| Так в московской патриаршей библиотеке сохранился пергаменный список славянского перевода синайского патерика (лимонаря), писанный ещё в XII веке, но по языку перевода относящийся к эпохе гораздо древнейшей. В том же книгохранилище, а равно и в других наших библиотеках, сохранились другие рукописные греческие патерики XIII и следующих веков, но также переведённые на славянский язык гораздо раньше. Кроме выше исчисленных названий славянские переводные патерики по рукописям, у нас известны были большею частью под именем патериков скитских, и, судя по множеству сохранившихся списков их, имели обширное употребление 1 . Чтение их между ново просвещёнными славянами и русскими, особенно в иноческих обителях должно было распространиться тем скорее, что церковным уставом было постановлено эти назидательный творения читать за монастырской трапезой, а иные из них (Лавсаик) и во время церковной службы (за заутреней). Между тем с развитием на юге и севере России иноческой жизни и с появлением у нас высоких подвижников благочестия, подражавших деяниям древних отцов, изображенным в греческих патериках, в кругу наших древних духовных писателей естественно должна была явиться мысль о составлении по подражанию этим творениям, подобных же сборников своих собственных, с целью жизнь и деяния этих подвижников так же предать памяти в назидание последующим инокам и всей православной церкви. Первым опытом такого рода сборников в нашей древней письменности и был патерик Киево-печерский, который был составлен с целью изобразить в нём жизнь и деяния подвижников древнейшего рассадника русского иночества, обители Киево-печерской, и один из составителей которого (Поликарп) именно говорит о себе, что он в своём творении подражал писаниям древних отцов, которые далее называет патериками. В последствии в древнерусской духовной письменности явилось несколько подобных же сборников, имевших своим предметом жизнь и деяния отечественных подвижников, обитавших в других местностях нашего отечества. Таковы были, сохранившиеся в наших библиотеках рукописные сборники жизнеописаний, русских святых или патерики: соловецкий, псковский, волоколамский, вологодский и другие. |
| 4 о . 19х14. II+65 л. Полуустав неаккуратный одного почерка. Листы пронумерованы писцом буквенной цифирью. Имеется поздняя нумерация карандашом. Основной текст вписан в прямоугольные рамки карандашом (л. 1-43 об). Иногда заголовки глав чернилами в колонтитулах. Переплет новый библиотечный. Украшения: На л. 1 цветная заставка геометрического орнамента. Заголовки и инициалы киноварные. Некоторые инициалы имеют орнаментальные украшения. Записи: На л. I библиотечная запись, и слово «патерик» в верхней части листа. На л. I об. записи владельца о пользе прочтения данной книги. На л. II запись в простой рамке: «Сия книжица на Августина иеродиакона Зографскаго постриженика сей бяше от града глаголемаго Ниш». На л. II об. его же записи нравоучительного характера. Внизу страницы подпись другой рукой «Максима». На лл. 63 об.-65 об. Хозяйственные и исторические записи разных рук. Содержание: л. 1-4. Поучение. «Сказание о митаревем житии». Нач.: «Горе души егда будет согрешила и не покаялася…» л. 4-7. Поучения из Патерика. «Поучение собранное святым отцем». Нач.: «Брат вопроси авву Алимпия презвитера лавры святаго Герасима, глаголя: рцы ми слово еже на ползу». л. 7-11. Книга Фисаврос. Слово пятое. «Три части суть душе». Нач.: «И несть такова человека, котором бы сих триех не имел…» л. 11-14 Поучение Илариона Великого. «Иже во святых отца нашего Илариона о уединеннем житии наказание». Нач.: «Потщимся братие, паче сего безмолвно работати Господевы…» л. 14-16 об. Каллиста патриарха поучение. «Слово святаго Каллиста патриарха о таинстве умнаго делания». Нач.: «Прежде всех начинает в телеси подвизающагося и внимающаго молитве, подвыжения некая, якоже взыграния под кожею, еже мнится неким прелесть...» л. 16 об.-17 об. «Тогожде святаго о молитве вкратце». Нач.: «Молитва непрестанна есть, еже призывати имя Божие выну…» л. 17 об.-20 об. Нила Синайского поучение. «Святаго Нила постника о молитве». Нач.: «Не иже безстрастие получивый, уже и молится истынно, может бо в худих помышлениих быти…» |
