| Хотя Феофилакт, насколько я могу судить, не употреблял ни одного из этих выражений, за исключением сравнения письма с даром, в его эпистолярном наследии весьма сильно ощущается это спиритуалистическое представление о дружбе. Оно очень отчетливо видно в письме Феофилакта к епископу Корфу: «Ежели и осиротели мы друг без Друга, то верно это лишь для наших очей – мы беседуем с тобою устами наших писем». Дружеская теплота также ясно просматривается в его письмах к некоему Николаю Лнемасу. Этот во всем остальном неизвестный нам человек был незадолго до того назначен администратором в болгарскую епархию, но не в Охрид. Феофилакт не мог скрыть радости при известии о том, что его друг находится неподалеку. Ликующие цитаты так и теснятся в его голове, причем любопытно, что сначала он цитирует Еврипида и Аристофана и только потом приводит слова из Священного Писания : «Душа моя хвалит Господа», – как то, несомненно, более приличествует архиепископу. Большая часть писем Феофилакта касается деловых вопросов – он обращается с просьбами, наставляет, сообщает сведения. Некоторым из своих епископов он пишет в дружеском и отеческом тоне, но никому не посылает таких теплых писем, как епископу Корфу. К патриарху он обращается по-разному, благодарит его за ободрение и поддержку, за присылку в подарок двенадцати пар прогулочных туфель, просит защиты от местных сборщиков налогов, которые безосновательно приписывали ему получение больших доходов, якобы скрываемых им от казны. Но однажды отношения его с патриархом весьма осложнились. Не посоветовавшись с Феофилактом, патриарх дал разрешение некоему неназванному монаху открыть «молитвенный дом» в Македонии, и архиепископ, который ревниво оберегал независимость Церкви, расценил этот поступок патриарха как неканонический и ответил весьма гневно. «Какое право имеет патриарх Константинопольский распоряжаться на болгарской земле, – писал он высокопоставленному духовному лицу в Константинополь, – он, у кого нет власти приказывать здесь кому бы то ни было и никаких иных привилегий на этой земле, обретшей автокефального епископа?» Протестуя против нарушения своих прав, Феофилакт писал – несомненно, значительно сдержаннее – и главе канцелярии патриарха, но ответа не получил. Итоги этого канонического спора неизвестны, но трудно поверить, что Охрид одолел Константинополь. |
| Оно писано при Алексее Комнине, и притом не в первые годы его правления, но не позже 1091 года, всего вероятнее – около 1088 или 1089 года. 2) В эти годы Константину было около 14–15 лет, что вполне согласно с описанием его Физических занятий (ibid., I, с. 4, col. 257: он отличается в искусстве верховой езды, ловко владеет копьем и луком, никому не уступает в смелости на охоте и пр.); что, далее, вполне согласно с его умственными занятиями, имеющими своею целью облагорожение языка, развитие ума, приобретение исторических познаний под руководством многих наставников (ibid. I, 13, col. 265). Среди многих наставников занимает место и Феофилакт, тогда еще не носивший архиепископского сана. Он прямо называет себя учителем Константина и гордится этим званием. Что в это время, то есть, в 1088–1089 годах, Феофилакт не занимал еще архиепископской болгарской кафедры, это не подлежит ни малейшему сомнению, несмотря на довольно, впрочем, странное заглавие сочинения. Феофилакт не только не упоминает ни одним словом ο высоком духовном сане, не только ни слова не говорит ο Болгарии, что составляет постоянную тему его писем, но прямо называет себя жителем столицы, «счастливого» Константинополя (ibid. I, 3,col. 256: οχ ρς γρ τοι και τους τν δνδρων καρπος, ος ντρυμεν ο τς εδαμονος οκτορες πλεως). Этим устраняются как возражения ученого Паги против указаний Дюканжа, так и все другие предположения, между прочим и то, которое высказано в предисловии к русскому переводу Толкования Феофилакта на Евангелие (Благовестник, Ч. I, стр. 7, в приложениях к Правосл. Собеседнику 1855 г.). Второе сочинение Феофилакта, имеющее для нас первостепесную важность и несколько раз приводимое в статье, есть его речь к императору Алексею Комнину. Несмотря на то, что она не имеет даты, мы отнесли ее к 6-му января, к празднику Крещения. Феофилакт говорит в своей речи ο юном сыне Алексея и его супруги Ирины, который уже присутствует при торжестве, «смотрит уже с острым вниманием», но еще представляется «птенцом, ожидающим крыльев». |
