| В 1948г. он представил необходимые документы в МИД Аргентины для регистрации прихода и предоставлении ему прав юридического лица. Но документы были рассмотрены лишь в марте 1952г. Из-за происков недоброжелателей правительство Аргентины отказало в регистрации прихода как юридического лица, отказало признать владыку Феодора, а также был издан декрет о запрещении в Аргентине Русской Православной Церкви Московского Патриархата. С марта по сентябрь 1952г. храм был закрыт, а верующие собирались для совместной молитвы по частным квартирам или в храме вмч.Георгия. Благодаря огромной работе, проделанной приходским советом во главе с настоятелем о.Евфимием Маминым, 28 сентября 1953г. запрет был отменен, храм был вновь открыт и в нем возобновились богослужения. 6 мая 1953г. Русская Православная Церковь в Аргентине была легализована и Благовещенский приход получил статус юридического лица, но правящему архиерею запретили жить в стране. По благословению Патриарха Алексия временно управлять приходами Русской Православной Церкви в Аргентине было поручено первому настоятелю Благовещенского храма о.Евфимию Мамину. В первые годы существования Благовещенского прихода еп.Феодор (Текучёв) рукоположил еще двух человек: Феодора Русина и Фому Герасимчука. В августе 1953г., после кончины прот.Евфимия Мамина, по благословению Патриарха Алексия управлять епархией в Аргентине было поручено прот.Фоме Герасимчуку, который исполнял это послушание до 1964г. В 1957г. приходской совет Благовещенского храма во главе с настоятелем обратился к Патриарху с просьбой назначить правящего архиерея на вдовствующую Аргентинскую кафедру. В 1960г. Святейший благословил трем членам церковноприходского совета Благовещенского прихода: прот.Фоме Герасимчуку, секретарю приходского совета А.Васько и казначею П.Кравчуку прибыть в Москву и ознакомить его с положением Церкви в Аргентине. В результате этой встречи в 1962г. на Аргентинскую кафедру был назначен еп. Никодим (Руснак), но из-за задержки в оформлении визы прибыл он в Аргентину только в апреле 1964г. Деятельность Владыки Никодима в очень скором времени принесла обильные плоды. Русская Православная Церковь Московского Патриархата была поднята на уровень других существующих в Аргентине Церквей. Начался период развития добрых взаимоотношений с аргентинскими властями: их представители присутствовали на богослужениях, а также на различных торжественных мероприятиях, организованных верующими под руководством и по благословению владыки Никодима. |
| Владыка Феодор, в отличие от митрополита Вениамина, никогда не обращался к собственно литературной церковной деятельности, не издавал духовно-просветительских книг и статей, и, пожалуй, единственной его прижизненной публикацией до последнего времени оставался небольшой исторический очерк, посвященный памяти митрополита Вениамина, напечатанный в свое время в «Журнале Московской Патриархии» . Однако еще с середины 1930-х годов будущий епископ Феодор (тогда еще иеромонах, а затем игумен) начал записывать — для собственного духовного назидания и самоконтроля и как некое «келейное» славословие Господу — приходившие ему на ум и на душу, особенно в связи с богослужением, отдельные благочестивые (столь естественные для него!) мысли. Так постепенно составилось несколько тетрадей с подобными записями, фактически своеобразные келейные записки, которые он со временем, приведя в должный порядок, объединил под общим названием «Духовный дневник» (в трех частях). С записками владыки Феодора (по-видимому, еще в объеме первых двух частей «Дневника») ознакомился митрополит Вениамин, благословивший продолжить начатое дело — как душеполезное не только для автора, но и для других, сказав тогда ему: «Хорошо, слава Богу. Записывай и дальше — со смирением». Еще более укрепил епископа Феодора в желании продолжить «Дневник» следующий немаловажный факт его духовной биографии: во время пребывания епископа в Гербовецком монастыре в Молдавии ему в сонном видении дважды являлся преподобный Серафим Саровский, говоривший: «Занимайся, мне нравятся твои дела. Пиши» — и, по выражению владыки, «мысленно» передавший свое благословение ему в таких словах: «Монах, от души пребывающий в келье, будет непорочен, а монах, пребывающий в любви, будет совершенен… Тетради свои храни! Ты избран моим послушником». Всегда остававшийся замечательно искренним и душевно открытым, епископ Феодор на следующее же утро пересказал этот сон своему тогдашнему содругу по монастырской жизни на покое владыке Серафиму (Лукьянову) , встретившему его у себя, у аналоя, словами: «Ну, как живы-здоровы?.. Видите, как приятно, — и, указывая на аналой, — вот здесь Чиновник , а вот икона преподобного Серафима…» |
