| Итак, Святые Отцы, а точнее «их книги» противопоставлены голосу «христианской совести» и «чувству Богообщения»! Не желая «абсолютизировать нашу падшесть», считаю долгом ответить игумену Петру, что от монаха слышать такую хулу просто страшно. Проповедуемое им духовное направление действительно представляет собой прямой путь к прелести и заблуждению, сознательный отход от Истины и утверждение себя в мнимом «адекватном» по отношению к состоянии. В подтверждение моих слов и возвращая читателя к теме настоящей книги, приведём мнение архимандрита Рафаила (Карелина) о теории эволюции: «В чём притягательность этой теории, в чём секрет её успеха? Только в том, что она отвечала духу времени . Человек хотел уверить себя в том, что он – зверь, и зверь не по произволению свободной воли, а по необходимости своей природы. Эта теория, делающая ненужным присутствие в Божества, ведёт к агностицизму и атеизму, освобождая человека от нравственной ответственности за своё духовное состояние и заменяя совесть общественными правилами. Эта теория освобождает человека и от необходимости решать тяжёлые, иногда мучительные вопросы о смысле жизни, поскольку дарвинизм заявляет, что человек – всего лишь продукт слепой эволюции, сцепление целой массы счастливых случайностей» 799 . Причина оставления обновленческими богословами традиционного догматического вероучения заключается в том же именно желании соответствовать духу времени . Отсюда проистекает и безоглядное принятие новых идей, не укоренённых ни в Священном Писании, ни в Предании Церкви. Отцы боялись согрешить против Истины, отступить от неё даже в малом, страшились подменить Божественное Откровение своим человеческим мудрованием, почитали по-апостольски Церковь столпом и утверждением Истины ( 1Тим.3:15 ), строили своё богословие на единственно верном основании – камне евангельской Христовой веры. Не считали, что в богословии допустимо иметь суждения от своего падшего ума, но стремились стяжать ум Христов ( 1Кор.2:16 ). Почтенные грузинские монахи, которых раскритиковал лидер молодёжного движения в Московском Свято-Даниловском монастыре, верны апостольской традиции как в благочестии, так и в богословии. |
| А в прихожую он выскочил из своей комнаты, когда захлопнулась дверь за иеромонахом Агафангелом, ночевавшим в комнате зятя. С этим монахом зять пел «Отче наш» и молитвы перед трапезой и после оной, а ночью они еще и долго читали Покаянный канон и всякие акафисты. Тесть, слышавший, как за стенкой молятся, однажды пришел в неистовство и собрался приказать прекратить проявление религиозного фанатизма. Но, побушевав в душе, так и не смог осуществить задуманное. А утром он хотел дать зятю разнос и пригрозить всеми известными карами вплоть до выселения религиозной контры из его ветеранской квартиры. И надо же было в этот момент ввалиться в прихожую Воблину. Вместо приветствия он грозно загудел: «Ну, Ваня, дожили! Из твоей квартиры попы выходят!» То ли от явного преувеличения (поскольку монах был в единственном числе), то ли от очередной воблинской бестактности тесть вдруг перенес гнев с зятя на непрошеного гостя и произнес упомянутую фразу насчет того, чтобы свои визиты Воблин предварял звонками. На это тот разразился безумной тирадой насчет того, как должно коммунисту относиться к «мракобесию», и пообещал сообщить куда надо. Угрозу свою он исполнил. Только времена были уже не те. Догорала заря перестройки, и народ активно входил во вкус всяко понимаемой свободы. Никто тестя не арестовал, не вызвал «куда надо», а позвонил ему какой-то чин и очень вежливо попросил не раздражать коллег-ветеранов, а если тот вдруг уверовал, то никто не запрещает ему ходить в Церковь. Только демонстрировать свою веру не надо соседям. В заключение он извинился за Воблина и пожелал тестю доброго здоровья, а заодно поздравил его с кануном Дня Советской армии. Тесть не стал объяснять, что он по-прежнему привержен атеизму и что в Церковь ходит не он, а его непутевая дочь с еще более непутевым зятем. Он молча выслушал бойца невидимого фронта, поблагодарил за поздравление и повесил трубку. А через неделю его пригласили в комнату, где заседал Воблин с бухгалтером и парочкой активистов-общественников. В комнате набилось три десятка ветеранов обоего пола, и начался «серьезный разговор», после которого тесть вернулся домой расстроенным, выпил залпом целый стакан водки и выдал неожиданный для Виктора монолог, из которого следовало, что Воблин во время войны ни разу не был на передовой, воодушевляя бойцов на героические подвиги, а занимался концертными бригадами, приглашая артистов выступить перед бойцами, и поставлял санитарок и связисток в качестве походно-полевых жен командирам. |