| Л. 3. Главы Евангелия от Матфея (68), и л. 5. предисловие к нему Феофилакта Болгарского . За ним л. 8. показанная в полных списках молитва; ги іс хе сне единорныи, с таким же, как и там, замечанием о ежедневном чтении Евангелия. Главы и Феофилактовы сказания помещаются и перед прочими Евангелиями, и на Евангелие от Луки – сказание полное, как и в 3. Перед каждым Евангелием находятся прекрасные миниатюрные изображения Евангелистов, расписанные золотом и красками, и изящные заставки. Св. Евангелисты изображены пишущими. В конце каждого Евангелия приписки о времени его написания и числе стихов, как и в полных списках Библии. Кроме зачал обыкновенных, каждое Евангелие делится ещё на пять больших отделений, для чтения в каждый день недели, начиная с понедельника. 45 За текстом Евангельским с л. 308. следует месяцеслов и те же статьи (кроме одной), какие и в полном списке Библии 3 и почти в том же виде. Правописание Русское, с примесью позднейшего Болгарского, в употреблении юсов, часто не правильном: л. 15. крща водо, 20. усци (вм. ю); часто меняется с : 25. зска врата (вм. узка), вънтр (вм. внутрь), 30 об. или 290 (вм. го), 23 об. деж вм. одежда; употребляется на конце ь вм. ъ, удвоенное а; пишется чсъ, тл, въскъ, (иногда чсъ, тл, вскъ), 20 об. хотщом, просщом, 278. нын. И ударения пишутся не везде по Русскому произношению. 34 (по преж. кат. 399). Четвероевангелие в 4 д. полууставом, 494 л. XVI в. В заглавии Евангелий заставки, писанные по золотому полю красками. Перед Евангелиями (кроме Матфея, за утратою листов) пишутся вышеупомянутые главы и сказания Феофилакта Болгарского ; на Ев. Луки сказание полное, как в ркп. 3; а в конце – приписи о времени написания Евангелий и числе стихов, как и в. пергам. сп. 26 и в полных списках Библии. Кроме обыкновенных зачал, каждое Евангелие делится ещё на пять больших отделений, для домашнего чтения в каждый из простых дней недели. – За текстом Евангельским с л. 468. месяцеслов, с л. 478 об. указание Евангельских чтений по неделям на весь год, л. 491 указъ, како чтетс тетра елїе, – в полных сп. статья 4-я, на об. 11-ть воскресных утренних Евангелий, и наконец с л. 492 Евангелия на всяку потребу. |
| Касаясь истории южных славян, Васильевскуй уделял особое внимание Болгарии и болгарам, нередко проводя при этом мысль о том, что периоды острой вражды между ними и византийцами (с разной долей вины обеих сторон в разное время) дурно отражались на развитии обеих стран. Завоевание Болгарии Василием II Болгаробойцей в 1018 г., стоившее огромных жертв и затраты громадных сил, было, по его мнению, трагической ошибкой Византии. Империя собственными руками разрушила достаточно прочный барьер между своими границами и «дикой» северочерноморской степью, открыв ворота кочевникам в глубь своих балканских владении 50 . Борьбу болгар за восстановление своей государственности, увенчавшуюся созданием Второго Болгарского царства, Васильевский считал вполне закономерной и естественной, хотя эта борьба означала новый период острых раздоров (прискорбных, по нравственным понятиям ученого) в пределах православного мира. Характерна уже сама по себе та быстрота, с которой Васильевский откликнулся на монографию Ф.