| Как-то, проходя мимо киоска на площади, я увидел за прилавком длинноносую физиономию знакомого еврея- ювелира, который, некогда, сидел вместе со мной в тюрьме на Шпалерной. Звали его Кюммельмахер. В тюрьме он был в чрезвычайно тяжелых условиях, так как его арестовали в театре и прямо оттуда привезли в тюрьму. Сидел он со мной три месяца в общей камере и не получал со стороны никакой помощи, так как его магазин и квартира были опечатаны, а семья арестована. Я подкармливал иногда несчастного, перепуганного Кюммельмахера и даже покупал ему папиросы. За что его посадили и за что сослали, я до сих пор не знаю, так как никогда не имел терпения дослушать до конца чрезвычайно болтливого еврея, начинавшего неизменно свой рассказ о злоключениях почему-то с 1899 года... Увидев меня, Кюммельмахер пришел в неописуемый восторг, хотя и неуместный, но совершенно искренний. По-видимому, он чувствовал себя за прилавком совершенно в своей тарелке. Шутя, я спросил его, не нужен ли киоску сторож, и, сверх всякого ожидания, получил восторженный ответ: – Обязательно нужен. И такой образованный и деликатный человек, как вы, Борис Леонидович, самый подходящий человек, для этого места. В тот же день в 2 часа дня я вступил в мою новую должность. Мой предшественник, мексиканский генеральный консул в Египте, синьор Виолара, получил повышение, так как его назначили продавать молоко, и он поместился тут же, у киоска. Странный контингент служащих был у этой лавки. Заведующий лавкой был бывший маклер Петербургской фондовой биржи Баркан, кстати сказать, исполнявший до революции и мои поручения. Его помощником был ювелир Кюммельмахер. Бухгалтером киоска был священник, доктор богословия Лозина-Лозинский. Продавал молоко консул Виолара. Сторожами были я и камергер Елагин. Самая интересная и необычная история – мексиканца Виолара. Он был женат на русской, и его жена тоже была заключена в женском отделении лагеря. До 1924 года супруги жили в Александрии, где Виолара имел крупное коммерческое предприятие и был мексиканским генеральным консулом в Египте. |
| Повезли нас в три часа утра, а в семь часов нас высадили в Соловках. И опять поместили в карантин тринадцатой роты. Она помещается в пристройке к главному собору и в самом соборе. Эта рота знаменита тем, что «шпану» там бьют, да могло и мне попасть, если бы я воспротивился какому-нибудь распоряжению. Меня навестили архиеп. Воронежский Петр (Зверев) и земляк профессор И. В. Попов , а священник-казначей первого отделения В. Лозина-Лозинский накормил меня обедом и купил мне сахару. У меня никакой провизии не было. Одет я был умышленно в рваную рубашку, чтобы «шпана» не зарилась на мои тряпки. Разделили нас на взводы, и я попал в третий взвод. Светлая комната — бывший правый придел собора. Нары. В третьем взводе поместили только интеллигенцию после того, как обирали некоторых имевших приличный багаж. Опишу некоторых. Вот десятилетник полковник (фамилию забыл), окончивший Нижегородский кадетский корпус и бывший там воспитателем. Внимательный, воспитанный и образованный. Он был старостой нашей камеры. В ней было до пятидесяти человек. Его заместителем избрали меня. Вот заключенный инженер, занявший быстро место бухгалтера в Управлении ЭКЧ, тоже десятилетник. Со мной везли, но поместили в первом взводе прот. М. Митроцкого, осужденного на пять лет, члена Третьей государственной думы. В карантинную роту никого не пускают и оттуда никого не выпускают, но на физическую работу гоняют всю интеллигенцию две первые недели обязательно. Дня четыре меня, как старика, не беспокоили, тем более, что мне, как в Кеми, так и здесь, дали вторую категорию по трудоспособности. Физическим трудом в первые две недели по приезде всех заставляли работать, но у меня, очевидно, был очень изможденный вид. По общему порядку лицу, медицинской комиссией отмеченному в списках первой категории по трудоспособности, работать не позволяют, но и дают зато только основной паек, на котором без домашней поддержки можно и умереть. Этот же паек, «основной», называется «мертвым». Лицу, получившему вторую категорию по трудоспособности, позволяется по Соловецкому закону не работать, но при основном «мертвом» пайке. |
