| Около 7–8 часов вечера доктора два раза осматривали батюшку, и нашли положение его уже близким к концу. Тотчас же академическая братия приступила к соборованию старца по полному чину. И в тот момент, когда отец Г. читал первую тайносовершительную молитву, батюшка сделал попытку перекреститься; но рука его, поднявшись до половины груди, бессильно опустилась. Между тем жар все усиливался; около 11 часов ночи пришлось дать батюшке кислород, с ним он вздохнул свободнее; но ненадолго. Господу угодно было взять к Себе светлый дух старца. В полной тишине, как спокойно спящий, под звуки последних слов «отходной», любимый батюшка мирно и благочестно почил о Господе, в 11 часов 10 минут ночи. Тотчас была отслужена краткая лития по новопреставленном, затем тело его помазали крестообразно елеем, облачили в погребальные одежды и приступили к совершению полной паннихиды, в глубокую ночь, на 25-е сентября [по гражданскому счету времени]. Служили ее преосвященный ректор академии епископ Анатолий и весь сонм иноческой братии: все были потрясены и взволнованы, и чувствовали себя придавленными громадностью для них этого события и таинством смерти. Тотчас по окончании первой паннихиды академической братией, во главе с преосвященным Анатолием, было начато непрерывное чтение Евангелия у гроба почившего. В этом чтении на другой же день приняла участие и братия Седмиезерной пустыни, так как весть о кончине батюшки быстро распространилась по Казани. Ежедневно стали совершать торжественным служением большие паннихиды и парастасы; а в свободное от них время служились еще многочисленные литии и паннихиды приходящими батюшками и почитателями, так что моление об упокоении почившего у его гроба сделалось почти непрерывным, являясь как бы продолжением непрестанной и только что умолкшей молитвы самого старца. Вообще можно сказать, что все пять дней до погребения были временем сплошной молитвы, которая, умиляя скорбные сердца осиротевших чад батюшки, вливала в них совершенно необычную при потере близких радостную надежду, что светлый дух батюшки останется присноживым и еще более близким для всех в его дерзновении к Богу. Особенно же чувствовалось это в ночь на 28 сентября, когда ко гробу батюшки старца, уже поставленному в академическом храме, был принесен из Седмиезерной пустыни чудотворный образ Божией Матери. Была глубокая полночь. При мерцании свечей у гроба и иконы был отслужен молебен Царице Небесной. И это неожиданное посещение Богоматери до глубины души поражало и умиляло всех. Казалось, Сама Она в этом образе пришла благословить Своего избранника и труженика в смертном его упокоении и как бы прияла дух его в горние обители, которые он выну-предзрел и куда с усилием стремился всю жизнь. Удивительно то, что даже и люди посторонние переживали это общее чувство – радости за батюшку и грусть за себя. «Ему там лучше, – он у Бога!..» [так говорили или думали все], – и хотелось всем, молясь о нем, получить его молитвы для себя. |
| Так, собственно, надо вообще писать жития, что доселе не делалось, но что мир в биографиях своих «светочей» всегда делает» 175 . Жизнеописание не доведено автором до окончательного завершения. Он предполагал «хорошо стилизовать и научно обработать» 176 текст, дополнив его новыми случаями из жизни учителя, намеревался также поместить в виде приложений ряд статей на темы, сопутствующие главным мыслям книги, в частности очерк о диете, монашеской полноте и тучности партийных чиновников, образными ассоциациями связав научные сведения о предмете с повседневными представлениями о них в советской действительности (см.: Добавки…). Вот перечень новых свидетельств об о.Гаврииле (в сравнении с уже известными из книги архим. Симеона), сообщенных в его жизнеописании еп. Варнавой: 1 . Случай в оптинской пекарне: озорные послушники насмешничают над Ганей Зыряновым. 