И. Успенского «Образование Второго Болгарского царства». В том же 1879 году, в каком вышла книга, ученый успел и написать на нее рецензию, равновеликую книге по объему, и опубликовать рецензию в журнале 51 . Васильевский скрупулезно отметил все недочеты в работе своего младшего современника, на многих примерах показал, что автор либо не исчерпал, либо неточно истолковал свидетельства такого ценного (до работы Успенского мало использованного историками) источника, как письма Феофилакта Болгарского , дал собственное объяснение многим явлениям и событиям. В частности, прав скорее Васильевский, отвергнувший вывод Успенского о неком восстании богомилов на западе болгарских земель во время архиепископства Феофилакта, хотя они (богомилы) сыграли свою роль (отрицаемую Успенским) в победоносном восстании болгар против Византии в 1185 г. 52 По признанию самого Успенского, рецензия Васильевского – это вторая монография на ту же тему, и чтобы в ней разобраться, нужно читать обе книги одновременно. |
| Это мнение Венецианских издателей творений Феофилакта обратило на себя внимание одного из Славянистов, а именно: покойного Н. В. Савельева-Ростиславича, и он напечатал об этом особую статью под заглавием: «Новый источник для Болгарской истории IX века». 3 Поставляя на вид выше приведенное мнение Венецианских издателей, Савельев делает из него следующее заключение: 1) Так как сами издатели заметили различие между слогом Жития Тивериопольских мучеников и другими творениями Феофилакта, писателя XI века; 2) так как в Житии мучеников описываются лишь те чудеса, бывшие от их св. мощей, которые случились в царствование Симеона, в конце IX века, и 3) так как недавно (с 1840 г.) стало известно, что был другой Феофилакт, Архиепископ Болгарский, живший в IX век, то по сему и следует (говорит Г. Савельев) заключить, что Житие Тивериопольских мучеников писал Феофилакт I, современник Болгарских Царей Бориса и Симеона, а не Феофилакт II, современник Византийского Императора Алексея Комнина, живший в XI веке. Но, разбирая точнее эти три положения, мы приходим к совершенно иному заключению: во-первых, Венецианские издатели сочинений блаж. Феофилакта ясно говорят, что слог всех творений его «кроме Жития Тивериопольских мучеников», невразумителен и походит на слог всех Греков IX столетия, а слог Жития лучше и чище, чем во всех остальных сочинениях; а из этого естественно истекает заключение, совершенно противоположное сделанному Г. Савельевым, то есть (допуская существование двух одноименных Архиепископов Болгарских [Феофилактов] и при том писателей, живших в IX и XI столетиях), что Житие Тивериопольских мучеников принадлежит писателю XI века, а все остальные, ему приписываемые, сочинения принадлежат ( по слогу и языку) другому писателю того же имени IX века. И заключение это, как прямой вывод из замечания Венецианских издателей, так естественно, что стоило бы после этого убедиться, точно ли существовали два одноименных Болгарских Архиепископа и оба писатели в IX и XI столетиях, чтобы считать это заключение вполне верным. Но в том-то и дело, что существование двух одноименных Болгарских Архиепископов-писателей IX и XI века не имеет твердых оснований: открытие другого Болгарского Архиепископа Феофилакта, жившего будто бы в IX веке, Савельев приписывает Г. Мацеевскому; по справке же оказывается, что сей последний заимствовал это у Феслера ( из его Истории Угров. Вена, 1815 г.), труд которого, хотя и весьма почтенный в отношении избранного им предмета, не составляет еще, однако, необходимого авторитета в решении вопроса, относящегося к такой глубокой древности. |