| На рассказ епископа Феодора митрополит Серафим отреагировал очень кратко и ясно, сказав: «Ваш сон — духовный». Каким был владыка Феодор — таковы и его проповеди, таковы же и его келейные записки. Подобно ему самому, они также отличаются предельной искренностью и столь характерным для него простодушием, но в то же время мудры — во всей их евангельской простоте — и, что особенно ценно, во многом основаны на его собственном иноческом жизненном опыте. И потому не удивительно, что некоторые из записей «Дневника» (как и отдельные проповеди владыки, также достаточно полно представленные в этой книге), по общему их духу порой весьма близки известным запискам преподобного Силуана Афонского, изданным архимандритом Софронием (Сахаровым) . Что ж, это вполне естественно, поскольку дух в них один и тот же — Божий, Христов, дух Евангелия и Вселенского Православия. Потому и многие страницы «Духовного дневника», как и записки замечательного афонца, столь же преисполнены горячей любовью к Богу, радостью о Нем, о Его великом даре — Православной вере и Церкви Христовой — как единственном нашем пути ко спасению. Замечательно и то, как одинаково воспринимали оба подвижника задачу духовного единения всего человечества вокруг Христа, исходя из слов Самого Спасителя в Его молитвенном обращении к Отцу: Да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут: да (и) мир веру имет, яко Ты Мя послал еси (Ин 17, 21)… В этом отношении и преподобный Силуан, и епископ Феодор равно предстают перед нами как смиренные проповедники идеи всечеловеческого единения во Христе, единения в истинной вере, к которой все мы неустанно призываемся Духом Святым (1 Кор 12, 3), дабы каждому было дано проявление Духа на пользу (1 Кор 12, 7). Ведь и исходное природное наше единство основано на том животворящем, всеобщем одухотворяющем начале, которое Господь вложил еще в первого всечеловека Адама, когда вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт 2, 7). И подобно тому как преподобный Силуан, желая, по Божией заповеди любви, спасения всему миру и скорбя о нем, молился о всех как о «едином Адаме», так и епископ Феодор записывал в своем «Духовном дневнике»: «Бог и возлюбил — и не одного кого-нибудь, а весь мир». |
| Текст записок, дошедший до нас в машинописном виде и условно разделенный автором на три части, печатается с исправлением явных опечаток и необходимым литературным редактированием. Сделанные при публикации некоторые сокращения авторского текста весьма незначительны и касаются преимущественно отдельных встречающихся в нем тематических повторов. Публикация первой и второй частей записок осуществлена по экземплярам, принадлежавшим ранее архимандриту Иоанну (Крестьянкину) , что подтверждается имеющимися на титульных листах обоих переплетенных в картон томов «Дневника» дарственными надписями. На титуле первой части мы читаем: «Дорогому о. Игумену Иоанну (Крестьянкину) на молитвенную память от автора. 30-VI/13-VII 1970 год. Псково-Печёрский монастырь». Здесь же присутствуют оттиски двух печатей: 1) овальной с надписью: «Из книг архимандрита Иоанна К.» и 2) круглой с надписью: «Печерск. Успенск. монастырь», а также библиотечно-архивный номер 12534 монастырского книгохранилища. Подобная же запись (но с датой: 30-VI/13-VII 1972 г.) и с такими же оттисками печатей имеется и на второй части «Дневника», датированной, впрочем, судя по указанию внизу титульного листа, уже 1971 годом (временем последней авторской редакции данной части). Этот машинописный экземпляр записок имеет архивный номер 13442. Исходя из сказанного можно утверждать, что «Дневник» владыки Феодора был впоследствии передан отцом Иоанном (когда последний стал уже архимандритом) в библиотеку Печерской обители – как важный духовный документ общемонастырского значения. Затем «Дневник», как уже упоминалось выше, долгое время пребывал у архимандрита Нафанаила (Поспелова) и позже – после его кончины – оказался в башне «Верхних решеток». Здесь он со временем и был обнаружен составителями настоящего сборника. Тогда же с находкой (как и с рукописями «Проповедей» владыки) ознакомился о. Наместник обители – архимандрит Тихон (Секретарёв), сразу же и благословивший авторов-составителей на дальнейшую работу по изучению найденных документов и подготовке их к публикации. |