2 . Проявление его необычайной физической силы: сцена прощания с игуменом Оптиной пустыни, когда Гавриил сорвал крюк с двери; отражение наскока со стороны оборванца (Москва, район Цветного бульвара). 3 . Письмо старца академику-монаху (по-видимому, Николаю Беляеву ). 4 . Описание собственных, о.Варнавы, встреч со старцем; видение старца – предсказание будущих испытаний своему ученику (о.Варнаве). 5 . Пример сверхъестественной памяти старца: в разговоре со случайным попутчиком цитирует наизусть страницу из Исаака Сирина . 6 . Случай с князем Д. – пример подхода старца к людям. 7 . Упоминание о чудесном видении старца камчатскому миссионеру. 8 . Отношение о.Гавриила к Распутину. 9 . Свидетельство о рукописях, оставшихся после смерти старца. 10 . Последние слова старца: «Спастися подобает многими скорбями». Рукопись книги представляет собой самодельную тетрадь (157 листов), сшитую из желтых контокоррентных бланков (размером 10,5 х 17 см), предназначавшихся «для машин Астра и Герц». Последнее изгнание (По архивным материалам) Старец Гавриил пробыл в должности наместника Седмиезерной пустыни неполных семь лет (1902–1908 гг.). За это время он попытался возродить в ней подлинно монашеский дух и придать ее хозяйственной деятельности больший размах и динамичность. При нем численность братии возросла вдвое (до 130 человек, не считая послушников) 177 , что говорило, как о привлекательности обители для ищущих спасения, так и о ее возросшем материальном благосостоянии. |
| Но уже весной на Казанскую кафедру вступил архиепископ Никанор (Каменский) . Специалист по нравственному богословию, он занял в отношении старца жесткую позицию. У владыки были на то веские причины. Седмиезерная пустынь считалась самым богатым и многочисленным монастырем епархии, и ее настоятель, которым по традиции числился правящий архиерей, получал оттуда значительные доходы. На столь важном административном посту, каковым являлась должность наместника пустыни (как бы на месте представлявшего интересы высокопреосвященного настоятеля), должен был находиться «свой» человек, облеченный особым доверием руководства. Таковым старец Гавриил заведомо не являлся. А у владыки имелась вполне удобная кандидатура в лице архимандрита Андроника (Богословского), из вдовых священников, администратора, по-видимому, опытного и деятельного. (Еще в бытность свою одним из казанских викариев епископ Никанор приблизил его к себе, а по вступлении на кафедру сразу же назначил в Архиерейский дом.) Все, что случилось в дальнейшем, – это уже дело техники. Начальственное лицо подчас имеет только лишь одно намерение, а его канцелярия уже запускает ведомственные механизмы для воплощения этих еще не оформившихся желаний высокопоставленных лиц. Интрига, несмотря на ее нелепость (с точки зрения непредвзятого восприятия), была рассчитана искусно, по всем законам аппаратной борьбы. Не успел новый архиерей вступить в должность, как 11 мая 1908 года поступил донос на старца. Его сочинитель – представитель благонамеренной части общества – купец Иванов впоследствии оказался личностью несуществующей, всего лишь анонимом, однако свою задачу выполнил успешно. Он докладывал (за бытовыми обвинениями, не забывая и вопросы государственной важности) 186 : «Имею честь сим до сведения донести, что, имея обыкновение как христианин помолиться чудотворному образу Седмиезерной Пустыни и там поговеть святым великим постом, приезжаю ныне в монастырскую гостиницу. И что же оказалось? Почти вся занята квартирантами, двумя земскими врачами с семейством, акушеркой и фершелицей. Посему был принужден ночевать в деревне в крестьянской избе и поспешить уехать обратно. |
