| Этим обеспечивались благоприятные условия для пастырского делания, в котором Смарагд особо ценил церковное учительство 50 и ещё труды по устройству и благоукрашению храмов 51 . Всякая показность встречала от него осуждение 52 . Смарагд предусматривал разные возможности в церковно-приходском течении 53 , вникал во все мелочи жизни духовенства 54 и проявлял большую попечительность о сиротах 55 . Наряду с положительной шла и отрицательная работа – борьбы с непорядками и недостатками в духовной· среде, где было много дефектов включительно до пристрастия к ружейной охоте 56 . Тут Смарагд расправлялся довольно круто, не щадя жезла, но не ограничивался внешними мерами прощения 57 и напр., для искоренения алкогольных увлечений распространял печатное «слово о пьянстве» 58 . Поступая по закону 59 , архипастырь не держался систематической суровости 60 и допускал всевозможные снисхождения, принимая во внимание все извинения и смягчения 61 . Вообще же Смарагд немало заботился о созидании церквей 62 , которых было недостаточно в Могилёвской епархии 63 , часто ездил для личного обозрения 64 и упорядочивал непосредственно, сам нередко заседал в Консистории 65 , устроил внешнее благолепие соборного церковного служения и завёл прекрасную архиерейскую ризницу 66 , внимательно наблюдал за повсюдным исполнением уставной церковной благоговейности 67 и за благоприличием духовенства 68 , энергически охранял его честь и достоинство 69 , отклоняя неуместные притязания, и заботливо следил за материальными интересами церковными 70 . Близким предметом архипастырских попечений являлись духовно-учебные заведения, которые он специально ревизовал дважды (в октябре-декабре 1837 г. и в июле 1839 г.). Это производилось по поручению свыше, но исполнено было не формально, а с всесторонней тщательностью 71 . При Смарагде совершилось отделение уездного и приходского духовных училищ с помещением в особом доме 72 . Семинарское педагогическое дело весьма занимало архиепископа, – и он выразительно подчёркивал, что «много утешен был отличнейшими успехами учеников» 73 . |
| Орше 8 июля 1839 г. вместе со специально приглашённым им сюда епископом Василием Лужинским († 26, января 1879 г. 12 . Смарагд ценил по достоинству всю величайшую важность священного дела воссоединения и ещё 12 мая 1839 года, «по известной ему Высочайшей воле, предложил Могилёвской Консистории: все дела о лицах, совращённых из православия в так называемую унию, пересмотрев и отделив от прочих, зачесть производством оконченными, а местным духовным властям предписать, чтобы таковые лица братолюбно считаемы были наравне с древне-православными христианами и отнюдь не были тревожимы более» 13 . Стремясь скорее и прочнее ввести в жизнь формально состоявшийся акт, Смарагд энергично устранял встречавшиеся преграды, – и, например, мы имеем следующую выразительную резолюцию его от 20 сентября 1839 г.: «за весьма медленное распространение между духовенством указа о воссоединении греко-униатов к православию, учинить Белицкому Духовному Правлению строгое замечание со внушением, что если и далее продлится в том Правлении подобный беспорядок и беспечное к важнейшим делам и обязанностям отношение, то ничего более не остаётся предпринять, как только закрыть оное, яко не нужное и служащее для Консистории одним обременением и препятствием к скорому и надлежащему течению епархиальных дел» 14 . Смарагд старался фактически водворить желанное братолюбие и потому специально одобрял православное духовенство «за благоразумное общение с воссоединённым священством и народом» 15 , «сопровождаемое миром и тишиной» 16 – при «благоразумной обходительности» 17 . Поощряя добрую ревность между ново-православными приходами, он особо хвалил тех, кто «благоуспешно сближает в священнослужении, обрядах и братском взаимном согласии древне-православные причты с ново-православными», если «печётся о введении совокупного служения древне-православного духовенства с ново-православным и о большем единообразии обрядов, наблюдаемых сим последним духовенством, с древними уставами вселенной церкви» 18 . В этом Смарагд видел залог торжества православия и не развивал воинственного миссионерства среди униатов, хотя для обращавшихся возбранял всякие препоны 19 и оказывал им преимущественное снисхождение без излишнего потворства 20 . |