| 2 Ср. толкование блж. Феофилакта, для которого слова «пошел в дальнюю сторону» означают удаление от Бога, а когда удаляемся от Него, то «мы делаем и терпим всевозможное зло». Поэтому неудивительно, что блудный сын расточил имение, то есть добродетель. «Когда это имение расточено, и человек не живет по разуму, то, по естественному закону, ни закону письменному не следует и пророков не слушает, тогда наступает для него сильный голод», то есть духовный голод и нужда духовная. Когда он «пошел», то предполагается его укрепление в злобе и примыкание к бесам (пристал к одному из жителей страны той). «Преуспев и сделавшись сильным в злобе, он пасет свиней, то есть и других учит злобе и грязной жизни. Ибо все находящие удовольствие в тине бесчестных дел и вещественных страстей суть свиньи». Этот несчастный сын «желает насытиться грехом, и никто не давал ему сего насыщения. Ибо привыкший ко злу не находит насыщения в нем. Удовольствие непостоянно, но как приходит, с тем вместе и отходит, и несчастный сей опять остается с пустотой в душе. Ибо грех подобен рожкам, имея сладость и горечь: на время он услаждает, но мучит навеки. Никто не даст насытиться злом тому, кто услаждается им» (Благовестник, или Толкование блаженного Феофилакта, Архиепископа Болгарского, Т. 1. Киев, 2006. С. 495–496). 4 В тексте, изданном Р.Синкевичем, несколько иной вариант: «Это испытал (p)eponye) и Христос, заповедавший… ». 5 Так цитирует свт. Феолипт. Согласно блж. Феофилакту, Господь «говорит, кто любит Меня, тот имеет заповеди Мои, и не только имеет, но и соблюдает их, чтобы не пришел вор – диавол – и не похитил это сокровище, ибо нужна тщательная осторожность, чтобы не потерять их» (Благовестник, или Толкование блаженного Феофилакта, Архиепископа Болгарского, т. 2. Киев, 2006. С. 221). 6 О значении этого понятия ( προσοχ) в православной аскетике см. замечание С.Зарина: «Внимание, являясь отрицанием “нерадения” ( ολιγωρα) и “рассеянности” ( διχυσις) души, выражая собою один из способов “попечения” ( επιμλεια) подвижника о спасении, представляет собою в высшей степени важный, существенный, основной и начальный способ “трезвения”, без которого все другие подвиги оказываются лишенными силы и значения» (Зарин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996. С. 584).: Любовь есть непостижимое для нашего себялюбия Божие состояние, обнимающее всецело Существо Бога: Его ум, сердце и особенно волю |
| «Когда читаешь письма Феофилакта, часто кажется, будто прикасаешься к самой сердцевине великого исторического скупала, или будто тебе рассказали столь странный анекдот, что смеха он не вызывает, или же будто ты пытаешься разгадать зашифрованный текст, написанный алфавитом, из которого тебе известно лишь несколько букв». Во-вторых «деконкретизацию» литературного материала, как на звали это современные ученые, усугубляет то обстоятельство, что мы не располагаем ответными письмами корреспондентов Феофилакта, и потому датировка его собственных писем наталкивается иногда на непреодолимые трудности. Придерживаясь абстрактных условностей, он иногда обходит почти полным молчанием самые знаменательные события, происходившие в его епархии. Например, он едва упоминает, и то вскользь, в единственном письме, о том, что через Охрид весной 1087 года прошло огромное войско первого крестового похода. А касательно появления между Охридским озером и Адриатическим морем Боэмунда, норманнского принца Антиохии, который намеревался осадить Диррахий, он писал еще более туманно. По поводу обоих этих нашествий Фсофилакт сообщает в весьма нелестных выражениях. Но иногда Феофилакт в своих письмах отбрасывает литературные условности. Личное чувство, очень сильное и отчетливо выраженное, прорывается сквозь модную риторику и архипастырские заботы. Особенно это чувствуется в письме неизвестному константинопольскому другу, в котором Феофилакт делится первыми впечатлениями после своего приезда в Охрид. Охрид, расположенный на северо-восточном берегу одноименного озера, был отнюдь не тихой заводью: древнеримская Лихнида имела богатое историческое прошлое; войдя в состав Болгарского царства, она стала в конце XI века – во многом благодаря св. Клименту – крупным центром славянского христианского мира. В конце X века Охрид был столицей болгарского царя Самуила. Во время византийского владычества один из предшественников Феофилакта увенчал драгоценную россыпь охридских церквей и монастырей перестройкой монументальной церкви Св. Софии, ставшей кафедральным собором епархии. Кроме того, Via Egnatia, римская дорога, связывавшая Константинополь через Фессалонику, Охрид, Внутреннюю Македонию с византийскими форпостами на Адриатическом море – Аполлонией и Диррахием, способствовала международным связям охридской епархии. |
