| Белинский был одним из тех, кто укреплял в Некрасове его страстно-нетерпеливую энергию борьбы с социальным злом. В отклике на смерть Гоголя «Блажен незлобивый поэт…» (1852) Некрасов, как известно, дал переложение лирического отступления, открывающего седьмую главу «Мертвых душ». Однако в завершении стихотворения поэт далеко отходит от первоисточника: Питая ненавистью грудь, Уста вооружив сатирой, проходит он тернистый путь С своей карающею лирой. Его преследуют хулы: Он ловит звуки одобренья Не в сладком ропоте хвалы, А в диких криках озлобления. И веря и не веря вновь Мечте высокого призванья. Он проповедует любовь Враждебным словом отрицания. …………………………….. Со всех сторон его клянут И, только труп его увидя, Как много сделал он, поймут, И как любил он, ненавидя! Некрасов не только отступает здесь от гоголевского первоисточника, но и искажает сам нравственный облик Гоголя, дает неверное толкование направленности его творчества. Причина всех подобных искажений у поэта само восприятие любви через ненависть. Сопрягая непримиримые начала любви и ненависти, Некрасов превратил свою музу в Музу мести и печали . Так соединились в поэзии великого народного печальника два безблагодатных состояния, могущих лишь преумножить мировое зло, но никак не избыть его, какие бы благие стремления ни руководили действиями человека. Если попытаться отыскать истоки религиозного осмысления поэтом такого своеобразия собственной музы, то нетрудно обнаружить зарифмованность этого символа с близким ему некрасовским же «Богом Гнева и Печали», пославшим своего пророка «рабам земли напомнить о Христе» . Духовная неправда такого образа — в нераздельном соединении идеи ветхозаветного, карающего и гневного, Бога с новозаветным Откровением о Боге, несущем любовь ( 1Ин. 4:8 ) и радость в мир. Недаром же и благая весть о грядущем явлении Спасителя в мир начинается этим знаменательным словом: «Ангел же, вошед к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою…» ( Лк. 1:28 ). В мир вошёл Бог радости, но не печали. |
| Глава вторая I. Смерть Некрасова. О том, что сказано было на его могиле Умер Некрасов. Я видел его в последний раз за месяц до его смерти. Он казался тогда почти уже трупом, так что странно было даже видеть, что такой труп говорит, шевелит губами. Но он не только говорил, но и сохранял всю ясность ума. Кажется, он всё еще не верил в возможность близкой смерти. За неделю до смерти с ним был паралич правой стороны тела, и вот 28 утром я узнал, что Некрасов умер накануне, 27-го, в 8 часов вечера. В тот же день я пошел к нему. Страшно изможденное страданием и искаженное лицо его как-то особенно поражало. Уходя, я слышал, как псалтирщик четко и протяжно прочел над покойным: «Несть человек, иже не согрешит». Воротясь домой, я не мог уже сесть за работу; взял все три тома Некрасова и стал читать с первой страницы. Я просидел всю ночь до шести часов утра, и все эти тридцать лет как будто я прожил снова. Эти первые четыре стихотворения, которыми начинается первый том его стихов, появились в «Петербургском сборнике», в котором явилась и моя первая повесть. Затем, по мере чтения (а я читал сподряд), передо мной пронеслась как бы вся моя жизнь. Я узнал и припомнил и те из стихов его, которые первыми прочел в Сибири , когда, выйдя из моего четырехлетнего заключения в остроге, добился наконец до права взять в руки книгу. Припомнил и впечатление тогдашнее. Короче, в эту ночь я перечел чуть не две трети всего, что написал Некрасов, и буквально в первый раз дал себе отчет: как много Некрасов, как поэт, во все эти тридцать лет, занимал места в моей жизни! Как поэт, конечно. Лично мы сходились мало и редко и лишь однажды вполне с беззаветным, горячим чувством, именно в самом начале нашего знакомства, в сорок пятом году в эпоху «Бедных людей». Но я уже рассказывал об этом. Тогда было между нами несколько мгновений, в которые, раз навсегда, обрисовался передо мною этот загадочный человек самой существенной и самой затаенной стороной своего духа. Это именно, как мне разом почувствовалось тогда, было раненное в самом начале жизни сердце, и эта-то никогда не заживавшая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии его на всю потом жизнь. |
