| Страх человеческий и страх Божий по учению прп. Никиты Стифата в контексте предшествующей традиции Источник Аннотация В статье раскрывается учение автора XI в. прп. Никиты Стифата о страхе человеческом и страхе Божием. Хотя автор пишет о страхе (φβος), во многом продолжая и повторяя предшествующую античную и патристистическую традицию, он оказывается достаточно оригинальным в описании двух видов добродетельного страха – страха перед наказаниями и страха по любви – с особым акцентом на выражении «чистый страх Божий», который прп. Никита называет также «страхом Святого Духа» и «страхом любви». Согласно прп. Никите, обладающий таким самым высоким страхом пребывает на абсолютной духовной высоте и боится только одного – потерять Бога. В статье приводится ряд параллелей с предшествующей традицией, которые позволяют более рельефно представить мысль прп. Никиты. «…человека, вступившего в страх Божий, сам страх Божий ставит на попрание для всех других людей» 1 . Прп. Симеон Новый Богослов В настоящей статье предполагается исследовать учение аскетического автора XI в. прп. Никиты Стифата о страхе человеческом, или греховном, и о страхе Божием, или добродетельном 2 , и соотнести это учение с предшествующей традицией 3 . В греческой христианской литературе основной термин, обозначавший страх – φβος, – использовался для обозначения и страха Божия, и других страхов, в том числе страха греховного, человеческого. Прп. Никита Стифат в основном корпусе своих сочинений использовал термин «страх» (φβος) 42 раза 4 : • в «Сотницах» – 20 раз, • в «Житии Симеона» – 10 раз, • в «Слове о душе» – 6 раз, • в «Слове о рае» – 3 раза, • в Пятом послании – 1 раз, • в «Диалексисе и Антидиалоге против латинян» – 1 раз. Из краткого обзора использований термина «страх» видно, что в тридцати двух случаях автор пишет о страхе Божием 5 или о таком добродетельном страхе, который так или иначе оказывается очень близким к понятию страха Божия. В восьми случаях (при двух многозначных 6 ) имеется в виду человеческий страх и в четырех – страх перед демонами или всеваемый демонами 7 . Грань между человеческим страхом и страхом перед демонами не всегда возможно провести четко, но в любом случае прп. Никита обозначает понятием «страх» греховный или страстный порыв. |
| Фрагмент о приобщении «Знанию и мудрости» в трактате «Об иерархии» (32–40) преподобного Никиты Стифата и его контекст Источник Аннотация 1 В данной статье анализируется фрагмент о приобщении «знанию и мудрости» в трактате «Об иерархии» (32–40) прп. Никиты Стифата , византийского аскетического писателя XI в., и его предшествующий и последующий контекст. Вслед за своим учителем, прп. Симеоном Новым Богословом , прп. Никита подчеркивает харизматический и духоносный характер подлинного подвижника, который по своему духовному состоянию может оказаться выше епископа. Данное утверждение не стремится ниспровергнуть иерархию или навести иной порядок в Церкви. Скорее, оно является напоминанием и призывом к святости для тех, кто избрал путь монашеского жития. Приобщение «знанию и мудрости» – это особая способность наиболее близких к Богу небесных чинов Херувимов, которые в силу своей особой способности к зрению 2 и стали символом духовного знания и близости к Богу. Фрагмент трактата «Об иерархии» (32–40) оказывается важным примером встречи античной и библейской традиций в XI в. Ключевые слова: мудрость, ведение, небесные силы, Херувимы, монашество, иерархия, епископат, чистота, святость, мера приобщения, глаза, око души. И кому дан ум Христов в слове премудрости, в тех обретается и необуреваемая животворящая мертвенность в знании Бога. Преподобный Никита Стифат . Сотница 2, 20 В сочинениях аскетического греческого автора XI в. прп. Никиты Стифата (XI в.) 3 неоднократно встречается описание того, как подвижник приобщается Божественным «мудрости» и «знанию». Это приобщение описывается не как интеллектуальный процесс, но как результат