| Это было тенденциозное злоупотребление 139 , – и «пострадавшие» сами искали, чтобы вспыльчивый владыка «поблагословлял костылем», а «опосля биться сдобрился» 140 . Этим удостоверяется, что основное настроение Смарагда было любовию по снисхождению к людям и желанию добра. Приемы его были не редко грубы и обидны, иногда даже и оскорбительны, но Смарагд вовсе не рисовался и не лгал, когда приговаривал, расправляясь с виновным: «я бью тебя, скотину, чтобы не отдавать под суд и не сделать несчастным тебя и твое семейство» 141 . Тут его благость простиралась на всех – от мала до велика, сверху до низу. Для него архиерейские певчие всегда были дороги, как «малые дети» 142 . Вообще, положение их в то время было довольно ужасно 143 , а Смарагд прямо лелеял и баловал их, старался снизойти до них и приспособиться к ним 144 . И они сохранили о своем архипастыре трогательные воспоминания 145 , как об отце домочадцев 146 , отце покровителе хора, сердобольнейшем отце, богоданном отце – утешителе и т. п. 147 . То же верно и для семинаристов, о которых Смарагд всегда и везде заботился 148 , умея спуститься до их интересов 149 . Этот архипастырь никогда не отчаивался в человеке и до конца готов был усматривать в каждом возрождающую искру добра, спасая приговоренного Консисторией к расстрижению пьянствовавшего священника и вдохновляя его к совершенному благодатному обновлению 150 , при чем иногда сам рисковал служебными неприятностями 151 . Чуткий к чужому горю 152 , этот иерарх оказывал всякое милосердие погрешающим, был особенно снисходителен к многосемейным и необыкновенно сердоболен к вдовам и сиротам 153 . Смарагд знал себе хорошую цену 154 , превозносил свое архиерейство 155 и грубовато приравнивал себя к Московскому митрополиту (Филарету) 156 , но с духовенством сроднялся до неразрывности и с близкими желал иметь «общение даже за гробом» 157 . Он всюду был лишь primus inter pares и непостыдно исповедовал, что, будучи «первым в предстоянии, остается первым и в безропотном перенесении испытаний» 158 . |
| Вообще, для всех Смарагд был «неуемный» человек, который яко бы ни Бога не боялся, ни людей не стыдился и был страшным «воеводою непобедимым» 124 . На почве этих фактов, выражавших чисто внешние ухватки мышления и поведения, всегда и везде создавалась около Смарагда атмосфера чего-то монструозного, тиранического, способного на всякие эксцессы чувства и воли. Постепенно пары сгущались и кристаллизировались настолько, что если современники не хотели заглядывать в глубь вещей, то потомки не всегда даже могут проникнуть сквозь густую тьму всяческих лжесловесий, – и единственное снисхождение со стороны людей нашего времени не превышает того, что забавляющееся чудачество и внешнее шутовство 125 стали обращать в догматическую характеристику, будто Смарагд – подобно многим тогдашним помещикам – был великий самодур и прихотливо-странный оригинал из «жуткого и мрачного анекдота» (А. А. Измайлов в «Истор. Вестнике» 1914 г., 1, стр. 336). Историк лиц и событий не должен быть ни апологетом, ни панегиристом; его обязанностию является объективное истолкование фактов действительности, – и мы всего менее склонны оправдывать крайности Смарагдовского властвования, но думаем, однако, что все это необходимо сначала понять и затем изъяснить в соответствии со всеми другими условиями. Тут, прежде всего, не должно допускать резкостей в самой оценке обсуждаемых обстоятельств, как будто они были чисто личными аномалиями только одного Смарагда. К сожалению, этого совсем нельзя сказать, а следует признаться, что подобные приемы были тогда слишком обычны и свойственны даже тем иерархам, которые с крайнею преувеличенностию почитаются наилучшими 126 . Здесь Смарагд вовсе не выделяется какою-либо чрезмерностию, если мы знаем, что, напр., «при [Астраханском преосвященном: 1826–1832 г. г.] Павле I Саббатовском [† 7 февраля 1832 г.] никто из духовных не смел пройти по архиерейскому двору в шляпе, даже зимой» 127 . Смарагд просто отдавал прискорбную дань тому времени, нравам среды и своему темпераменту. |
