| Я знал лично людей, которые ездили из Саратова за границу, виделись с Герценом, отвозили туда саратовские новости, вывозили от него книги, его карточки и проч. Читали заграничные издания, даже приобретали, все от архиереев – до семинаристов. (У семинаристов впрочем, как у низшей сферы, поздно). Появились, кроме «Колокола», и другие издания на русском и французском языках.– Долгоруков, Кельсиев и другие... Отрицать ли громадное влияние этих изданий на всех читающих, мыслящих, влиятельных, даже государственных людей? Говорят, что Император сначала читал Герцена постоянно, и так как Герцен многих компрометировал, – то для Государя стали в Петербурге подделывать Колокол. Отрицать ли даже полезность влияния? Вопросы о телесном наказании, о свободе совести, об открытых судах, о крестьянстве – расшатаны были в общем сознании Герценом. Но крайности атеизма, матерьялизма, коммунизма! Наконец неистовые вопли: Vixerunt! Вопли о резне! О поджогах! «Чем скорее все это отжившее будет истреблено, тем лучше»... «С того берега... сыну Саше»... Плач дочери в церкви в Париже... Бегство жены с немцем... Этот дух повлиял и на правительственные сферы. Известен кружок В. К. К. Н–ча. Он первый обругал в печати прежнее царствование. В Петербурге в правительственных сферах стало пороком быть старым человеком, орлом из Николаевского гнезда. «Незабвенный» Николай стал неудобо–забываемым. Памятник ему ставили под охраною многочисленных войск. Министры народного просвещения летели... Ковалевский, Путятин. Наконец, Головнин, которого одного из русских государственных людей Герцен находил умным и хорошим человеком. Этот дух, особенно под влиянием Головнина, воцарился в нашей литературе. Самообличение, низведение авторитетов с пьедестала, отрицание, безбожие, матерьялизм, эгоизм, эмансипация женская... Перечту, насколько помню, важнейшие в этом направлении, явления литературы: 1) Стенька Разин – Костомарова, набатное сочинение; 2) его же – в календаре Академическом – Дмитрий Донской; 3) его же исследования о Сусанине; 4) Устрялова – о Петре I; 5) Семевского – ряд статей в журналах, – «Семейство Монсов», «Петр I юморист», «Записки Корба»; 6) Щапова – история раскола; 7) Павлова статья в академическом календаре – «на тысячелетие России»; 8) Помяловского – «Молотов» (особенно там один характер) и «Бурса»; 9) Благовещенского – «Афон»; 10) Антоновича – разные философские статьи, атеистического направления; 11) Лаврова – то же и философский словарь; 12) Чернышевского – полемические красоты, критика на Юркевича, «Что делать»; 13) Добролюбова – критические статьи антирелигиозного и антигосударственного свойства; 14) Пиотровского – критика на нагорную беседу Спасителя; 16) Некрасова – разные стихотворения; 16) Журналы «Современник» и «Русское Слово»; 17) Белюстина – духовенство и Д. |
| 24 марта 1885 г. М. был награжден орденом св. кн. Владимира 3-й степени, а 14 мая 1896 г.- орденом св. кн. Владимира 2-й степени «за отлично-усердное служение». 4 июля 1906 г. Калужский и Боровский еп. Вениамин (Муратовский) в кафедральном соборе отслужил по М. панихиду. 5 июля того же года состоялось погребение М. в соборе белёвского Преображенского мон-ря, к-рое возглавил Лаврентий (Некрасов) , еп. Тульский и Белёвский. Арх.: ГА Тульской обл. Ф. 3. Оп. 10. Д. 2352. Л. 34, 37-37 об.; Д. 3005. Л. 1-16; Воспоминания Н. В. Троицкого//ГА Воронежской обл. Ф. 3138. Оп. 2. Д. 23. Соч.: Беседы о Божественной литургии. СПб., 18812; Слова, беседы и поучения...: 1856-1879. СПб., 1881; Беседы и поучения на дни великопостные, 1864-1879 гг. М., 1882; То же: Великопостные поучения: 1864-1879 гг. Калуга, 1898. Белёв, 19044; Беседа в день памяти святителя Христова и чудотворца Тихона Задонского, говоренная в Задонском мон-ре в 100-летний юбилей от кончины святителя//Воронежские ЕВ. 1883. 18. С. 747-752; О священных изображениях Правосл. Церкви. Воронеж, 1884; Беседа, говоренная в Воронежской семинарской церкви, при открытии братства во имя Воронежских святителей и чудотворцев Митрофана и Тихона. Воронеж, 1885; Слово, говоренное при погребении почившего в Бозе Высокопреосв. Серафима, архиеп. Воронежского и Задонского//Воронежские ЕВ. 1886. 