| В нашей следственной технике никогда не следует упускать из вида деталей. Они часто помогают понять истину. Был болен ребенок и его мать. В такой обстановке Распутину нужна была во дворце скорее всего женщина. Так это и было. При развратности своей натуры и истеричности Вырубовой Распутину ничего не стоило бы сделать ее жертвой своих вожделений. Он не делал этого, так как понимал, что он может утратить, если не свое положение, то Вырубову, нужную ему. Когда же это было полезно ему, он прибегал и к подобным мерам, нимало не задумываясь, чем должно было быть для него жилище Царя. У Наследника, когда он был еще маленьким ребенком, была няня Мария Ивановна Вишнякова, простая женщина. Занотти рассказывает: «Я относилась к нему (Распутину) отрицательно. Я считала его и теперь считаю тем именно злом, которое погубило царскую семью и Россию. Он был человек вовсе не святой, а был развратный человек. Он соблазнил у нас няньку Марию Ивановну Вишнякову. Это была няня Алексея Николаевича. Распутин овладел ею, вступив с нею в связь. Мария Ивановна страшно любила Алексея Николаевича. Она потом раскаялась и искренне рассказала о своем поступке Императрице. Государыня не поверила ей. Она увидела в этом чье-то желание очернить Распутина и уволила Вишнякову. А то была самая настоящая правда, о которой она в раскаянии не таилась, и мнение это знали от нее же самой. Вишнякова сама мне рассказывала, что Распутин овладел ею в ее комнате, у нас во дворце. Она называла его «собакой» и говорила о нем с чувством отвращения: Вишнякова тогда именно хотела открыть глаза на Распутина: какой это человек. Она хотела рассказать это и Государю, но она не была допущена к нему». Большая близость была между Распутиным и врачом Бадмаевым. Князь Юсупов, выведывая Распутина, вел с ним большие разговоры на эти темы. Много порождают они размышлений о таинственном докторе, незаметно исчезнувшем с горизонта тотчас же после революции. Юсупов утверждает, что в минуты откровенности Распутин проговаривался ему о чудесных бадмаевских «травках», которыми можно было вызывать атрофию психической жизни, усиливать и останавливать кровотечения. |
| Будучи украинской националистической организацией, Церковная Рада в интересах автокефалии развязала настоящий террор против канонических православных священников. Войдя в канцелярию Рады, Гавриил Вишняков обратился к находившемуся там священнику с просьбой разузнать о судьбе отца. Тот яростно обрушился на него: " Вон отсюда! Ты, сын москальского попа! Вон, а то будет тебе то же, что твоему отцу! " (цитата из рассказа Гавриила Вишнякова). Юноша спросил у секретаря, кто с ним разговаривал, ему ответили: " Это архимандрит Мстислав " . Да, это был тот самый Мстислав, который уже в наше время стал " знамением " самостийности и преемственности в движение за автокефалию, и в 1989г. был провозглашен " первоиерархом " УАПЦ. Из воспоминаний давнего сотоварища Мстислава Скрыпника - лжемитрополита Феофила: " О, это страшный человек. Это бандит в епископском клобуке. Он из тех, кто может убить, удавить человека, если он станет ему препятствием. Епископ Мстислав - доверенное лицо из администрации Поликарпа Сикорского. Он племянник Петлюры, его адъютант по фамилии Скрыпник. В келейном разговоре с Мстиславом я с какой-то боязнью спросил его об унии с Римо-католической Церковью. А он мне отвечает: " Уния? А почему бы и нет? Разве те, кто пошли на унию с Римом что-либо потеряли? Пусть с чертом, лишь бы не с Москвою, но об этом еще рано говорить " . [История Русской Церкви, кн. 9, с.279] Правду о гибели отца Гавриил Вишняков узнал от Владыки Пантелеймона в декабре 1941 г. Со слезами на глазах владыка сказал: " Ваш отец, архимандрит Александр Вишняков, расстрелян немцами в Бабьем Яру 6 ноября 1941г. " " Честна пред Господом смерть преподобных Его " (Прокимен) 6 ноября 1941г. Угрюмый осенний день. Скорбной дорогой смерти под немецким конвоем и украинских полицаев шла в Бабий Яр колонна измученных, избитых, голодных людей. Это были военнопленные красноармейцы, евреи, подпольщики. Были в этой колонне и православные священники, приговоренные к смерти по доносам немецких дружков - украинских националистов, бандеровцев, которых " благословили " на их предательскую деятельность автокефалы-самостийники. |
