (Гал. 5, 13). Один старец сказал своему ученику, у которого пост был чужд любви (по слову св. Максима Исповедника): “Все ешь, только людей не ешь”. Если пост понимать как прежде всего воздержание от нелюбви, а не от сливочного масла, то он будет пост светлый и время его будет “время веселое поста” (Стихира на Господи воззвах, вторник. веч. 2 нед. Вел. Поста). “Подавай сердцу моему чистейший страх Твой в душе моей совершенную любовь” (Стих. на Господи воззвах, четверг вечера 3 недели Великого Поста). Не-любовь – это самое страшное невоздержание, объядение и пьянство собой, самое первое, первоисточное оскорбление Святого Духа Божия. “Умоляю вас, – пишет апостол, – любовью Духа”. Любовью противополагается и гордости и злобе. В вечерней молитве мы просим у Святого Духа – “Творца мира”, по слову св. Иринея Лионского (“Против ересей”, кн. 2, гл. 30) – особенно тех грехов, которые были против любви: “или кого укорих, или оклеветах кого гневом моим, или опечалих, или о чем прогневахся, или солгах..., или нищ прииде ко мне и презрех его, или брата моего опечалих, или кого осудих, или развеличахся.., или греху брата моего посмеяхся”. |
| Около 1330 года в Константинополь прибыл «калабрийский философ» Варлаам, который, пользуясь поддержкой императора Андроника III и «великого доместика» Иоанна Кантакузина, вскоре получил определенное влияние в интеллектуальных кругах. В 1337–1338 годах, однако, он затеял с Григорием Паламой, тогда афонским монахом, диспут о природе богословской мысли. Варлаам настаивал на непознаваемости Бога и неадекватности теологии, яростно нападал на католическое схоластическое понимание троичного догмата, оспаривая Фому Аквинского, который претендовал на «доказательство» божественных истин, но в связи с этой антилатинской полемикой неизбежно возникал вопрос, могут ли сами греки «доказать» «истинность» своей богословской позиции. На этот вопрос Варлаам отвечал отрицательно: ни одна сторона — по крайней мере, в вопросе о исхождении Святого Духа — не может претендовать на «аподиктическую» победу, потому что на основании имеющихся в Откровении посылок при помощи аристотелевой логики можно придти к обоим результатам. Возражая Варлааму, св. Григорий Палама, во–первых, отверг логику Аристотеля как критерий окончательной убедительности богословских аргументов, а во–вторых, глубоко развил патристическое учение об «обожении» или причастии Божеству, которое, по его мнению, является единственно приемлемой основой христианской эпистемологии. Палама ввел также различение в Боге «сущности» и «энергий», утверждая основную для восточного христианства антиномию в отношениях Бога и человека: «Бог в сущности своей абсолютно непознаваем», но «во Христе человек участвует в божественной жизни». Идеи Паламы были одобрены собором 1341 года, и Варлаам уехал в Италию. С Паламой в течение некоторого времени продолжали спорить Григорий Акиндин и, позже, философ Никифор Григора. С 1342 по 1347 год Акиндина поддерживал, в основном из политических соображений, патриарх Иоанн Калека, но после окончания войны, в которой победил Иоанн VI Кантакузин, он был низложен. Кантакузин председательствовал на двух соборах (1347, 1352 гг.), которые вновь подтвердили истинность монашеского богословия. |
| Акты Пятого Вселенского Собора на греческом языке сохранились лишь в отрывках; данный текст по-гречески был озаглавлен как «Из послания святейшего Вигилия, папы Римского, к Евтихию, святейшему патриарху Константинопольскому». Однако в действительности эти слова представляют собой цитату из обращенного к папе более раннего письма св. патр. Евтихия. Послание зачитывалось целиком на I заседании Пятого Собора, как видно из латинской версии актов. В русском переводе Деяний Пятого Собора, таким образом, этот текст воспроизводится дважды: в составе I деяния (Вселенский V Собор. Деяние I//Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1913. Т. 5. С. 23) и отдельно по цитации этого отрывка свт. Марком в Ферраре (Там же. С. 223-224). Вселенский VI Собор. Деяние XVIII//Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1908. Т. 6. С. 219. Там же. С. 222. Агафон, свт. Послание благочестивейшим государям Константину верховному императору, Ираклию и Тиверию августам//Там же. С. 32. Он же . Послание Агафона и римского собора 125 епископов, которое было как бы инструкцией легатам, посланным на шестой собор//Там же. С. 57. Вселенский VII Собор. Деяние VII//Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1909. Т. 7. С. 283. Вставке эта была, разумеется, подлогом, на что латинянам, по сообщению Сиропула, немедленно указал Гемист Плифон: «Если бы Римская Церковь могла доказать то, что вы сейчас говорите из книг и от историка, написавшего об этом, то тщетным бы делом занимались писавшие в пользу латинян, имею в виду Фому [Аквинского] и бывших перед ним, которые многими словами и книгами старались показать, что прибавление разумно и по праву сделано вашей Церковью, опуская главное доказательство того, о чем они собирались говорить, как ничего им не прибавляющее. Ведь вместо всех доказательств, какие они приводили, и силлогизмов, достаточно было сказать, что прибавка к символу была прежде, и что с прибавкой был прочитан и утвержден Символ на Седьмом Вселенском Соборе. Но поскольку на Седьмом Вселенском Соборе не произошло ничего из того, что вы говорите, то по этой причине и писавшие в пользу латинян ничего об этом не вспомнили». ( Сильвестр Сиропул . Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе, 6.31. СПб., 2010. С. 171). См. также: Siecienski E. The Filioque: History of a Doctrinal Controversy. Oxf., 2010. P. 154. |
| Алла 11 февраля 2021, 19:23 И.В., вы не можете ни одно сообщение написать без передергивания, это я уже давно поняла. Как и вы могли бы понять, что со мной подобное не проходит. Я говорила про блаженного Августина, чье учение не признано еретическим, а совсем наоборот. А вот реиркарнацию Церковь отвергает, так что верить в неё как раз нельзя. " Человекам положено однажды умереть, а потом суд " . Что касается Фомы Аквинского, то если что-то сказанной инославным по существу верно, то имеет к православию прямое отношение. Поэтому подобные афоризмы широко используются в православной литературе и публицистике. Но вы даже и не надейтесь, что я буду с вами обсуждать Фому. Речь шла про Августина, не переводите стрелки. Андрей 11 февраля 2021, 18:37 Антоний 7 февраля 2021 17:19, а давайте не будем наивными людьми. Было у больших интеллектуалов из города Москва слабое искушение создать совместное предприятие и таким образом вывезти свои прикладные математические аппараты от тех самых чиновников? Да было же, было чего уж скромничать то. А чего теперь плакать, что нету отечественных инженерных инструментов? Ни приборов, ни оргтехники, ни станочного парка? Кстати, не советую слишком много хвалить советские самолёты, вдруг кто ни будь спросит про коэффициенты запаса прочности и другие несвойственные для этого ресурса нюансы. Беда ведь только в самих людях, что жертвуют технически оптимальным ради своих страстей. Никогда такого не замечали? И.В. 11 февраля 2021, 16:30 Алла11 февраля 2021, 06:48 " Поэтому я вольна верить.. А самую лучшую формулу вывел Фома Аквинский " . Алла, вы вольны верить во что угодно, кто может запретить?) Вот только Фома Аквинский это католический " святой " , не имеющий к Православию никакого отношения. А так да, есть люди верящие и в Будду с Кришной, и в реинкарнацию, и при этом считающие себя православными. Кто им запретит? И аргументы у них такие же - нет у Церкви по этим вопросам прямого запрета. Вам тут уже несколько человек все очень верно написали и по полочкам разложили про учение о предопределении. Церковь его отрицает. Но вы упорно стоите на своём)). Ну стойте, ваше право, у нас в стране каждый может верить во что угодно) |
| В то же время на родине дипломатические усилия Палеолога не встретили понимания: патриаршая кафедра противилась плану церковного примирения, основанному только на политических соображениях. 2. II Лионский собор С 1271 г., с началом понтификата Григория X, большого сторонника церковного объединения на условиях подчинения Восточной церкви Риму, переговоры о соединении пошли успешнее. Папа также надеялся на помощь Византии в деле спасения остатков владений крестоносцев в Сирии. Успеху переговоров способствовали тяжелая ситуация в Латинской империи на Востоке и хаос, царивший в Германии, Италии и Сицилии. В 1274 г. папа Григорий X решил созвать собор (XIV Вселенский по католическому счету) в Лионе (II Лионский собор), куда съехались ок. 500 епископов и множество представителей европейских королевских дворов. На собор ждали видных латинских теологов своего времени, Бонавентуру и Фому Аквинского, но Фома умер по дороге, а Бонавентура не дожил до окончания заседаний. Приглашая императора Михаила на собор, в числе условий соединения папа выставлял принятие греками латинского чтения символа (с прибавлением Filioque) и признание главенства папы. Посольство, привезшее письмо папы, было принято императором внимательно, но греческое духовенство с патриархом Иосифом I во главе было против поспешной унии. Православные епископы понимали, что такое признание главенства Рима над всею церковью само по себе будет равносильно признанию всех догматических и иных отклонений Западной церкви, на исправление которых и были рассчитаны все предыдущие межцерковные переговоры. Архиереи во главе с патриархом Иосифом доказывали, что уния не может привести к подлинному единству, и требовали обстоятельного обсуждения спорных вопросов на Вселенском соборе с