| Ледовский, хотя и выражается о Прении: «известное Прение» и хотя вообще выдает себя за человека, хорошо знакомого с ним, на самом деле не знает его и принимает за него Проскинитарий Суханова (а если это так, при чем подозрение наше подкрепляется и одним положительным данным, которое укажем ниже, то, не имея сведений, зачем было и соваться куда не следует, и зачем было браться не за свое дело?). В Прении с такой ясностью говорит Суханов о поврежденности чистоты православия у современных ему греков, что пока не стал известным его подлинник, свидетельствующий о несомненной принадлежности его Суханову (каковая несомненная принадлежность доказывается впрочем и внутренними его признаками), не только православные считали его за раскольничью подделку, но даже и раскольники-поповцы считали его за подделку раскольников-беспоповцев. «Эти прения, – говорит преосв. Макарий, признавший в позднейшее время вместе с другими их подлинность после прежнего мнения о них, как о раскольничьей подделке, представляют одно из самых ярких свидетельств о тогдашнем религиозном настроении умов в нашем оте- —458— честве» 508 , т. е. употребляя несколько прикровенную речь, которую, впрочем, раскрывает в другом месте 509 , именно говорит, что прения представляют одно из самых ясных свидетельств о том, что дониконовские предки наши считали позднейших греков людьми, утратившими чистоту древнего православия. Сообщать обстоятельные сведения о Прении (в единственном: Прение – запись о прениях, которых было четыре; во множественном: прения – самые прения) было бы очень долго, и мы просим читателя обратиться за ними к Истории русской церкви преосв. Макария (т. XI, стр. 142–159). А кратко дело вот в чем. В 1649-м году, в правление патр. Иосифа, приезжал в Москву за милостыней Иерусалимский патриарх Паисий. Во время четырех с половиной-месячной бытности в Москве Паисию удалось более или менее в значительной степени поколебать предубеждение русских против современных греков, как против людей, будто бы утративших чистоту древнего православия 510 , и поэтому для собрания точнейших сведений о состоянии веры у греков решено было послать с патриархом к ним на Восток одного из московских книжных и способных к делу людей, в каковые и выбран был именно Арсений Суханов (состоявший тогда строителем принадлежавшего Троицкому Сергиеву монастырю московского Богоявленского подворья). |
| помощи приезжих образованных греков. В Москву, 8 декабря 1650 года, прибыл назаретский митрополит Гавриил, игравший деятельную и важную роль посредника между Хмельницким и московским правительством по вопросу о присоединении Малороссии Москве и хорошо знавший русский язык. Ему поручено было проповедывать в московском Богоявленском монастыре, где он остановился, и где он действительно сказал ряд устных церковных проповедей (из них нам известны четыре проповеди). Особенного внимания заслуживает его проповедь, сказанная им в 1651 году, в праздник Пятидесятницы, причем современный списатель его проповедей счел нужным сопроводить свой список таким замечанием: «глаголаше же сие поучение изоуст в слух всем людем. Отпев божественную литургию». Это поучение назаретского митрополита касалось особенностей тогдашней русской жизни, и несомненно имело прямую связь с обличительными и реформационными стремлениями тогдашнего московского кружка ревнителей благочестия, сказано было с их согласия и одобрения. Вот что услышали о себе москвичи с церковной кафедры из уст приезжего греческого иерарха: рассуждая о спасительности и важности крещения, откуда де произошло и самое название христиан, проповедник говорит, обращаясь к своим слушателям – москвичам: «самих же себе нарекосте болярами, и не Божиих сынов, но сынов болярских любете себе пред человеки нарицати»; что же касается низших себя – «меньших братий своих сущих» – то их называют небесным званием – «христианми» (т. е. крестьянами), но этим названием «яко бы их охуждают, зане поручены им суть, и от их трудов хранилища своя исполняют и пространно питают». Между тем всякая душа, не именующая себя христианином вдовица есть, лишившаяся жениха, «наипаче пространно питающаяся лихоиманием от трудов кровавых меньших подручников». Приглашая всех не гнушаться званием христианина, проповедник восклицает: «устыдися прочее о сем, о любимче, и воскресни от мертвых сих дел и изыди от мрака гордыни суетного гроба тьмы бесовского самомнения»; Царь и Творец всяческих не стыдится нарицать нас своею братиею, «ты ж стыдишися по |