| —155— 1840 г. Между тем, вскоре между мужем и женой произошёл разлад; жена, как племянница архиерейская, кичилась пред мужем – пролетарием, укоряла его, что он только по её милости студент; муж, не желая сносить таких укоров, вдался в нетрезвость и в скором времени совсем погиб 1204 . Возвращаюсь к своему бедственному положению. Скучая бездействием и не имея в виду ничего определённого, я решился было возвратиться назад в семинарию с тем, чтобы через год поступить в академию, и непременно Киевскую, куда влекли меня и тамошняя святыня, и благодатный южный климат. В воскресенье, 29-го сентября, сходил я к ранней обедне, а после поздней литургии решил идти к своему доброму и почтенному наставнику, о. Дионисию и объяснить ему своё намерение; между тем отправился на рынок купить что-то для себя. Здесь неожиданно встретился со мной мой бывший по Шуйскому училищу питомец, ученик среднего отделения Семён Вишняков – сын нашего Благочинного. Обрадовавшись этой встрече, Вишняков с живостью говорит мне: „Иван Михайлович! на днях был у меня батюшка и говорил мне, что он рекомендовал вас на уроки в дом помещика Каблукова; вас ищут там – спешите“. С восторгом принял я эту нечаянную весть и, забывши об академии, на другой же день, часа в четыре утра, пустился, разумеется, пешком в стовёрстный путь. Без устали прошёл вёрст шестьдесят и остановился на ночлег в селе Вознесенье, Ковровского уезда, у брата моего зятя – причетника. Не мало здесь удивились моему неожиданному приходу; спрашивают, куда и зачем я иду. Когда я объяснил цель моего стремления, мне говорят: „да ка- —156— 1840 г. жется, учительское место в доме Каблукова уже занято; туда недавно отправился ваш товарищ, Авим Мих. Доброхотов, живший также на уроках у помещицы в соседней с селом Вознесеньем деревне“. Словами этими, как холодной водой, меня обдали. Но я не хотел этому верить и отправился в указанную деревню, чтобы удостовериться в справедливости сказанного мне. Оказалось, к моему прискорбию, что Доброхотов, товарищ мой, тут действительно жил и ушёл, но куда, неизвестно. Я продолжал свой путь и пришедши в село Якиманское, в приходе коего живёт помещик Каблуков, узнал от причетника, что действительно меня искали, нарочно посылали за мной в Горицы; по нигде не отыскавши меня, рассудили пригласить моего товарища Доброхотова. Я отправился в деревню, чтобы повидаться, по крайней мере, с своим товарищем и объясниться с помещиком. Доброхотов, при свидании со мной, жаловался на излишнюю притязательность со стороны барина и на леность своего ученика – избалованного барчонка. Помещик, которому о мне доложили, принял меня ласково и выразил крайнее сожаление, что не могли меня отыскать. |
| Скучал бездействием и не имея в виду ничего определенного, я решился было возвратиться назад в семинарию с тем, чтобы через год поступить в академию, и непременно Киевскую, куда влекли меня и тамошняя святыня, и благодатный южный климат. В воскресенье, 29 сентября, сходил я к ранней обедне, а после поздней Литургии решил идти к своему доброму и почтенному наставнику, о. Дионисию и объяснить ему свое намерение; между тем отправился на рынок купить что-то для себя. Здесь неожиданно встретился со мной мой бывший по Шуйскому училищу питомец, ученик среднего отделения Семен Вишняков – сын нашего