| На наши недоумения и запросы (об источнике исцеления) отвечает Слово Божие, указывая прообраз для нашего исцеления в медном змии, вознесенном на древо Моисеем в пустыне. Как угрызаемые змеями сыны Израилевы, взирая с верой на того медного змия, исцелевали от смертных язв; так и нам, угрызаемым от адского змия, змия древнего – диавола, должно взирать на вознесенного грех ради наших на древо Христа Сына Божия и с умиленным и сокрушенным сердцем просить исцеления от язв греховных, ибо Он есть Агнец Божий, вземляй грехи мира ( Ин. 1, 29 ). Той же язвен бысть за грехи наша… Его язвою мы изцелехом ( Ис. 53, 5 ). Так и Он Сам учил, говоря: якоже Моисей вознесе змию в пустыни, тако подобает вознестися Сыну Человеческому, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный ( Ин. 3, 14–15 ). Господи мы редко вспоминаем о медном змии, вознесенном на древо Моисеем в пустыне. И не ассоциируем этот образ с вознесенным на крест Сыном Божиим. Мы с умиленным и сокрушенным сердцем не просим у Тебя исцеления от язв греховных. Прости нас, Господи. Итак, всякому согрешающему должно взирать на Христа Распятого, к Нему, седящему ныне одесную Бога Отца, возводить сердечные очи и с верой просить греховным ранам исцеления. Вот цельба нашим греховным ранам! Вот источник животворящий! Господи, и нам должно взирать на Христа Распятого, к Нему возводить сердечные очи и с верой просить исцеления нашим греховным ранам. Господи, прости нас, мы недостаточно ценим ту целебную силу, которую Ты посылаешь для исцеления наших греховных ран. Прости нас и за упущенное для исцелений время, в которое мы об этом животворящем Источнике не вспоминали и к силе его не прибегали. Слышу многих, говорящих: «И хотели бы мы исцелиться от пьянства и других грехов, да не можем сделать над собой усилия, чтобы с верой воззреть на Распятого, с решимостью припасть к ногам Его». Не обманывайте, возлюбленные, себя и других: можете, но не хотите. Не хотите познать любви Божией к вам и ринуться в объятия Господни. А если бы захотели, смогли бы. |
| Бог ведает, верил ли отец игумен объяснениям отца Тихона, но только последний не переставал чувствовать, что отношения к нему отца игумена делаются ненадежными. И, вот, неожиданно приходит из консистории указ: отец Тихон вызывается в Казань и назначается казначеем архиерейского дома. Как громом это поразило отца Тихона. Не хотелось ему покидать уединения пустыни и снова жить в городском шуме. Он поехал в Казань, но с твердым намерением – не позднее двух месяцев вернуться в Раифу. Так и отцу игумену сказал; и, передавая ему ключи от своей келлии, просил сохранить ее за ним. Взяв с собой лишь самое необходимое, отец Тихон отправился в казанский архиерейский дом. Прожив там несколько дней, он встречает раифского казначея отца Д. и просит передать отцу игумену на словах, что не теряет надежды освободиться от нового назначения, но пока нуждается в теплом подряснике, каковой и просит переслать ему в Казань. Отец казначей, страшно боявшийся, как бы отец Тихон не перехватил у него настоятельство в Раифе, увидев отца игумена, передал ему просьбу отца Тихона в таком виде, что он просит прислать ему все вещи, так как житье ему в Казани нравится, и говорит: «слава Богу, что так случилось, – я-де теперь понасолю отцу игумену...». Тем временем отец Тихон, ничего не знающий об этой лжи, сидит у окна своей келлии в архиерейском доме. Идет дождь. На двор въезжает какой-то мужик с возом, и, немного погодя, в келлию отца Тихона входит промокший возница, подает записку отца игумена и говорит: – А я тебе вещи привез! Только промокли они, – дождь был, покрыть нечем было, да и грязью забрызгались... – Как огнем опалило отца Тихона это неожиданное известие. Стал читать записку отца игумена: «Летай – летай, но знай – куда сесть!..». Значит, ни за что, ни про что – выгонка из пустыни?.. Больно стало отцу Тихону. Он написал отцу игумену ответ и высказал ему эту боль от незаслуженной обиды. Но делать было нечего, – пришлось оставаться пока в архиерейском доме. Однако не надолго: отец игумен в свою очередь обиделся на письмо отца Тихона и, опасаясь, как бы отец Тихон не стал ему вредить, пользуясь близостью ко владыке, – добился нового перевода отца Тихона, в Седмиезерную пустынь. |