| Нижегородская Нижегородская Рязанская Симбирская Симбирская Тамбовская Тверская Тульская Вологодская Воронежская Ярославская Нижегородская Калужская Новгородская Вятская Владимирская Новгородская Тверская Астраханская Орловская Новгородская Костромская Вологодская Архангельская Архангельская Владимирская Архангельская Пензенская Тверская Костромская Тамбовская Пензенская Тамбовская Вятская Казанская Пермская Псковская Тамбовская Тульская Новгородская Уфимская Новгородская Казанская Калужская Полтавская Новгородская Владимирская Тверская Нижегородская Московская Новгородская Псковская Калужская Вятская Архангельская Забайкальская Пензенская Псковская Псковская Вологодская Вологодская Новгородская Владимирская С.-Петербургская Костромская Новгородская Олонецкая Курская Нижегородская Новгородская Вятская Вологодская Владимирская Олонецкая Псковская С.-Петербургская Архангельская Новгородская Калужская Пермская Ярославская 1786 год Андроницкий-Троицкий Черниговская Антониев-Любечский Черниговская Аркадиевская-Богородицкая-Успенская Харьковская Ахтырский-Троицкий Боровая-Гороховатская-Богородицкая Харьковская Братский-Богоявленский-Киевский Харьковская Васильевский-Трех-Святительский-Киевский Вознесенский-Кременский Киевская Вознесенский-Пушкаровский Киевская Густынский-Троицкий-Прилуцкий Дивногорский-Успенский Донская Кирилловский-Троицкий-Киевский Полтавская Красногорский-Богословский Полтавская Красногорский-Николаев.-Гадяцкий Воронежская Максаковский-Сосницкий-Спасский Киевская Межигорский-Преображенский-Спасский Полтавская Мироновский-Богословский Полтавская Михаиловская-Предтечева Черниговская Михаиловский-Ефремов Киевская Михаиловский-Сорочинский Мутинский-Златоустовский Черниговская Николаевский-Иорданский Харьковская Николаевский-Макошинский Полтавская Николаевский-Преображен.-Змиевский Полтавская Озерянская-Богородицкая Черниговская Онуфриевская-Тишковская Киевская Петропавловский-Краснокутский Черниговская Петропавловский-Подольский Харьковская Пивский-Городищенский-Николаевский |
| В своем прощальном слове к сестрам он сожалел, что приходится уезжать так скоро: «„Как рыба, выброшенная из воды, умирает, так может умереть духовной смертью и инок вне спасительной ограды монастырской“, – говорят святые отцы. К таким инокам принадлежу и я, грешный, послушанием своим обязанный жить среди мира и лишь изредка имеющий отраду отдохнуть духом в святых обителях» 128 . Московским митрополитом тем временем стал высокопреосвященный Владимир (Богоявленский) , один из первых новомучеников. И снова последовал перевод архимандрита Трифона – неожиданный. В конце сентября 1899 года он назначен ректором Московской духовной семинарии, находившейся в Москве на Божедомке. «Вчера в 5 часов вечера явился помощник инспектора Московской семинарии и потребовал меня сегодня в 6 часов вечера в Москву для приема семинарии, – писал он однокурснику своему, только недавно ставшему епископом Волоколамским, преосвященному Арсению (Стадницкому) , – вследствие словесного распоряжения митрополита... Пожелайте мне благополучно принять Московскую семинарию» 129 . Однако уверенности не было: не отказаться ли, пока не поздно. Иподиакон Феофан, по-видимому со слов самого Владыки, сообщает: «В семинарии было неспокойно. Архимандрит Трифон решил отказаться от этого назначения, поехал в Петербург к митрополиту (тот был на чреде в Святейшем Синоде) и хотел просить назначить его настоятелем в один из небольших монастырей. Там он встретил своего сверстника и приятеля детских лет, отца Савелия, бывшего иподиаконом у митрополита, рассказал ему о том, что решил отказаться от назначения. Тогда отец Савелий бросился перед ним на колени: «Не отказывайся. Уж если тебе будет очень тяжело, распростри руки: „Господи, Ты сам был на кресте, помоги мне“». Владыка заплакал, разорвал прошение и поехал в семинарию» 130 . Едва ли стоит сомневаться в этом сообщении. Московская семинария и действительно была местом неспокойным. Отзвуки грядущего исторического обвала были уже явственны в России на пороге XX столетия, проникая повсюду, даже в стены семинарий. |