10. С. 346-350; Слово в день празднования 300-летнего существования г. Воронежа//Там же. 11. С. 410-423; Слова, беседы и поучения на воскресные и праздничные дни и разные случаи. Оренбург, 1893. Вып. 3; Священная лира в уединении: Сб. стихотворений. К., 1902. Вып. 1; Тула, 1903. Вып. 2; Белёв, 1902/1903. Вып. 3; 1905. Вып. 4; 1905/1906. Вып. 5. Лит.: Сообщение [о назначении еп. Макария (Троицкого) епископом Оренбургским и Уральским]//Воронежские ЕВ. 1886. 11. С. 405; Прощание преосв. Макария со своей паствой//Калужские ЕВ. Ч. неофиц. 1901. 14. С. 353-360; Введенский В., свящ. Памяти старца-епископа//Там же. 1906. 16. С. 594-598; Кончина преосв. Макария, бывш. еп. Калужского и Боровского//Там же. 14. С. 495, 526; Памяти преосв. Макария, бывш. еп. Калужского и Боровского//ПрибЦВед. 1906. 41. С. 2736-2738; Акиньшин А. Предок высшего сословия//Воронежский курьер: Газ. 1995. 25 февр.; он же. Еп. Макарий (Троицкий), викарий Воронежской епархии//Воронежский епарх. вестн. 1999. 2. С. 33-35; он же. Еп. Макарий (Троицкий), 1882-1886//Воронежские архипастыри. 2003. С. 437-441; Герасим (Дьячков), иером. Белёвский Спасо-Преображенский мон-рь Тульской обл.: История в лицах. М., 2008. С. 133-139; Летопись скита во имя св. Иоанна Предтечи и Крестителя Господня, находящегося при Козельской Введенской Оптиной пуст./Сост.: мон. Марк (Хомич). М., 2008. Т. 2; Шицкова М. А. Новые арх. мат-лы об истории книгораспространения в Оренбургской губ.//Вестн. Челябинской гос. академии культуры и искусств. 2010. 4(24). С. 27-29; Сергий (Петров), митр. История Воронежской епархии от ее учреждения до 1960-х гг. Воронеж, 2011. |
| Если не забыть, что для Достоевского понятие истины в человеках, в народе всегда связано с Истиною Христовой, то понимание им поэзии Некрасова также приобретает вполне определённую окраску. Мысль о сострадательной любви Некрасова к народу как об исходе его собственной скорби по себе самом — эта глубочайшая мысль Достоевского разъясняет едва ли не все загадки судьбы и поэзии одного из величайших народных печальников. Разрабатывая своё понимание личности и творчества Некрасова, Достоевский в рабочих тетрадях сделал несколько записей, над которыми достойно поразмышлять: «Некрасов отдался весь народу, желая в нём и им очиститься, даже противореча западническим своим заблуждениям». «Народ — это была настоящая его внутренняя потребность, не для красы, не для стихов, а стало быть, он страдал, а страдал, так и искупил». «Некрасов есть исторический тип, крупный пример того, до каких противуречий могло доходить в наше печальное время непосредственное, прямое, естественное стремление чисто русского сердца с навеянными из чуждой жизни убеждениями, жизни бесформенной и безобразной, неудовлетворяющей» . Многое из созданного Некрасовым и насыщенного бескорыстной и долготерпеливой любовью к человеку, к народу русскому можно отнести к поэзии подлинно просветляющей. Важно: автор стихов и поэм о народе и для народа вовсе не превращал народ этот в объект слепого поклонения, в идола своего рода. Поэт ясно сознавал в народе единство многих и прекрасных, и дурных качеств и понимал потому народность как путь преодоления греха в глубинах национальной жизни. О том — стихотворение «Влас» (1855), отмеченное среди лучших у Некрасова такими разными по мировидению художниками, как Достоевский и Ахматова. Русский человек не безупречен (а порою жестоко грешен), но внутреннее духовное горение, возженное в страхе Божием, ведёт грешника к искуплению тяжких заблуждений души. Достоевский видел в том коренное свойство народного бытия и залог избавления от многих бед: «Я всё того мнения, что ведь последнее слово скажут они же, вот эти самые разные «Власы», они скажут и укажут нам новую дорогу и новый исход из всех, казалось бы, безысходных затруднений наших» |