Благочинного. Обрадовавшись этой встрече, Вишняков с живостью говорит мне: «Иван Михайлович! на днях был у меня батюшка и говорил мне, что он рекомендовал вас на уроки в дом помещика Каблукова; вас ищут там – спешите». С восторгом принял я эту нечаянную весть и, забывши об академии, на другой же день, часа в четыре утра, пустился, разумеется, пешком в стоверстный путь. Без устали прошел верст шестьдесят и остановился на ночлег в селе Вознесенье, Ковровского уезда, у брата моего зятя – причетника. Немало здесь удивились моему неожиданному приходу; спрашивают, куда и зачем я иду. Когда я объяснил цель моего стремления, мне говорят: «да кажется, учительское место в доме Каблукова уже занято; туда недавно отправился ваш товарищ, Авим Мих. Доброхотов, живший также на уроках у помещицы в соседней с селом Вознесеньем деревне». Словами этими, как холодной водой, меня обдали. Но я не хотел этому верить и отправился в указанную деревню, чтобы удостовериться в справедливости сказанного мне. Оказалось, к моему прискорбию, что Доброхотов, товарищ мой, тут действительно жил и ушел, но куда, неизвестно. Я продолжал свой путь и пришедши в село Якиманское, в приходе коего живет помещик Каблуков, узнал от причетника, что действительно меня искали, нарочно посылали за мною в Горицы; но нигде не отыскавши меня, рассудили пригласить моего товарища Доброхотова. Я отправился в деревню, чтобы повидаться, по крайней мере, со своим товарищем и объясниться с помещиком. Доброхотов, при свидании со мной, жаловался на излишнюю притязательность со стороны барина и на леность своего ученика – избалованного барчонка. Помещик, которому обо мне доложили, принял меня ласково и выразил крайнее сожаление, что не могли меня отыскать. |
| Но в виду специальной цели нашей миссии, Преосвященный вынужден был отказывать многим из желавших сопутствовать нам и позволил присоединиться к нашей академической группе паломников только тем, кто мог быть в каком-нибудь отношении полезен для цели путешествия. Так, разрешение присоединиться к нашей группе получили иеромонахи Троицкой Лавры: Гедеон и Смарагд, архидиакон Димитриан, Новгородский епархиальный миссионер иеромонах Варсонофий, лично известный преосвященному Ректору, и доктор медицины, приват-доцент Московского университета, В. К. Недзвецкий, обещавший помогать паломникам в случае болезни во время пути. Для необходимых в пути услуг был взят академический служитель Михаил Селезнев, уже ранее бывавший в Палестине. Впоследствии, когда мы оставили Афон и направлялись в Яффу, в Дарданелах к нашей компании присоединились еще двое: Петербургский протоиерей Н. Вишняков и его сын преподаватель Петербургской семинарии С. Н. Вишняков, путешествовавшие за тем все время вместе с нами. Таким образом, составилась у нас довольно многочисленная и разнообразная по своему характеру группа паломников. Главой своей она имела иерарха русской Церкви, – что должно было всюду на Востоке придать ей особое исключительное значение, так как со времени существования Св. Земли, и то в течение настоящего столетия, кажется только три русских иерарха посетили св. места 1 . Поэтому паломник – русский архиерей необходимо должен был всюду на православном Востоке привлечь на себя особое внимание (что и случилось, как увидим, в действительности), тем более, что он был главой и представителем одного из высших духовных учебных заведений в России. Рядом с Преосвященным стояли два наших профессора, ради своих специальных занятий уже ранее теоретически-научно хорошо знакомые с православным Востоком, – они естественно вносили в наше паломническое общество ученую струю, ученый интерес, столь дорогой и близкий и всем нам – учащейся молодежи. За профессорами следовали их ученики: или еще учащиеся, или уже отучившаяся в этом году молодежь, живая и подвижная, всем крайне интересовавшаяся, желавшая все видеть, знать, наблюдать, напряженно желавшая испытать все прелести далекого пути, со всем разнообразием новых, небывалых для неё впечатлений. |