приближения к идеалу святости и обожения. Лейтмотив приобщения «мудрости» и «знанию» побуждает задуматься о его более широком контексте и конкретных источниках, так или иначе повлиявших на мысль автора. В качестве конкретного материала для исследования выбраны 9 глав из последнего трактата так называемой Трилогии «Об иерархии» (32–40) 4 , где особый акцент делается на том, что представитель низшего чина иерархии, в том числе и монах, может достичь больших «мудрости» и «знания», чем вышестоящие чины. Такое утверждение, с одной стороны, опровергает представления об идеальной иерархии, изложенные в основном открытом источнике Стифата по данному вопросу – в Ареопагитиках 5 , однако подтверждает основные истины христианства о равнодоступности идеала святости для всех. Уяснение контекста данного отрывка позволяет глубже оценить учение о достижении святости прп. Никиты Стифата и его учителя прп. Симеона Нового Богослова в контексте предшествующей библейской, античной и святотеческой традиции. |
| Μ.С. Егорова Аскетический текст в древнерусской традиции: поучения преподобного Исаака Сирина и автокоммуникация Источник История текста поучений преподобного Исаака Сирина в русской культуре насчитывает уже более 600 лет. Самая ранняя рукопись «восточнославянского извода», содержащая полный текст первого тома поучений преподобного Исаака, датируется рубежом XIV–XV вв. Это список, хранящийся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в собрании М. П. Погодина (Погод. 1028) 1 . В русском списке «Пандектов» Никона Черногорца 1381 г. из Синодального собрания ГИМ также находятся обширные выписки из «Постнических слов» – так обычно именуются в славянской рукописной традиции сочинения сирийского старца. Современного читателя от первых русских иноков, познакомившихся с переводом на славянский язык, отделяет огромная временная дистанция. Что мы знаем о ранней славянской и, собственно, русской рецепции поучении прп. Исаака? Благодаря источниковедческим разысканиям А. в. Горского и К. И. Невоструева 2 архимандрита Леонида (Кавелина) 3 еще в XIX в., И. С. Маслова 4 в начале XX в. и Е. Э. Гранстрем и Н. Б. Тихомирова 5 в 80-е гг. XX в. ранняя история славянской версии памятника оказалась в достаточной степени осмыслена и описана. Все исследователи единогласно связывают появление славянского перевода поучений прп. Исаака с возрождением древних монашеских практик в Византии на рубеже XIII–XIV вв. Распространение среди славян идей исихазма обусловило повышенный интерес к творениям таких святых отцов, как Григорий Синаит , Иоанн Лествичник , авва Дорофей , Никита Стифат , Афанасий Александрийский , Диадох Фотики йский , Исихий, Филофей Синаит, Василий Великий , Симеон Новый Богослов , Дионисий Ареопагит (Псевдодионисии). Особенно активно в начале XIV столетия в многоязычных книгописных мастерских монастырей Константинополя и Афона редактируются старые и создаются новые славянские переводы аскетических текстов. Terminus ante quem для сочинений прп. Исаака Сирина в славянской рецепции – это конец XIII – начало XIV в., когда, возможно в Болгарии, появляется самый ранний перевод с греческого языка на славянский первого тома трудов сирийского старца. Чуть позднее, приблизительно в 30-е гг. XIV в., в одном из монастырей Афона (скорее всего, в Лавре св. Афанасия) создается новый, независимый от первоначального перевод «Постнических слов», содержащий в себе более полный текст поучений Исаака также из 1-го тома 6 . Композиция первого тома разнится в обоих переводах и не находит себе прямого соответствия в греческой рукописной традиции, о чем можно судить на основании последнего исследования греческих списков, осуществленного М. Пираром 7 . В ближайшее столетие тексты сирийского подвижника получают широкое распространение среди южных славян, о чем свидетельствует масса болгарских и сербских списков этого времени. На Руси сочинения прп. Исаака во втором – «афонском» – переводе появляются, как уже было сказано, не ранее конца XIV в. |