| …приступить к анекдотической части этого дела… — Прилагательное «анекдотический» здесь образовано от слова «анекдот» в одном из его исконных значений: анекдот — нечто необнародованное, не бывшее в печати. Вся фраза — отсылка к статье Суворина, той части ее, с которой начинается разговор о «практичности» Некрасова: «Однажды, рассказывая мне разные анекдоты из своей жизни, рисуя ту бедность, которую он видел, то нахальство непомерное…» и т. д. (Нов. время. 1878. 1 (13) янв. Некоторые факты, касающиеся юности поэта, Суворин сообщил еще при жизни Некрасова в «Недельных очерках и картинках» (Нов. время. 1877. 20 марта (1 апр.). Слово «анекдот» у Достоевского удерживает и новейшее свое значение — смешной или неожиданный по содержанию, примечательный рассказ. 698 …в одном из самых первоначальных его стихотворений, набросанных, кажется, еще до знакомства с Белинским ( и потом уж позднее обделанных и получивших ту форму, в которой явились они в печати). — Некрасов познакомился с Белинским в 1841 г. Достоевский ошибочно предполагает, что стихотворение «Секрет» (см. след. примеч.) было, возможно, набросано до знакомства с Белинским. Впервые полностью оно было напечатано в «Современнике» (1856. С. 203–205) с датой «1846», затем перепечатывалось во всех прижизненных изданиях стихотворений поэта. Некоторые строфы стихотворения были опубликованы раньше, в 1851 г. (Современник. 1851. С. 89). Данные рукописей поэта приурочивают создание этого произведения не к 1846, а к 1855 г. См об этом: Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: В 15 т. Л., 1981. Т. 1. С. 629. История создания стихотворения, как она передана здесь Достоевским, возникла, судя по всему, на почве желания писателя оправдать тот метод субъективной интерпретации художественного текста, который он себе позволяет. См. след. примеч. 699 Вот эти стихи: Огни зажигались вечерние В кармане моем миллион. — Достоевский цитирует первые три строфы второй части стихотворения «Секрет (Опыт современной баллады)», повествующего о смерти богача, неправедным путем нажившего «миллион». Стихи, приводимые Достоевским, — начало исповеди умирающего героя. Достоевский снял кавычки, означающие чужую речь. Изъятая из контекста, она приобрела вид как бы отдельного произведения, которое можно было толковать в качестве исповеди самого поэта. Между тем после смерти поэта А. С. Суворин писал: «Некрасова считали очень богатым человеком; но, кроме имения в Ярославской губернии, он не оставил никаких капиталов ни в наличных деньгах, ни в бумагах» (Нов. время. 1878. 8 (20) янв. «Заметка», подпись: Незнакомец). На недопустимость истолкования стихотворения, какое было сделано Достоевским, обратил внимание Г. З. Елисеев (Отеч. зап. 1878. С. 123). 700 |
| Что, если бледный промелькнет Он на земле, как гость залетный, И скоро в небе в сонм бесплотный Господних ангелов войдет, — То там, меж них, воспоминая Свой берег дикий и пустой, — «Прекрасна — скажет — жизнь земная! Богат и весел край земной !» . Нестрадавшей и неплакавшей музе поэта, как этому наивному ребенку, жизнь тоже представляется прекрасной, край земной — богатым и веселым. Он был счастлив на земле, он привязался к ней, и среди ангелов он, может быть, пожалеет о прошлом, совсем как жалеют о сладостном свете земного дня языческие тени Аида. Разные мифологии, но настроение поэта одно и то же. Он в христианстве остается бессознательным язычником. В одном антологическом стихотворении Майков рассказывает, как печальный Мениск, престарелый рыбак, схоронил своего утонувшего сына «на мысе диком, увенчанном бедной осокой». «Оплакавши сына, отец под развесистой ивой могилу ему ископал и, накрыв ее камнем, плетеную вершу из ивы над нею повесил — угрюмой их бедности памятник скудный!». Удивляешься, когда поэт–волшебник оживляет прекрасную, блестящую сторону античной жизни, но еще гораздо более удивительно, когда проникает он в сумрак народной души. Вся эта пьеса похожа на трогательную песню какогонибудь крестьянина. Античный мир раскрывается с новой, никому не известной стороны. В приведенном стихотворении нет и следа того, что мы привыкли видеть в классической поэзии. Маленький рассказ о рыбаке Мениске