| В ответ на это писал я от 13 числа: «Искренно благодарю Вас за последнее письмо. Сообщенные в нем сведения по вопросу о медленности печатания V тома нашего издания поистине удивили меня. Предисловие к этому тому получено мною от Н. И-ча 13 июня. Если бы оно составлено было надлежащим образом, я не замедлил бы его послать в типографию. Но я объяснял Н. И-чу, почему я медлил отсылкою его рукописи в типографию, и просил его приехать в Тверь для личных переговоров по этому предмету. Он не раз обещался посетить меня, но и до сих пор не исполняет своего обещания; хотя бы Вы побудили его приехать ко мне, да и сами бы вместе с ним пожаловали в Тверь, для совместного обсуждения вопроса касательно скорейшего окончания нашего общего дела. Напрасно возлагают на меня вину в замедлении выпуска последних двух книг издания. Главная в этом вина лежит на типографии и на ее властях. Я, с своей стороны, жаловался на крайнюю медлительность типографии и в Москву г. Румянцеву, и в Петербург Константину Петровичу, и не раз поручал Николаю Ивановичу принимать, какие он может, меры к ускорению дела; все было тщетно. И после этого я же остаюсь виноватым: это – очень любезно... Буду ожидать от Вас списка с разысканного Вами репорта митрополита Филарета о церковном пении. Кто же, наконец, в Грузию-то?» 9 число. Воскресенье. После литургии пришли ко мне и приглашены были к моей трапезе: священник С.-Петербургского Волковского кладбища, о. Вишняков, здешний уроженец и товарищ Председателя Московского Окружного Суда Евг. Романов. Ринк – старый мой знакомый. Беседа за столом шла о разных современных вопросах. О. Вишняков известен в учено-литературном мире, как автор сочинений: 1) О происхождении псалтири, Спб. 1875 г.; 2) Толкование на псалтирь, Спб. 1882 г., и 3) Историко-статистическое описание Волковско-православного кладбища, Спб. 1885 г. Вечером, с почтовым поездом пожаловал ко мне из Москвы, по пути в С.-Петербург, для присутствования в Св. Синоде, преосвященный Дионисий, епископ Уфимский (бывший Якутский). Это – мой старый добрый знакомый по Москве, когда я был там на должности Синодального Ризничего, а он жил в Богоявленском монастыре, в сане протоиерейском, занимаясь, по поручению преосвященного Иннокентия, бывшего архиепископа Алеутского и Якутского, печатанием священных книг, переведенных ими совместно на Якутский язык. Не трудно понять, с каким удовольствием мы встретились и обрадовались оба, после столь продолжительной разлуки. Преосвященный провел у меня целые сутки, и разговорам нашим о прошлом-былом и о современном-настоящем не было конца. |
| Замечателен рассказ его, под заглавием: Предвкушение силы грядущего века, написанный им в сане священника и напечатанный в «Душеполезном Чтении» (1866 г. ч. 2. Известия и заметки, стр. 10 – 19). Необыкновенное происшествие, описываемое здесь, «есть одно из тех, которыми разрешаются некоторые недоумения наши в науке о душе и проясняются некоторые тайны ее состояния за гробом» (предисловие). Митрофан, по его собственному сознанию, поэтом не рожден, но любовь к поэзии была в нем столь велика, что и во сне он иногда сочинял стихи, которые после записывал. Из его стихотворений известно в печати: Хвалебное приношение веры новопрославленному святителю Митрофану, в 5-ти песнях (М. 1836 г.). По поводу этого сочинения, член цензурного комитета при Моск. дух. академии, протоиерей Ф. А. Голубинский написал сочинителю (тогда бывшему священником) два письма, которые мы помещаем здесь в сокращенном виде. 1. «С душевным удовольствием я получил и прочел стройные ваши песнопения в честь и славу св. Митрофана. В одобрении их к напечатанию не может быть никакого сомнения. Только позвольте попросить вас, не можно ли вам исправить следующие стихи: В IV песни: старец хилый... Хорошо сказать так о старцах обыкновенных, но не о св. Митрофане.–...Прах анахорета. Очень хорошее слово (анахорет) в нынешнем слоге, но не в устах св. Митрофана. Он так едва ли говорил. – Шумит сердитою волной... Не видно близкого сходства между шумом сердитых волн и тихим стечением народа к гробу святого. В V песни: повей, повей еще, былое. Слово: былое очень хорошо в балладах, элегиях и романсах: но кажется еще не введено в слог эпических стихотворений. Дохнул и вес родное пало, И с корнем вырвано из недр. Слишком много сказано. И в наш век не все заражены страстью к лжемудрованиям; и в златые годы Екатерины было не мало вольнодумцев, еще хуже нынешних. Сообщая вам сии замечания, надеюсь, что вы припишете оные истинному побуждению, из которого произошли оные, т. е. искреннему желанию, чтобы прекрасное стихотворение ваше было как можно совершеннее и свободнее от притязаний критики... 1835 г. ноября 3 дня». |