| Ксения Некрасова: юродивая от поэзии “Ваня, погляди, каких я куколок наделала!” 6 февраля, 2017 “Ваня, погляди, каких я куколок наделала!” Над Ксенией смеялись, потому что она носила бедные платья. У нее умер муж. Она жила впроголодь и не имела своего угла. Она лепетала глупости и резала правду в глаза. Ее называли юродивой, сумасшедшей. Юродивая от поэзии Но это не та Ксения, святая, Петербургская, это другая — Московская, с Урала, юродивая от поэзии. Что мне, красавицы, ваши роскошные тряпки, ваша изысканность, ваши духи и белье? — Ксеня Некрасова в жалкой соломенной шляпке В стихотворение медленно входит мое. Как она бедно и как неискусно одета! Пахнет от кройки подвалом или чердаком. Вы не забыли стремление Ксюшино это — платье украсить матерчатым мятым цветком? Жизнь ее, в общем, сложилась не очень удачно: пренебреженье, насмешечки, даже хула. Знаю я только, что где-то на станции дачной, вечно без денег, она всухомятку жила. На электричке в столицу она приезжала с пачечкой новых, наивных до прелести строк. Редко когда в озабоченных наших журналах, Вдруг появлялся какой-нибудь Ксенин стишок. Ставила буквы большие она неумело на четвертушках бумаги, в блаженной тоске. Так третьеклассница, между уроками, мелом в детском наитии пишет на школьной доске. Малой толпою, приличной по сути и с виду, сопровождался по улицам зимний твой прах. Не позабуду гражданскую ту панихиду, что в крематории мы провели второпях. И разошлись, поразъехались сразу, до срока, кто — на собранье, кто — к детям, кто — попросту пить, лишь бы скорее избавиться нам от упрека, лишь бы скорее свою виноватость забыть. Ярослав Смеляков, 1964 В январе этого года Ксении Александровне Некрасовой исполнилось бы 105 лет. О ней и ее поэзии мы беседуем с Леонидом Петровичем Быковым, профессором кафедры русской литературы ХХ века Уральского федерального университета. Леонид Петрович Быков Я открываю сборник стихов Ксении Некрасовой, изданный в Челябинске в 1986 году: кажется, будто стихотворение написано сейчас, какой-то современной модной поэтессой: |
| Некрасов не посетил их скромный уголок, но стихи Ольги Павловой были опубликованы в девятом и десятом номерах «Современника», одновременно с официальным рескриптом министра МВД о первом предупреждении издателя журнала. Ольга Павлова вряд ли догадывалась, какие черные тучи нависли в это время над Некрасовым. «...И черных птиц за мной летела стая,//Как будто бы почуяв мертвеца!» – напишет он в стихотворении «Возвращение», опубликованном в «Современнике» в том же девятом номере, что и стихотворение Ольги Павловой. Попытки Некрасова спасти журнал с помощью мадригалов к власть имущим тоже не дали результатов. Некрасов понимал свою обреченность, а потому, получив в марте 1866 года анонимное стихотворное послание «Не может быть», увидел в нем не обвинение, а поддержку. На тетрадном листе с присланным стихотворением он набросал строки «Чего же вы хотели б от меня...», но ответ прозвучал через год в знаменитом стихотворении «Умру я скоро. Жалкое наследство...», которое предваряется словами: «Посвящается неизвестному другу, приславшему мне стихотворение «Не может быть " ». Незадолго до смерти, готовя последнее собрание стихотворений, записал: «Не выдуманный друг, но точно неизвестный мне. Получил, помнится, 4 марта 1866 г. Гденибудь в бумагах найдите эту пьесу, превосходную по стиху. Ее следует поместить в примечании». Воля поэта была исполнена. В примечаниях к «Неизвестному другу» неизменно приводилось стихотворение «Не может быть». И лишь через столетие были опубликованы дневниковые записи матери Ольги Мартыновой-Павловой, одна из которых имела самое прямое отношение к стихотворению «Не может быть». 7 апреля 1866 года мать поэтессы записала: «Большой мороз. Первый день поста. Олюша на 6-е число, т.е. воскресенье, написала стих Некрасову. Заставила меня плакать от восторга. Вот этот стих». Далее в дневнике приводится стихотворение, которое приписывали другим поэтам, но имя Ольги Павловой не было названо ни разу. Не может быть Мне говорят: твой чудный голос – ложь; Прельщаешь ты притворною слезою |