дышит строгой простотой и реализмом; краски бедные, серые, которые напоминают, что и на юге, и в Древней Греции бывали свои унылые, будничные дни. Есть тайна в этих десяти строках: их нельзя прочесть, не почувствовав себя растроганным до глубины души. Это любовь бедного темного человека, его безропотное горе переданы Майковым с великим, спокойным чувством, до которого возвышались только редкие народные поэты. Некрасов и Майков — можно ли найти два более противоположных темперамента? Но на одно мгновение всех объединяющая поэзия сблизила их в участии к простому горю людей. С известной высоты не все ли равно — описывать горе русского мужика, которого вчера еще я видел, или не менее трогательное горе бедного престарелого рыбака Мениска, умершего за несколько тысячелетий? Как долго и ожесточенно спорили критики о чистом и тенденциозном искусстве — каким ничтожным кажется схоластический спор при первом веянии живой любви, живой прелести! Критики — всегда враги, поэты — всегда друзья и стремятся разными путями к одной цели. |
| А другой замечательный поэт Всеволод Некрасов построил на примере одной только пары слов-кругозвучий целое стихотворение: Стихи про какие-нибудь нити Нить и нить, И нить, и нить, И нити, нити, нити, нити, нити-нити-нити-нити — Нити-нити Не тяните. Обрати внимание, в этом примере слово-кругозвучие нити превращается в целых два слова не тяните . А бывает и наоборот — два или даже три слова переходят в одно или два других слова. Посмотри на подобные кругозвучия, которые я придумал совсем недавно: А У НАСаунасаунасаунаСАУНАсауна… СУДАРЫНЕсударынесударыНЕСУ ДАРЫнесудары… В СКВЕРЕскверескВЕРЕСКвереск А иногда с помощью одних только кругозвучий можно даже вести разговор. Не веришь? Пожалуйста! Быть может, ты помнишь, какая жуткая жара была года три назад? Все вокруг буквально плавилось. Так вот, встречаю я тем летом Дмитрия Авалиани, а он мне и говорит этак хитро: Я ЛЕТОМлетомлетомлетОМЛЕТ. Я, конечно, согласился, а потом вспомнил свои, прямо противоположные, ощущения в конце осени и отвечаю в том же духе: ЗАТО В НОЯБРЕвноябревноябревноЯ БРЕВНО! Теперь ты видишь, какая это интересная игра — придумывать кругозвучия. Но, может быть, тебе удастся найти свои примеры? Тогда обязательно поделись ими с нами и пришли в редакцию. Сытое брюхо и кошке приятно. Гибриды Не знаю как другим, а мне всегда нравились всяческие гибриды. Так называются диковинные существа, полученные скрещиванием совершенно необычных, неестественных «родителей». Поэтому я так люблю читать истории про диких и необузданных кентавров (полулюдей-полуконей), кровожадного Минотавра (получеловека-полубыка), зловредных гарпий и сладкоголосых сирен (полудев-полуптиц)… Но еще больше мне нравятся гибриды словесные. Придумывать их можно разными способами. Можно «склеивать» разные слова, получая новые, а можно конструировать оригинальные стихотворения из классических строчек. Но, наверное, самое интересное — смешивать всем известные фразы (чаще всего берутся пословицы или поговорки) так, чтобы получилось что-нибудь смешное и неожиданное, а иногда и поучительное. |
| «Народ— это была настоящая его внутренняя потребность, не для красы, не для стихов, а стало быть, он страдал, а страдал, так и искупил». «Некрасов есть исторический тип, крупный пример того, до каких противу-речий могло доходить в наше печальное время непосредственное, прямое, естественное стремление чисто русского сердца с навеянными из чуждой жизни убеждениями, жизни бесформенной и безобразной, неудовлетворяющей» 223 . Многое из созданного Некрасовым и насыщенного бескорыстной и долготерпеливой любовью к человеку, к народу русскому можно отнести к поэзии подлинно просветляющей. Важно: автор стихов и поэм о народе и для народа вовсе не превращал народ этот в объект слепого поклонения, в идола своего рода. Поэт ясно сознавал в народе единство многих— и прекрасных, и дурных— качеств и понимал потому народность как путь преодоления греха в глубинах национальной жизни. О том— стихотворение «Влас» (1855), отмеченное среди лучших