| Преосвященный Парфений писал к нему (1845 г. 30 июня): «Два присланные вами слова прочел с удовольствием. Не видно в них того жара и живости, которыми вы отличались в молодости, но их, с преуспеянием в возрасте, заменило преуспеяние в основательности, стяженной многолетними занятиями» 164 . О достоинстве проповедей Митрофана читатели могут судить по следующему извлечению из его проповеди, писанной в 1838 г. на царский день: «Хвалить и прославлять Бога есть упражнение для нас, как для твари разумной и свободной, самое естественное. Не правда ли, сл., что все прекрасное и превосходное в самом себе восхищает, пленяет и приводит нас в удивление? Чем более открываем доброт и совершенств в каком-либо предмете, тем более продолжается наше удивление, более увеличивается восторг и наслаждение. От сего-то невольно рождается в нас глубокое чувство уважения к тем лицам, кои превосходят нас своими отличными качествами, дарованиями или доблестями. Отселе наши похвалы, восписуемые им при их жизни, памятники, воздвигаемые в честь их после смерти. И это такая дань или память сердца, которой мы никак не можем возбранить себе, при всем нашем самолюбии, – поколику, усвояя другим справедливую честь, сами услаждаемся их преимуществами. И если таковы бывают в нас чувства уважения к подобным нам человекам, что ж сказать о высочайшем, всесовершеннейшем существе Божьем, которого хвалить и чтить несравненно более свойственно нашей мыслящей природе? Совершенства Божьи, всегда и всюду открытые перед нами, сияют яко солнце в полдень. Все влечет, все движет, все возносит ум и сердце наше к Богу, – и дивные дела творения, и чудеса Его промысла и дары благодати Его. Куда ни обратимся, к видимой ли природе, или внутрь нас самих, везде встречаемся с мыслью о Боге, так что ни на одно мгновение не может сия мысль возникнуть в душе нашей, не возбуждая чувств благоговения и признательности нашей к Царю веков, единому нетленному, невидимому, премудрому Богу, подобно как древле в благочестивом царе израильском и остаток помышления праздновал Ему ( Пс.75:11 ). Все существо наше, вся внутренняя, вся кости не рекуть ли в нас, как в восторженном Давиде: Господи, Господи! кто подобен Тебе ( Пс.34:10 )? И поистине, когда вся видимая тварь, всякое дыхание непрестанно хвалит Господа, когда небеса поведют славу Божию, когда день дни отрыгает о Нем свой глагол, и нощь нощи открывает познание о Нем ( Пс.18:2–3 ), неестественно было бы нам, разумным и живым созданиям, премолчать хвалы Господни, для которых имеем предметы всегда новые, обильные, неистощимые». (Поучит, слова на высокоторж. дни и на разные случаи, стр. 7 – 8). |
| В училища военного ведомства принимаемы были дети 12-летнего возраста всех сословий, кроме податного, и приготовлялись здесь в продолжение четырехлетнего курса, по окончании которого выпускались разными званиями: одни топографами, другие кондукторами, третьи писарями – и все для военного ведомства, в котором обязаны они были прослужить за воспитание шесть лет в том звании, каким были выпущены из училища на службу. По окончании этого срока они могли держать экзамен на классный чин. Наименование училищ военного ведомства эти недавно сформированные военно-учебные заведения носили недолго. Через три года от своего основания они получили название военных начальных школ, без всякого, впрочем, изменения как относительно приема малолетних в школы, так и научного образования и выпуска воспитанников на службу, то есть, они и отсюда выпускаемы были теми же званиями, какими прежде выходили из училищ военного ведомства. Но и военные начальные школы существовали недолго, из них вскоре составлены были военные прогимназии. Когда совершались метаморфозы с этими военно-учебными заведениями, и со мной происходили те же перемены. Я был законоучителем то Московского училища военного ведомства, то тем же звание был переводим в Московскую военную начальную школу и в Московскую военную прогимназию. По учреждении военных прогимназий изменилось здесь многое. В силу законоположений об этих учебных заведениях, приравненных к военным гимназиям, положено было, во-первых, принимать в них детей только привилегированных сословий – потомственных и личных дворян, чиновников и почетных граждан и, во-вторых, научное образование в них было возвышено. Специальность прогимназий состояла в приготовлении детей для слушания курса в юнкерских училищах. В то же почти время основана была в Москве учительская семинария военного ведомства с исключительным назначением – приготовлять свой контингент учителей для военно-учебных заведений низшего разряда, к которому относились военные прогимназии, в которых по сие время и состоят воспитателями и учителями окончившие курс в учительской семинарии. Но так как Московская учительская семинария военного ведомства первоначально формировалась и потом три года состояла при Московской военной прогимназии, то все это время я был законоучителем и в учительской семинарии. В 1866 году, когда Московское пехотное юнкерское училище было переведено в Красные казармы, которые находятся рядом со зданием, занимаемом Московской военной прогимназией, то военное начальство просило меня быть законоучителем и юнкеров. И я, с разрешения духовной власти, принял на себя и там эту должность, которую прохожу и по настоящее время. |