| Но мы, верующие, тоже должны жить в мире; далеко не все могут выйти из него. Как же избежать его духовной скверны, как не поддаться его прелести, устоять против его соблазнов? Надо жить в нем, как рыба в море: она не осаливается, не пропитывается солью; так и мы, живя в мире, должны не пропитываться его грязью, пороками и страстями. Взять хотя бы «бич» современного человека – телевизор. Многие верующие спрашивают, грешно ли смотреть его? Объясним на примере. Епископа Иоанна Новгородского искушал бес: забрался к нему в умывальник. Епископ же никогда ни к чему не прикасался, не осенив крестным знамением: он перекрестил умывальник и связал беса силой Божией. Бес же, боясь наказания от своего начальника, стал умолять епископа, чтобы отпустил его, обещая за это все, что тот потребует. Епископ согласился: «Хорошо, отпущу тебя, но чтобы сегодня же ночью ты отвез меня в св. град Иерусалим – мне надо отслужить молебен и поклониться Гробу Господню». Бес принял образ крылатого коня, и епископ Иоанн за ночь слетал на нем в Иерусалим и вернулся обратно. Значит, для доброго дела можно использовать не только телевизор, но и беса! Если бы по телевидению показывали и учили, как познать Бога, как любить ближних, рассказывали бы о чистоте и нравственности, о трезвенности, то есть воспитывали бы душу для спасения и вечной жизни, тогда телевизор можно было бы смотреть. Но поскольку мы всего этого не наблюдаем, а напротив, видим войны, убийства да лекции по атеизму, то, конечно, для души здесь не может быть никакой пользы. Итак, не любите того, что в мире! К этому призывает нас Господь, этому учат нас святые отцы. «Как туда, где грязь, бегут свиньи, а где цвет и благоухание, там собираются пчелы, так и туда, где развратные песни, собираются бесы, а где песни духовные, туда нисходит благодать Святаго Духа и освящает уста и душу, и дом наш», – говорит св. Иоанн Златоуст. Господь обещает нам новую жизнь, вечную радость: ради этих вечных благ откажемся от благ временных, распнем себя миру и будем вести с ним непримиримую борьбу. В этой борьбе мы должны быть твердыми, верными Богу до самой смерти. Бог каждого призывает на спасительный путь, но Он ревнив и не терпит, когда человек изменяет Ему и начинает служить миру. |
| Самым злостным образом издевался он над Библией , её рассказами о чудесных событиях и библейскими лицами, особенно же – над Давидом и апостолом Петром. Христос в его глазах был только галилейским Сократом, Моисей – мифом, Пятикнижие Моисея – сборником арабских сказок. Удивительно, что таким взглядом на Библию и христианскую церковь увлеклись не только светские лица, в том числе и коронованные особы, но и лица духовные – епископы и священники католической церкви, часто открыто кощунствовавшие среди светского общества. Мало того, эти-то именно епископы и священники пользовались во Франции пред началом революции особою популярностью, как люди просвещенные, философски образованные и чуждые глупых предрассудков средневекового суеверия и клерикализма. Как деизм проложил французскому обществу путь к безбожию и атеизму, так атеизм, как теоретическое учение, естественно привел французских мыслителей к натурализму или материализму, признающему бытие только одной материи или грубого вещества и отрицающему бытие духовное – бытие Бога, человеческой души, ангелов. Практическое применение атеистического и материалистического философского мировоззрения к уяснению форм общественной и государственной жизни породило политические теории конституционализма и демократизма. В этом отношении особенное значение в истории первой французской революции принадлежит известному писателю Ж. Ж. Руссо. Руссо подготовил революцию во Франции еще в большей степени, чем граф Л. Н. Толстой оказал содействие появлению революционного движения в России. Между ними много сходства можно видеть не только в их основном учении, но и в их деятельности. По первому сочинению Руссо считает величайшим злом для человечества его цивилизацию, культуру, просвещение, науки и искусства. Человек, – говорит Руссо, – становится дурным только в обществе, по рождается он невинным и добрым. Как же образовалось общество? Первый человек, который огородил участок земли и сказал: «это – мое поле», и нашел людей достаточно недальновидных, которые поверили ему, – он и был истинным основателем гражданского общества. |
