| В следующих затем пяти наставлениях изложены законы и формы изменения частей речи 263 . «Надобно согласиться, говорит Грот, что этот план чрезвычайно прост и разумен. Главным источником понятий о живей речи и вообще языке послужили Ломоносову древние писатели, Аристотель, Квинтилиан, Донат,Присциан, а может быть еще и другие... Нет сомнения, что Ломоносов был знаком с пиитикою Аристотеля, след. многие понятия о языке мог почерпнуть непосредственно из этого источника; другие мог заимствовать из латинских грамматиков, или и из писателей нового времени, которые, разумеется, сами также более или менее пользовались древними... Не смотря, однакож, на некоторые черты сходства, указывающие на заимствования в грамматике Ломоносова... труд его есть вполне самостоятельный и зрело обдуманный плод внимательного изучения. Грамматика Ломоносова оригинальна и по своему расположению и по самой разработке законов языка... Русские в праве гордиться появлением у себя в средине XVIII столетия такой грамматики, которая не только выдерживает сравнение с однородными трудами за тоже время у других наг родов, давно опередивших Россию на поприще науки, но я обнаруживает в авторе удивительное понимание начал языковедения» 264 . Но еще прежде русской грамматики, издание которой было остановлено другими занятиями, Ломоносов издал «Риторику», под заглавием: «Краткое руководство к красноречию, книга первая, в которой содержится Риторика, показующая общие правила обоего красноречия т. е. оратории и поэзии». Руководство это должно было состоять из трех частей: «Общей риторики», излагающей общие правила красноречия, или словесности т. е. прозы и поэзии; «Оратории», в которой излагаются правила составления ораторских речей и других форм прозаических сочинений и «Пиитики», в которой содержатся правила стихотворства и составления разных форм поэтических сочинений. Ломоносов успел издать только первую часть т. е. «Общую риторику, в которой говорится: 1) об источниках риторического изобретения, 2) об украшении риторического содержания, или изобретенных идей посредством тропов и фигур, и 3) о расположении риторического содержания по формам хрий, силлогизмов в разговорах, описаниях, повествованиях и речах. |
| Мейчен Дж. Грешем Урок 8 1. Энклитики и проклитики Энклитики – это односложные или двусложные слова, которые тесно примыкают к предыдущему слову и теряют ударение; оно переносится на последний слог предыдущего слова. В русском языке в этой роли выступают частицы же, ли, бы и иногда слова после предлогов. Например, в предложении Он же идет на гору слова же и гору являются энклитиками. Энклитики надо отличать от проклитик, т.е. безударных слов, которые образуют единство с последующим словом. Проклитик всего десять, их рекомендуется сразу же запомнить. Это артикли мужского и женского рода в Nom. , , ο, α, предлоги ν, ες, κ (перед гласными ξ), союзы ε, ς, отрицание ο (οκ перед гласными, οχ перед густым придыханием). Проклитики имеют ударение только в том случае, если последующее слово – энклитика (правило 3). Сами они на ударение в других словах не влияют. Для энклитик необходимо запомнить следующие правила: 1 . Слово, стоящее непосредственно перед энклитикой, не меняет острое ударение на тупое. Например: δελφς μου правильно μου 14 неправильно 2 . Если слово перед энклитикой имеет острое ударение на третьем от конца слоге или облеченное на предпоследнем, то оно приобретает дополнительное, обязательно острое, ударение на последнем слоге. Например: νθρωπς μου, δρν σου правильно μου, δρον σου неправильно 3 . Если перед энклитикой стоит проклитика или еще одна энклитика, то она приобретает острое ударение на первом слоге. Например: νθρωπος μο στιν. 4 . После слова с острым ударением на втором слоге двусложная энклитика остается ударной. Например: ρα στν. 5 . Энклитика также сохраняет ударение, если на ней стоит логическое ударение или с нее начинается предложение (в том числе придаточное). 6 . Чтобы легче было усвоить эти правила, удобно рассматривать энклитику как вторую часть предыдущего слова и применять к такому составному слову общие правила постановки ударения. Например: δελφςμου νθρωπςμου δρνσου (дополнительное ударение ставится для того, чтобы не нарушались общие правила). |