| Обращаясь теперь к личности составителя жития, можно с уверенностью говорить о нём, как о греке. Если исследователям приходилось считаться с знаменитым μν Βουλγροις, как с препятствием для полной уверенности в этом, то теперь, при отсутствии μν в изданиях Афанасия, это препятствие в значительной степени теряет свою силу. В житии есть достаточное количество признаков того, что оно написано греком. В самом деле, только гордый своими национальными достоинствами грек мог допустить такие резкие выражения о болгарах, хотя бы то еще и не обращенных в христианство, какими переполнено житие. Они представляются людьми невежественными (XXI), дикими, свирепыми, грубыми (XXIII), даже их цари – варварами (XXVI), священники – скотоподобными (XXII), 611 их страна – мрачною (II), язык – грубым (II) в противоположность прекрасному языку греческому (IV). Однако-ж, несмотря на свой высокомерный тон в ха- 586– рактеристике болгар, автор стоял в отношении некоторой близости к ним, к их жизни и истории. Уже одно то, что он взял на себя труд описать деятельность славянских просветителей, свидетельствует об его живом интересе к прошлому Болгарии. Он признает великие заслуги Климента для церкви болгарского народа, с которого христианство как бы сняло печать исконного варварства; вместе с болгарами он с радостью празднует торжественную память Климента. Очевидно, далекий от болгар по своим патриотическим симпатиям, автор был связан с ними общностью церковной жизни. Как писатель, он обладал выдающейся богословской и светской образованностью, был знаком с святоотеческими творениями и классической литературой. В житии – много текстов св. писания, есть ссылка на Климента Александрийского , выражения из сочинений Фотия, попутно приводятся факты из церковной истории, припоминаются вселенские соборы, духоборец Македоний, манихеи, есть даже фраза из Демосфена. Его витиеватый стиль в высшей степени изыскан. Все эти признаки, взятые в совокупности, очень близко роднят нашего автора с личностью того писателя, имя которого стоит в надписании жития – бл. Феофилакта, архиепископа Болгарского, управлявшего болгарской церковью в самом конце XI и в начале XII столетий. Его имя сохранилось в надписании жития во всех списках, легших в основу всех изданий. Оно отсутствует только в отрывке, изданном Алляцием по ватиканской ркпси, и это у Добровского было одним из оснований, по которым он отрицал принадлежность жития перу Феофилакта. 612 Но указанные нами два афонских списка того же отрывка сохранили в заглавии имя Феофилакта, и потому довод Добровского должен потерять свою силу. |
| 109 fin.) и Славянский Пролог (под тем же числом). Менологий импер. Василия неладно говорит, что были умерщвлены все греческие пленники; по Прологу всего пострадало триста семьдесят семь человек и в числе их епископы – Мануил адрианопольский, Георгий дебельтский, Лев никейский (разумеется Никея не вифинская, а одна аз двух, бывших во Фракии) и Петр – неизвестного места. 