| А. X. Востоков внес слово бытьный в свой «Словарь церковнославянского языка» (1858, 1, с. 34): «бытьный, ая, ое. пр. насущный. (Еванг. 1270г. Лук. 11. 3 ). хлбъ нашь бытьный τóν ρτον πιοσιον». У Срезневского находим: бытьныи: Хлбъ нашь бытныи дажь намъ на всякъ днь (ρτον πιοσιον) ( Лук. 11. 3 . Еванг. 1270 г.; Еванг. 1409 г.). Сущтьное имя отъ бытьнааго слова (Изборник, 1073 г.) (Срезневский 1893, 1, с. 211). Бытьный не раз отмечалось в древних, церковных и религиозно-философских, публицистических памятниках русской письменности, особенно в применении к хлебу (насущному). Ср. напр., в Русском филологическом вестнике: даиже в Псковском евангелии XIV b., описанном с точки зрения языка А. И. Сорочаном: «хлбъ нашь бытьный дай же намъ» (РФВ, 1913, с. 359). Бытьный здесь выступает как синоним другого старославянского слова – насущьный (насущнии). (т. 70, вып. 2). По-видимому, книжно-славянское имя прилагательное бытный выходит из литературного употребления к концу XVII b. Во всяком случае, ни в лексиконе Поликарпова (1704), ни в лексиконе Вейсмана (1731) слово бытный уже не находится. Правда, в русском литературном языке последующей эпохи встречается, напр., у А. Толстого в стилизациях древнерусской речи слово небытный в значении «небывалый, необыкновенный». В стихотворении «Василий Шибанов»: Безумный! Иль мнишись бессмертнее нас, В небытную ересь прельщенный? В драме «Смерть Иоанна Грозного» (д. 1): ...В изменах ты небытных нас винишь. Академический словарь ХХ в. ссылается в качестве параллелей к такому употреблению на церковнославянское небытьныи, чешск. nebytný, польск. niebytny. У Срезневского отмечено югославянское употребление слова небытьныи в значении «недостойный» (indignus, γενςγενς). В Патерике Синайском XI b.: Никако же съмути, ни небытьна чьсо сътвори на мън (Срезневский, 2, с. 359). Однако, насколько можно судить по собранным древнерусским текстам XI – XIV bb., это слово до XVI – XVII bb. не было в широком употреблении. Слово небытный в стилях русского литературного языка нового времени также применялось не часто. |
| Важной стороной деятельности З. было восстановление поминальной практики в Черниговской епархии. По его повелению в Елецком черниговском монастыре был написан Елецкий синодик («Синодик, или помянник, Пресвятой Богородице Елецкой»), составленный на основе «давняго тоея обители помянника». Елецкий синодик не сохранился, его использовал архим. Иоанникий (Галятовский) при создании в бытность настоятелем Елецкого черниговского мон-ря соч. «Скарбница, потребная и пожиточная всему свету» (Новгород-Северский, 1676); Елецкий синодик также был известен архиеп. Филарету (Гумилевскому) . Для вечного поминания в синодик были внесены правосл. архиереи, князья, бояре, шляхта и нек-рые миряне Киевской и Чернигово-Северской земель X - нач. XVII в. Кроме того, в синодике были приведены сведения о начале Елецкого мон-ря, в частности о явлении в 1060 г. Елецкой иконы Божией Матери и об устроении обители по повелению черниговского кн. Святослава (Николая) Ярославича . З. имел значительную б-ку. Среди принадлежавших ему рукописных книг известны Лествица прп. Иоанна Синайского (список XVI в.), Слова свт. Григория Богослова и Кормчая книга (кон. XVI - нач. XVII в.), Соборник (1603), Скитский патерик (нач. XVII в.), Евангелие учительное (1-я пол. XVII в.) и др. В ряде книг сохранились владельческие записи - автографы З.: «Зосима Прокопович, еп[и]с[ко]п Чернеговский, Печерный, рукою властною» ( Петров. 