| Аннотация В статье раскрывается учение о непрестанном плаче прп. Симеона Нового Богослова и его ученика прп. Никиты Стифата . Данное учение является одним из ключевых лейтмотивов, истоки которого мы находим у прп. Симеона Благоговейного и, шире, в студийской монашеской традиции. Для прп. Симеона Нового Богослова постоянный плач – высокое состояние подвижника, достигшего через очищение себя правильного созерцания окружающего мира и боговидения. Плач и слёзы – характерная черта не печали, а духовной радости, приобщённости благодатным дарам Святого Духа. Прп. Никита Стифат кратко повторяет основные тезисы прп. Симеона с определённой степенью детализации и в соотнесении с античной традицией, согласно которой плач и слёзы – проявление печали, которая, по новозаветной формулировке, может быть «печалью по Богу» или «печалью мира». Соотнесение учения о плаче и слезах с античной, по-преимуще-ству стоической, традицией характерно для прп. Никиты, учившего также о четырёх главных добродетелях и страстях. Преподобный Симеон недаром был назван Новым Богословом. Если свт. Григорий Богослов учил о Боге как о первом свете, об ангелах – как о вторых светах и о людях – как о третьих 1 , то прп. Симеон провозгласил важность не просто уподобления Богу, а достижения Бога как первого света через боговидение 2 . Согласно его духовному учению, видение или созерцание Бога – важнейшая добродетель, которую можно достичь через очищение себя покаянными слезами или плачем 3 . Видение приобретается в болезни и печали сердца, которая при этом оказывается величайшей радостью, утешением и удовольствием. В святоотеческой традиции до прп. Симеона подчёркивалась необходимость боговидения, но не так ярко, как у него – в полемике с богословской рациональной схоластикой и, можно сказать, со школьным богословием ради утверждения абсолютного императива идеала святости, которой нужно достичь при жизни 4 . Естественно, что при таком отношении добродетель плача (τ πνθος) должна была занять и действительно заняла центральное место в его аскетико-мистическом учении, тогда как восточные 5 и западные 6 авторы этого направления предшествующей эпохи или его современники 7 не рассматривают плач как центральное понятие. О плаче у прп. Симеона Нового Богослова писал, в частности, Н.М. Хунт 8 , особо выделяя пенитенциарный аспект плача. В настоящей статье будет предложен комплексный взгляд с акцентом на плаче как на добродетели. 1. Связь учения о плаче прп. Симеона Нового Богослова с учением прп. Симеона Благоговейного и прп. Феодора Студита |
| Вопрос: Какая разница между страстью и чувством? Страсть греховна. А чувство? Отвечает иеромонах Иов (Гумеров): Чувства являются естественными свойствами человека. С помощью них человек воспринимает собственные внутренние состояния и внешние воздействия. Они составляют психофизическую основу всей душевной и интеллектуальной жизни человека. Проявление чувств может быть и греховным: чувство неприязни, раздражительность, чувство зависти. Однако в отличие от страсти чаще всего это не бывает устойчивым. Страсть – чувство, доминирующее над другими побуждениями человека, подчиняющее все его мысли, чувства и желания. В святоотеческой аскетической литературе страсть определяется как сильное и длительное желание, господствующая потребность, укоренившаяся в результате прежних опытов ее удовлетворения. Страсть есть гипертрофическое, уродливое расширение естественной потребности, удовлетворение которой властно подчиняет человека, деформируя весь строй эмоциональной, интеллектуальной и духовной жизни. Воля оказывается не только искаженной, но фактически плененной. Страсть напоминает жестокого тирана, который вселился в человека и мучает его. На это указывает и этимология слова страсть (от славянского глагола страдать). Человек одержимый страстью страдает, потому что его естественные потребности болезненно и противоестественно расширены. Злом является не пища, а чревоугодие, не деторождение, а блуд, не деньги, а сребролюбие, не слава, а тщеславие. «Зла и страстей по естеству нет в человеке; ибо Бог не творец страстей» (Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. 