| Некрасов не посетил их скромный уголок, но стихи Ольги Павловой были опубликованы в девятом и десятом номерах «Современника», одновременно с официальным рескриптом министра МВД о первом предупреждении издателя журнала. Ольга Павлова вряд ли догадывалась, какие черные тучи нависли в это время над Некрасовым. «…И черных птиц за мной летела стая,//Как будто бы почуяв мертвеца!» – напишет он в стихотворении «Возвращение», опубликованном в «Современнике» в том же девятом номере, что и стихотворение Ольги Павловой. Попытки Некрасова спасти журнал с помощью мадригалов к власть имущим тоже не дали результатов. Некрасов понимал свою обреченность, а потому, получив в марте 1866 года анонимное стихотворное послание «Не может быть», увидел в нем не обвинение, а поддержку. На тетрадном листе с присланным стихотворением он набросал строки «Чего же вы хотели б от меня…», но ответ прозвучал через год в знаменитом стихотворении «Умру я скоро. Жалкое наследство…», которое предваряется словами: «Посвящается неизвестному другу, приславшему мне стихотворение «Не может быть»». Незадолго до смерти, готовя последнее собрание стихотворений, записал: «Не выдуманный друг, но точно неизвестный мне. Получил, помнится, 4 марта 1866 г. Гденибудь в бумагах найдите эту пьесу, превосходную по стиху. Ее следует поместить в примечании». Воля поэта была исполнена. В примечаниях к «Неизвестному другу» неизменно приводилось стихотворение «Не может быть». И лишь через столетие были опубликованы дневниковые записи матери Ольги Мартыновой-Павловой, одна из которых имела самое прямое отношение к стихотворению «Не может быть». 7 апреля 1866 года мать поэтессы записала: «Большой мороз. Первый день поста. Олюша на 6-е число, т.е. воскресенье, написала стих Некрасову. Заставила меня плакать от восторга. Вот этот стих». Далее в дневнике приводится стихотворение, которое приписывали другим поэтам, но имя Ольги Павловой не было названо ни разу. Не может быть Мне говорят: твой чудный голос – ложь; Прельщаешь ты притворною слезою |
| «Так как стихотворение написано вскоре после воцарения Aлekcahдpa II в эпоху либеральных надежд и восторгов, первый вариант внушал читателю неверную мысль, будто, по мнению Некрасова, николаевские порядки уже позади, тогда как во втором варианте выражалось подлинное убеждение поэта, что царствование Aлekcahдpa II не принесло никакого существенного облегчения народу. По-прежнему — как и в былую эпоху — …свободно рыщет зверь, А человек бредет пугливо. Впервые этот вариант был введен в Полное собрание сочинений и писем Н.А. Некрасова в 1948 году» 52 . Истолковать так восстановленный вариант текста К. Чуковскому давала право одна из особенностей глаголов настоящего времени, которые могут обозначать действие постоянное, не связанное с временными ограничениями. Это значение настоящего времени является весьма распространенным и широко представлено в художественной литературе. «Весна! Выставляется первая рама…» Кто не знает этой строчки замечательного стихотворения известного поэта XIX века А.Н. Майкова! Весна! Выставляется первая рама — И в комнату шум ворвался, …… И говор народа, и стук колеса. Мне в душу повеяло жизнью и волей: Вон — даль голубая видна… И хочется в поле, в широкое поле, Где, шествуя, сыплет цветами весна! В нем воспевается приход весны, той весны, когда уже тепло («Выставляется первая рама»), ярко светит солнце («даль голубая видна») и «хочется в поле», где полновластно царствует весна, рассыпая свои цветы. И это ощущение радости жизни, свободы, кипения жизненных сил передано так зримо, так рельефно, как будто эти чувства ты испытал и испытываешь сам. Являясь поэтическим шедевром, как по форме, так и по содержанию, это стихотворение примечательно и с чисто лингвистической стороны, со стороны употребления в нем глагольных времен. Начинается стихотворение строкой, в которой глагол имеет форму настоящего времени, обозначая действие обычное, повторяющееся из года в год (выставляется первая рама). Во второй же строке глагол уже дан в форме прошедшего времени совершенного вида (шум ворвался). Но самое поразительное, оказывается, в том, что это прошедшее время не относит действие в прошлое, а обозначает его как происходящее на одной временной плоскости с глаголом настоящего времени (шум ворвался в тот момент, когда выставляется рама). Удивительно еще и то, что эту форму прошедшего времени мы свободно можем заменить глаголом настоящего времени (шум врывается в тот момент, когда выставляется рама). |
