| На момент расстрела ей было 62 года. Мученик Михаил Новоселов , мирянин Память 21 января (8 января ст.ст.). Историк, публицист, почетный член Московской Духовной Академии. Внук священника, в молодости он пытался создать собственную общину, живущую по учению графа Толстого. Затем вернулся в Церковь и стал православным миссионером. С приходом к власти большевиков, Михаил Александрович вошел во Временный Совет объединенных приходов города Москвы, который на первом же своем заседании призвал верующих встать на защиту храмов, оградить их от посягательств безбожников. С 1923 года он перешел на нелегальное положение, скрывался у друзей, писал миссионерские брошюры («Письма к друзьям»). Бывая в Москве, он ходил молиться в Воздвиженский храм на Воздвиженке. 22 марта 1929 года неподалеку от храма он и был арестован. Почти десять лет Михаил Александрович провел в заключении, многих своих сокамерников он привел к вере. 20 января 1938 года за антисоветские высказывания он был расстрелян в вологодской тюрьме в возрасте 73 лет. Священномученик Александр Туберовский , иерей Память 23 декабря (10 декабря ст.ст.). На момент революции он был мирянином, доцентом кафедры догматического богословия Московской Духовной академии. В 1919 году академической карьере пришел конец: Московская академия была закрыта большевиками, а профессура разогнана. Тогда Туберовский принял решение вернуться на родную Рязанщину. В начале 20-х годов, в самый разгар антицерковных гонений, он принимает священный сан и вместе со своим отцом служит в храме Покрова Богородицы в родном селе. В 1937 году он был арестован. Вместе с отцом Александром были арестованы и другие священники: Анатолий Правдолюбов, Николай Карасев, Константин Бажанов и Евгений Харьков, а также миряне. Всем им было выдвинуто заведомо ложное обвинение в «участии в повстанческо-террористической организации и контрреволюционной деятельности». Протоиерей Анатолий Правдолюбов, 75-летний настоятель Благовещенской церкви г. Касимова был объявлен «главой заговора»… По преданию, перед казнью осужденных заставили собственноручно выкопать траншею и тут же, поставив лицом ко рву, расстреляли. |
| После ареста о. Николая семья жила очень тяжело, на работу не брали. На дому стирали белье и рубашки, за что получали скромные средства, большим подспорьем были коза и походы в лес за грибами. У них был огород, но располагался на песчаном месте, поэтому, чтобы что-то уродилось, растения надо было обильно поливать. Вода находилась далеко, и приходилось ее таскать в ведрах на коромысле. От этого у дочери Елены сильно болела спина, что к старости привело к сгорбленности. В 1940 году о. Николай освободился и вернулся в Касимов . По просьбе прихожан города Елатьмы он три месяца исполнял обязанности псаломщика в местной церкви. После смерти священника никто не решался начать служить и стать его преемником, зная наверняка, что будет вновь арестован и расстрелян. Но храм могли закрыть, и поэтому о. Николай, уступая просьбе прихожан, обратился за советом и благословением к своей матери. Мать, Клавдия Андреевна, долго молилась и все-таки благословила на служение (а значит и на смерть) своего сына. Отец Николай перенес много скорбей от некоего Ушакова. Еще один «доброжелатель», Кимвалов, хотел устроиться на место псаломщика в храме, а о. Николай не желал давать ему это место, потому что этот человек имел непреодолимую тягу к спиртному. Тогда он сказал о. Николаю: «Я тебе устрою!» — и стал писать жалобы и доносы на настоятеля властям. В январе 1941 года о. Николая вновь арестовали и препроводили в Рязань . Прокурор города Рязани отправил его обратно. Суд в Касимове был назначен на 17 мая, но потом отложен до 28 июня. Должна была состояться выездная сессия Рязанского суда, но началась война и прокурор не приехал. Местный касимовский прокурор Сатаров вынес суровый приговор по статье 58, часть 2. Что конкретно инкриминировалось, сейчас трудно восстановить. Елена, дочь о. Николая, рассказывает: " На суде против о. Николая свидетельствовала некая умалишенная женщина Маша-Курша . И вот она на суде выступала, что-то говорила, обвиняла о. Николая, а он на все это судье ответил: — Как вы ей можете верить, вы же видите, что она больная, просто невменяемая?! |