| Между тем недовольные, не видя исполнения своих происков, и не получая и возмездия за доносы, выжидали удобного случая, чтобы окончательно столкнуть своего наместника. Такой случай представился при назначении в Казань архиепископа Н. Ему еще до приезда в Казань были посланы доносы на батюшку, почему по прибытии на место он почти тотчас приказал произвести ревизию Седмиезерной пустыни. Первая ревизия нашла все в полном порядке, указала только на несколько мелких неправильностей в ведении приходо-расходных книг. Это не удовлетворило владыку, и он назначил вторую комиссию, которая устранила старца от должности, перевела его в иеромонашескую келлию, отобрала все книги, документы, деньги. Батюшка чуть было не умер от потрясения: слабое сердце его было бы не в силах переносить таких событий, если бы не укрепляла его благодать и любовь Божия. Но именно в эти-то минуты и дни он пожинал плоды своих прежних молитв и подвигов: душа его была преисполнена внутренним миром от Бога, – «миром, который превыше всякого ума, и соблюдает сердца наши и помышления наши во Христе Иисусе» ( Фил.4:7 ). Батюшка на время оказался всеми оставленным, одиноким и безо всяких средств. Но упование на Бога подкрепляло его и поселяло в сердце даже такую радость и тишину, о которых он и потом вспоминал с большим умилением и благодарностью Богу. Он подал в отставку и, получив увольнение, немедленно уехал сначала к одному ближайшему соседу землевладельцу, который готов был даже домик построить для него, лишь бы он оставался жить, – а потом переехал в Казань к одной бедной почитательнице, чтобы иметь пристанище до выяснения вопроса, где ему жить в будущем. Духовные чада старца, академики, узнав о постигшем его бедствии, наперерыв стали звать его к себе. Но батюшка и в этом положении не хотел поступить по своей воле, а просил своих духовных детей указать ему место жительства. В это время как раз один его ученик и постриженник (академик) отец игумен Иувеналий [Масловский; впоследствии архиепископ Рязанский и Шацкий, священномученик и исповедник, † 1937 г.] устраивал Елеазарову пустынь (недалеко от Пскова) на общежительных началах, пригласил к себе братию из Елинской пустыни и очень нуждался в мудром советнике старце. Сочувствуя ему, в этой духовной нужде, остальная братия телеграммой просила старца поехать к отцу Иувеналию в Псков. И батюшка тотчас же подчинился сему приглашению. |
| О, какое приращение сокровища обретет он тогда в сердце своем! Еще ярче возгорится в нем любовь Божественная, еще теснее прильнет он к Господу своему и взойдет от прежней силы в новую, большую. Вот награда за поношение! Вот безконечное милосердие Божие к страдающему ради Него сердцу! Вот неописуемое и конца неимущее блаженство! Человек, приняв в себя, сам как бы горит, отражает и распространяет вокруг тот свет, о котором сказал Господь: Аз есмь свет миру: ходяй по Мне не имать ходити во тме, но имать свет животный ( Ин. 8, 12 ). Сердце сокрушенное и смиренное заменяют ему все правила, и, идя во свете Божием, он приближается прямо к Богу, в простертые к людям объятия Его. Умягчим же сердца свои и смирим – они сами научат нас тогда всему. Аминь. О смирении Возлюбленные о Господе N.N., радуйтесь о Дусе Святе и спасайтесь! Об этом, то есть о том, как нам спастись – и побеседуем в настоящий раз. Сложное дело – наше спасение: из многих подвигов оно составляется. Каждый подвиг имеет в нем свое место, тесно связан с другими, и все они вместе составляют стройное, отделанное здание спасения. Здесь своего рода есть основание, стены, возглавия. Что же составляет основание подвига спасения? Таким основанием служит смирение. Все подвиги стягиваются и утверждаются на одном главном – самоотвержении, самоотвержение же происходит от смирения. Без