| С. Дудышкина, К. С. Аксакова. Подтверждая верность принципам литературной критики, сформулированным в «Объявлении», статья Достоевского стала литературным и философско-эстетическим кредо журнала. Споря преимущественно с Добролюбовым, Достоевский, как было не раз замечено выше, не ограничивается полемикой с «Современником» Так, анализируя антологическое стихотворение Фета «Диана» ( 1850), Достоевский одновременно доказывает поэту бессмысленность и ложность его «поэтического правила», а Добролюбову — узость его ригористического взгляда на «антологическую» поэзию, как поэзию будто бы бесполезную и несовременную. Достоевский, внимательно следивший за журнальной полемикой, конечно, знал, как восторженно писали о стихотворении Фета не только Дружинин и В. П. Боткин, но и редактор «Современника» H. А. Некрасов в «Заметках о журналах за октябрь 1855 года», целиком выписавший «Диану» для того, «чтоб не слишком резко перейти и окунуться в омут журнальной ежедневности». «Всякая похвала, — восхищался Некрасов, немеет перед высокой поэзией этого стихотворения, так освежительно действующего на душу…». Достоевский разделяет мнение Некрасова, выписывает, как и он, стихотворение, особенно выделяя последние две строчки. В «Диане» Достоевский видит гениальное художественное выражение тоски человека XIX столетия по идеалу, красоте, гармонии в общественной и личной жизни, не «историческое», а скорее «байроническое» отношение к прошлому, тысячами нитей связанному с настоящим. Истолкованное таким образом антологическое стихотворение Фета оказывается современнее и злободневнее благородного по намерению, но «книжного», по оценке Достоевского, рассказа Марка Вовчка: демонстративно отворачивающийся от суеты и шума современности в своих статьях Фет в стихах независимо от своего желания остается выразителем ее дум и чаяний, потому что он настоящий поэт. Большая часть журналов сочувственно встретила взгляд Достоевского на искусство. A. H. Плещеев, исключительно тепло относившийся к деятельности Добролюбова, нашел справедливыми критические возражения Достоевского. |
| Из детства Я полоскала небо в речке и на новой лыковой веревке развесила небо сушиться. А потом мы овечьи шубы с отцовской спины надели и сели в телегу и с плугом поехали в поле сеять. Один ноги свесил с телеги и взбалтывал воздух, как сливки, а глаза другого глазели в тележьи щели. А колеса на оси, как петушьи очи, вертелись. Ну, а я посреди телеги, как в деревянной сказке, сидела. Это стихотворение из сборника, который я составлял к девяностолетию Ксении Некрасовой. В Екатеринбурге, в издательстве «Банк культурной информации» удалось издать эту книгу — «На нашем белом свете». На сегодня это – самое полное представление ее стихов, набросков, прозаических записей, стихов и воспоминаний о ней. В Москве есть архив Ксении Некрасовой, возникший благодаря людям, которые о ней заботились, у которых она порой месяцами жила: семья художника Фалька, семья артиста Владимира Яхонтова – они сохранили многие ее рукописи. Мне доводилось работать в архивах разных поэтов – у некоторых все разложено по папочкам, систематизировано, а здесь – хаотичный набор бумажек, листочков – не традиционных, формата А4, а обрывков, оборотов квитанций, железнодорожных билетов, вырезок из школьных тетрадок. И почерк у нее как будто первоклассника. Она пережила тяжелую болезнь, возможно, энцефалит, и руки ее плохо слушались. Ксения Некрасова. Ирбит, 1929 год — У нее совершенно не было депрессивных стихотворений – она их или уничтожала или не писала в таком состоянии… — Да, она считала такое состояние противопоказанным поэзии. Она нередко испытывала это состояние, но в стихи не допускала. «О мой талант…» О мой талант, дай силу мне мой тяжкий труд окончить до предела. Не отнимай всепокоряющую кисть, дай искренность в словах, дай правду жесткую в чертах людей и подвигов, что выну из души. Ксения Некрасова дала одну из самых точных характеристик того времени, в которое ей выпало жить – я впервые опубликовал их в этой книге, мне кажется ни у кого из современников, поэтов, не было таких признаний: ХХ век конца сороковых годов |