| Таким образом в древнейших кормчих встречаем русскую Правду и Устав св. Владимира, уже вводящий новые начала церковного суда; находим в церковных судах виры, но вместе и строгие духовные наказания, согласно с требованиями Церкви; видим уставные грамоты князей с полем и прочими требованиями века и обычаев народных, но вместе видим и правила русских пастырей, исправляющие и дополняющие эти грамоты духовною силою церковных правил; наконец видим общий суд церковной и гражданской власти, чрез их представителей, не только над лицами разных ведомств, имеющими одно между собою дело, но и над некоторыми преступлениями, как-то видим в уставах Ярослава, Ростислава, и проч. При этом, без сомнения, и правила суда были общие, церковные и гражданские вместе, соглашаемые в общих началах христианской правды. Ибо духовенство всегда выговаривало себе неприкосновенное право – судить по священным правилам, по Номоканону 92 . Эти правила, при действии гражданских законов, имели свое неотъемлемое приложение: по делам духовных лиц, они действовали не только в отношении к обязанностям их служения, степеням сана и пр., но и внешним правам их звания в обществе и порядку суда над ними. По делам светских лиц, те же правила могли определять значение нравственных и уголовных преступлений, степени виновности в совести, меры духовных наказаний для ее очищения. Гражданские законы, при действии церковных, имели свое приложение: в делах духовных лиц, они определяли меру их гражданских преступлений, установляли порядок судопроизводства, с исключениями, каких требовали права звания этих лиц и общие законы Церкви, равно и особенные привилегии духовенства в России. По тем же законам определялись и взыскания с подсудимых лиц духовных, с теми же исключениями. Но те же законы имели полное приложение в церковном суде над мирянами, в делах общественных, от правительства ему подчиненных, или в делах лиц, из гражданского в духовное ведомство перечисленных, каковы были например слуги и крестьяне монастырские, архиерейские, и пр. |
| Отсюда видно, что где недостает такого важного в строе жизни члена, там можно ли видеть жизнь христианскую, как ей следует быть? – Нет там ее, хоть об ней много толкуют. Б. Правила жизни христианской Указав строй жизни христиан, Апостол пишет правила для нее, сначала 1) общие для всех христиан, в каком бы состоянии кто ни находился, а потом 2) частные, по состояниям. 1. Правила общие Еф. 4:17–32, 5:1–20 Приступая к изложению сих правил, Апостол ставит во главе их: а) главное начало для вывода их, и в руководство в жизни по ним – Еф. 4:17– 24 ; и затем уже предлагает 6) самые правила нравственной жизни христиан, яко христиан, – Еф. 4:25–32, 5:1–20 . а) Главное начало Еф. 4:17–24 Это главное начало выходит у него из непосредственно пред сим сказанного. Сказал он пред сим, что Господь дал Церкви и всему роду человеческому особых лиц для научения людей спасению и для руководства на пути к нему, – чтоб мы, люди, не увлекались всяким ветром учения, не жили во лжи человеческой под коварством козней льщения, но, истинствуя в любви, возращали все во Христа – главу Церкви, потому что иначе нельзя быть христианином. По ходу мыслей следовало бы помянуть: вы призваны к сему спасению и вступили на прямой путь к Нему. Но как он неоднократно поминал уже об этом, да и здесь намекает не слегка (ст. 20 и д.), то прямо делает из того вывод: итак, вам не следует уже держаться тех порядков жизни, от которых вы избавлены, а следует все возращать во Христа. Как они были язычники, то Апостол и очерчивает кратко, но полно худобу жизни язычников в нравственно-религиозном отношении, для уяснения – чего же именно удаляться должно (ст. 17–19). То же, как все возращать во Христа, выясняет тем изменением, какое производит благодать в верующих при самом вступлении их в путь вслед Христа, чрез таинства, полагающие начало жизни во Христе (ст. 20–24). То и другое коротко: отложить ветхого человека и облещися в нового. Это и значит – отложить язычество и действовать, как свойственно христианам. Таково главное начало! |
| Перейдем теперь к рассмотрению самых толкований Аристина. В своих толкованиях Аристин держится метода строго догматического: в большинстве случаев он изъясняет только буквальный смысл правил, указывая при этом, как должны быть понимаемы некоторые неточный и неясные слова и выражения, встречающаяся в Синопсисе правила 23 . Некоторые толкования его не представляют даже ничего нового сравнительно с Синопсисом и являются повторением этого последнего 24 ; иногда же комментарий Аристина служит продолжением Синопсиса, как бы прибавкой к нему 25 . Весьма часто, как мы видели, Аристин передает в своих толкованиях полный текст правил почти буквально (изменяя только порядок слов), или в извлечении; иногда же, заимствуя из полного текста правила материал для своего толкования, делает при этом некоторые дополнения от себя 26 . Если об одном и том же предмете говорится в нескольких правилах, Аристин дает на все эти правила одно общее толкование. Одно общее толкование Аристин дает на Апост. пр. 21-е, 22-е, 23-е и 24-е; 77-е и 78-е; на 1-е, 2-е, 3-е, 4-е, 5-е пр. Ефес. соб.; на 