| При этом «ревность дома Божия снедала Смарагда, особенно когда видел небрежность со стороны могущих содействовать делу Божию» 244 . Он начинал горячиться и писать энергические послания, а в ответ корили за «уязвляющие, строгие слова» 245 и «колющие выражения», при которых «читать грамоту его больше горько, нежели полезно», по существу же полагать так: «В письме (Смарагда) есть достойное немалого внимания и черты истины убеждающие. Жаль, что некоторые общие выражения жёстки и тем могут подать случай говорить, что он слишком чёрно видит предметы» 246 . Смарагд свидетельствовал: «однако ж и мы не без благоразумия и ясно видим, что можно и чего нельзя» 247 , почему «никогда не выйдем из границ благоразумия и приспособленности к духу времени, который очень понимаем» 248 ; но ему внушали поступать «по-тиху», «давать себе время усмотреть», «сохранять мир в душе, дабы светлее видеть то, что ему нужно часто видеть для правильного действия, и дабы действовать с полной свободой» 249 . Смарагд заявлял, что он «всячески старается ладить с Униатами Полоцкими» 250 и поддерживать доброе согласие между ними и православными и пользуется симпатиями семинарских униатских учеников 251 , вообще же непоколебим в таком настроении: «от Евангельской заповеди о мире я не прочь..; но зло, причинённое отечеству моему и Церкви, за которую Христос мой пролил столько крови, – в праве ли я прощать?» 252 Он убеждал, что волнения в его епархии утихают 253 , между тем в С.-Петербурге били тревогу, боялись издать от Синода воззвание к униатам 254 и командировали оттуда обер-прокурорского чиновника камергера Скрыпицина внушать благоразумие гражданским 255 и епархиальным начальникам, хотя сам Смарагд издавна твердил, что «лучше всего потихоньку действовать, так однако ж, чтобы никаких приключений не выходило» 256 и чтобы униатство «пало тихо, без шума» 257 . Донося о присоединениях, он указывал на такую бедность новых приходов, что «нужно воскресить Иеремию и восплакать» 258 , причём безместные шлявшиеся ксёндзы (униатские) точили их хуже червей и «изблёвывали яд свой в простые души» 259 , а из Петербурга упрекали за поспешную механичность обращений, – и Смарагд с кровавой горечью отвечал С.Д. |
| По сему поводу нелишне заметить следующее, † Проф. Д.И. Ростиславов утверждает, что, любя повторять фразу о еврействе деда, Смарагд, «чисто поповский сын», однако не хотел признаваться в своём «кутейничестве» по отцу и в формуляры свои собственной рукой вписывал: «из дворян» 118 . Здесь какая-то путаница и тенденциозное извращение. Βο 1-х, подобных документов нам неизвестно, а мы видели немало их с иными указаниями. В аттестате, при котором Смарагд поступил в С.-Петербургскую Академию, он квалифицируется священническим сыном 119 ; в формуляре за 1829–1830 г. на вопрос: «из какой нации происходит?» сказано: «Киевской Епархии, Таращанского уезда, села Великой Березянки священника Петра сын» 120 ; в формуляре за 1830–1831 гг. – по трём экземплярам, из коих один правлен как будто самим Смарагдом, – рубрика: «Из какой нации и состояния»? гласит: «Малороссиянин, Духовного звания» 121 . Во 2-х, мы не отрицаем возможности записей о дворянстве Смарагда в каком-нибудь его формуляре, раз они встречаются у его брата Гавриила, который в формуляре за 1818 г. Екатеринославской Семинарии показан: «из польских шляхтичей Киевской губернии, Таращанского повета села Великой Березянки, священнический сын», а после отмечался «священническим сыном, из дворян» (ср. стр. 195, 35 122 ). Этим утверждается родовое дворянство, и о происхождении и его Л. Ст. Мацеевич догадывается, что Михаил Крыжановский, выкрестившись, «приобрёл право быть шляхтичем, но священником не был». Однако последнее вполне несомненно, а священство давало тогда шляхетские привилегии 123 . Из одного документа видно 124 , что Михаил Крыжановский был дворянского происхождения от предков 125 , которые проводили жизнь шляхетскую, почему в 1821 г. потомственное дворянство нормально было признано за этим родом Крыжановских. Это есть факт бесспорный. Отсюда имеем 3-е, что в констатировании его нельзя усматривать чего-либо укорительного, если и в современной (авто)биографии читаем, что профессор С.-Петербургского Университета «Позднеев, Алексей Матвеевич – из родовых дворян Орловской губернии и сын протоиерея» 126 . |