участием представителей всех восточных Поместных церквей. Успокаивая духовенство, император заверял, что уступки ограничатся тремя пунктами: 1) признание первенства папы, 2) допущение апелляции к Риму, 3) поминовение папы за богослужением. Палеологу с трудом удалось склонить восточный епископат согласиться на соединение с Римской церковью. Он убеждал патриарха и синод в том, что папские условия исполнимы (тем более, что они издавна составляют папские прерогативы и не затрагивают вероучения): поминовение папы за богослужением не противоречит традициям Восточной церкви, признание его братом и даже первым не унизительно; что же касается права апелляции к папе, то оно на деле не будет существовать, так как «в сомнительных случаях едва ли кому захочется плыть за море». О чтении Символа веры с Filioque император умолчал и в целом старался представить унию как дело чисто политическое, а не церковное. |
| Григорий Богослов (IV в.) – великий капподокиец, один из отцов Церкви. Родился около 329 г. в Ариазне, изучал в Афинах различные дисциплины, в том числе риторику и поэзию. Познакомился и сблизился с Василием Великим , будущим архиепископом Кессарии Каппадокийской. Интересно, что вместе с ними обучение проходил и будущий император и гонитель христиан Юлиан Отступник. Принял крещение от своего отца-епископа. За свою жизнь Григорий написал около 250 посланий, 500 стихотворений и 45 «Слов» (бесед). Литературное наследие составили автобиографические стихи и воспоминания, сочинения на смерть друзей, обширная переписка с Василием Великим , обличения императора Юлиана и еретиков. Работы, посвященные догмату о Троичности, занимали особое место в творчестве поэта и принесли ему славу богослова. Григорий оказал огромное влияние на Фому Аквинского и Филарета Московского . Похоронен в Назианзе. Сегодня его мощи покоятся в соборе Святого Георгия в Стамбуле. Григорию Богослову принадлежит интересное суждение о тройственной сущности Бога. Это понятие всегда озадачивало человека, но оно крайне важно, в том числе и для понимания сакрального смысла такого явления, как семья. Проблема в том, что, как бы ни было искусно и изощренно богословие, все равно довольно сложно объяснить, как именно единый Бог может быть одновременно Троицей. Есть вещи, которые рассудок не в состоянии понять, их можно только принять на веру. Но кое-что объяснить все же можно. Будущий просветитель славян и составитель нашей азбуки, которую мы до сих пор называем кириллицей, святой Кирилл, объясняя язычникам, что такое Святая Троица, говорил о солнце. В природе вообще множество явлений троичного единства, и пример с солнцем – самый показательный из них. Святой Кирилл утверждал, что в едином солнечном существе содержится три солнечных лица. «Видите на небе круг блестящий (солнце) и от него рождается свет и исходит тепло? Бог Отец, как солнечный круг, без начала и конца. От Него вечно рождается Сын Божий, как от солнца – свет; и как от солнца вместе со светлыми лучами идет и тепло, исходит Дух Святый. Каждый различает отдельно и круг солнечный, и свет, и тепло (но это не три солнца), а одно солнце на небе. Так и Святая Троица: три в Ней Лица, а Бог единый и нераздельный». |
| Дамаскин не обладал творческой богословски-философской мыслью, и его аристотелизм ей не способствовал. Но у него было несомненное чутье к догматически важному и большое логически-техническое умение — дар систематизации и определений. Не стремясь к новым построениям, он тщательно и любовно собирал и систематизировал все главное, что установили Соборы Церкви и чему учили ее величайшие богословы (главными источниками его были каппадокийцы, особенно Григорий Богослов, Кирилл Александрийский, Дионисий Ареопагита, Максим Исповедник, Леонтий Византийский) . Иоанн, самый «церковный» из св. отцов, дает полное и ясное изложение Православной догмы, искусно минуя спорные вопросы, везде выдвигая твердое церковное основание, но и нигде не закрывая дальнейших путей. Не случайно к началу XIII в. главный труд (третья часть его) Дамаскина был переведен, хотя и варварски, на латинский язык и, послужив образцом для «Сентенций» Петра Ломбардского, повлиял и на высоко ценившего его Фому Аквинского. Этот труд — «Источник ведения» (Πηγ γνσεως). Он подразделяется на три части: на философское введение (κεφλαια φιλοσοφικ), называемое также «диалектикой», на опровержение ересей и на «Точное изложение Православной веры» («Εκδοσις ακριβς της ρΦοδξον πστεως, de fide orthodoxa). В «Точном изложении» последовательно рассматриваются учения о Боге, Троице, о сотворении мира, ангелах и бесах, видимой природе и рае, о человеке, его свойствах и Божьем провидении, о Боговоплоще-нии, Богочеловеке, о крещении, евхаристии, почитании святых, Св. Писании, о зле и конце мира. До сих пор «Точное изложение» является основной символической книгой Православия; и едва ли возможно указать другую, равную ей по объективности, полноте и сосредоточенности на несомненно церковном. Она дает то, чему учит Церковь, нимало не стремясь к системе, неизбежно индивидуальной и только как индивидуальная и ценной. Можно сказать, что труд Дамаскина призывает к систематическим построениям и показывает, на чем они должны строиться, из чего исходить и чем поверяться. |