14-е и 15-е Трул. соб.; на все правила Гангр. соб.; на 53-е и 54-е Лаод. соб.; на 109-е (123-е), 110-е (124-е) и 113-е (127-е) Карф. соб. Держась строго догматического метода, Аристин иногда выходит за пределы своей задачи и делает в своих толкованиях замечания, не относящиеся к изъяснению буквального смысла канонического Синопсиса, но весьма важные в практическом отношении. Он указывает на причины и обстоятельства, вызвавшие появление некоторых правил, и объясняет мотивы, которыми руководствовались отцы соборов, издавая некоторые постановления 27 ; отмечает правила, утратившие свою силу, или потерпевшие изменения в позднейших церковных правилах 28 ; обращает внимание на исключения из правил (Апост. 6-е, 20-е, 61-е; Трул. 20-е); относительно некоторых правил замечает, что они представляют собой не общие церковные нормы, а являются правилами особенными, изданными для известного времени и места 29 . В некоторых случаях, так сказать, мимоходом, Аристин делает ссылки на гражданские законы, при чем цитирует их точно 30 , или же, не указывая относящийся к данному случаю гражданский закон определенно, заявляет только, что случай этот предусматривается и законами гражданскими 31 . |
| Из этого правила исключены только три случая: необходимая поклажа во время бедствия, утрата акта во время бедствия и доказательство давности владения. Действие этого правила практикой Кассационного Сената распространено было и на мировые суды, и ко всем вообще судебным делам правило это Сенат стал применять с такой строгостью, которая, по мнению многих, едва ли не выходила за пределы закона в истинном его смысле. Закон говорит в первой половине статьи о событиях, требующих письменного удовлетворения. Это толкуется в том смысле, что существование и условия сделки, которую, по роду ее, закон предписывает совершать на письме, нельзя доказывать свидетелями. А какие именно сделки, по роду их, предписано совершать на письме, – для решения этого вопроса наш гражданский закон не дает твердых оснований. В недостатке же общего о сем правила практика придает нередко обязательное значение для некоторых видов договорного отношения статьям, определяющим для каждого форму совершения сделки, т.е. какова должна быть письменная ее форма. Заключать отсюда во всех подобных случаях, что словесная форма не допускается, едва ли основательно без прямого и положительного указания. В таком смысле наш закон оказался бы еще строже самого формального из законодательств – французского, ибо в нашем законе нет ни французского снисхождения к делам малоценным, ни французского правила о commencement de preuve pas ècrit. Такая строгость вовсе не соответствовала бы внутренней экономии нашего быта, который представляет несравненно более, нежели во Франции, затруднений к составлению везде и повсюду письменных актов. У нас в некоторых местах эти затруднения доходят до положительной невозможности. Акт договора должен быть оплачен гербовым сбором; но несоблюдение этого правила не лишает акт обязательной силы и только влечет за собой взыскание штрафа (Уст. Гр. Суд. 461, 462 . Т. V, изд. 1893 г., Уст. Герб. Сб.). Для действительности договора вообще не требуется, чтобы он непременно подходил под один из видов или категорий, в законе указанных. |
| В Царстве Божием все действия каждого деятеля абсолютно индивидуальны, потому что само содержание всякого события в нем имеет мирообъемлющий характер и представляет собой нечто единственное по своему бытию и ценности: оно не может быть выражено в общих понятиях и общие правила не могут служить Руководством для осуществления его. Царство Божие есть царство благодати, а не закона. В царстве психоматериального бытия содержание действий обеднено, многие из них повторяются однообразно и могут быть почти сполна выражены какой-нибудь группой общих отвлеченых понятий; они относятся к области относительно индивидуального, т. е. имеют индивидуальное значение не сами по себе, а по своему положению в мировом целом Неудивительно, что поведение, поскольку оно состоит из таких действий, может руководиться нормами, выраженными в виде общих правил, заповедей, законов. Эти правила, выражаемые в виде кратких повелений, не учитывают всей сложности индивидуальных положений, и потому строгое исполнение их в некоторых случаях было бы крайней несправедливостью и жестокостью. Как и в случае применения юридических законов, эти правила в некоторых случаях должны подлежать сложному толкованию, которое вскрывает, что их следует принимать к руководству, к в голой отвлеченной всеобщности, а с рядом ограничений. Кто не обладает широким умом или, лучше скажем, нравственным тактом, указывающим необходимость индивидуализации поведения, кто требует