| В своих показаниях патриарх принял ответственность за воззвание на себя; на вопросы о том, кто печатал и распространял воззвания, дал совершенно странный, но хороший ответ, что печатал и распространял воззвание якобы он сам лично без чьей-либо помощи; только один раз во время показаний, длившихся около часа, самообладание изменило патриарху: в ответ на вопрос Лонгинова – могли ли подсудимые священники не выполнять его предписаний, – он неосторожно ответил: “Могли”, – затем тут же поправился, заметив, что он один за все отвечает, но было уже поздно, – обвинение подхватило это не совсем удачное патриаршее слово и использовало его против обвиняемых. 6 мая 1922 года в “Известиях” появилась передовица “Генштаб церковной контрреволюции” с резкими выпадами против патриарха; революционный трибунал вынес частное определение о привлечении к уголовной ответственности свидетелей граждан Белавина (Святейшего патриарха) и Феноменова (архиепископа Никандра). Отряд красноармейцев появился вечером около Троицкого подворья (у Самотеки), где проживал тогда патриарх, – и ему было объявлено, что он отныне находится под домашним арестом и не должен покидать своих комнат. Это было в субботу, в 6 часов, когда в московских храмах благовестили ко всенощной, – и в этот же самый час в здании Политехнического музея суд Революционного Трибунала удалился на совещание. Приговор был объявлен на другой день, в воскресенье 7 мая 1922 года в 2 часа дня. Согласно этому приговору: Заозерский Александр Николаевич, 42 лет, Добролюбов Александр Федорович, 56 лет, Надеждин Христофор Александрович, 56 лет, Вишняков Василий Павлович, 56 лет, Орлов Анатолий Петрович, 43 лет, Фрязинов Сергей Иванович, 42 лет, Соколов Василий Иванович, 40 лет, Телегина Мария Николаевна, 46 лет, Брусилова Варвара Ивановна, 22 лет, Тихомиров Сергей Федорович, 57 лет, Ро-хманов Михаил Николаевич, 43 лет, – были приговорены к высшей мере социальной защиты – расстрелу с конфискацией всего имущества; три человека – прот. Кедров, Н. А. Брызгалов и Е. Н. Ефимов были по суду оправданы, три человека были приговорены к различным срокам заключения. Из 11 человек, приговоренных к расстрелу, шесть были помилованы: в отношении 5 человек (протоиерей Заозерский А. Н., Добролюбов А. Ф., Надеждин Х. А., Вишняков В. П., Орлов А. П. ) приговор был приведен в исполнение. |
| 191 Подробно излагаются доказательства происхождения от Давида надписанных его именем псалмов, каждого в отдельности с разбором критических мнений – у Вишнякова: Указ. соч. 110–284стр. и у Геферника. 1 с. 152–213 сс. Мы эти подробности опускаем. 192 Подробности см. у Вишнякова 285–301 стр. здесь указано много параллелей в этих псалмах речи Соломона по освящении храма (3Цар.8гл.) и другим писаниям Соломона. У Иеферника (1,с.247–248с.) указаны параллели Притчам, особ. 10, 22 и 3Цар.3:5–14 . 203 Указ. соч. 379–380 стр., тоже мнение и у Вигуру, хотя без доказательств (Руков. 1,4,727) и у Лезетра (422стр.); у Геферника псалом относится к ночи восстания Авессалома на Давида (243–247стр.), но также маловероятно. В 51 ст. упоминается «поругание от многих сильных народов». Какое же тогда могло быть поругание?.. А равно и вышеуказанные черты не подходят к эпохе Давида. 204 Подробности см. у Вишнякова. 266–278 стр. Hauernik. 249–250 ss. Lagarde. Specim 16. Baethgen. 1.c. 4s. 205 Там же. 278–284 стр. Lesetre. 489 p. Соглашаясь приписать Давиду и его эпохи псалмы 10 (по евр.), 32 и 70, Геферник относит к эпохе вывилонского плена 103 псалом (202с.) и видит какие-то «тяжкие притеснения от языческих народов». Кажется, не видно в псалме сего, а напротив радостно-спокойный тон виден. Очень сходен с 33 псалмом Давида весь 103 псалом. 