| в) остальные предметы (иконы, облачения, хоругви, покровы и т.п.), имеющие специальное значение при отправлении культа, передаются верующим для переноса в другие молитвенные здания того же культа; эти предметы заносятся в опись культового имущества на общих основаниях; г) предметы обиходные (колокола, мебель, ковры, люстры и т.п.) подлежат зачислению в государственный фонд и передаются в распоряжение местных финансовых органов или в распоряжение органов Министерства культуры РСФСР, если они состояли на учете последних; д) так называемое переходящее имущество, деньги, а также ладан, свечи, масло, вино, воск, дрова и уголь, имеющие определенное целевое назначение для выполнения условий договора или для совершения религиозных обрядов культа, в случае сохранения существования общества после ликвидации молитвенного здания, изъятию не подлежат. (с изм. и доп., внесенными Указом Президиума ВС РСФСР от 23.06.1975) В результате советской репрессивной политики к середине 1939 г. на территории СССР осталось около 300 действующих храмов. Десятки тысяч священнослужителей и монашествующих были репрессированы. Великая Отечественная война принесла для Церкви новые условия существования. Церкви было разрешено совершать патриотическое служение, оказывать материальную помощь армии. 4 сентября 1943 г. прошла встреча И. Сталина с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) после которой были проведены выборы патриарха, началось открытие епархий, храмов, монастырей и духовных школ. К 1946 г. на территории СССР действовало около 14 000 православных храмов, десятки монастырей, 8 духовных семинарий и 2 духовные академии. Был создан Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата, на деятельность которого выделялись значительные валютные средства из государственного бюджета. Созданный в 1943 г. Совет по делам Русской Православной Церкви и аппарат его уполномоченных на местах во многом содействовали возрождению Церкви. Как показал опыт военных лет, объем добровольной помощи Церкви государству оказался гораздо более значительным, чем объем насильно отобранных у Церкви ценностей в 1922 г. Для хорошей цели всегда найдутся хорошие средства. |
| По приходе домой Господь по молитве покаяния избавил от нового вида смерти вследствие прелюбодейного воззрения на девицу. О, какое поползновение! Какая страстность! О плоть коварная, многострастная! Когда я возненавижу и распну тебя со страстьми и похотьми? После богодарованной победы над врагами во время обедни я на панихиде выговорил вполне, спокойно, торжественно, обратившись на запад, отпуст, а на обедне непреткновенно прочитал заамвонную и отпуст. Слава Богу Избавителю! Кто не служит Богу, тот служит своим страстям и диаволу и играет в опасную игру греха, коего оброки смерть [ Рим.6:23 ]. 11 ноября Что я воздам Тебе, Владыко Господи, за великие и скорые милости Твои, которые Ты удивил на мне в нынешний день многократно и в церкви, и дома, и в разных домах при совершении треб, и в гимназии, избавляя меня за веру и покаяние от лютых, смертоносных страстей моих и от бесовского коварства и даруя мне мир, свободу, жизнь, иго благое и бремя легкое? – Только сердечную хвалу и благодарение и исповедание милостей Твоих. 12 ноября Десять часов утра. Благодарю Господа, сию минуту помиловавшего меня за веру и покаяние, с коими я сейчас помолился тепло по поводу огорчения моего на нищих за частое попрошайство и после желчных слов моих им: «Я уйду от вас отсюда». После тесноты и скорби тяжкой я удостоился от Господа мира, свободы, легкости, простора душевного и телесного. Куда я уйду и зачем? От щедрот ли Господних, от спасения ли моего? Ибо по мере щедрот моих (если когда были) всегда щедрит меня Господь, и милует, и спасает, и всем довольствует и награждает, и даже добрым именем у ближних. Слава Его милосердию! Вечер. Благодарю Господа за величайшее спасение, явленное мне за покаяние мое на пути в гимназию: я согрешил озлоблением и гневом на нищих, поношением их и крайне сим уязвился, умертвился от своей злобы. Господь принял мое покаяние и даровал мне после усиленного покаяния мир и простор с дерзновением, и я в гимназии правил уроки хорошо и после уроков служил молебен у Симанского с большим чувством. |