| Делал и молился Работы Николая Широкого неканонические, поэтому принимают их не все. Есть, например, люди, которые выступают резко против сердечек из кленового капа. Говорят, что сердце – это «не наш», а католический символ. Николай покорно разводит руками и просит «не бить священным кулаком по грешному лицу», иначе говоря, не забывать, что фигурки ангелов – это все же творчество. Когда его отвели к мурановскому священнику отцу Сергию (Правдолюбову), он опасался именно такого непонимания. Но батюшка, человек невероятной веры, духовной силы и образованности, воспринял работы как творческие и близкие. Это была большая моральная поддержка для художника. А недавно один из строящихся московских храмов заказал партию ангелов для продажи в церковной лавке. – Не скажу, что я каждого ангела освящаю молитвой, все равно это больше творчество. Но вот была история: сказали, что человеку тяжело, надо бы помочь, хотят подарить ангела. Я делал и молился. Я надеюсь, что это сработает. Бывали случаи невероятные, но я не ставлю это себе в заслугу. Когда люди сами верят в свои силы, в то, что должно быть хорошо, – это получается. Николай мог бы припомнить десяток историй из серии невероятных. Так, однажды позвонила ему женщина: племянницу кладут в больницу с разрывом мениска (хрящевая прокладка коленного сустава. – Прим. ред.). Молодая девчонка – и вынуждена будет страдать. Сделай, говорит, ангела бегающего. А Николай не может бегающих. Он либо стоячих делает, либо тех, которые подвешиваются за веревочку. Но женщина не переставала: придумай что-нибудь, очень нужно поддержать человека. Николай вспомнил игрушку на колесиках из детства: тащишь ее за веревку, она катится и перебирает ножками. Племяннице передали бегающего ангела прямо в больницу, а на следующий день операцию отменили, решили лечить по-другому, потому что все оказалось не так страшно. – Сказать, что из-за ангела отменили операцию, – это галиматья какая-то. Но хотя бы полпроцента если этого есть, я счастлив. Пожар и 20 рублей на гвозди |
| Вот наш бывший настоятель архимандрит Иннокентий (Измер) то ли 13, то ли 17 лет провел в ссылке. Говорит: «Скольких архиереев я своими руками похоронил!» Сам он из Западной Белоруссии, окончил медицинский факультет Варшавского университета, и, видимо, это помогло ему пройти все ссылки, не умер он от истощения. В лагерях он был лекпомом – лекарским помощником, как и мой папа. Лекпомство очень помогало иногда. Так что о многих только Бог ведает. А священномученики и исповедники Правдолюбовы канонизованы благодаря нашей близости к блаженной Матроне Анемнясевской . Когда встал вопрос о ее прославлении и из ФСБ взяли архивные документы, то оказалось, что она проходила по одному делу с попами Правдолюбовыми, поэтому вся эта группа и канонизована вместе. Как все это происходило? Дяде Володе сказали: «Христос воскресе», а он ответил: «Воистину воскресе». Но посадили его не за это. За это только из Москвы выслали. Его посадили, как я уже сказал, за Матрону Анемнясевскую. Дело в том, что мой дядя, отец Николай, служил здесь в Казанском монастыре, потом разрушенном. А там могила была, часовня внука последнего касимовского хана Арслана – Иакова. У Арслана был сын Сеид-Бурхан Арсланович, который в крещении стал Василием. А внук, стало быть, Яков Васильевич. Он в детстве получил исцеление пред Казанской иконой Божией Матери в Казанском монастыре и благотворил обители. Сщмч. иерей Николай Правдолюбов От могилы царевича Иакова были чудеса, потрясающие чудеса – от рака исцелялись в таком состоянии, когда врачи уже оставили. В 1928 году исцелилась от рака одна женщина, а в 1933-м, выждав пять лет, она об этом заявила. Этот факт был записан, зафиксирован с подписями свидетельскими отцом Николаем. И он стал собирать чудеса Иакова-царевича. До революции священники их тоже фиксировали, но все было уничтожено. Потом матушка Акилина записывала, но она была малограмотная и писала недостаточно четко. Отец Николай взял это дело на себя. А потом, когда Владимира из Москвы выслали и он приехал сюда, решили они всё воедино собрать и написать. И составили книжечку о царевиче Иакове, о старице Иустинии, которая привезла Казанскую икону к нам из Казани, об отшельнике Петре и блаженной Матроне, которая была тогда еще жива. Они к ней ездили, пытались узнать о ее жизни. Но она им и слова не дала промолвить: быстро-быстро стала говорить о том, что нужно быть твердым в испытаниях, не бояться идти за Христа на смерть… В общем, обоим им подготовку к мученической кончине дала. Предрекла. |