| Е. К. Никифоров: - Вот он называет себя мистическим писателем. Откуда все это началось? Вот как возник замысел «Мастер и Маргариты»? Во-первых, тут все-таки нужно различать мистику и религиозность. Потому что насколько он был религиозен, насколько он был мистичен. В чем здесь противоречия или это одно перетекающее все же в дальнейшем, со зрелостью человека духовной, в другое? То, что он не был церковным человеком – это совершенно очевидно, по-моему. А. Н. Варламов: - Понимаете как, это тоже такой очень интересный психологический момент. Семья была очень благочестивая, родители были очень верующие люди. Афанасий Иванович, отец Михаила Афанасьевича, не был священником, но был сыном священника, имел духовное образование. И работал сначала доцентом, а потом профессором Киевской духовной академии. Мама была дочерью соборного протоиерея, и тоже воспитывалась в таких абсолютно христианских традициях, и детей они воспитывали в христианском духе. Но дальше как раз произошло то, о чем мы уже говорили. Когда заболел Афанасий Иванович и умер, и мама сошлась с доктором, который лечил Афанасия Ивановича. И у Булгакова это вызвало, у подростка, ему было 16 лет, резкий протест. У него начинается страшный конфликт с матерью, психологический конфликт. И именно этот конфликт с матерью, личностный конфликт, повлек за собой конфликт с той системой ценностей, которую исповедовала мать, и воспитывала своих детей. И после этого Булгаков, это видно по дневнику его сестры, там просто написано, что «Миша перестал ходить в церковь, Миша не говеет, Миша не причащается». То есть разрыв Булгакова с Церковью происходит именно в этот момент. И фактически к церковной жизни он больше никогда не возвращается. Но, конечно, вопросы религиозные, вопросы духовные его не переставали занимать. И, конечно, он никогда не симпатизировал там атеизму прямому, никакому безбожию. И собственно в «Мастере и Маргарите» все это очень хорошо чувствуется. И фигура Понтия Пилата, как мне кажется, вот она его привлекала именно потому, что его очень волновала проблема власти, границ власти, ответственности власти. Проблема наказания, проблема вины, проблема милосердия. Все, что он видел в фигуре Понтия Пилата. Но об этом много сказано, написано. Я просто понимаю, что здесь «Мастер и Маргарита» – роман, который все читали. И у каждого человека есть своя точка зрения и бесполезно навязывать какую-то другую. Каждый прочел так, как он его прочел. |
| Как для Ария Христос не Бог по своему существу, но человек, стяжавший божественные достоинства от Единого Бога, так и для российских императоров Церковь не самодостаточна и нуждается во вдохновении императорского «духа жизни». Возникла мифология о российском царе, «удерживающем» Христову Истину и Мир на земле – как будто Церкви Православной недостаточно собственных божественных сил для спасительного Благовестия и противостояния лукавому. «Социальные ариане» – российские императоры воплотили в жизнь несторианство, разделив церковь и общество. Сословность духовенства было рецидивом ветхозаветного левитства. Взаимное отторжение Церкви и общества приводило к клерикализму и мифотворчеству в церковной среде и к атеизму на периферии религиозности. Точно ли то, что российский народ до 1917 года был православным? Известен такой факт. В Великий Пост 1916 года все военнослужащие Российской Армии говели и причастились, но в Великий Пост 1917 года говело меньше десяти процентов военнослужащих. А всего-то, власть перешла ко Временному Правительству, и были объявлены гражданские свободы. И православности как не бывало. Верные чада Церкви, которые хотели халкидонски мыслить, голосом Поместного Собора Российской Православной Церкви заявили о том, что следует осуществить в России неслиянное единство государства и Церкви. Об этом ниже будет более подробный разговор, но здесь, забегая вперед, следует указать на основные положения, доказывающие необходимость единства Церкви и государства Поместный Собор 1918 года принял Постановление, в котором выразил свое видение роли и места Церкви в новой России, какую бы форму правления она ни приняла. Собор постановил: «принять положение, в силу которого Православная Церковь в России должна быть в союзе с Государством, но под условием своего свободного внутреннего самоопределения». Это и было прохалкидонским решением церковно-государственного вопроса, попыткой отразить в социальной жизни православного народа догмат о двух природах во Иисусе Христе, находящихся в неслитном и нераздельном сопребывании. Неслитность природ церкви и государства отображается в невозможности подчинять Церковь Христову государству, а также – в недопустимости государство растворять в Церкви (первое – духовное арианство, второе – духовное монофизитство); нераздельность природ отображается в невозможности разделить одну личность гражданина и христианина на два лица ( Церковь перестанет определять жизнь личности и религия превратится в чувственный мирок обывателя – духовное несторианство). |