у Некрасова такими разными по мировидению художниками, как Достоевский и Ахматова. Русский человек не безупречен (а порою жестоко грешен), но внутреннее духовное горение, возженное в страхе Божием, ведёт грешника к искуплению тяжких заблуждений души. Достоевский видел в том коренное свойство народного бытия и залог избавления от многих бед: «Я всё того мнения, что ведь последнее слово скажут они же, вот эти самые разные «Власы», они скажут и укажут нам новую дорогу и новый исход из всех, казалось бы, безысходных затруднений наших» 224 . Раскаявшийся тяжкий грешник Влас множит на земле Божии храмы, и они-то не дадут человеку окончательно поработиться греху. Ходит с образом и с книгою, Сам с собой всё говорит И железною веригою Тихо на ходу звенит. Ходит в зимушку студёную, Ходит в летние жары, Вызывая Русь крещёную На посильные дары,— И дают, дают прохожие... Так из лепты трудовой Вырастают храмы Божии По лицу земли родной... 225 Это стало и для самого поэта опорою в тяготах на жизненном пути. Не в том ли храме, что возведён был при усердном содействии одного из Власов, находил и сам поэт утишающую радость духовного постижения безмерности Божественной любви? Об этом он поведал в строках, в которых слышно несомненное созвучие с тютчевским «Эти бедные селенья...»— то же противопоставление убогости и скудости родной земли гордыне и великолепию чуждых пределов, то же обретение силы Божией, которая в немощи совершается (2 Кор. |
| Многое из созданного Некрасовым и насыщенного бескорыстной и долготерпеливой любовью к человеку, к народу русскому можно отнести к поэзии подлинно просветляющей. Важно: автор стихов и поэм о народе и для народа вовсе не превращал народ этот в объект слепого поклонения, в идола своего рода. Поэт ясно сознавал в народе единство многих и прекрасных, и дурных качеств и понимал потому народность как путь преодоления греха в глубинах национальной жизни. О том — стихотворение «Влас» (1855), отмеченное среди лучших у Некрасова такими разными по мировидению художниками, как Достоевский и Ахматова. Русский человек не безупречен (а порою жестоко грешен), но внутреннее духовное горение, возженное в страхе Божием, ведёт грешника к искуплению тяжких заблуждений души. Достоевский видел в том коренное свойство народного бытия и залог избавления от многих бед: «Я всё того мнения, что ведь последнее слово скажут они же, вот эти самые разные «Власы», они скажут и укажут нам новую дорогу и новый исход из всех, казалось бы, безысходных затруднений наших» Раскаявшийся тяжкий грешник Влас множит на земле Божии храмы, и они-то не дадут человеку окончательно поработиться греху. Ходит с образом и с книгою, Сам с собой всё говорит И железною веригою Тихо на ходу звенит. Ходит в зимушку студеную, Ходит в летние жары, Вызывая Русь крещеную На посильные дары,— И дают, дают прохожие… Так из лепты трудовой Вырастают храмы Божии По лицу земли родной… Это стало и для самого поэта опорою в тяготах на жизненном пути. Не в том ли храме, что возведён был при усердном содействии одного из Власов, находил и сам поэт утишающую радость духовного постижения безмерности Божественной любви? Об этом он поведал в строках, в которых слышно несомненное созвучие с тютчевским «Эти бедные селенья…» — то же противопоставление убогости и скудости родной земли гордыне и великолепию чуждых пределов, то же обретение силы Божией, которая в немощи совершается ( 2Кор. 12:9 ), утверждение смирения как залога освобождения от тягот греха: |
| Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю. Это написал самый «лучезарный» и самый «языческий» из русских. Хороши, значит, остальные! Лев Толстой считал это стихотворение лучшим, кажется, во всей мировой литературе, плакал над ним старческими слезами и от своей жизни перед смертью сбежал в Астапово. Достоевский, Некрасов… но это общеизвестно. Один француз говорил, что вся русская «большая» литература это площадь, толпа, выходит герой, кланяется, бьет себя в грудь, вопит и кается. Трудно выносимое для латинца зрелище! И вообще русские крайне неприятны. «И с отвращением читая жизнь мою…», а потом разные Ставрогины и Свидригайловы… Власы… Нет, уж тут начинается просто скандал. Так называемый Порок с большой буквы, преступление, покаяние, самоубийства, истеризм… Это вовсе ни к чему! Париж опускает занавес, и зрители отделены от актеров. Пьеса провалилась. Истина же все-таки придет из России. Придет новым, более глубоким, справедливым, человечным, но и выше-человечным сознанием жизни, чтобы просветить усталый мир. Кто принесет ее? Новый человек. Но почему же «новый»? Что в нем такого нового, невиданного? Новый значит творческий, свежий. Истина одна, в жизни же должна переживаться творчески, т. е. одушевленно. Новый человек есть живо воплощающий вечный свет и духовность. Всякий, кто в себе растит, выхаживает этот свет, творит новый, высший тип, к которому влечется человечество чрез все ужасы и подлости, кровь и преступления – но влечется. Сейчас Россия, вероятно, более, чем другие, порождает (в Москве или Париже – безразлично) новое, малочисленное, малозаметное, но важнейшее племя «человека с назначением». Есть «ответственные работники» и у Бога. Они являются тогда, когда как будто все погибло, но вот здесь именно и веет живым светом. Да, показался «герой нашего времени» – скромный и смиренный человек российский, простой, благожелательный, страданиями вспоенный, себя воспитывающий. …Об этих людях, о надежде нашей, еще рано говорить подробнее. Они идут. |
| В 1846 г. после обсуждений, в которых участвовали Н., Белинский, Герцен и др., принято решение издавать журнал, развивающий принципы «натуральной школы». В итоге был взят в аренду ж. «Современник», 1-й номер к-рого вышел 1 янв. 1847 г. Н. был одним из его издателей и оставался на этом посту вплоть до закрытия журнала в 1866 г.; первое время исполнял всю рутинную работу - правил рукописи, вел деловую переписку, общался с цензорами. Для «Современника» Н. в соавторстве с А. Я. Панаевой (с кон. 40-х гг. XIX в. до 1863 г. его гражданская жена) написал романы «Три страны света» (1848-1849) и «Мертвое озеро» (1851). Среди др. прозаических произведений Н., созданных в сер. 40-х - 50-х гг.,- роман «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (1844-1847), к-рый остался незаконченным (полностью опубл. в 1931), юмористический роман «Тонкий человек» (1855; не окончен), лит. критика (ст. «Русские второстепенные поэты» (1850) и др.). В кон. 40-х - нач. 50-х гг. XIX в. Н. написал исповедальный лирический цикл о любви, посвященный Панаевой («Если мучимый страстью мятежной…», «Мы с тобой бестолковые люди…» и др.). Как руководитель «Современника» Н. проявил тонкую лит. интуицию и, будучи редактором-издателем, не следовал за читательским спросом, а прилагал усилия к просвещению аудитории в антикрепостническом и демократическом духе. Он публиковал в «Современнике» произведения самых талантливых писателей (в разные годы в нем печатались Белинский, Герцен, Тургенев, Григорович, И. А. Гончаров, А. В. Дружинин, А. Ф. Писемский, А. Н. Островский, Л. Н. Толстой , Ф. И. Тютчев , А. А. Фет , Н. Г. Чернышевский , Н. А. Добролюбов и др.), по общему признанию, это был наиболее значительный журнал своего времени. В нач. 50-х гг. XIX в. Н. обратился к теме гражданского долга поэта, в 1852 г. написал стихотворение «Блажен незлобивый поэт». Эту тему Н. осмысливал до конца жизни, ее пафос обозначился в известных афористичных строках: «Поэтом можешь ты не быть,/но гражданином быть обязан» или «Мне борьба мешала быть поэтом,/Песни мне мешали быть бойцом» и др. В стихотворении «Замолкни, Муза мести и печали» (1855) затронут принципиально важный для Н. мотив: «То сердце не научится любить,/Которое устало ненавидеть». Евангельский пафос любви, явно присутствующий в поэзии Н. и поддержанный евангельской образностью, постоянно корректировался мотивом «ненависти» к угнетателям «сирых и убогих» и обличения сильных мира сего. В стихотворении «Праздник жизни…» (1855) Н. декларирует, что в его поэзии теплится «та любовь, что добрых прославляет,/Что клеймит злодея и глупца». |
|
|