| Очерчивая лицо Добровольческой армии, нельзя забывать злых гениев витавших вокруг неё. При ген. Алексееве времен формирования добровольческой армии состоял совет (цитирую по проф. ген. Головину) из Федорова, Струве, кн. Е. Трубецкого, Милюкова, Вензяговского. Это все были бесы февральской революций и разрушители императорской России. А где был Струве, там была гибель России. Позже белая армия связалась с профессиональным убийцей революции Савенковым и убийцей Гапона Рутенбергом. В письме ко мне крупного генерала императорской армии, в добровольческой борьбе заведовавшего целою областью, хранящемся в моем архиве, он пишет: «Говорят, что мы должны хранить заветы (вождей) белого движения». Можно ли лепетать такие глупости?... Хранить заветы тех, кто нарушил присягу и изменил Государю! Ген. Алексеев мог повернуть колесо истории и раздавить революцию, а он наоборот пошел в ногу с заговорщиками. (Впоследствии) он каждый день ложась спать говорил: «никогда не прощу себе, что поверил в честность и искренность людей, послушал их советов и послал телеграммы главнокомандующим фронтами, чтобы просили Государя отречься». В очень отрицательных тонах проходит через мой фильм фигура генерала Корнилова и как личности, и как деятеля. О нем также современник имеет право иметь свое суждение. К нему в моей душе нет никакой симпатии. В лице Корнилова мы видим определенного, непримиримого и злобного противомонархиста. Он, по словам генерала Головина, заявлял себя открыто и публично республиканцем и разделял программу Керенского, которая была тождественна с быховской. О Корнилове я слышал много от лиц, его близко видевших, и рисую его образ таким, каким он обрисовался в моей психике. В Карпатских горах завершалась драма части русской армии. При доблестном отходе 48-й дивизии, её командир будто бы пожертвовал собою, остался на позиции, прикрывая отход армии и был пленен. Так говорит одна версия. В письме ко мне один из крупных военноначальников пишет: «Корнилов был обласкан и награжден Государем даже не по заслугам. Он дал ему орден св. Георгия 3-ей степени, произвел в генералы от инфантерии, и назначил командиром корпуса после прибытия его из плена. Ныне оказывается из документов, что только благодаря ему дивизия попала в большинстве в плен. У Корнилова всегда было упрямство и неподчинение начальникам, неисполнение приказаний. Об этом подробно описано у военного историка Симанского. «Где ген. Корнилов, там всегда неудача». Когда Корнилов увидел, что грозит плен, он передал командование дивизией бригадному командиру, сказав, что не хочет попасть в плен и ушел в лес со штабом дивизии. А вышло наоборот: командир бригады с частью нижних чинов пробился, а Корнилов попал в плен». |
| настоятеля» в кафедральном соборе Ярославля. С января 1952 г. по февраль 1956 г. иеромонах Никодим являлся секретарем Ярославского епархиального управления. В анкетах содержатся все адреса, где проживал отец Никодим с рождения по 1956 г. Хотя владыка родился на родине отца в деревне Фролово Кораблинского района Рязанской области, здесь он не жил, так как, согласно анкете, с 1929 по 1949 г. он жил в Рязани на ул. Подгорной, а затем по месту священнослужения . Отец владыки, Ротов Георгий Иванович, родился в 1903 году в д. Фролово и на 1955 г. работал инженером землеустроителем МТС в поселке Соколовка Рязанской области, где и проживал вместе с мамой владыки Елизаветой Михайловной Ротовой (урожденной Сионской), которая вела домашнее хозяйство. Она родилась в 1902 г. в селе Н. Беломут Зарайского района Рязанской области . На октябрь 1964 г. родители владыки проживали в Рязани, отец продолжал работать землеустроителем в рязанском областном отделе сельского хозяйства. Сестра владыки Елена Георгиевна родилась в 1927 г., работала лаборантом в 1955 в поселке Соколовка Рязанской области, а в 1964 г. — в Рязани. Других родных владыка не имел. Владыка получил духовное образование заочно. С 1950 по 1952 г. он обучался в Ленинградской духовной семинарии, а затем до октября 1955 г. – в академии. Владыка указывал в анкете, что закончил 4 курса ЛДА, но на ноябрь 1955 г. не имел степени кандидата богословия. В официальных биографиях владыки указывалось, что он окончил ЛДА со степенью кандидата богословия за работу о Русской духовной миссии (РДМ) , однако эту работу он писал в Святой Земле и защитил в 1959 г. Сравнивая две анкеты митрополита Никодима, можно указать, что если в 1955 г. он писал, что его монашеское имя Никодим в паспорте не значилось, то в 1964 г. указал, что с начала апреля 1964 г. носит имя Никодим в паспорте. В 1955 г. иеромонах Никодим оценивал свое здоровье, как нормальное. Анкета в ноябре 1955 г. была заполнена для того, чтобы Совет по делам РПЦ мог проверить его для разрешения выезда в Израиль. |