| Уже через день, 17/30 марта, епископ Вениамин рукоположил его во иеродиакона, а 12/25 мая митрополит Евлогий – во иеромонаха (в Александро-Невской кафедральном соборе в Париже). После этого владыка Евлогий назначил его исполняющим обязанности настоятеля в приходе города Виши (служил он здесь с ноября 1930 по февраль 1931 года). В этот период в пастырской судьбе иеромонаха Феодора наступили очередные значительные перемены. Они оказались вызваны рядом печальных внутри- церковных событий, связанных с произошедшим тогда внутренним расколом среди ряда русских эмигрантских приходов в Западной Европе (из тех, что подчинялись в 1920-х годах митрополиту Евлогию, экзарху Московской Патриархии, назначенному еще Святейшим Патриархом Тихоном); раскол этот привел к уходу многих приходов (во главе с самим митрополитом Евлогием) в юрисдикцию Константинопольского, так называемого Вселенского, Патриархата. Как пишет в своих воспоминаниях епископ Феодор, «в 1930 году для решения вопроса о переходе русских православных приходов в Западной Европе в юрисдикцию Константинопольского Патриархата был созван митрополитом Евлогием Епархиальный съезд подчиненных ему приходов. На съезде присутствовали архиепископ Ниццкий Владимир [Тихоницкий; 1873–1959], епископ Пражский Сергий [Королев, 1881–1952; скончался по возвращении в Россию в Казани – архиепископом Казанским и Чистопольским] и епископ Вениамин... Выход русских православных приходов в Западной Европе из юрисдикции Московского Патриархата [в тот период фактически – из-под омофора Владыки Сергия (Страгородского) , будущего Патриарха Московского и всея Руси] собрание одобрило. Тогда епископ Вениамин встал и мужественно, с твердостью заявил перед всем собранием: «А я от митрополита Сергия не отделюсь! И прошу вас занести это в протокол. А если вы не занесете, я и сам напишу митрополиту Сергию " ». В результате с конца 1930 года и епископ Вениамин, и его верный ученик иеромонах Феодор оказались в подчинении нового владыки – митрополита Литовского Елевферия (Богоявленского), и ранее сохранявшего, в отличие от митрополита Евлогия, сугубо промосковскую ориентацию, и в этот момент оставшегося, по назначению Патриархии, полномочным главой «московских» приходов в Западной Европе. |
| Среди рукописей владыки Феодора таких во многом схожих, параллельных вариантов каждой из проповедей на какую-либо определенную тему присутствует иногда от двух до четырех, а то и пяти. Естественно, что в подобных случаях публикация каждого отдельного «слова» – на одну и ту же тему – привела бы к совершенно не нужным повторам. Отсюда представилось более логичным составлять порой своего рода сводные поучения, используя все имеющиеся авторские варианты проповедей, идентичных по теме (с привлечением даже и кратких авторских конспектов «слов» или даже черновиков к последним), принимая при этом один из вариантов – наиболее яркий и глубокий по содержанию –- в качестве основного, лишь дополняя его фрагментами остальных, произносившихся в другие годы (такие составные проповеди-«слова» имеют, соответственно, и по нескольку дат, проставленных в круглых скобках под их названиями). Разумеется, среди «слов» и поучений владыки немало и таких, которые специально готовились и были затем произнесены им в храме только один раз; есть и проповеди, отличающиеся (при всей традиционности их тематики) или достаточно своеобразным толкованием, или же особым акцентированием одной из смысловых сторон какой-либо темы. Все такие проповеди, естественно, не включены составителями ни в какое сводное поучение или «праздничное слово», но публикуются как совершенно отдельные тексты (в таких случаях они, естественно, имеют и одну дату). Все проповеди объединены в четыре группы – в зависимости от места их создания и произнесения, а именно: 1) во Франции и США; 2) в Аргентине; 3) по возвращении в Россию – в Одессе и в монастырях Молдавии; 4) в Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре. При этом следует особо подчеркнуть, что четыре проповеди, относящиеся к более раннему периоду пастырского служения владыки (еще до его архиерейской хиротонии) и объединенные в первую из указанных групп, а также три проповеди, входящие в одесско-молдавскую группу, не объединяются – в силу небольшого их числа и отсутствия в них явных текстовых повторов – в какие-либо сводные «слова», но каждая из проповедей публикуется отдельно – в хронологическом порядке их появления. |