28 Византийцы, говорящие о крещении Бориса, суть следующие: 1) Никита Пафлагонский, 2) неизвестный продолжатель Амартола, 3) действительный, или только так называемый Симеон Логофет, 4) неизвестный продолжатель Феофана, 5) Лев грамматик, 6) Скилица, 7) Кедрин, 8) Зонара, 9) архиепископ Феофилакт. Взаимное их отношение между собой есть следующее: Никита Пафлагонский и продолжатель Амартола суть первосказатели, именно – первый из них, как современник события, нет сомнения, говорит на основании собственного непосредственного звания, а второй (десятого века) на основании источника нам неизвестного; Симеон Логофет в одной части своего рассказа есть первосказатель, именно – сообщает сведения, взятые из неизвестного нам источника, в другой – дословно повторяет рассказ предыдущего; Лев грамматик дословно воспроизводит рассказ того же продолжателя Амартолова; продолжатель Феофана переделывает Симеона Логофета ; Скилица, Кедрин и Зонара повторяют продолжателя Феофанова; архиепископ Феофилакт отчасти говорит на основании источника неизвестного, а главным образом составляет свой рассказ, пользуясь Симеоном Логофетом и продолжателем Феофана. По группам они разделяются так: отдельно Никита Пафлагонский и отдельно архиепископ Феофилакт, потом трое: Симеон Логофет, продолжатель Амартола и Лев грамматик, и четверо: продолжатель Феофана, Скилица, Кедрин и Зонара. Никита Пафлагонский есть сказатель современный и поэтому заслуживающий нашей наибольшей веры. Но говоря о событии не нарочно, а случайно и мимоходом, к сожалению, он говорит о нем весьма кратко. Он упоминает о крещении болгар в житии натр. Игнатия; сказав о продолжительном землетрясений, бывшем в Константинополе в 861 г., которое он считает наказанием свыше за жестокое гонение на низведенного патриарха, и что тотчас, как оставили преследования, кончилось и землетрясение, он прибавляет: «и болгары, но божественному смотрению, быв удручаемы голодом и будучи преклонены от императора дарами, отложили оружие и были очищены водою небесного крещения» (житие напечатано в Собраниях соборных деяний Биния, Ляббея и Гардуина, и в X т. |
| 6. Вопрос о Толковом Евангелии архиеп. Феофилакта Болгарского – наиболее распространенном у славян толковании на библейские книги. И. Е. Евсеев в своем докладе «Толковое Евангелие Феофилакта, архиеп. Болгарского, в славянском переводе», прочитанном 16 декабря 1916 г., доказывал, что славянский перевод толкового Евангелия Феофилакта появился вскоре после создания его греческого оригинала, т. е. в XI–XII вв. Эта датировка подтверждается наличием заимствований из славянского перевода толкового Евангелия архиеп. Феофилакта в «Златоусте» краткого состава, в произведениях св. Кирилла, еп. Туровского, и митр. Климента Смолятича. Язык перевода, ходившего на Руси, возник в результате слияния двух предшествующих литературных форм славянского языка: формы, использованной в переводах свв. Кирилла и Мефодия, и формы, использованной в переводах книжников, трудившихся в конце IX – начале X в. при дворе болгарского царя Симеона 483 . 7. Вопрос об общем характере Охридской архиепископии и деятельности Феофилакта Болгарского . Проф. прот. В. М. Верюжский в своем докладе, прочитанном 16 декабря 1916 года, показал, что Охридская архиепископия носила двойственный славяно-греческий характер, причем, славянский ее характер усиливался во время ее подчинения славянским правителям. Будучи проводником греческого влияния на славянскую среду, она, в то же время, служила и препятствием эллинизации славян. Эту двойственность Охридской архиепископии отражал и Феофилакт Болгарский : как грек, он пренебрежительно относился ко всему болгарскому, но, как глава архиепископии, защищал ее автокефалию, существование которой было обязано ее национальным особенностям 484 . 8. Вопрос о польских библейских переводах. Как показал И. Б. Евсеев в докладе «Польская Библия и ее отношение к Славянской», прочитанном 29 января 1917 года, старые польские переводы (XIV-XV вв.), бесспорно, связаны с древнейшими славянскими переводами Св. Писания – и терминологически, и фразеологически. Безусловно, древняя основа была обработана на польской почве и в XIV-XV вв., и в XVI в. (кстати, переработанные в XVI в. тексты явились оригиналом, или пособием, при создании ряда западнорусских библейских переводов). Важным является то, что древняя основа польских переводов отражает кирилло-мефодиевские (т. е. ранние), а не симеоновские переводы 485 . |
|
|