| Можно сказать вообще, что получить что-нибудь лишнее против штатных ассигновок могли только те из архиереев, которые пользовались почему-нибудь вниманием императрицы, или которых она считала неловким обидеть, а также те, которые успевали сообщить ей о своих нуждах лично во время проезда ее через их епархии, когда она особенно любила сиять щедростью. Примеры отказов были иногда довольно замечательны. Так после пугачевского разгрома Казани императрица по первому впечатлению при известии об этом бедствии велела казанскому губернатору кн. Мещерскому составить подробную смету для необходимых поправок в казенных зданиях и между прочим для поправок архиерейского дома, кафедрального собора, семинарии и новокрещенских школ. Мещерский составил смету на означенные духовные учреждения в 54,541 рубль. Епархиальное начальство с нетерпением ожидало утверждения этой сметы, ждало долго и не дождалось. В 1788 году указом Св. Синода было предписано, чтобы ветхости в означенных зданиях исправлены были на сумму, отпускаемую по штатам, отнюдь не требуя больше из казны; при этом Синод извещал, что о том в Сенате состоялось общее определение относительно всех оказывающихся, по духовным местам, ветхостей. Мало-помалу с распространением образования изглаживалась та грубость, которая отличала раньше отношения многих владык к их подчиненным и пример которой мы видели в обращении начальства с Гедеоном и Платоном. Само собою понятно, что новые требования не могли вдруг проникнуть в практику епархиальной жизни. Отношения к подчиненному духовенству и высших и низших его властей долго еще удерживали черты прежней грубости и суровости, против которых восставало новое время. В начале правления Екатерины, уже после уничтожения церковного тягла, по епархиям оставалось довольно архиереев, представителей старого иерархического духа. Таковы, например, были тамбовские архиереи Пахомий Симанский и Феодосий Голосницкий. Первый сделался известен своей суровостью еще при императрице Елизавете по случаю сурового обращения с духовенством, причем попавших в подушный оклад церковников он властной рукой раздаривал в крепость разным своим знакомым помещикам, как своих крепостных. |
| —52— Митроп. Московск., во время неурожая, постигшего Россию в 1833–34 г.г. и в 1839–40 г.г. прошлого столетия“ 109 ; 4) „Деятельность Филарета, Митр. Моск., против раскола“, соч. студ. Моск. Дух. Акад. А. Я. Зыкова 110 ; 5) „Митрополит Филарет о господствующих в современном нравственно-правовом сознании понятиях“. И. А. (ныне епископа Тихвинского Алексия, в мире Симанского) 111 . К этого же рода сочинениям о м. Филарете нужно отнести также и следующие сочинения: а) „Государственное учение Филарета, Митроп. Московского“. В. Н. (Владимира Назаревского). М. 1888 г., изд. третье – вновь дополненное; б) „Монархическое учение Филарета, Митроп. Московск.“ М. 1907 г. К сочинениям, имеющим отношение к храмовой богослужебной обстановке в деле служения м. Филарета в Московской епархии, нужно отнести, без сомнения, сочинение, вышедшее в 1904 году в Москве, под заглавием: „Записки П. С. Грозова, бывшего диакона при Филарете, Митр. Московск., о служениях последнего в Москве и в Московской епархии“. Правда, это сочинение представляет собой простую и безыскусственную запись, сделанную когда-то на память ее автором, без всякой, по-видимому, предвзятой цели; но они – эти записки – тщательно обработанные нами и снабженные в достаточном количестве примечаниями, тем не менее, „представляют значительный интерес в церковно-богослужебном и в церковно-археологическом отношении“, как это и отмечено было нами в предисловии к означенной книге. Нельзя не указать здесь, кстати, как на значительный пробел и недостаток в ряду ученых сочинений, освещающих величавую личность м. Филарета, на такое сочинение, какое затрагивало бы его отношение к церковной археологии. Мнения, суждения и разные заметки, рассеянные преимущественно в письмах и резолюциях покойного Святителя, много, думаем, дали бы материала, и притом богатого и ценного, любителю и специалисту церковной археологии, если бы он пожелал исследовать эту науч- —53— ную область. Еще более нельзя не пожалеть, что в нашей литературе до сих пор замечается отсутствие такого сочинения, которое бы изображало собою пастырскую деятельность покойного Святителя во всем ее полном и подробном виде. |