| Например, мой брат Анатолий пять лет в ссылке провел, с 35-го по 40-й, а в 41-м был мобилизован. И вот замполит вызвал его и говорит: «Как ты можешь воевать за советскую власть, когда она тебя так обидела?» – «Я, – отвечает – верующий человек и знаю, что без воли Божией волос с головы человека не падает. Если я сидел, то по воле Божией. На Бога я обижаться не могу. А вы только орудие в руках Божиих, и на вас я не обижаюсь, буду воевать не за страх, а за совесть». Это была общая принципиальная позиция их… в том числе и отца Петра, конечно. Надо сказать, так рассуждало не только духовенство. Лихачев, академик, сказал: «Я очень рад тому, что тюремное заключение не озлобило меня, и я нисколько не сержусь на тех, кто это дело организовал». Это была общая позиция верующих людей. Во время войны и священников мобилизовали. У нас в родне отец Александр убит на фронте. Это отца Феодора Дмитрева сын, племянник моей бабушки. Не знаю, кем он был там. Писали мало, почта приходила плохо, а убили его очень быстро. Когда его в 36-м рукополагали, вся церковь плакала, потому что знали, что это кандидат на ссылку. Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов) Отец Петр Чельцов скончался 12 сентября 1972 года, и его похороны пришлись как раз на один из сорока дней после кончины нашего владыки Бориса (Скворцова) . Когда владыка Борис умер, мы ждали, кого к нам поставят. Были слухи, что владыку Николая (Кутепова) . После смерти владыки Бориса он, епископ Владимирский и Суздальский, временно управлял Рязанской епархией. Когда умер отец Петр Чельцов, владыка Николай приехал накануне погребения на парастас. Владыка Николай почему-то не взял с собой своих владимирских, а вызвал из Рязани отца Виктора Шиповальникова, отца Павла Смирнова и иподиаконов – Павла Петровича и Бориса. Иподиаконы приехали, а батюшка с протодиаконом не приехали, потому что их какое-то дело задержало. Так вот, когда я приехал, меня Паша встречает и говорит: «Иди к архиерею. Правда, он спит, но ничего». Я говорю: «Ты что, владыку беспокоить?» – «Он велел, пойдем». Приходим к нему в сторожку. «Владыка, вот отец Владимир приехал». Владыка меня благословил и говорит: «Парастаса нигде не найдем. В Туму посылали, там тоже нет. Как будем служить всенощную?» Я говорю: «Владыка, зачем Парастас, по Октоиху соберем службу-то. Канон первого гласа, это известно». Парастас – это книга, в первой части которой изложена полная панихида, а во второй – заупокойная всенощная. Так вот эту всенощную у нас часто служили, и я знал, какие стихиры берутся из Октоиха. Вот я и говорю: «По Октоиху соберем, владыка». «Вот тебе, – говорит, – поручение (инициатива ведь наказуема!) собирай». |
| По кончине родителей Николай раздал унаследованное имущество нищим, себе не оставив ничего. Когда стал он священником в Патарах, то повсюду разнеслась весть о его милосердии, хотя тщательно и скрывал он дела своего благотворения, исполняя слово Господне: У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рут твоя не знает, что делает правая ( Мф. 6:3 ). Когда же предал он себя уединению и безмолвию, намереваясь прожить так до конца своих дней, то пришел к нему голос свыше: «Николай, иди на подвиг в народ, если желаешь быть Мною увенчанным». Немедленно после этого он – досточудным Промыслом Божиим – был избран архиепископом ликийского города Миры. Милостивый, мудрый, бесстрашный, святитель Николай явился подлинным добрым пастырем своего стада. Во время гонения на христиан, воздвигнутого Диоклетианом и Максимианом, он был брошен в темницу, но и там поучал людей закону Божию. Присутствовал на Первом Вселенском Соборе в Никее, где, движимый пламенной ревностью по истине, нанес удар рукой еретику Арию. За такой поступок он был удален с Собора и отстранен от архиерейского служения, пока нескольким первым архипастырям на Соборе не явились Сам Господь Иисус Христос и Пресвятая Богородица и не выказали Своего благоволения к святому Николаю. Защитник Божией истины, сей дивный святитель всегда был и мужественным поборником правды среди людей. Дважды спасал он осужденных (каждый раз их было трое) от незаслуженной смертной казни. Милосердный, честный, правдолюбивый, посреди людей ходил он, как Ангел Божий. Еще во время жизни люди почитали его как святого, призывая на помощь в бедах и скорбях; и он являлся – во сне и наяву – призывающим его, легко и быстро преодолевая любые расстояния, защищая их и укрепляя. Его лицо сияло светом, как лицо Моисея, так что одним своим явлением приносил он людям утешение, мир и благодушие. В старости он немного поболел и упокоился в Господе, оставив за собой многие труды и обильные плоды праведности, чтобы вечно веселиться в Небесном Царстве. Впрочем, и по кончине, творя чудеса, помогает он верующим на земле, прославляя Бога своего. |