| Неровность характера признать безупречностью невозможно. Тем не менее, мы положительно утверждаем, что злословие во–первых преувеличило численность фактов, в которых обнаружилась неровность этого характера; во–вторых, извратило смысл их; а в третьих, по какой–то необъяснимой случайности избрало своею жертвою именно преосвященного Смарагда. Между тем мы знали других людей, людей не менее высокопоставленных, высокообразованных, достолюбезных, глубокоуважаемых, оставивших по себе репутацию незазорную, репутацию именно любезнейших, кротких, мягких людей и которые между тем по особенной нервозности натуры, гораздо больше и гораздо резче впадали, разумеется к глубокому своему сожалению, в опасную случайность ручной расправы, в опасное искушение потрепать за волосы и т. п. Однако же знали и толковали об этом только пострадавшие, да близкие люди, прикрыв эти неровности христианским прощением. К удивленно и жалости, преосвященного Смарагда, всех и все прощавшего, злословие не прощает... Между тем, однако же, трудно исчерпать богатство этой редкой натуры, богатство благости этого сердца. Мы заметили уже, как преосвященный Смарагд мирил склонных к взаимному сутяжничеству священников. Скорлупа его примирительного приема жестка. Но какая прекрасная идея! Сутяжничество одна из язв нашего звания. Довольно потолкавшись по белу свету, мы хорошо знаем, что метода архиереев с трудом может тушить эту страсть, но развить ее может до пагубных размеров. И счастье епархии, которой Бог пошлет архиерея правдолюбивого, делового и благожелательного, который не развивает, а по возможности сокращает и прекращает бумажное делопроизводство. Преосвященный Смарагд в этом, как и во всех других отношениях, был истинный отец своих подчиненных. Всякое судное, всякое спорное дело он направлял к ближайшему благу своих подчиненных, чтобы избавить их от суда и осуждения. Оттого в высшем иерархическом мире возникла мысль и довольно стойко держалась посылать к преосвященному Смарагду под управление и на исправление опальных, особенно же ученых монахов, которые в иных местах в чем–либо пошатнулись и затруднили свое житейское положение; так поступали потому, что были уверены, что преосвященный Смарагд, как человек строгий, быть может и исправит, но уже наверное – никак не погубит, это можно было считать несомненным, что если иного немощного брата и преосвященный Смарагд найдет неисправимым, то значит уже – человек решительно непоправим... |
| Преемник Трубецкого – В. И. Сафонович – был встречен архиепископом предупредительно 38 и сам оказывал ему полную внимательность 39 . Наконец, в Рязани «ни губернатор Стремоухов, ни Смарагд не были враждебны друг к другу» 40 . Значит, анекдоты о распрях Смарагдовых с губернаторами 41 сильно раздуты, если говорится, что с последними он «вообще не ладил» 42 , и, по существу, ничуть не роняют святительского авторитета этого архипастыря. Всякая вражда не хороша, а обострения архиереев с гражданскими властями сопровождается особо вредными практическими последствиями 43 , но здесь она вызывалась и создавалась обстоятельствами и направлена была на защиту прав церкви и достоинства духовенства. Недостатки темперамента тут с избытком покрывались у Смарагда архипастырским пламенением, – и потому нельзя слишком осуждать индивидуальную резкость там, где была необходима и ярко обнаруживалась святительная ревность. Набрасывается густая тень и на личную жизнь Смарагда. Говорят, будто он плохо соблюдал монашеские обеты и чуть не отрицался от них открыто, был большой сластолюбец-гурман 44 , совершал церковные службы с неприличною поспешностию и даже тяготился ими, а некоторые решаются проникнуть в сокровенные глубины его предсмертных настроений, дум и чувств и нечисто эксплуатируют то попущение, что архиепископ Рязанский скончался, «не успев исповедоваться» 45 . Многое в этих обвинениях непризнанных судей напоминает евангельское нравоучение о склонности людей усматривать сучки в глазах братьев своих... Близкими людьми дан на все это убедительный протестующий отпор 46 , – и мы сопоставим лишь имеющиеся свидетельства. Тайна кончины для нас непроницаема, но даже посторонний и отдаленный человек может видеть, что Смарагд ожидал этого неизбежного предела с трепетным благоговением. Еще 26 июля 1859 г. он говорил о себе: «пора до двора, – того двора овчего, в котором Сам Господь – Пастырь» 47 , а «при отпевании апреля 1862 г.] тела архиепископа Гавриила [Городкова] и сам довольно пролил слез, воспоминая собственное наступающее отшествие из сего многомятежного мира» 48 . Смарагд давно предчувствовал, что «конец уже так близок» 49 , и помышлял удалиться на покой, чтобы «из Архиепископа многолюднейшей Рязанской Епархии соделаться Епископом одной бедной и грешной души своей» 50 . Можно ли теперь сомневаться, что страшный час смертный встречен был сердцем приготовленным и внутренно сопричастным таинству новой жизни?.. Не забудем, что – по словам доселе здравствующих свидетелей – Смарагд, будучи уже больным, совершал литургию всего лишь за несколько дней до своей кончины. |