| Журналистам было предложено оставить вопросы в письменной форме, чтобы руководство православной церкви смогло на них подробно ответить. Так и сделали. Спустя недолгое время в доме Сергия зазвонил телефон. Звонил Евгений Тучков, просил не затягивать с предоставлением письменных ответов журналистам и настойчиво напоминал, что подписать текст должны все наличные на тот момент члены Синода. Алексий (Симанский) свел воедино текст состоявшейся беседы и присовокупил к нему ответы на оставленные любопытными журналистами вопросы. Документ был подготовлен в двух экземплярах, оба их все иерархи подписали. Один оставили для порученца Тучкова, который с минуту на минуту должен был появиться, второй – подшили в синодальные дела. Не успели закончить одно дело, как раздался второй звонок от «внешних». На этот раз звонили из Президиума ВЦИКа, от П. Г. Смидовича. Сообщили, что получили с нарочным Памятную записку митрополита Сергия, обещали по возможности быстрее рассмотреть и дать ответ. Записка состояла из двадцати одного пункта, включающего вопросы страхового обложения церковных зданий; порядок защиты авторского права применительно к музыкальным произведениям, звучащим в храмах; обложение различными налогами и штрафами; наложение ареста на имущество общин; предоставление возможности совершения треб на дому у верующих; отказ от закрытия храмов по желанию неверующих; перерегистрация общин; приравнивание духовенства к лицам свободных профессий, а не к кулакам; упорядочение всякого рода обложений и местных налогов в отношении духовенства, чтобы у них была возможность иметь квартиры в пределах прихода; разрешение детям духовенства учиться в школах и вузах; защиту от исключения из профсоюза «за участие в церковном хоре»; открытие духовных учебных заведений; издание ежемесячного журнала. Прошло несколько дней, и в квартире Сергия вновь раздался звонок, и вновь это был представитель ОГПУ. И опять, хотя и в мягкой форме, было предложено принять журналистов, на этот раз иностранных. На попытку Сергия узнать о судьбе своей записки последовал вопрос: – А куда вы ее подавали? – Во ВЦИК, – отвечал Сергий. |
| После всех ужасов военного лихолетья во мне зародилась мысль: видимо, Богу угодно, чтобы я смог еще и еще быть полезен людям. И если Господь продлевает мою жизнь, то и я должен быть благодарен Ему – Создателю всяческого Бытия. Посещая храм, я молился, благодарил и просил Господа нашего Иисуса Христа, чтобы Он помог мне полностью посвятить себя служению Ему. По настоянию моей родительницы Евдокии Николаевны и по своему убеждению я поступил в Московскую Духовную семинарию, а затем Академию, которую закончил в 1963 году со степенью кандидата богословия. За время учебы я также работал шофером, помогая Академии и монастырю в обслуживании профессуры, ректора, наместника, а также эконома Троице-Сергиевой Лавры. Трудновато было, но легче, чем на фронте. Свободного времени не было ни минуты. Приходилось много читать духовной литературы, готовиться к экзаменам, писать сочинения, рефераты. Много было интересного и много встреч с замечательными людьми: духовными пастырями, профессурой, архиереями и Святейшими Патриархами, председателями Отдела внешних церковных связей, где я трудился потом в течение 22-х лет. Но сейчас я хочу сказать об уникальной личности, которая, как яркая звезда, вспыхнула на церковном небосклоне; казалось бы, вспышка – только миг, но миг этот продолжался в моем видении 50 лет. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I (Симанский) – благороднейший интеллигент, молитвенник Земли Российской. В его движениях и разговоре наблюдалась степенность, в общении – теплота, никаких резких высказываний и лишних слов. Его большие глаза пронизывали человека насквозь. Он был доверителен и требовал к себе того же. Мне приходилось наблюдать его встречу с императором Эфиопии Хайле Селассие – как он чисто говорил по-французски! У такой личности, как Святейший Патриарх Алексий I, можно было поучиться многому, самое главное – выдержке и смирению. Несколько раз Господь удостоил меня побывать с Патриархом в узком кругу, когда мы выезжали в лес на прогулки. Однажды, когда все разошлись, мы со Святейшим остались вдвоем. Он сидел в автомашине с открытыми дверями, попросил меня подойти к нему и начал расспрашивать: кто я, чем занимаюсь? Я сказал, что учусь в семинарии и помогаю, когда такая возможность представляется, в качестве шофера. «Это хорошо, – ответил он. – Молодец». Вот этот яркий эпизод мне запал в душу на всю жизнь. Если этот благородный человек так ведет себя в быту, то как он ведет себя во время богослужения? Много прошло незаурядных личностей перед моими глазами, но такого благородства я больше не встречал. |