| Для большей ясности коснёмся некоторых данных его биографии. Родился он в 1454 г., стало быть был младшим современником Томаса Мора. Принадлежал к аристократической семье, которая его чрезвычайно любила и ждала, что он сделает блестящую карьеру придворного врача, по примеру своего деда Михаила. Однако, настроение Саванароллы было иное. Одинокий мальчик чуждался общества и вместо игр усердно изучал Аристотеля и Фому Аквинского. На 21 году своей жизни он бежал в Болонью в Доминиканский монастырь, оставив отцу письмо, в котором говорит, что «позорное положение общества, несправедливость людей, деспотизм, разврат, разбойничество, гордость, идолопоклонство, ужасное святотатство, – всё соединилось, чтобы заставить его бежать из такой заражённой и гниющей нравственно среды: нет человека, который бы делал добро; добродетель поругана, пороку же воздают поклонение. Всякому сколько-нибудь честному человеку остаётся одно: покинуть скорей этот вертеп разврата и преступлений; остаётся жить одному, вдали от взора людского, как существу разумному, а не как животному, окружённому свиньями». Но осуществить план созерцательной жизни не удаётся Саванаролле. Разврат и порок, который заставил его бежать в монастырь, гнездился не только в княжеских хоромах и дворцах богачей, которые терзали Италию междоусобием, – он имел место на самых верхах католической церкви. «Никогда так низко не падал авторитет папской власти, как в XV веке; предательство и алчность папы Павла II, так много проповедовавшего против гуситов и еретиков, набросили достаточную тень на папство. Он сам мучил римских академиков, заподозренных в уважении к учениям Платона, и один из них даже умер от пытки в его руках. Он делал всё, чтобы одолеть чехов и даже направил на них турок 85 , долженствовавших быть палачами Богемии. Чтобы накопить побольше доходов, он оставлял вакантными места епископов, и над ним смеялись, что он когда-нибудь останется единственным католическим епископом. Но за Павлом II является папа Сикст IV, и весь Рим стал указывать пальцами на кардиналов, продавших в священной коллегии свои голоса за его выбор, так как такой человек, как Сикст, мог достигнуть папского престола только при помощи подкупа. |
| Доминиканский орден был крупнейшим хранителем «итальянской схоластики», основанной на системе Фомы Аквинского (см. 146, 349). И за два года пребывания в Сан Марко Михаил Триволис не мог не познакомиться с трудами идейного вождя доминиканцев (см. 136, 253 — 260). Используя ряд его идей, что, впрочем, установить с бесспорной очевидностью нелегко, он предпочитает ссылаться на «Фому Аквината Востока» — Иоанна Дамаскина, чьи произведения изучал и крупнейший схоласт Запада. В целом же пребывание Триволиса в католическом монастыре, которое может показаться кульминационным пунктом его латинизации, скорее всего является не отречением от греческого православия, а отказом от возрожденческого «неопаганизма» (см. там же, 276). Будучи воспитан в традициях иной культуры и другой системы ценностей, он не принимает новый тип мировоззрения, Что стало бы с Михаилом Триволисом в Италии — нам неизвестно. По мнению Е. Голубинского, оставшись там, он «занял бы одно из наипочтеннейших мест среди тогдашних греческих филолого–философов» (38, перв. пол., 671). Но Триволис, уйдя из Сан Марко в 1504 г., навсегда покидает Италию и вместе с ней Запад. Путь его теперь лежит на Восток. Он не ищет места в гражданской жизни и направляется на Афон, духовный центр восточного православия. Возможно, он по пути заезжает на Корфу и в Арту, чтобы поклониться праху родителей, но там не задерживается. Однажды уехав из родных мест, Михаил становится вечным странником — «плавателя убо и путешественника чин» приемлет (14, 2, 300). Да и что для мыслителя физическая родина, если он ищет духовное отечество? Когда Анаксагора упрекнули в пренебрежении отечеством, он ответил: ««Отнюдь нет; мне очень даже есть дело до отечества!» — и указал на небо» (46, 105). И Михаил уверяет в одном из своих сочинений: «…небу быти нам отечеству…» (14, 2, 6); а о подобных людях он пишет как «на небесех имеющим всегда мысли своя» (14, 7, 182). Разумеется, эллинское и христианское понимания «небесного отечества» отличаются существенным образом, но общее стремление мудрых людей древности и средневековья к возвышенной «духовной родине» несомненно. |
|
|