смирения все добродетели, как здание без фундамента, не могут прочно созидаться, как и долго стоять. Без смирения нельзя иметь ни самоотвержения, ни чистой, совершенной любви к Богу и ближним. Нечего уже говорить о подвигах поста, бдения, упражнения в чтении Писания, вольной нищеты и других: эти служат только средствами к возведению здания. Очистив самоотвержением душу от нечистот греха и заложив в ней прочный фундамент смирения, можно возводить и самое здание духовное – совершенство. Слагаясь из трудов доброделания и богоугождения, оно возводится и возглавляется конечной и высочайшей добродетелью – любовью. Любовь к Богу и ближним – душа всех подвигов благочестия, конец всех выспренних стремлений духа. Она есть, по учению Священного Писания, первая и большая заповедь (см.: Мф. 22, 38 ), сущность закона (см.: Мф. 22, 40 ; Рим. 13, 10; 8, 38 ), совокупность, верх духовного совершенства (см.: Кол. 3, 14 ). Без любви, никогда не престающей, все прочие добродетели и духовные дары (даже дар чудотворения и подвиг мученичества) не имеют цены (см.: 1Кор. 13, 1–3 ), как средства без цели. Она есть высшее совершенство для человека, ибо ведет его к конечной цели его бытия – к единению с Богом. Бог есть любовь по преимуществу, так что пребываяй в любви в Боге пребывает и Бог в нем пребывает (см.: 1Ин. 4, 16 ). |
| Делатели виноградника Христова! Смиряющий себя, когда поносят его и злословят на него, слышит вразумляющий голос Божий, видит указующий на греховные раны перст Его и с благодарностью приемлет от руки Врачующего этот жгучий, но цельбоносный пластырь. Он знает, что нет ни от кого такой пользы, как от врагов, и легкой, даже желанной становится для него заповедь: Любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и изгоняющия вы ( Мф. 5, 44 ). Смиряющий себя человек считает их своими благодетелями, способствующими ему приблизиться к Богу, войти в Царствие Его, и не только не ненавидеть и не сердиться, но и любить их даже больше других и скорбеть об их ожесточении и гибели. Вспоминая своего Спасителя, молящегося на кресте за врагов, и он взывает к Богу: Авва, Отче, не вмени им греха сего! Господи, встречаясь с лицами, поносящими нас, мы не умеем с благодарностью принимать от их руки врачующий, хоть и жгучий, но цельбоносный пластырь. Прости нас за это неумение, Господи. Мы не научились еще видеть спасительную пользу от врагов, для нас еще не стала легкой и желанной заповедь Твоя о любви к врагам. Прости нас за отсутствие такой любви. Поэтому мы и не считаем их своими благодетелями, способствующими нам войти в Царство Небесное. Мы не стараемся через них приблизиться к Тебе, Богу нашему, не любим их больше других и не скорбим об их ожесточении и гибели. Господи, прости нас и дай нам способность взывать к Тебе: «Авва, Отче, не вмени им греха сего!» Делатели виноградника Христова! Поистине, когда возгорится в сердце человека пламенная любовь к Богу, он на все бывает готов, все с радостью терпит ради Возлюбленного своего. Как воск тает от огня, так сердце его тает под горящими лучами любви. Как угодно обидь его тогда, он и не заметит обиды, ибо он будет осознавать себя ничтожеством в сравнении с всегда стоящим пред его глазами Божественным Страдальцем, понесшим на кресте все наши немощи и скорби. Прездзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, – воззовет он, – и не подвижуся! ( Пс. 15, 8 ). Он ощущает и видит простирающуюся к нему силу благодати от Креста Иисуса Христа распятого; событие прошедшее являет ему силу в настоящем подвиге. |