| Смарагд просит губернаторского распоряжения, чтобы освободить от работ и нарядов в барских имениях церковных старост, ибо им много попечения о присоединённых от униатов и запущенных храмах 516 . Но необходимо было иметь на этом посту достойных лиц, и потому благочинные должны были приводить к присяге церковных старост не иначе, как по утверждении их в должности 517 . Настойчиво наблюдается, чтобы православные люди посещали богослужения и исполняли христианские обязанности, хотя гражданские учреждения не всегда обнаруживали готовность помогать 518 . Всеми подобными мерами настраивалась и поддерживалась нормальная жизнь новообращённых приходов. Надо было обеспечить её от обратных отпадений. За этим Смарагд пристально следил, не полагался на простые сообщения и всегда требовал твёрдых доказательств 519 «со всеми обстоятельствами и уликами виновных» 520 не доверяя прямо даже официальным рапортам 521 . Но слухи о совращениях уже дошли до Высочайшей власти, и в половине 1834 г. последовало повеление Государя, «чтобы впредь сего случиться не могло» 522 . Полоцкий владыка вызывал совращённых в Консисторию для дачи увещаний 523 и привлекал к ответу местных священников 524 , а о совратителях возбуждал вопрос соответственно выяснявшихся частным обстоятельствам 525 . Везде ближайшим средством называется именно увещание 526 . Важно было наладить отношения к униатам и униатским властям; последние являлись невольным препятствием, пока сами не принимали православия и имели попечение об униатских интересах, которые должны были защищать. Смарагд не всегда входил в эту психологию и иногда видел упорство или козни там, где было простое исполнение прямых обязанностей, не редко даже чисто пассивное, едва-едва не переходившее в попустительство. Однако, в общем, и здесь Смарагд мотивировался законностью и нуждами своего православного дела, не имея предубеждённого недоброжелательства ни к униатству, ни к его представителям. Посему у него происходили немалые личные осложнения, но совсем не было принципиальной вражды, от которой бы могли страдать люди без всяких реальных поводов. |
| Профессор Санкт-Петербургской духовной академии Н.Н. Глубоковский в книге, посвящённой жизни и деятельности архиепископа Смарагда, писал: «Его жизнь оказалась страннической, и Смарагд с одним жезлом прошёл шесть епархий «без малейшего в том участия своей воли», но при связанных с переводами муках и преследованиях, которые сделали его жизненный путь невыразимо тяжким крестоношением, а его самого – великим страдальцем, хотя он до конца остался твёрдым камнем, не колебавшимся от бурь». Архиепископ Смарагд и при жизни был «облагаем судом человеческим», и во «гроб лёг, повитый тем же колючим тернием мнений людских». Однако, несмотря на ряд недостатков, которые были присущи архиепископу Смарагду, его можно назвать выдающимся русским иерархом середины XIX века, «горевшим огнём архипастырской ревности». Труды: Два письма к Белюгову Александру Ивановичу//Христианское чтение. СПб., 1909, октябрь, стр. 1371–1373. Письма к И.Ф. Глушкову (1834–1835)//Русский архив. М. 1891. Кн. 1. 3, стр. 373–384. Письма к князю Н.Н. Хованскому, генерал-губернатору Смоленскому, Витебскому и Могилевскому (1833–1835)//Русский архив. М. 1891. Кн. 2, 8, стр. 427–440. Письма к архиепископу Херсонскому Иннокентию //Рязанские епархиальные ведомости. Литература: Глубоковский Н.Н. Высокопреосвященный Смарагд (Крыжановский), архиепископ Рязанский, (1863, XI, 11): его жизнь и деятельность. СПб., 1914. Глубоковский Н.Н. Родословие Смарагда (Крыжановского), архиепископа Рязанского. М. 1910. Глубоковский Н.Н. Письма Смарагда (Крыжановского), архиепископа Рязанского к Пелагее Васильевне Шеншиной 1859–1860 гг. Глубоковский Н.Н. Письма архиепископа Смарагда (Крыжановского) к архимандриту Иерофею (Добрицкому) из Орла, Санкт-Петербурга и Рязани (1847–1863)//Христианское чтение. СПб., 1912, январь, стр. 964–986. Глубоковский Н.Н. Из переписки архиепископа Рязанского Смарагда (Крыжановского). М. 1913. Никанор (Бровкович) , архиепископ. Минувшая жизнь: Из быта белого и монашествующего духовенства второй половины XIX века: в 2 т. Одесса. 1913, т. 1, стр. 67–81, 88, 202–203, 208, 222, 228, 229, 233–252. |
|
|