1896. Вып. 2. С. 78, 68, 35-37 и др.). После смерти архиерея его книги перешли в б-ку Киево-Печерского мон-ря. В 1655 г. З. дал вкладом в Киево-Печерский мон-рь богато оформленную плащаницу (архиерей упом. во вкладной записи на плащанице). По мнению В. Г. Пуцко, она могла быть вышита в мастерской киевского Вознесенского жен. мон-ря (см. Киевский в честь Вознесения Господня и Флора и Лавра женский монастырь ). Ист.: АрхЮЗР. Ч. 2. Т. 1. 32. С. 370; Петров Н. И. Описание рукописных собраний, находящихся в г. Киеве. М., 1896. Вып. 2. С. 78, 68, 35-37, 70, 88-89, 11. Лит.: Филарет (Гумилевский), архиеп. Ист.-стат. описание Черниговской епархии. Чернигов, 1873. Кн. 2. С. 33-36; Покровский И. М. Рус. епархии в XVI-XIX вв., их открытие, состав и пределы: Опыт церк.-ист., стат. и геогр. исслед. Каз., 1897. Т. 1: (XVI-XVII вв.). С. 446, 452, 455-456, 461; Голубев С. Т. Киевский митр. Петр (Могила) и его сподвижники. К., 1898. Т. 2; Добровольский П. М. Черниговский Елецкий Успенский 1-кл. мон-рь: (Ист. описание). Чернигов, 1900. С. 22; Макарий (Булгаков). История РЦ. Кн. 6. С. 347; Кн. 7. С. 31, 40-41, 45, 53-54, 66, 617; Пуцко В. [Г.] Ykpaïhcьki nлaщahuцi//Наша bipa: Всеукр. правосл. газ. 2002. 5. Травень. |
| Да, монахи дают обеты бедности, послушания и целомудрия, и стараются даже не видеться со своими родственниками, чтобы не давать себя увлечь помышлениями о мирском и прежней жизни. Рассказывают, например, что когда к преподобному Иосифу Волоцкому его мать пришла повидаться с ним в монастырь, он отказался к ней выйти и только попросил передать, что ничего, мама, скоро итак увидимся – в иной жизни, на Небе. Также в Древнем Патерике есть такая история: когда «одного инока известили о смерти отца его, он сказал известившему: перестань говорить хулу, ибо отец мой бессмертен». Однако в «Лествице» преподобного Иоанна Синайского почему-то сказано, что свет мирянам монахи, а свет монахам ангелы. То есть – выстроена своего рода лестница, связывающая воедино ангелов, монахов и мирян. Эта невидимая связь мира и монашества становится очевидной, когда приходит очередная большая беда. Именно монахи явили образцы и святости, и патриотизма в самые критические моменты истории России. Так, преподобный Сергий Радонежский благословлял на Куликовскую битву Дмитрия Донского, а Троице-Сергиева Лавра стала для русского народа главным центром сопротивления полякам в Смутное время. Впрочем, главное дело монаха как в мирное, так и в военное время – это молитва. Лишь через нее можно понять – в чем же заключается единство монахов и мирян, и почему монахам мир все же небезразличен, а миру так нужны монахи. На чем вообще стоит мир, чем он держится? Ведь как бы человек ни старался хорошо и разумно устроить свою личную и общественную жизнь, какими бы добрыми намерениями он ни руководился и каким бы мудрым или предусмотрительным он ни оказался, однако вовсе не он в конечном итоге решает, чему быть в этом мире, а чему нет. «Мир стоит молитвою; а когда ослабеет молитва, то мир погибнет». И апостол Павел говорил: «Непрестанно молитесь» (1 Фес 5, 17). Именно монах и есть тот, кто молится и плачет за весь мир. Только он, полностью посвятивший себя Богу и отрекшийся от суетных мирских дел, может постоянно молиться за всех, поглощенных земными делами и заботами. Не случайно дьявол всячески старается отвлечь монахов от их главного дела. Паисий Святогорец рассказывает, что «однажды отец Феофилакт из Нового скита видел, как сатана с высунутым языком обходил каливы скита и дразнил монахов: “Ха, ха, ха! Оставили монахи молитву и стали суетливыми, как миряне. Постоянно заняты работой…” А когда некоторые монахи установили в скиту телефонную станцию, отец Феофилакт видел святого Иоанна Предтечу, который был очень опечален». |