| Богородицкая башня Величественная громада Богородицкой башни, составляющая часть крепостного укрепления ярославской Спасо-Преображенской монастырской обители, высится в историческом центре города, там, где нынешний Московский проспект смыкается с Богоявленской площадью. Это первая из монастырских башен: ее воздвигли в 1624 г. как пристройку к уже существовавшему стеновому ограждению. Башня была названа по имени Рождество-Богородицкого храма, на месте которого ныне установлен памятный монумент в честь Ярослава Мудрого. В дореволюционные времена возле нее, в окружении вековых елей, облюбовали себе стоянку местные гужевые извозчики. Богородицкая башня строилась по архитектурному проекту, который несколько позже был взят за основу при создании Угличской башни. То же квадратное сечение, те же окна-бойницы под пирамидальной кровлей с позолоченным, увенчанным флажком, навершием. Правда, в отличие от Угличской, она не имела въездных ворот, но их в какой-то мере заменяли глубокие подвалы, сообщающиеся с наружным пространством перед крепостными стенами посредством сети тайных подземных ходов. Угличская башня Место размещения Угличской башни Спасо-Преображенской монастырской обители – площадь Богоявления в Ярославле. Эту каменную башню возвели в 1636 г. вместо предшествующей, которая была целиком выполнена из дерева. Будучи размещена с юго-восточной стороны, она контролировала проезд по Угличскому тракту, из-за чего и получила название Угличской. Угличскую сторожевую башню по внешнему виду трудно отличить от северо-западной, Богородицкой, имеющей такое же квадратное сечение и аналогичные въездные ворота, выполненные в форме арки. И хотя въездные врата Угличской башни давным-давно заложили кирпичом, их очертания явственно угадываются, тем более, что следы арочного проема на внутренней стороне сохранились. Наличие размещенных вверху, под самой кровлей, щелевых бойниц позволяло, в случае оборонительных действий, осыпать вражеское войско тучами стрел и копий. Не так давно стены башни оштукатурили и побелили, а входную арку прикрыли деревянными арочными фальш-створками. |
| Еще два колокола кремля были отлиты в 1775 г. Семеном Гавриловым сыном Можжухиным 167 . Они идентичны по форме и оформлению: в верхнем поясе фриза – изображения шестикрылых херувимов, под ними два ряда надписи, в самом низу фриза – стилизованный растительный орнамент в виде сердцевидных клейм. На валу – пояс с надписью (см. илл.). В 1770-е годы в московском декоративном искусстве сосуществовали рококо и классицизм. Влияние рококо в декоре колоколов С. Можжухина не ощутимо. Скорее здесь можно почувствовать влияние классицизма в четком шрифте надписей, где каждое слово отстоит от соседнего, с минимумом выносных букв, в предельной четкости орнаментики. Здесь нет заботы о пластической разработке, рельеф не отличается богатством, зато рисунок предельно ясен и строг. При сравнении изображений херувимов на этих колоколах и на колоколах работы Филиппа Андреева или Федора Моторина сдержанность и суховатость первых очевидна. Находящаяся в средней части фриза в киотообразном клейме композиция «Распятия» с двумя предстоящими выполнена в низком рельефе с плоскостной моделировкой. Семен Гаврилович Можжухин был московским купцом, имел литейный завод, где, в частности, в 1757–1758 гг. была отлита большая группа колоколов для петербургского Морского Богоявленского монастыря 168 . Принципиально иной подход к оформлению мы видим на «Царь-колоколе», отлитом Иваном и Михаилом Моториными в 1735 г. Здесь уже иная схема расположения декора 169 . При традиционной ясности, пояса с орнаментами и изображениями не сохраняют прежнюю четкость построения, их разрывают портретные и другие изображения. Однако при этом соблюдается определенный ритм в организации общего декора колокола, совсем иное место отведено надписям, помещенным в большие картуши, они несут не столько декоративную нагрузку, сколько информационную. Первое место в общем строе декора колокола отведено скульптуре. И это закономерно, принимая во внимание то, что работал над ним скульптор. Это Федор Медведев, по лучивший специальное образование в Италии как петровский пенсионер. Его учителем был венецианский скульптор Пьетро Баратта 170 . |
|
|