| Очень скоро вывели в лес другую группу людей, в которую входил и отец Сергий. Также приказали копать траншею, и все были уверены, что их расстреляют. Во время работы все молились, чтобы Господь принял их души с миром. Когда все было готово, неожиданно по железнодорожным путям, проходившим невдалеке, подошел состав с совершенно испорченной рыбой. Охранник приказал разгрузить четыре вагона тухлой рыбы и закопать в траншею, после чего все могли быть свободны. Люди, выполняя эту тяжелую работу, радовались и благодарили Бога за спасение. В конце 1929 года, уже в Касимове, отца Сергия арестовали и заключили в тюрьму. Его приговорили к двум годам заключения, но, по многочисленным просьбам верующих, неожиданно к празднику Пасхи освободили. Сидят (слева направо): протоиерей Димитрий Федотьев, архимандрит Георгий (Садковский, будущий епископ), протоиерей Анатолий Авдеевич Правдолюбов; стоят (слева направо): иерей Николай Анатольевич, Анатолий Сергеевич и протоиерей Сергий Анатольевич Правдолюбовы. Перед заключением на Соловки, г. Касимов Тем не менее, в 1935 году отец Сергий снова был арестован и отправлен на Соловки. Вместе с ним было арестовано более десяти человек, среди которых были его сын Анатолий, двадцатилетний юноша, и двое братьев: иерей Николай (канонизирован 27 декабря 2000 года как священномученик) и Владимир (канонизирован 20 августа 2000 года как мученик). Причиной ареста послужило составление иереем Николаем и Владимиром Анатольевичем жизнеописания всеми почитаемой Матроны Анемнясевской (канонизирована 22 апреля 1999 года как блаженная и исповедница) и двух местночтимых подвижников благочестия — царевича Иакова (XVII век) и Петра Отшельника (современника преподобного Серафима Саровского). Составление таких книг в то время считалось преступлением. В Соловецком лагере протоиерей Сергий провел долгие пять лет в тяжелейших условиях. Вместе с ним в тюремном заключении томились его сын и брат, иерей Николай. Владимира Анатольевича отправили в Карагандинский лагерь и там расстреляли. |
| Архиепископ Рязанский и Касимовский Николай (Чуфаровский) Ну вот, жил старец в этом домике, а потом у нас появился такой батюшка, который возревновал, что к отцу Макарию народ ходит. Он властям нажаловался – и отца Макария из Касимова удалили. Нигде ему не давали места. У него какой-то непорядок с паспортом был, вообще положение его было какое-то непонятное. И взялся за это дело тогдашний владыка Рязанский Николай (Чуфаровский) – выхлопотал, чтобы отца Макария поселили у Скорбященской церкви на территории Скорбященского кладбища в Рязани, пообещав, что к старцу народ ходить не будет. И была табличка на двери, ведущей в его келью: «Посторонним вход воспрещен!». Но мы-то себя посторонними не считали и под эту табличку ныряли. А немножко погодя и у властей другие заботы появились, и приказание это уже не так строго исполняться стало. И, кстати говоря, один наш уполномоченный говорил: «Вы имейте в виду: нужно очень следить – каждый момент меняются установки». Намек такой: мол, умей! Отец Серафим (Романцов) мне говорил: «Касимов – святой город. Держись его и спасешься». К отцу Серафиму после смерти отца Макария перешли его духовные дети, они с ним были в переписке. И отец Серафим тоже приезжал сюда. Вспоминается один интересный момент. Мне нужен был его совет. И я спрашиваю матушек Марию и Елену: «Как отец Серафим-то, когда приедет?». «Да, – говорят, – хотел вот, да что-то не едет». Проходит еще какое-то время – нет отца Серафима. И вот наконец он приехал, и при нашей первой встрече, когда никто ему ничего еще не успел рассказать, я здороваюсь, а он говорит: «Слышь, я не мог приехать-то, я занят был, меня в Москве задержали. Не мог приехать, хотел поскорее, да не смог». Видимо, он ощущал мое беспокойство. А с матушкой Марией связана интересная история. Когда отец Серафим уже не смог выезжать за пределы Сухуми, здесь духовные его дети написали ему письма, и я поехал к нему в Сухуми как посол от Касимова. Надо сказать, это была моя первая поездка на юг. Январь месяц, бьет колючий снег в лицо на Ленинградском проспекте, где аэровокзал московский, оттуда идет экспресс во Внуково. В самолете говорят: «За бортом –50°, в Сухуми +10°». И вот я в зимних одежках шагаю по Сухуми: дождь идет, и ароматы необыкновенные, южные. Там разводят травки такие ароматические и деревья – лавр, эвкалипт, мирт – все это благоухает. |