| Его монашеское призвание было явлено уже с момент святого крещения: родственник и духовный наставник благоговейных родителей маленького Арсения преподобный Арсений Каппадокийский дал ему свое имя, сказав: «Вы хотите оставить кого-то, кто пошел бы по стопам деда. А разве я не хочу оставить монаха, который пошел бы по моим стопам?». Однако, несмотря на горячее стремление к монашеству с самых юных лет, Арсений принял постриг в возрасте примерно тридцати лет, упокоив старость родителей, безукоризненно исполнив свой долг по отношению к семье. Его представления о монашестве были очень высокими, а монашескую жизнь можно назвать бескомпромиссной. Издатели признаются, что сознательно не упоминают о некоторых подвигах Старца, «потому что они превосходят обычную меру подвижничества и могут быть истолкованы неправильно». Его жизнь непрестанная борьба и принуждение себя: труд, пост, бдение, молитва, утешение страждущих: «Он не оказывал своему «скудельному сосуду», то есть своему телу, самолюбивого снисхождения и давал ему меньше того, в чем оно действительно нуждалось». Наибольшего напряжения его аскеза достигла в Синайской пустыне. Жизнеописатели говорят, что там монах Паисий не имел «ничего из вещей века сего». Всю жизнь его сопровождали тяжелые болезни но он предпочитал не замечать их. Так произошло преодоление человеческой немощи. Многие страницы «Жития» напоминают рассказы древних патериков невероятные, и в то же время совершенно правдивые. Однако кажущаяся невероятность патериковых историй «сглажена» для нас далью времени, которое нас отделяет от тех событий, от святых отцов первых времен христианства. В житии же Старца Паисия речь идет о нашем современнике! Есть множество свидетельств о явлении Старцу святых, Божией Матери, Господа Иисуса Христа. «Я все это видел не телесными глазами, говорил Старец. Тут телесные глаза открыты ли, закрыты ли никакой разницы нет. Я все это видел глазами душевными». И врага рода человеческого, как говорится, он «знал в лицо». «И бе в пустыни искушаем…» |
| Книга «Лествица», величайший аскетический памятник Православной Церкви, может повергнуть в некоторое уныние с первых же глав. Для нас это недоступно – святые подвижники так с плачем каялись, такие подвиги на себя накладывали! Остается только рукой на себя махнуть. Так нельзя. Нужно внимательно читать книгу, может быть и несколько раз, извлекать оттуда общие для всех законы жизни. У древних монашествующих просто другая степень подвига. Отдельного монашеского христианства не существует, заповеди те же. Преподобный Ефрем Сирин говорил о том, что люди приходят в монастырь за христианским совершенством. В отшельничество новоначального монаха сразу не отпускали, 10–20 лет нужно было пожить в общежитии. Если ты, молодой и гордый, сразу ушел и живешь один, то как ты узнаешь о том, что ты горд, грешен, раздражителен? Тебе будет казаться, что ты свят. Есть древняя монашеская шутка – если видишь молодого монаха, возносящегося на небо, стяни его оттуда за ноги. Отсюда эта монастырская традиция всех смирять. Традиция почему-то перенесена в приходскую практику, хотя так быть не должно. В семье всегда рядом люди, которые тебя смиряют, являются поводом, на который разгораются присущие тебе страсти, и таким образом ты их видишь. Главный закон христианской аскетики – источник греха во мне, снаружи только поводы. Не теща виновата, что я раздражительный – я раздражительный, поэтому сорвался на тещу. Если я один, то мне может казаться, что во мне страстей нет. Есть дивное повествование из древнего патерика. Молодой монах уговаривал своего старца жить отдельно. Авва говорил, что рано, надо потерпеть. Но монах так настаивал, что старец согласился: «Умер такой-то отец, погреби его, прочитай молитвы и занимай келью». Монах исполнил наказ и занял келью. Он увидел полку, поставил на неё свои горшочки. Полка была наклонена, горшочки поехали вниз. Монах их поправил. И так несколько раз. Потом он в ярости эту полку сломал и разбил все горшки. Придя в себя, он понял, почему авва не разрешал ему жить отдельно. Монах вернулся, встал на колени и признал, что ему рано быть одному, потому что все страсти свои он носит с собой. |