206 Вишняков относит его к ассирийскому нашествию, но ясных указаний на это нашествие нет здесь. Вигуру приписывает Давиду (733стр.), из древних Феодорит это мнение признавал, из новых Шегг, Патрицы и др. 209 Подробные доказательства сему приведены у о. Вишнякова. Указ. соч. 441–452 стр. Keil. 1.c.336s. Hauernik. 259–261ss. 212 Вишняков. Указ. соч. 483–488 стр. Keil. 366 s. Lesetre 1.c.676–693 pp. Вигуру. Руков. 837 стр. и др. 214 Особенно обстоятельно эта гипотеза разобрана в специальной монографии Ерта: Abfassungzeit und Abschluss d. Psalters (Leipz,1869) и журнальной статье Гимпеля (Quartalschrift Tubing 1870г. Ueber angebluch Makkabais h. n. Psalmen). Много также ценных возражений против нее высказано в толкованиях на Псалтири Делича и Гупфельда. |
| В ответ на это писал я от 13 числа: «Искренно благодарю Вас за последнее письмо. Сообщенные в нем сведения по вопросу о медленности печатания V тома нашего издания поистине удивили меня. Предисловие к этому тому получено мною от Н. И-ча 13 июня. Если бы оно составлено было надлежащим образом, я не замедлил бы его послать в типографию. Но я объяснял Н. И-чу, почему я медлил отсылкою его рукописи в типографию, и просил его приехать в Тверь для личных переговоров по этому предмету. Он не раз обещался посетить меня, но и до сих пор не исполняет своего обещания; хотя бы Вы побудили его приехать ко мне, да и сами бы вместе с ним пожаловали в Тверь, для совместного обсуждения вопроса касательно скорейшего окончания нашего общего дела. Напрасно возлагают на меня вину в замедлении выпуска последних двух книг издания. Главная в этом вина лежит на типографии и на ее властях. Я, с своей стороны, жаловался на крайнюю медлительность типографии и в Москву г. Румянцеву, и в Петербург Константину Петровичу, и не раз поручал Николаю Ивановичу принимать, какие он может, меры к ускорению дела; все было тщетно. И после этого я же остаюсь виноватым: это – очень любезно... Буду ожидать от Вас списка с разысканного Вами репорта митрополита Филарета о церковном пении. Кто же, наконец, в Грузию-то?» 9 число. Воскресенье. После литургии пришли ко мне и приглашены были к моей трапезе: священник С.-Петербургского Волковского кладбища, о. Вишняков, здешний уроженец и товарищ Председателя Московского Окружного Суда Евг. Романов. Ринк – старый мой знакомый. Беседа за столом шла о разных современных вопросах. О. Вишняков известен в учено-литературном мире, как автор сочинений: 1) О происхождении псалтири, Спб. 1875 г.; 2) Толкование на псалтирь, Спб. 1882 г., и 3) Историко-статистическое описание Волковско-православного кладбища, Спб. 1885 г. Вечером, с почтовым поездом пожаловал ко мне из Москвы, по пути в С.-Петербург, для присутствования в Св. Синоде, преосвященный Дионисий, епископ Уфимский (бывший Якутский). Это – мой старый добрый знакомый по Москве, когда я был там на должности Синодального Ризничего, а он жил в Богоявленском монастыре, в сане протоиерейском, занимаясь, по поручению преосвященного Иннокентия, бывшего архиепископа Алеутского и Якутского, печатанием священных книг, переведенных ими совместно на Якутский язык. Не трудно понять, с каким удовольствием мы встретились и обрадовались оба, после столь продолжительной разлуки. Преосвященный провел у меня целые сутки, и разговорам нашим о прошлом-былом и о современном-настоящем не было конца. |