| В сострадании человеческому горю поэт готов был сорваться в богоборчество (не слишком явное, но несомненное). Откликнувшись на смерть Шевченко (1861), Некрасов винит в гибели собрата-поэта Божью волю: Не предавайтесь особой унылости: Случай предвиденный, чуть не желательный. Так погибает по Божией милости Русской земли человек замечательный С давнего времени… Завершается стихотворение прямым кощунственным выпадом: Но, сократить не желая страдания, Поберегло его в годы изгнания Русских людей провидение игривое. Кончилось время его несчастливое, Всё, чего с юности ранней не видывал, Милое сердце ему улыбалося. Тут ему Бог позавидовал: Жизнь оборвалася. У Некрасова, как и у Чернышевского, но с большей искренностью, идущей (повторимся) от мятущегося сердца, а не головного расчета, — постоянно замечается попытка: привычные для православного сознания понятия, обретённые в Священном Писании, приспособить к характеру и целям революционной борьбы. От Чернышевского Некрасов ещё и тем отличен, что не искажает, не переиначивает явно знакомые всем истины. Средь мира дольного Для сердца вольного Есть два пути. Взвесь силу гордую, Взвесь волю твердую: Каким идти? Одна просторная- Дорога торная, Страстей раба, По ней громадная, К соблазну жадная Идёт толпа. О жизни искренней, О цели выспренней Там мысль смешна. Кипит там вечная Бесчеловечная Вражда-война За блага бренные… Там души пленные Полны греха. На вид блестящая, Там жизнь мертвящая К добру глуха. Другая — тесная Дорога, честная, По ней идут Лишь души сильные, Любвеобильные На бой, на труд За обойдённого, За угнетённого, Умножь их круг, Иди к униженным, Иди к обиженным- И будь им друг! Источник этого образа бесспорен: «Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» ( Мф. 7:13-14 ). Недаром же и поёт эту песню в поэме «Кому на Руси жить хорошо» — «ангел милосердия», сменивший летавшего над русскою землей «демона ярости». И слушают этого ангела люди вполне определенные: |
| …цените же ваш дар и оставайтесь верным и будете великим писателем!… — Свидетельством того, что Достоевский не преувеличивал восторга Белинского после прочтения им повести «Бедные люди», является рецензия «Новый критикан», напечатанная в журнале «Отечественные записки» (1846, Отвечая в этой рецензии на вопрос: «А что нового в нашей литературе?» — Белинский писал: «Последняя новость в ней — явление нового необыкновенного таланта. Мы говорим о г-не Достоевском; который рекомендуется публике „Бедными людьми” и „Двойником” — произведениями, которыми для многих было бы славно и блистательно даже и закончить свое литературное поприще; но так начать — это в добрый час молвить! Что-то уж слишком необыкновенное… Теперь в публике только и толков, что о г-не Достоевском, авторе „Бедные люди”…». И далее, говоря о «Петербургском сборнике», изданном Некрасовым: «…перл этого альманаха опять-таки „Бедные люди”» ( Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1956. Т. 9. С. 493). 67 Я остановился на углу его дома… — С 1842 по 1846 г. Белинский жил в доме купца А. Ф. Лопатина (угол Невского проспекта и набережной реки Фонтанки, ныне Невский, 68 Когда я воротился из каторги, он указал мне на одно свое стихотворение в книге его: «Это я об вас тогда написал»… — Из Сибири в Петербург Достоевский «воротился» в конце 1859 г.; здесь же подразумевается эпизод, относящийся к более позднему времени. Исследователи отмечают, что в 1863 г. Некрасов подарил Достоевскому том своих «Стихотворений». «Указывая на поэму „Несчастные”, Некрасов сказал: „Я тут о вас думал, когда написал это, т. е. о жизни Достоевского в Сибири» ( Ашукин И. С. Летопись жизни и творчества Н. А. Некрасова. М.; Л., 1935. С. 290). Вспоминая о визитах Достоевского к Некрасову в 1877 г., А. Г. Достоевская отмечает в своих мемуарах: «Иногда муж заставал Некрасова бодрствующим, и тогда тот читал мужу свои последние стихотворения и, указывая на одно из них, — „Несчастные” (под именем «Крота»), — сказал: „Это я про вас написал!”, что чрезвычайно тронуло мужа» ( Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971. С. 316). Говоря о том, что он думал о Достоевском, создавая образ Крота, Некрасов, по всей вероятности, имел в виду прежде всего строки, рисующие внешность молодого Крота и его положение «белоручки» и «барина» в буйной и грубой среде каторжников: Рука, не твердая в труде, Как спицы ноги, детский голос И словно лен пушистый волос На голове и бороде. 69 |
|
|