| Куликовская победа «за Доном» подняла политический престиж Москвы, сделав ее подлинной главой русских княжеств. Эта битва подняла русское национальное самосознание и сама явилась результатом не только экономического и военного роста Руси, но и роста культурного и общенародного. Литературный подъем предшествовал Куликовской победе и продолжался после. Несмотря на то что через два года после Куликовской битвы хан Тохтамыш «изгоном» захватил и разорил Москву, а уплата ордынского «выхода» длилась еще целое столетие, рост национального самосознания не замедлялся. Что же предшествовало в русской культуре главному историческому событию эпохи – Куликовской битве? Прежде всего отметим начавшееся еще с середины XIV века восстановление культурных связей с балканскими странами – с Византией, Болгарией и Сербией в первую очередь. Культурная изоляция Руси, существовавшая более века после нашествия Батыя в результате чужеземного ига, закончила на время свое существование. Русская культура включилась снова в культурное развитие Европы. Страна стала выходить из оцепенения чужеземного ига, когда, по выражению летописца, и «хлеб не шел в рот от страха». Явления письменности и искусства об этом свидетельствуют с достаточной убедительностью. Появились и крупные центры умственного общения – монастыри Афона, Константинополя, Сербии и Болгарии по преимуществу. Возникло единое умственное направление, единое развитие, не отменявшее, конечно, национальных особенностей, а, напротив, способствовавшее развитию отдельных национальных культур. Во второй половине XIV и в начале XV века на Русь переносится огромное количество различных новых переводов, сделанных на славянский литературный язык в Болгарии, Сербии, монастырях Греции, Иерусалима, Синая. Здесь и сочинения отцов церкви в новых переводах, сочинения богословские, церковно-канонические, церковно-служебные и, что для нас самое главное, – произведения литературные. Оригинальные южнославянские произведения (главным образом жития) составляют сравнительно небольшую часть появившихся на Руси памятников письменности. Среди перенесенных к нам из Византии через южнославянское посредство произведений отметим новые переводы или новые редакции старых переводов Четвероевангелия, Апостола, Псалтыри, «Служебных миней», гимнографической литературы, «Песни песней», «Слов» Григория Богослова , «Лествицы» Иоанна Лествичника , «Пандектов» Никона Черногорца, «Вопросов-ответов» Псевдо-Афанасия, «Жития» Антония Великого , «Жития» Варлаама и Иоасафа, «Синайского патерика», «Слова» Мефодия Патарского и других, а также переводы ранее неизвестных в славянской традиции сочинений отцов церкви и византийских мистиков: Василия Великого , Исаака Сирина , Григория Синаита , Григория Паламы , Симеона Нового Богослова , Иоанна Златоуста и т. д. Особое значение имело появление в XIV веке переводов Дионисия Псевдоареопагита – философа и богослова, в сочинениях которого ясно ощущаются элементы античной традиции. |
| На Руси к этому времени существовала различная переводная и оригинальная литература, имелись и «четьи» сборники. Их появление у нас восходит к Киевскому периоду. Они охватывали весь годовой период и имели в своем содержании жития, но не всегда с чтением на каждый день 9 . В последующее время идет постепенное заполнение лакун, а в конце житийного материала появляется гомилетический 10 . К числу таких памятников следует отнести Супрасльский сборник XI в., Успенский сборник XII–XIII вв. 11 . Отдельные тома минейного круга сохранились от XV в. Первый известный систематический опыт работы над житийным материалом связан с именем преподобного Нила Сорского и его учеников. «После смерти Нила Сорского (7 мая 1508 г.) в Кирилло-Белозерском монастыре переписали созданное им грандиозное