| Господи, мы призваны принять в себя богатство Твоей Любви, загореться от нее сердцем, отражать и распространять вокруг себя тот свет, о котором Ты сказал: «Аз есмь свет миру». Господи, прости, что мы не выполняем это призвание, что сердце наше еще не наполнено смирением и сокрушением, в каждом правиле этот свет не присутствует и не приближает нас прямо к Тебе, Богу нашему. Господи, прости нас, что не видим простертых к нам объятий Твоих и не богатеем Твоей Любовью . Делатели виноградника Христова! Умягчим же сердца свои и смирим их, и они тогда сами научат нас всему. Господи, прости нас, что не умягчаем своих сердец и не смиряем себя так, чтобы они учили нас всему. 2. О смирении Сложное дело – наше спасение: из многих подвигов оно составляется. Каждый подвиг имеет в нем свое место, тесно связан с другими, и все они вместе составляют стройное, отделанное здание спасения. Здесь своего рода есть основание, стены, возглавия. Господи, старец Гавриил учит нас, что дело спасения – это совокупность подвигов, согласованное действие которых похоже на строительство здания, в котором есть основание, стены, возглавия. Господи, прости нас, что мы с этой точки зрения не смотрим на дело нашего спасения, и не заостряем своего внимания на составляющих его подвигах. Что же составляет основание подвига спасения? Таким основанием служит смирение. Все подвиги стягиваются и утверждаются на одном главном – самоотвержении, самоотвержение же происходит от смирения. Без смирения все добродетели, как здание без фундамента, не могут прочно созидаться, как и долго стоять. Без смирения нельзя иметь ни самоотвержения, ни чистой, совершенной любви к Богу и ближним. Нечего уже и говорить о подвигах поста, бдения, упражнения в чтении Писания, вольной нищеты и других: эти служат только средствами к возведению здания. Основанием строящегося здания является самоотвержение, происходящее от смирения. Без него не может быть чистой, совершенной любви к Богу и ближним. Без смирения мы не устоим в подвигах поста, бдения, упражнения в чтении Писания, вольной нищеты. Господи, прости нас, не желающих дело спасения строить на прочном основании смирения. |
| Очистив самоотвержением душу от нечистот греха и заложив в ней прочный фундамент смирения, можно возводить и самое здание духовное – совершенство. Оно возводится, слагаясь из трудов доброделания и богоугождения. Господи, старец говорит нам, что, заложив прочный фундамент смирения, нам необходимо возводить и самое здание духовное, именуемое совершенством. Оно слагается из трудов доброделания и богоугождения. Господи, мы подобных трудов на себя не берем, и поэтому здание спасения у нас не возводится. Господи, прости нас, утрачивающих перспективу строительства. Здание духовного совершенства возглавляется конечной и высочайшей добродетелью – любовью. Любовь к Богу и ближним – душа всех подвигов благочестия, конец всех выспренних (высоких, высших) стремлений духа. Она есть, по учению Священного Писания, первая и большая заповедь, сущность закона, совокупность, верх духовного совершенства. Без любви, никогда не престающей, все прочие добродетели и духовные дары (даже дар чудотворения и подвиг мученичества) не имеют цены, как средства без цели. Она есть высшее совершенство для человека, ибо ведет его к конечной цели его бытия – единению с Богом. Бог есть любовь по преимуществу, так что пребывающий в любви в Боге пребывает, и Бог в нем пребывает. Господи, здание спасения возводится и возглавляется конечной и высочайшей добродетелью – любовью. Мы же в суете жизни эту конечную цель забываем, и любви к Богу и ближним не делаем душой нашего благочестия, завершением всех стремлений духа. Господи, прости, что все сделанное нами теряет свою ценность как средство без цели. Только любовь ведет нас к конечной цели бытия – единению с Тобою, нашим Богом ( 1Ин. 4, 16 ). Господи, прости, что чувство единения с Тобой и Твоего пребывания в нас нам почти не свойственно. Так как Бог есть существо беспредельное и совершенное, то и любовь к Богу должна быть развита до высшей степени (или лучше, развиваться до бесконечности), быть чистой, без всяких побуждений самолюбия и земных расчетов; Бога должно любить для Самого же Бога. |
|
|