строгого подчинения всех действий однообразным отвлеченным правилам, тот превращает этику закона в законническую этику, холодную и сухую, жестко ригористическую, прямо противоположную царству благодати с его конкретной этикой любви. Моралист–ригорист, наблюдая проступок или преступлены, во всяком случае сочтет себя вправе наказать виновного хотя бы путем порицания. Человек, чуткий к индивидуальности ближнего, не всегда поступит так: имея дело с лицом, особенно чувствительным к порицанию, заметившим свой проступок и внутренне не одобрившим его, он воздержится от всяких замечаний и предо ставит виновнику дурного дела самому наказать себя. Это не значит, что конкретная мораль любви отменяет этику закона. Когда индивидуальный добрый поступок не согласен с ходячими правилами морали, это означает, что краткие отвлеченные правила неточны, и мы не в силах формулировать сложное общее правите, действительно охватывающее все случаи и не допускающее на рушений его. К тому же точное выражение такого правила было бы слишком мудреным и не могло бы служить как заповедь, обращенная к людям всех уровней образования и умственного развития. Правила этики закона выражаются кратко и просто для всеобщего внедрения в сознание, но они неточны и потому в конкретных случаях должны корректироваться нравственным тактом. |
| Это, без сомнения, происходит не от недостатка нужных для этого способностей – для правильного размышления о предметах обыкновенной жизни нет нужды в обширных познаниях. Главная причина этого явления состоит обыкновенно в недостатке возбуждения к упражнениям разума. Это можно сказать и о прочих умственных способностях, и даже о чувствованиях, особенно нравственных. Постоянное упражнение всегда служит главным средством образования. Посему надобно желать, чтобы дети с ранних лет приучались правильно понимать и обдумывать предметы. 2. Преимущественно одобряются следующие упражнения: а) Должно приучать детей, чтобы они не довольствовались непонятными словами и темными представлениями, но чтобы все им встречающееся уясняли для себя и означали точными выражениями. Особенно можно от них требовать этого, когда читают какую-либо книгу. Но для чтения надобно выбирать такие сочинения или места из них, которые были бы приспособлены к детскому смыслу и безопасны для их нравственности. б) Можно требовать от детей, чтобы они указывали особенные признаки предметов, многие предметы сравнивали между собою и открывали как их сходство, так и различие. Также нужно обращать их внимание и на то, какие приметы в сих предметах существенные и какие случайные. в) С пользою можно требовать от детей, чтобы они как для частных понятий, так и для целых предложений мало-помалу привыкали приискивать противные понятия и противные предложения. г) Такие предварительные упражнения сами собою пролагают путь к распорядку предметов, чрез что разум получает общий обзор своих представлений и весьма много облегчается не только сохранение познаний в памяти, но и употребление их в дело. д) Наконец, воспитанника надобно приучать из данных частных случаев выводить общие правила и начала и наоборот – общие начала применять к частным случаям. На этой способности преимущественно основывается здравый смысл человеческий, которого важность никто отвергать не может. Какую пользу принесут детям все общие понятия и правила, если они не научатся надлежащим образом употреблять их в дело? 3. |
| Духовному преуспеянию монашествующего способствует самоотверженное несение трудов на благо обители. Каждый монашествующий призван с усердием и любовью на месте своего послушания служить братству. Братолюбие, готовность жертвовать собой ради брата — одна из самых высоких добродетелей общежительного монаха. Условием для процветания обители и преуспеяния каждого монаха является соблюдение правил монастырского благочиния, изложенных в уставе монастыря и в общих уставах монашеской жизни, келейное и общее чтение которых укрепляет как новоначальных, так и более опытных братьев в намерении вести жизнь равноангельную. Правила благочиния устанавливаются в монастыре не столько ради внешнего порядка и дисциплины, сколько ради воспитания в монашествующих благоговейного настроя, содействия молитвенному деланию и созиданию в обители духа единения. Поэтому монашествующие призваны соблюдать эти правила не формально, а с ревностью и любовью. Каждому монашествующему следует хранить общежительный строй монашеской жизни, стремиться к неисходному пребыванию в монастыре, любить общие богослужения, общие труды и иные общие собрания братства, включая общую трапезу, избегая поиска первенства, а также желания иметь что-либо отдельно от других, будь то особая пища, одежда и вещи, иное особое имущество или особые условия жизни. 