собрание житий – годовой комплект Четьих Миней. Трудилось несколько писцов во главе с Гурием Тушиным, учеником Нила» 12 . М. Н. Сперанский следующим образом резюмирует ход развития Минейных сборников на Руси: «Возникшая в IX или Х вв. Минея славянская пополняется греческими житиями под влиянием церковных уставов, эти Жития заполняют сперва пустые числа, затем идут дополнения в виде вторых статей под числами. Это славянские, преимущественно югославянские, статьи исторического характера, затем характер Минеи понемногу начинает меняться, принимая поучительный оттенок – начало проникновения в Минею, сперва в конце, а затем и внутри её, поучений, похвальных слов, среди которых местные славянские сочинения играют заметную роль. Наконец, в макарьевское время выдвигаются жития специально русские и самый характер Миней изменяется, превращаясь в своеобразную сокровищницу всех читаемых книг» 13 . При дворе святителя Макария в Новгороде так же, как и при архиепископе Геннадии, велась интенсивная литературная деятельность. По его благословению делается перевод Толковой Псалтири епископа Брунона Вюрцбургского, пишется житие и служба преподобного Михаила Клопского, житие болгарского мученика Георгия Нового, составляется Пасхалия на восьмую тысячу лет, ведутся летописные работы. Этим трудам предшествовала работа инока Досифея, племянника преподобного Иосифа Волоцкого , над исправлением текста Синайского Патерика по благословению архиепископа в 1528 – 1529 гг. 14 . |
| Наиболее известным печатным новогреческим переводом Лествицы является издание епископа Максима (Маргуния) Киферского (Венеция, 1590). Второй по хронологии печатный перевод с толкованиями, принадлежащий Афанасию Варуху Критскому, иеромонаху и дидаскалу, был впервые издан в Венеции в 1690 году. Его второе издание (Венеция, 1693) использовалось при составлении комментариев к Лествице в Оптиной пустыни в XIX веке. Еще один новогреческий перевод, архимандрита Иеремии Критянина Синаита, вышел в свет также в Венеции в 1774 году и многократно переиздавался. В настоящее время лучшим считается текст Лествицы (новогреческий с параллельным древнегреческим в подстрочнике), изданный монастырем Параклит. Он основывается главным образом на рукописи XIV века монастыря Ставроникита, а также на предшествующих изданиях 8 . Отметим еще один интересный перевод, принадлежащий известному византийскому канонисту XIV века Матфею Властарю . Желая сделать язык Лествицы более совершенным, он перевел ее на классический древнегреческий. В настоящее время этот труд по частям издается профессором Пантелеимоном Пасхосом 9 . Лествица была переведена на многие древние и современные европейские языки. Среди последних отметим французский перевод католического монаха-янсениста Арнольда д’Андильи (Arnauld d’Andilly), вышедший в 1652 году, который использовался при подготовке оптинского издания Лествицы. Славянские переводы Лествицы известны с X века 10 . Наиболее распространенным начиная с конца XIV века стал текст, переписанный в константинопольском Студийском монастыре митрополитом Киевским и всея Руси Киприаном в 1387 году и спустя три года привезенный на Русь, вероятно, самим митрополитом. Он сохранился во множестве списков 11 . Славянская Лествица впервые была напечатана в Москве в 1647 году по рукописи соловецкого инока-книжника Сергия (Шелонина) 12 . В этом издании текст Лествицы сопровождается толкованиями, в качестве которых используются отрывки из сочинений святителей Василия Великого , Григория Богослова , Иоанна Златоуста , преподобных Никиты Стифата , Исаака Сирина , Симеона Нового Богослова , Петра Дамаскина , Григория Синаита , а также и русских отцов – преподобных Нила Сорского , Максима Грека и других. В конце добавлены рассказы из патериков Синайского, Алфавитного, Скитского, Печерского, житийные истории и другие назидательные для иноков повести 13 . |
|
|