| Практическая подготовка к Собору проходила под руководством патриаршего местоблюстителя Пимена, возглавляемой им Предсоборной комиссии, состоящей из 30 деятелей Русской православной церкви. Вся ее работа осуществлялась под контролем Совета. Проекты решений комиссии обычно поступали в Совет. Здесь они корректировались, вносились поправки, рекомендации, обеспечивающие проведение нашей линии. И все же предсоборный период был очень сложен. Дело в том, что кандидатура митрополита Пимена на пост главы церкви на первых порах не встретила единодушного одобрения архиереев, которым, согласно канонических норм, принадлежит решающее слово при выборах патриарха. Многие иерархи хотели бы избрать на этот пост митрополита Ленинградского Никодима. Да и сам Никодим довольно долгое время питался этой иллюзией, чем, в какой-то степени, дезориентировал массы духовенства. Другая, хотя и небольшая часть епископата, хотела бы избрать главой церкви такого деятеля, который по своим взглядам был бы близок к взглядам патриарха Тихона, известного своими антисоветскими высказываниями и анафемами; имели место и нелегальные вылазки экстремистов. Так, в начале 1971 года появилось анонимное обращение к епископату и клиру с призывом «не избирать в качестве патриарха теперешних членов Священного Синода, продавшихся властям», а выдвигать на этот пост архиерея, способного противостоять государству, атеизму и укрепить церковь , возродить ее былые позиции. В качестве кандидатов на патриарший пост в анонимке выдвигалось 24 архиерея, а первых среди них назывался архиепископ Ермоген (бывший Калужский), которого даже иностранная пресса именовала идеологом всех церковных экстремистов. Следует отметить, что какая-то часть даже лояльных архиереев хотела бы выдвинуть на Соборе не одного, а трех кандидатов в патриархи. Некоторые епископы ратовали за то, чтобы избирать патриарха на основе закрытого (тайного) голосования. Все эти явления получали в Совете соответствующую оценку, принимались меры. Пришлось использовать возможности Совета и уполномоченных для того, чтобы все архиереи письменно поддержали кандидатуру Пимена на патриарший пост. В результате очень тактичного воздействия все архиереи (за исключением иностранцев) дали письменные и частично устные заверения, что они будут голосовать за Пимена. |
| Знаменем Нового времени стала секуляризация науки, которая дала толчок появлению специализаций. Поэтому в Новое время происходил процесс формирования богословия и философии в одну из многих областей знания и мысли. В науке началась дифференциация научных специальностей, доводящая иной раз их до полного разобщения. Секуляризация закономерно породила феномен научного позитивизма, который ускорил темпы развития светского характера научной методологии. А из науки секуляризация шагнула во все сферы жизни общества, включая образование и культуру, и, конечно же, в политику. Церковь и религия при этом загонялись в резервации, представляемые неким атавизмом, ограниченным частной жизнью, апогеем чего стал утверждённый в прошлом столетии политический режим господствующего атеизма. Что мы имеем на сегодняшний день? Хотелось бы отметить два ключевых момента. Во-первых, секуляризация – отнюдь не однородный феномен, и в разных государствах она совершалась по разным сценариям и на разных основаниях. Советская секуляризация базировалась на идеологии, которой отводилась роль замены религии в общественном сознании. Советская идеология приравняла светскость к атеизму. В этом ключе любое научное знание становилось a priori знанием антирелигиозным. Богословская наука была вытравлена почти полностью вместе с духовными школами, конфискованными архивами и библиотеками, репрессированными учёными. При этом был разработан целый свод идеологических псевдонаук, а также сквозной идеологизации были подвергнуты все гуманитарные науки. Отголоски идеологизации системы образования ощущаются даже по сей день: факт внедрения где-либо теологического образования в светском вузе наталкивается на штамп общественного сознания, реликт советских времён – Церковь и государство отделены, а теология не является наукой в полном значении этого слова. Что касается Европы и Америки, то там секуляризация, хотя и имела идеологические корни, приняла более мягкие формы. Значительная часть форм присутствия религиозных институтов в общественной жизни, включая образование, там не только осталась, но и получила определённое развитие. Принцип светскости в европейском секуляризме подразумевал науку не пространством агрессивного атеизма, а сферой нейтральных отношений, где есть место и религии. Россия же сегодня всё ещё остаётся под сенью советского воинствующего атеизма, и это не следует оставлять без внимания. |