| Противники передачи Исаакия Церкви подают пример правового нигилизма, апеллируя не к закону, а к предрассудкам толпы Странно, что с этим законом борются правдолюбивые законники, которые пытаются явить себя блюстителями законностями и борцами за правовое государство и гражданское общество. К сожалению, они сражаются за законность очень избирательно, а в случае с передачей Исаакиевского собора подают дурной пример правового нигилизма, апеллируя не к закону, а к предрассудкам и инстинктам толпы, не к основанной на праве демократии, а к произволу и охлократии. «Dura lex, sed lex» – «Закон суров, но это закон»; «Pacta sunt servanda» – «Соглашения (или законы) надлежит исполнять» – говорят римские пословицы. Почему же законы надо исполнять только по отношению к неверующим, а по отношению к верующим можно придерживаться беззакония, как в памятные коммунистические времена? Они предлагают референдум по поводу передачи собора, хотя есть недвусмысленный текст закона и существуют определенные правила гражданского общества. Может быть, пойдем далее и будем устраивать референдумы по поводу того, ходить ли нам на работу или можно ли переходить улицу на красный свет? В истории России ровно 100 лет назад уже был один год, когда страна жила не законами, а референдумами. Например, солдаты на фронте решали, идти ли им в наступление или нет и вообще находиться на передовой или нет. К чему это привело – понятно: «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». Не хочется думать, что противники передачи Исаакиевского собора добиваются этого, прежде всего – на свою же голову. Ни император Николай I, ни Огюст Монферран не мыслили Исаакиевский собор как музей К сожалению, встречаются спекуляции по поводу того, что Исаакиевский собор до революции был-де государственной собственностью и не принадлежал религиозной организации под названием Русская Православная Церковь. Во-первых, для данного закона это безразлично: он рассматривает не характер собственности, а характер изначального назначения. А для Исаакиевского собора изначальное религиозное назначение очевидно: ни император Николай I, ни Огюст Монферран не мыслили его как музей. Они в гробу бы перевернулись от подобного предназначения. |
| «О! Братия здесь», – обрадовался, увидев нас, сопровождавший его отец Иннокентий. Врачи прописали отцу Виталию строгий постельный режим. Мы сразу же повскакивали: «Да-да, батюшка, мы с вами!» При первой необходимости несли ему воду запить лекарства. «Да не надо, братия, ничего-ничего», – отнекивался он. Просыпаюсь ночью: отец Виталий посреди больничной палаты читает правило и бьет поклоны!.. Просыпаюсь, помню, ночью: отец Виталий посреди палаты читает правило и бьет поклоны, читает правило и бьет поклоны… «Батюшка, вам же нельзя!» – спохватился я. «Тс-с-с! На бочок и спи!» – отвечает этот ревнитель монашеского правила. Я развернулся и уснул. Потом, когда батюшку выписали, отец Иннокентий поселил его на окраине Загорска в домике на Бульварной улице по дороге в Черниговский скит. Мы ходили туда к нему с отцом Алексием. Помню, у схиархимандрита Виталия в комнате на полу был большой лист металла – на него он ставил свечи. – Когда молился? – Необязательно. Свечи горели даже тогда, когда он с нами беседовал. – «Свечи молятся», – как говорил преподобный Серафим Саровский. – Да. Когда мать Мария, которая ухаживала за батюшкой, получала письма от его чад с просьбой помолиться, она сообщала ему суть проблемы, он тут же зажигал свечу, крестился, молился и велел передавать: «Будем молиться». «Я понял, что должен стать священником» – Отец Николай, многие из тех, кого вы упоминали, священнослужители-монахи в первом поколении. А вы родились в священнической семье. Что помнится из детства? – Родился я в 1953 году в Оренбурге. Мой отец – протоиерей Евгений – служил там в Никольском кафедральном соборе. Он был очень правдолюбивым. Когда я был уже подростком, начались хрущевские гонения, отца перевели в райцентр в Сорочинск, он там служил один. На приходе была лошадь, потому что приходилось ездить далеко на требы. Власти приказали сдать ее на мясокомбинат. «Где вы, – придрались, – берете для нее сено? Земля же вся государственная. Значит, вы воруете». – Как обличил большевиков на одном из собраний расстрелянный потом ими старичок: «Раньше-то земля была Божия, а все, что она давала, – наше, а теперь вы нам говорите: “Земля ваша” (это когда народ еще прельщали словами: “Землю – крестьянам”), а все, что она дает, – ваше». |
|
|