26:67). Святые отцы указывают, что центр тяжести всех страстей (включая плотские) находится в области человеческого духа, в его поврежденности. Они являются результатом удаления человека от Бога и проистекающей от этого греховной развращенности. Поэтому страсть определяется как вид духовной болезни. Страсть и грех генетически связаны: первая есть хроническое состояние души, а грех его актуализация. Св. Никита Стифат пишет: страсть в душе движется, а деяние греховное телом видимо совершается (Добротолюбие. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1993.т.5, с.92). |
| Глава 16. МОЛИТВА – ПИЩА И ЖИЗНЬ ДЛЯ ДУШИ 16.1. Только любовь выше молитвы Считая молитву главнейшим делом в жизни 871 , святые отцы говорят, что она есть «превыше естества человеческого» 872 , «божественнее всех добродетелей» 873 , «царица добродетелей» 874 , так как из нее, как из источника, истекают все добродетели 875 , включая главную из них – любовь 876 . В тех же случаях, когда человеку предстоит выбор между молитвою и делом любви к ближнему, то он, по учению святых подвижников, должен предпочесть молитве дело любви. Ибо, по словам святого Иоанна Лествичника , только «любовь выше молитвы 877 , ибо молитва есть добродетель частная, а любовь объемлет все добродетели» 878 . На основании этого преподобный Никита Стифат говорит, что «если когда поешь песнь молитвы Богу, брат придет и постучится в дверь келлии твоей, не предпочти дело молитвы делу любви, презрев стучащегося к тебе брата, ибо это нелюбезно Богу. Он желает от тебя в это время елея любви, а не жертвы молитвы. Почему, оставя дар молитвы, дай брату беседу любви и удовлетвори его желание. Потом, возвратившись, принеси дар твой Отцу духов со слезами и сокрушенным сердцем, и дух правый обновится во утробе твоей» 879 . 16.2. Молитва человеку необходима, как вода рыбе Важность и значение молитвы для человека побуждает святых авторов «Добротолюбия» неустанно звать всех христиан к прохождению молитвенного подвига. Свидетельствуя, что уму человеческому «свойственно пребывать в Боге и размышлять о Нем» 880 , они призывают «иметь ум всегда в Боге и во время сна, и во время бодрствования, при вкушении пищи и беседе, за рукоделием и всяким другим делом, по слову пророка: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня» ( Пс.15:8 )» 881 . Говоря о том, что человек почерпнет полное довольство лишь в молитве 882 , святые подвижники научают отдавать время в своем каждодневном делании по Богу преимущественно молитве. Прочие же делания, говорят они, привходят только по причине утомления в молитве 883 . Так как без непрестанной молитвы невозможно приблизиться к Богу 884 , то она является для человека столь же необходимой, как вода – рыбе. |
| Глава 3. Путь христианина к исцелению Исцеление во славу Божию Хотя болезни и телесные страдания могут и должны стать для христианина объектом духовного преодоления и преображения во Христе, а также привести его путем воздержания к достижению духовных вершин, тем не менее они не должны быть для него предметом устремления или самоцелью. Ведь на борьбу с телесными недугами уходит столько сил, необходимых человеку для исполнения Божиих заповедей 306 и прославления Господа! Тем более что для выполнения этих священных обязанностей человеку все время не хватает сил, и даже когда он пребывает в добром здравии, их недостаточно, чтобы достойно воздать хвалу Всевышнему. Тогда как, с одной стороны, телесные недуги способствуют духовной жизни, с другой – они ей препятствуют, как это подчеркивает святой Никита Стифат : «Но насколько эти болезни полезны для новоначальных, настолько вредны они для продвинувшихся в трудах добродетелей... Ибо