| После врачебного осмотра архимандрита Пимена, который был сделан профессором Новацким в присутствии монастырского врача Тяжелова, оказалось, что камень, до этого только предполагаемый и при первом осмотре не найденный, несомненно существует; операция камнедробления стала неизбежной, и было решено, что профессор Новацкий совершит ее по прошествии нескольких дней. Как истинный пастырь Церкви и как ближайший друг отца Пимена, преосвященный Леонид, скорбя о болезненном состоянии недужного тела, более всего заботился о здравии и целении души; он предложил отцу Пимену приобщиться Святых Тайн и пожелал сам совершить над ним таинство елеосвящения, которое было совершено соборно; с преосвященным в нем участвовали: архимандрит Новоголутвинский Сергий, строитель Берлюковский Нил, Угрешский казначей Мелетий и духовник, иеромонах Саввинского подворья, отец Сергий. После соборования преосвященный остался у больного, у которого он в то время нередко проводил целые вечера, и, приметив, что он в смущении, старался доискаться до причины и наконец прямо спросил его: «Скажите, пожалуйста, мне, что вас озабочивает, не могу ли я тут в чем-нибудь вам помочь?» Может быть, преосвященному приходило на мысль, что отец Пимен, чувствуя свое положение, желал бы указать на человека, которого хотелось бы видеть своим преемником, и не решается высказать своей мысли, и потому задал ему этот вопрос. Но ответ отца Пимена доказал, что он помышлял о совершенно ином. – Я одного еще не докончил, именно не сделал духовного завещания... В свою очередь преосвященный очень смутился от этого ответа. – А разве... – сказал он и остановился, не зная, как выразить свою мысль, и потом прибавил: – А разве в завещании есть надобность? Я думал, что вам и завещать нечего. – Именно оттого-то, что я ничего не имею, я и считаю нужным завещание... – Ну, слава Богу! – воскликнул преосвященный, перекрестившись, и обнял отца Пимена. – Простите, что я на минуту мог подумать, что вы что-нибудь имеете... Он тотчас послал своего человека за своим братом, чтобы тот приехал с нотариусом, что и было сделано, и завещание через час было написано, а свидетелями были брат преосвященного А. В. Краснопевков, А. В. Симанский и духовник отец Сергий. |
| А. Чумаченко, на протяжении ряда лет работавшая с архивом Совета по делам РПЦ и посвятившая этой теме свою монографию, – указывает, что отношения между Карповым и патриархом Сергием «...не выходили за рамки официальных, были корректно сдержанными», тогда как с патриархом Алексием (Симанским) «...сложились в целом теплые, дружественные отношения (особенно в период 1945–1948 гг.). Патриарх не раз бывал дома у Карпова, был знаком с его семьей – женой и двумя дочерьми, младшей из которых в 1945 г. исполнилось 5 лет. В письмах патриарха к Карпову (а всего за период 1945–1948 гг. Карповым было получено 180 писем и 65 телеграмм от патриарха) неизменно присутствуют просьбы передать привет членам семьи, интерес к их самочувствию, готовность помочь, когда это было необходимо, лекарствами и пр. Традиционными были обмены приветствиями, поздравлениями, подарками по случаю праздников (светских и религиозных), дней рождения, приглашения на праздничные обеды и различного рода торжества. Не исключено, конечно, что Г. Карпов использовал эти не официальные отношения для того, чтобы, как он писал в правительство позднее, «можно было проводить нужную нам обработку мнения патриарха». Во всяком случае, даже в сухих докладных записках и отчётах личные характеристики Карповым патриарха проникнуты чувством симпатии к нему, как к человеку. Традиция одаривания руководства патриархии стала частью новой церковной политики И. В. Сталина. С осени 1943 г. на церковное руководство как из рога изобилия падали различные блага: квартиры, машины, «подарки», дачи, возможность отдыха и лечения в лучших санаториях страны. Неизвестно, как принял патриарх Сергий, привыкший за свою нелегкую жизнь к более чем скромному образу жизни, такой подарок ко дню своего 77-летия: карманные золотые часы, шёлковый бархат для патриаршей мантии, шёлковый реж для рясы, шёлковое полотно на шесть пар белья, 10 бутылок коньяку, 10 бутылок шампанского, 10 кг фруктов, икры, шоколада. Но патриарх Алексий, не чурающийся жизненных удобств, впрочем, как и митрополит Николай, и протопресвитер Николай Колчицкий, принимал дорогие подарки с признательностью и удовольствием, рассматривая эти знаки внимания как своего рода оценку своей деятельности со стороны правительства. |
|
|