| Очевидно, что просто так лгать няне Царских детей не было никакого резона. Так же, как не было резона врать Тютчевой, но та врала. Тютчева делала это осознанно и очень активно. Но какова роль Вишняковой, ведь и она врала. Разница все же была. Вишнякова врала потому, что ее заставили. Как-почему, остается неизвестным. Несомненно только то, что на нее было оказано влияние, и скорее всего, не только со стороны Тютчевой. Упорство же Вишняковой, доказывает, что она совершала все это под страхом мести со стороны тех, кто принудил ее оклеветать Григория Ефимовича. Эта угроза сохранялась и после революции. Вот почему и следователям Ч.С.К. она не посмела сказать правду, боясь возмездия. Все же история в ее изложении по прошествии лет несколько трансформировалась. Вишнякова это чувствовала, поэтому давала показания нервно, затем инсценировала истерику и от дачи дальнейших, более подробных показаний, уклонилась. Но... Бог шельму метит, и над Марией Вишняковой скоро свершился Божий Суд, причем гораздо ранее 1917 года. Об этом свидетельствует Великая княгиня Ольга Александровна (в записи Яна Ворреса): «Не изменяя своего гневного тона, Великая княгиня рассказала, что дошло до того, что любое отступление от нравственных норм со стороны дворцового персонала относилось злыми языками на счет Распутина. Одна из таких историй об изнасиловании одной из нянь дошла до Императора. Тот сразу же приказал произвести дознание. Выяснилось, что молодую женщину действительно застали в постели - но с казаком из императорского конвоя». 36 Марию Ивановну Вишнякову стоит пожалеть. За неимением других доказательств, будем считать, что она оказалась в роли клеветницы по случаю и взялась не за свое дело, вдохновения при этом не испытывала, потому и сработала топорно. Какой же итог ее усилий? В плане утверждения лжи - никакой! Всего лишь одно слово правды, исторгнутое из чистого сердца, мгновенно разрушало, рассеивало в прах все нагромождения слишком откровенных в своей лживой, гадкой уродливости обвинений. |
| А.Вишняков Император Юлиан Отступник и литературная полемика с ним св. Кирилла архиепископа Александрийского в связи с предшествующей историей литературной борьбы между христианами и язычниками Источник Предисловие Христианство при своем появлении в греко-римском мире, как религия, которая не только не мирилась с древними верованиями, но и стремилась стать на их место, естественно встретило противодействие себе со стороны всех, кому дороги были интересы древней религии. Это противодействие шло с одной стороны от государственной власти, которая связывала со старой религией прочность государственных устоев, с другой стороны от философии, видевшей в христианстве опасность как для древней религии, которую она взяла под свое покровительство, так и для неё самой. Противодействие христианству от государственной власти началось очень скоро и продолжалось целые 3 века в ряде кровавых гонений. Философия выступила на борьбу с ним не сразу, а только тогда, когда успехи его стали слишком очевидны и грандиозны. Языческие писатели подвергли новую религию критике, которая не могла остаться без ответа со стороны христиан. Между представителями старого и нового мировоззрения началась литературная борьба, которая продолжалась даже тогда, когда христианство сделалось уже господствующей религией в греко-римской империи. В предлагаемой работе мы взяли главным предметом один момент этой борьбы – литературную полемику св. Кирилла архиепископа александрийского с императором Юлианом Отступником; но ввиду того, что полемические сочинения этих авторов находятся в сильной зависимости от предшествовавших трудов этого рода и сами при том сохранились не в целом виде, мы изложили сначала общее содержание предшествующей литературной полемики между христианами и язычниками, предпослав этом изложению ещё одну главу, где характеризуется вообще умственное движение эпохи борьбы христианства с язычеством, движение, которое бросает историческое освящение как на полемику язычников против христианства, так и на христианскую апологетическую литературу, не оставшуюся вне влияния идей времени. |
|
|