препятствуют им заниматься божественными вещами, и притупляют болями и тяжелыми обстоятельствами разумную часть их души, и замутняют ее тучей малодушия, и иссушают умиление сухостью трудов» 307 . Отсюда вывод, что здоровье можно предпочесть болезни, если, конечно, человек проживает его в Боге и во имя Божие. Ведь не из простой вежливости святые отцы вслед за святым апостолом Иоанном (см.: 3Ин.1:2 ) в беседах и письмах обращаются к своим духовным чадам с пожеланиями доброго здоровья; и не случайно во время каждого богослужения Церковь молит Господа об укреплении или восстановлении здоровья всех своих чад. Нацеленность на обретение здоровья отражена и в текстах Евангелия. В отрывке об исцелении Христом тещи Петра говорится: горячка оставила ее; и она встала и служила им ( Мф.8:15 ); также и в притче об исцелении расслабленного мы читаем: И он тотчас встал перед ними, взял, на чем лежал, и пошел в дом свой, славя Бога ( Лк.5:25 ). Об этом также постоянно упоминается во время исполнения Таинства Елеосвящения, или Соборования: «Врачу и Помощниче сущих в болезнех, Избавителю же и Спасе сущих в недузех! Сам, всех Владыко и Господи, даруй исцеление недугующему рабу Твоему... |
| Глава 4. ВТОРАЯ СТЕПЕНЬ МОЛИТВЫ – МОЛИТВА СЕРДЕЧНАЯ 4.1. Первый признак второй степени молитвы – участие внимания и ума Второй вид молитвы, или вторая степень ее, не есть что-либо отличное от той, которая рассматривалась выше. Нет, это та же молитва, только произносимая не одними устами, а с самым ближайшим участием ума и внимания молящегося. Тогда как «низшая молитва прерывается помыслами и соединяется с телесными заботами», так что молящийся «не слышит сам себя, туда и сюда носясь мыслию и не помня, какие произносит слова» 224 . Вторая степень молитвы характеризуется тем, что когда произносятся слова, то «ум с умилением следует за оными и знает, к Кому обращает прошение» 225 . Внимательность к произносимому, теснейшая связь слов молитвы с мыслями о них и молитвенными переживаниями – вот существенные признаки этой молитвы 226 , являющейся высшей в сравнении с первой. Без внимания в молитве нельзя достигнуть хоть сколько-нибудь существенных результатов. «Если кто устами творит молитву, а ум его кружится, какая польза?» 227 – спрашивает святой Григорий Синаит . «Когда один созидает, а другой разоряет, – говорит он, – ничего из этого, только труды 228 . Но как телом кто делает, тот должен делать и умом, чтоб телесно не казаться праведным, а в сердце быть исполненным всякой неправды и нечистоты» 229 . Далее святой Григорий приводит слова святого апостола Павла, подтверждающего его мысль: «Хощу пять словес умом моим глаголати,... нежели тьмы словес языком» ( 1Кор.14:19 ). По словам преподобного Нила Синайского , истинная молитва есть результат внимания, за которым «не другое что лучшее следует, а молитва» 230 . Поэтому-то святые подвижники советуют молиться исключительно со вниманием, перечитывая слова молитвы, прочитанные невнимательно. «Как только заметишь пленение ума 231 , – поучает преподобный Никита Стифат , – остановись, и хотя бы ты был уже на конце псалма, востеки усердно к началу его и, снова начав, читай поряду тот же псалом, и делай так, хотя бы многократно в час случилось с тобой пленение» 232 . |
| Глава V. Монашество Святой Григорий Палама был истинным афонским монахом, который многие годы подвизался на Святой Горе. Его жизнь, по словам святого Филофея, напоминает житие великих древних аскетов. Святитель постоянно обращался к теме монашеского жития. Например, в гомилиях, адресованных как монашествующим, так и мирянам, он часто говорит о монашеской жизни. В настоящей главе мы рассмотрим учение фессалоникийского пастыря о монашестве, обращая особое внимание на пророческое, апостольское и мученическое служение монахов, и подкрепим наши утверждения выдержками из гомилий святого Григория. Прежде всего мы расскажем о зарождении монашества. Об этом приходится говорить, потому