| Следует особо указать и на то, что при подготовке настоящего издания его авторам и составителям удалось обнаружить ряд ранее вовсе не известных и не публиковавшихся прежде письменных свидетельств о старце. Бог благословил также встретить и некоторых из духовных чад отца Симеона, любезно поделившихся своими интересными воспоминаниями о нем. Особенно же замечательным подарком Божиим стало обретение нами в одной из древних монастырских башен основательного – причем явно уже давно забытого и заброшенного – ящика с различными бумагами архивного характера. Скорей всего, эти документы – письма, келейные записки, дневниковые страницы, разрозненные рукописные листы с чьими-то проповедями и тому подобная «старина» – суть плод собирательской деятельности многолетнего казначея Псково-Печерской обители, о. архимандрита Нафанаила (Поспелова), старавшегося сохранять после кончины того или иного монаха его «бумаги» – как важные по сути документы к будущей истории печерского иночества. Однако, увы, кто-то после смерти самого отца Нафанаила не слишком озаботился сохранностью его архива – и вот ящик оказался на долгие годы заточенным в башне Верхних решеток! После разборки содержимого этого ящика – по благословению отца Наместника, архимандрита Тихона (Секретарева), сразу же тогда нами приглашенного для ознакомления с находкой прямо на месте, – мы, вместе с монастырским архивариусом, ныне уже покойным отцом архимандритом Феодосием (Коротковым), убедились в значительной ценности найденного. Многие из обнаруженных документов были затем использованы нами при подготовке к печати ряда публикаций, посвященных известным псково-печерским подвижникам. Так, например, разрозненные (частью рукописные, частью машинописные) листы в итоге превратились в изданный московским Сретенским монастырем сборник большого числа проповедей, келейных записок и статей пребывавшего в обители на покое известного епископа – некогда секретаря Владыки Вениамина (Федченкова) – епископа Феодора (Текучёва). Некоторые документы из этого архивного собрания пригодились и при подготовке книги об известном Валаамском и Псково-Печерском старце Михаиле (Питкевиче). |
| Уже с начала 70-х годов у меня собирались отдельные архивные материалы по истории печерского монашества, а в 80-е годы сами местные иноки передавали мне некоторые фотографии и документы, кое-что — печерские горожане. Так мы постепенно и подготовили к печати книгу «У пещер Богом зданных», не раз уже переиздававшуюся. Подобным же образом, постепенно, готовим мы и вторую ее редакцию, уточненную, исправленную и притом в два раза бóльшую по объему. Петр Юрьевич Малков: — Хотя исторических материалов первоначально было немного, мы всё же решились в начале 90-х годов заняться составлением этой книги. И вот постепенно сведения о старцах начали собираться. То тут, то там мы узнавали о людях, еще помнивших о некоторых из них. Так, мы встречались с духовными детьми преподобного Симеона и записывали их живые воспоминания, а эти его «чадца» направляли нас затем к другим. Кто-то даже специально для нас, по нашей же просьбе, готовил свои воспоминания об известных им в свое время печерских иноках. Помню, где-то в середине 90-х лето было дождливое, мы жили в своем деревенском доме между Изборском и Печорами, и я переписывал от руки, сидя и греясь у печки, дававшиеся нам на время копии документов из монастырского архива. И копии эти нужно было вернуть порой через два-три дня, а никаких компьютеров и сканеров у нас в то время не было… Но это был радостный труд… Диакон Георгий Малков: — Почему мы затем занялись написанием и составлением книг, посвященных уже отдельным представителям печерской братии? К этому в значительной мере подвела нас сама жизнь и нередкие наши посещения монастыря, во время которых мы всегда предпринимали поиски новых свидетельств о былых здешних старцах. Епископ Феодор (Текучёв). Истина всегда победоносна/Сост. диакона Георгия Малкова, П.Ю.Малкова. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009. — 720 с.: ил. — (Подвижники благочестия XX века). Ну, например, в книжной серии «Подвижники благочестия XX века», издающейся теперь Сретенским монастырем по инициативе архимандрита Тихона (Шевкунова), первой нашей книгой стала работа, посвященная жизни и поучениям владыки Феодора (Текучева), епископа Аргентинского и Южно-Американского, духовного сына и помощника известного митрополита Вениамина (Федченкова). Владыка Феодор более четверти века жил в Печерском монастыре «на покое». И я всегда помнил, с какой любовью преподавал он благословение, встречаясь со мной в монастырском саду… Владыка еще десятилетним мальчиком попал с родителями-казаками в белую эмиграцию, работал в шахтах, затем учился в парижском Сергиевском институте, был архиереем Московской Патриархии в Чикаго, в Буэнос-Айресе, а в Печерской обители особенно дружил с отцом Иоанном (Крестьянкиным)… |