| А вот персонажи, не вызывавшие у нас никаких симпатий, с кем ассоциировалось все самое зловещее и отталкивающее в судьбе России и в мировой истории, — Маркс, Ленин, Троцкий, Гитлер, руководители нашего атеистического государства, разрушители–революционеры, — все как один были атеистами. И тогда перед нами встал еще один вопрос, который был сформулирован нами грубо, но вполне определенно: или Пушкины, Достоевские и Ньютоны оказались столь примитивны и недалеки, что так и не смогли разобраться в этой проблеме и попросту были дураками, или все же дураки — мы с нашей пионервожатой Мариной? Все это давало серьезную пищу для наших молодых умов. В те годы в обширных институтских библиотеках не было даже Библии, не говоря уж о творениях церковных и религиозных писателей. Нам приходилось выискивать сведения о вере по крупицам: то в учебниках по атеизму, то в произведениях классических философов. Конечно, огромное влияние оказала на нас великая русская литература. Мне очень нравилось по вечерам приходить на службы в московские храмы, хотя я мало что там понимал. Большое впечатление произвело на меня первое чтение Библии. Взял я ее почитать у одного баптиста, да так все и тянул, не возвращая обратно, прекрасно понимая, что нигде больше эту книгу не найду. Хотя тот баптист совсем и не настаивал на возвращении. Он несколько месяцев пытался меня обратить. Но в их молитвенном доме в Малом Вузовском переулке мне как–то сразу не приглянулось, хотя я до сих пор благодарен этому искреннему человеку, позволившему мне оставить у себя его книгу. Как и все молодые люди, мы с друзьями проводили немало времени в спорах, в том числе о вере и о Боге, читая раздобытое мною Священное Писание и духовные книги, которые как–то все же умудрились найти. Но с крещением и воцерковлением большинство из нас тянули: нам казалось, что можно вполне обойтись без Церкви, имея, что называется, Бога в душе. Все, может быть, так бы и продолжалось, но однажды нам совершенно ясно было показано, что такое Церковь и зачем она нужна. |
| Историческая встреча: единство веры и богословские тонкости О том, означает ли встреча в Гаване примирение двух ветвей христианства, рассказал глава отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Илларион, который вел переговоры с Римом. 6 февраля, 2016 О том, означает ли встреча в Гаване примирение двух ветвей христианства, рассказал глава отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Илларион, который вел переговоры с Римом. Одна из главных сенсаций – первая в истории встреча Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и Папы Римского Франциска. Учитывая, что летом этого года исполнится уже 962 года со времени Великой схизмы, раскола некогда единой христианской Церкви на Римско-Католическую и Православную, то, если все действительно пойдет по плану, мы станем свидетелями события не просто исторического, а где-то просто невероятного. Тем более все необычно, потому, что объявлено: встреча состоится в аэропорту Гаваны. О том, означает ли встреча в Гаване примирение двух ветвей христианства, рассказал глава отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион, который вел переговоры с Римом. Левое крыло старого аэропорта в Гаване так и осталось зарезервированным под обслуживание рейсов с официальными делегациями. В одном из трех VIP-зaлob — весьма скромных — состоится встреча двух Предстоятелей. Впервые такая встреча планировалась еще при Патриархе Алексии II и Папе Иоанне Павле II. Было это в 1996-1997 годах. — Где-то за неделю с небольшим до этой даты выявились серьезные разногласия между сторонами, которые не позволили согласовать текст коммюнике, и тогда Патриарх Алексий отменил эту встречу. — Где это было? Тоже на Кубе или в каком-то другом месте? — Не на Кубе. Это было в Австрии. Почему тогда не на Кубе, понятно. На момент прилета в Гавану еще в 1989-м Михаил Горбачев уже был тем человеком, который одобрил празднование 1000-летия Крещения Руси, с чего и начиналось возрождение поруганного русского православия. А вот Куба вплоть до 90-х следовала официальному атеизму. Кстати, именно по этой причине на острове пышно расцвела мода на сантерию. Так как христианство было в загоне, народ потянулся к как бы этнической культуре — жутковатым верованиям, привезенным когда-то на остров африканскими рабами. |
|
|