что, к сожалению, многие люди имеют об этом ложные представления. Монашество как пророческое, апостольское и мученическое служение Бытует мнение, что монашество возникло лишь в IV веке, что это достаточно позднее явление, которое нарушило простоту Евангелия. На этом основании протестанты исключили монашество из своей церковной жизни. На самом деле монашество существовало с самого начала основания Церкви. А в IV веке получил распространение особый вид подвижничества – отшельничество ( ναχωρηητισμς). В Священном Писании жизнь праведников описывается как монашеская жизнь. Жизнь Адама и Евы в раю до грехопадения была, по существу, ангельской, или монашеской. Святитель Иоанн Златоуст называет жизнь Адама и Евы ангельской. Преподобный Иоанн Дамаскин учит, что в первом чувственном раю Адам и Ева имели опыт даже умопостигаемого рая, что они жили в состоянии просвещения ума и обожения. И преподобный Никита Стифат придерживается этого мнения. По общему мнению святых отцов, рай был благословенным местом, в котором Адам и Ева жили в богообщении, имея просвещенный ум и обладая даром боговидения. И святой Григорий Палама сравнивает монашескую жизнь с жизнью Адама и Евы в раю. Святые обители, т, е. места рая, не лишены древа познания добра и зла; не отсутствует и злой руководитель, диавол, готовый совлечь монаха на грех , как он склонил к греху Адама и Еву 146 . Поэтому святитель советовал монахам быть крайне бдительными, чтобы не впасть в грех, подобно Адаму и Еве, которые вняли коварному совету лукавого, хотя они еще и не знали страстей, но были бесстрастны и обитали в месте, чистом от страстей. В связи с этим Палама рекомендует монахам избегать общения с людьми, приверженными миру 147 . Монашество – это жизнь в раю до грехопадения, и, несомненно, Адам и Ева были первыми монахами. |
| «За мною грядущий»: к вопросу об экзегезе Евангелия от Иоанна 1:30 в контексте христологических споров Источник Содержание 1. Примеры экзегезы Ин. 1:30 в греческой христианской письменности (Ориген, Аполлинарий, свт. Иоанн Златоуст) 2. Ин. 1:30 в контексте антинесторианской полемики (свт. Кирилл Александрийский, Феодор Мопсуэстийский, Несторий) 3. Ин. 1:30 в контексте антимонофизитской полемики (свт. Фотий Великий, Степанос Сюнеци) Настоящий доклад посвящен святоотеческой экзегезе слов св. Иоанна Крестителя из 1 гл. Евангелия от Иоанна ( Ин. 1:30 = Ин. 1:15 ), произнесенных перед крещением Господним во Иордане. «26 Иоанн сказал им в ответ: я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я недостоин развязать ремень у обуви Его. Это происходило в Вифаваре при Иордане, где крестил Иоанн. На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня (πσω μου ρχεται νηρ δς μπροσθεν μου γεγονεν, τι πρτος μου ν)» ( Ин. 1:26–30 ). Последний стих данного фрагмента, понимавшийся как пророчество, духовное прозрение, откровение, позволял предлагать разные богословские интерпретации, которые оказались учтенными и востребованными в христологических спорах IV-V вв. Уже в древности христианские экзегеты констатировали неоднозначность Ин.1:30 1 . Толкование Ин. 1:30 содержится прежде всего у тех схолиастов, которые комментировали и истолковывали Евангелие от Иоанна – у Оригена , Аполинария Лаодикийского, Феодора Мопсуэстийского, свт. Иоанна Златоустог о, свт. Кирилла Александрийского , в некоторых катенах 2 (и в том числе у блаж. Феодорита 3 ). Другая группа памятников – это соборные акты (III и IV Вселенских Соборов), а также позднейшая полемическая письменность, которая в нашем докладе будет представлена одним из посланий к армянам свт. Фотия Великого. Надо отметить, что Ин. 1:30 толковался, как правило, профессиональными экзегетами Писания; у известнейших греческих отцов, писавших в разных богословских жанрах (таких как прпп. Максим Исповедник , Симеон Новый Богослов , Никита Стифат , свт. Григорий Палама ), толкование данного стиха не встречается или встречается крайне редко. |
|
|