| «административном» подходе к церковному делу такие архиереи были нередко вовсе чужды подлинного монашеского делания, в силу чего вполне естественное стремление христиан к духовным высотам они воспринимали или как подозрительные фантазии, или же как опасный мистицизм и уклонение в нездоровую «экзальтацию»; особенно критически-настороженно ими воспринималось учение исихастов об Иисусовой молитве и наставления в ней преподобного Паисия (Величковского) и его учеников. Как известно, именно от таких архиереев приходилось защищать старцев то Оптиной пустыни, то Валаама мудрому Московскому митрополиту святителю Филарету; такого рода архипастыри совершенно не понимали и горящего молитвенного духа преподобного Серафима Саровского или преподобного Оптинского старца Амвросия, всячески осложняя им их истинно подвижническую жизнь. И именно в таком синодальноофициозном кругу оказывалось, например, возможным еще век назад услышать о великом византийском святителе богослове-исихасте Григории Паламе (православным учением которого, кстати, всегда чрезвычайно интересовался епископ Феодор), что он был всего лишь главой каких-то средневековых изуверов-сектантов, афонских мистиков-мечтателей, якобы полностью уже забытых. Примерно схожим же отрицательным образом воспринимал митрополит Евлогий и глубокую молитвенную настроенность, предельно живое и горячее религиозное чувство как епископа Вениамина (Федченкова) , так и его верного духовного чада – иеромонаха, будущего епископа Феодора. Поэтому ничуть и не удивительно читать ныне соответствующие оценки, данные владыкой Евлогием в его воспоминаниях – одновременно и епископу Вениамину, и отцу Феодору, – где он пишет, что после того как «одна французская помещица приняла Православие и пригласила» прежнего настоятеля храма в Виши – «немолодого, опытного, хозяйственного человека» – «к себе в Нормандию в качестве священника и управляющего ее имением», то «преемником его стал отец Феодор Текучёв (воспитанник Богословского института)». И далее следует весьма характерная для митрополита Евлогия явно критическая оценка им подлинно монашеской устремленности своих же собственных пастырей: «Юный, неопытный, экзальтированный молодой иеромонах. Он находился всецело под влиянием своего «старца», епископа Вениамина, который в своем духовном руководстве не умел вести спокойной линии, а уклонялся в экзальтацию. Когда возник у меня конфликт с митрополитом Сергием (Страгородским) , отец Феодор меня покинул, сославшись на полученное от епископа Вениамина повеление. «Я вас неизменно люблю... – писал он мне, – но я исполняю волю моего старца. Его веление – веление Самого Бога " ». |
| Именно все это и дает ему право говорить не только о высоких целях христианства, но и о высоком — а значит, и ко многому обязывающем — достоинстве христиан! Именно поэтому для него «христианский мир — мир замечательный: любящий, открытый, смелый, решительный, простой, любвеобильный, ищущий правды, могущий молиться, и плакать, и утешаться…» («Духовный дневник», запись от 10/23 мая 1940 года). Епископ Феодор и сам стремился быть таким — простым, скромным и любвеобильным иноком, и один из составителей этой книги, порой встречавший старца-епископа (еще в самом начале 1970-х годов) где-нибудь в монастырском саду, когда тот тихо прогуливался в нем светлыми летними вечерами, и сегодня хорошо помнит, каким добрым и задумчиво-любящим бывал взгляд владыки при встрече, как мягко и даже как-то смиренно улыбался он, благословляя его, тогда еще довольно молодого корреспондента «Журнала Московской Патриархии». И кто бы мог представить в то время, что пишущему эти строки будет суждено Промыслом Божиим — спустя более тридцати лет, прошедших с той поры, и уже вместе с сыном — обрести и разобрать все имеющиеся на сегодня рукописи владыки Феодора, а затем и подготовить их к печати как часть драгоценного духовного наследия псково-печерских иноков XX столетия. Возвращая ныне православным читателям из многолетнего забвения «заметы сердца» блаженного старца-епископа, лишний раз убеждаешься в том, что подлинно доброе и полезное не пропадает в Господнем хозяйстве: все постепенно собирается в житницы веры и христианской любви, все в свое время так или иначе приносит благие плоды, становясь достоянием многих на их путях к Богу. Сказанное в полной мере относится и к поучениям, и к келейным запискам владыки Феодора, которые, как можно надеяться, принесут еще немало духовной пользы православным россиянам. И, вспоминая известные слова святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова из его «Откровения», завершим это краткое введение утверждением, что епископ Феодор, безусловно, относится к числу тех, о ком святой евангелист-пророк сказал некогда так: блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними (Откр 14, 13). |
|
|