| После целого ряда таких новостей, в которых расстрелы чередовались с предательством, у меня пропала всякая охота слушать разговоры посетителей ларька. Я избрал себе другое занятие. В промежутках между подметанием площадки вокруг киоска, установлением очередей покупателей и рассыпанием картошки по кулькам – все это входило в круг моих обязанностей – я усаживался на ящик и бросал кусочки хлеба, готовившимся к отлету, молодым чайкам. Но и это невинное занятие мне опротивело после одного случая. Как-то Елагин запоздал меня сменить. Закрыв ларек, я уселся на ящик и, пожевывая ветчину с хлебом, начал бросать маленькие кусочки хлеба птицам. Они очень ловко и забавно ловили кусочки на лету и даже пытались вырывать хлеб у меня из рук. Из этого занятия меня вывели два, донельзя истощенных и оборванных, человека, которые, по-видимому, уже несколько раз пытались обратиться ко мне, но я по своей глухоте и рассеянности не обращал на них внимания. Один из них, молодой, сказал мне: Бросьте лучше нам несколько кусочков. Мы не хуже птиц поймаем их на лету. Эта фраза была для меня точно удар хлыстом по моей совести. На беду, ларек был заперт, и у меня в руках был до смешного маленький кусочек хлеба. Видя мое смущение, другой, постарше, сказал: Может быть, вы, гражданин, дадите нам несколько картошек из этого мешка? Я дал им несколько картофелин, и оба с жадностью принялись грызть сырой картофель. Птиц я перестал кормить. В 20-х числах сентября, священник Лозина-Лозинский, без всякого объяснения причин, был снят с обязанностей бухгалтера киоска и назначен на очистку отхожих мест главного управления. Сутки спустя, убрали болтливого Кюммельмахера и отправили его на лесопилку. На его место назначили удивительно противного поляка – бывшего директора какого-то банка. Во избежание всевозможных сюрпризов, я стал подыскивать пути к уходу на какую-нибудь новую, подходящую мне, безответственную и незаметную должность. Как раз напротив нашего киоска, высилось здание 10-й роты – предмет моих тайных и страстных желаний, увы, недостижимых для меня, как для каэра и шапэ. |
| Смирноаа, B.C. Культура и искусство Соловков периода СЛОНа//Слово о людях и земле Поморской. Архангельск, 1993. С. 140–147. Фурсей, Г. Поиск пути//Невский альманах. 2011. 5. С. 70–75 : ил. Литературное творчество Адамова-Слиозберг, О-Д. Путь: стихи. М.: Возвращение, 1992. 36 с. (Поэты-узники ГУЛАГа. Малая серия; вып. 3). Глубоковский, Б. Путешествие из Москвы в Соловки//Соловецкие острова. 1925. 10/11. С. 5–16; 12. С. 3–9; 1926. 1. С. 24–42. Кемецкий, B.C. Белая ночь : [стихи]. М. : Возвращение, 1998. 34, с. (Поэты- узники ГУЛАГа. Малая серия; вып. 30). Разбиваются в море льды...: (стихи заключённых СЛОНа из архива A.B. Мельник)//Соловецкое море. 2004. Вып. 3. С. 177–181. Соловецкая муза: стихи и песни заключенных СЛОНа/[сост. В.Б. Муравьев]. М. : Возвращение, 1992.36 с.; ил. (Поэты-узники ГУЛАГа. Малая серия. 2). Abt.: М. Фроловский, Б. Евреинов, В.Харатчинский,о. Николай (В. Лозина-Лозинский), Г. Русаков, А. Вадбольский, В. Кемецкий, Ю. Казарновский, А. Панкратов, О. Второва-Яфа и др. Стихотворения поэтов, репрессированных советской тиранией, помещенные в журнале «Соловецкие острова», газете «Новые Соловки», журнале «Карело-Мурманский край», газете «Советское Беломоре»: сб./сост. А.Г. Белоконь. Архангельск, 2002. с. : ил. Флоровский М.Н. Северная весна : [стихи]. М. : Возвращение, 1992. 36 с. : ил. (Поэты-узники ГУЛАГа. Малая серия; вып. 8). По следам... Попова, Ю.В. «Голоса соловецких ночей» : (поэзия заключенных СЛОНа)//Слово о людях и земле Поморской. Архангельск, 1995. Вып. 2. С. 40–52. Тюкина, С. Севера пронзительный язык : (поэзия на Соловках во время лагерей)//Соловецкое море. 2002. 1. С. 124–129. Тюкина, С. Теперь Вы в Соловках... : лирика времен СЛОНа//Соловецкое море. Архангельск; M., 2003. 2. С. 180–186 : фото. ТЕАТР Никитин, Г.И. Соловецкий театр//Соловецкие острова. 1925. 2. С. 103–107. Борин, М„ Глубоковский Б. Соловецкий театр//Соловецкие острова. 1926. 1. С 79–81; 2/3. С. 41–72 Глубоковский, Б. Цифры и факты: работа театра//Новые Соловки. 1926.10 янв. |