8.2. О монашеской келье Келья дает возможность монашествующему сосредоточиться, рассмотреть свое духовное состояние, свои помыслы и действия, размыслить о своих грехах, подготовиться к таинству исповеди. При расселении братий игумен учитывает особенности их телесного и душевного состояния. Монастырская келья предоставляется монашествующему в пользование, и он не волен без благословения игумена распоряжаться ею и имуществом в ней по своему усмотрению. Монашествующий, совестливо относясь к имуществу монастыря, должен содержать келью в чистоте и порядке, аккуратно и бережно пользоваться монастырскими вещами. Обстановка в келье должна быть простой и строгой, помогающей монашествующему приобрести молитвенное настроение и благоговение. Лучшим украшением иноческой кельи служат духовные книги: Священное Писание и святоотеческие творения о монашеской жизни. По слову святителя Епифания Кипрского , «одно воззрение на эти книги отвращает от греха и поощряет к добродетели» 52 . Наставники монашествующих советуют, чтобы в монашеской келье не было ничего лишнего: «В келье должно иметь только самые нужные принадлежности, по возможности простые» 53 . В келье не должно заводить различных предметов прихоти и роскоши, и всего, что способствует развлечению и обращает ум к миру, отвлекает от молитвы и духовного делания. «…Обнажим нашу келию от богатств, а душу от страстей, чтобы наша жизнь и монашеская миссия приобрели смысл, потому что где материальное богатство, там духовное убожество…» 54 . Чтобы не отвлекаться от внутреннего трезвения, святые отцы заповедуют книг, «вредных для нравственности, отнюдь не читать, даже не иметь в келии» 55 . |
| Духовному преуспеянию монашествующего способствует самоотверженное несение трудов на благо обители. Каждый монашествующий призван с усердием и любовью на месте своего послушания служить братству. Братолюбие, готовность жертвовать собой ради брата – одна из самых высоких добродетелей общежительного монаха. Условием для процветания обители и преуспеяния каждого монаха является соблюдение правил монастырского благочиния, изложенных в уставе монастыря и в общих уставах монашеской жизни, келейное и общее чтение которых укрепляет как новоначальных, так и более опытных братьев в намерении вести жизнь равноангельную. Правила благочиния устанавливаются в монастыре не столько ради внешнего порядка и дисциплины, сколько ради воспитания в монашествующих благоговейного настроя, содействия молитвенному деланию и созиданию в обители духа единения. Поэтому монашествующие призваны соблюдать эти правила не формально, а с ревностью и любовью. Каждому монашествующему следует хранить общежительный строй монашеской жизни, стремиться к неисходному пребыванию в монастыре, любить общие богослужения, общие труды и иные общие собрания братства, включая общую трапезу, избегая поиска первенства, а также желания иметь что-либо отдельно от других, будь то особая пища, одежда и вещи, иное особое имущество или особые условия жизни. 8.2. О монашеской келье Келья дает возможность монашествующему сосредоточиться, рассмотреть свое духовное состояние, свои помыслы и действия, размыслить о своих грехах, подготовиться к таинству исповеди. При расселении братий игумен учитывает особенности их телесного и душевного состояния. Монастырская келья предоставляется монашествующему в пользование, и он не волен без благословения игумена распоряжаться ею и имуществом в ней по своему усмотрению. Монашествующий, совестливо относясь к имуществу монастыря, должен содержать келью в чистоте и порядке, аккуратно и бережно пользоваться монастырскими вещами. Обстановка в келье должна быть простой и строгой, помогающей монашествующему приобрести молитвенное настроение и благоговение. Лучшим украшением иноческой кельи служат духовные книги: Священное Писание и святоотеческие творения о монашеской жизни. По слову святителя Епифания Кипрского , «одно воззрение на эти книги отвращает от греха и поощряет к добродетели» 52 . Наставники монашествующих советуют, чтобы в монашеской келье не было ничего лишнего: «В келье должно иметь только самые нужные принадлежности, по возможности простые» 53 . В келье не должно заводить различных предметов прихоти и роскоши, и всего, что способствует развлечению и обращает ум к миру, отвлекает от молитвы и духовного делания. «…Обнажим нашу келию от богатств, а душу от страстей, чтобы наша жизнь и монашеская миссия приобрели смысл, потому что где материальное богатство, там духовное убожество…» 54 . Чтобы не отвлекаться от внутреннего трезвения, святые отцы заповедуют книг, «вредных для нравственности, отнюдь не читать, даже не иметь в келии» 55 . |
|
|