| Я поэтому ни намеком даже не считаю для себя возможным влиять прямо на тех из студентов, даже в ком усматриваю прямое тяготение к пастырству: пусть самостоятельно выливается... В то же время я особенно озабочен, чтобы наши студенты, и стремящиеся к пастырству особенно, тщательно подготовлялись нами к тому, чтобы впоследствии стать не этими требоисправителями и писателями резолюций, каковых ныне масса среди пастырей и архиереев, а теми духоносными живыми строителями Церкви, каковых ждет истинно верующий народ… 28 декабря 1920 г… Среди части студентов Института обнаружилось женофобское движение: чтобы Институт был только профессионально пастырским заведением, где не место женщинам. Я вызвал инициаторов и выяснял им свою принципиальную точку зрения на это – совершенно противоположную. Для целей узко пастырских указал устроить пастырский кружок. Вообще для оживления и продуктивности и практичности работы решили с И. П. Щербовым завести кружки: Св. Писания, пастырский, проповеди; пения и философии. Это как бы университетские “семинарии”» . Так в институте организовался «кружок ревнителей иночества», изучавших вопросы монашества, и студенты И. А. Акулов, В. А. Вавилов, С. Е. Советов и В. М. Сацертоцкий (а впоследствии и В. В. Соболева) были пострижены в монашество. Сан священства в продолжении обучения приняли А. М. Толстопятов, В. К. Лозина-Лозинский, Б. П. Колесников, А. А. Шамонин, М. И. Федоров. Студенты В. А. Зубков, Н. А. Штейгер, Н. Г. Архипов по их просьбе приняли посвящение в стихарь. Студент Г. Р. Григорьев, бывший баптистом, присоединился к православию . Выбранные Советом института кандидатуры профессоров, прошения о посвящении студентов в сан, и другие вопросы ректор утверждал у митрополита, регулярно представляя ему журналы. Митрополит проявлял неустанную заботу об институте, делал пожертвования, присутствовал на некоторых лекциях и институтских праздниках. 28 января 1921 г. Совет избрал митрополита Вениамина своим почетным членом . Высшее наблюдение над институтом осуществлял Патриарх, и отчет за первый учебный год ректор с епископом Алексием отправил ему в Москву . |
| Протоиерей Олег Митров: У нас огромное количество недооцененных персоналий в русской истории, князей, тот же Иван III, тот же Иван Калита, которые недооценены, которым мало почитаний, которые реально эту землю строили и обустраивали. Почему бы не поставить памятники бесспорным фигурам, вокруг которых не будет таких баталий, мы будем с пеной у рта что-то друг другу доказывать, давайте объединяться, а не разъединяться. Спасибо. Комментарии историков: С последними словами протоиерея Олега Митрова, конечно, должно согласиться: надо объединяться. Вопрос, на какой основе? На основе позиции клеветников и врагов России А. Шлихтинга, Дж. Горсея и других западных агентов, пытавшихся разрушить Россию, на основе клеветы предателя и изменника князя Андрея Курбского? Или на основе Истины, к которой нас призывает Господь наш Иисус Христос? На основе Решений Поместного Собора Русского народа и Церкви 1613 года, свидетельств выдающихся деятелей Государства и Церкви - Святого Патриарха Иова, Царей Петра I, Александра III, Мучеников Царя Николая и Царицы Александры? На основе трудов Василия Татищева, Николая Арцыбашева, Роберта Виппера, Игоря Фроянова, Митрополита Иоанна (Снычева), Александра Боханова, Сергея Фомина и других им подобных? Несомненно, памятника заслуживает и Государь Иоанн Васильевич Великий (хотя при нем был расцвет ереси жидовствующих), и святой благоверный Князь Иоанн Данилович Московский. Надо быть благодарными всем великим правителям Земли Русской. Павел Петин, кандидат исторических наук Леонид Болотин, историк, лауреат премии Союза писателей России Алексей Оболенский, историк, член Союза писателей России В Третьяковской галерее ПРИМЕЧАНИЯ Горсей Д. Путешествия//Горсей Д. Записки о России. XVI - начало XVII в. М.: Изд-во МГУ, 1990. http://krotov.info/acts/16/3/1573gors4.html Арцыбышев Н.С. Повествование о России. Т. II. М.: 1838. С. 379. Комментарии историков: Степан Веселовский родился в 1876 году. Отец - Борис Степанович Веселовский. Мать - полька Леонида Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинская. С. Веселовский по университетскому диплому был юристом, системного научно-исторического образования не имел, как историк-практик сложился в 1912-1917 годах в процессе работы в частном Московском археологическом институте над хозяйственно-юридическими документами XVI-XVII веков и в качестве профессионального историка был признан уже в революционной России. О русоненавистнических взглядах Степана Веселовского свидетельствуют страницы в его дневниках за 1918, 1919 годы, завещанных им своим потомкам: |
| См.: Лебедев В., прот. † Протоиерей М. А. Лисицын//Петроградский церковный вестник. 1918. 18. С. 3. 183 Лихачев Николай Петрович ; (12 апреля 1862 – 14 апреля 1936) – русский историк и искусствовед, с 1925 – академик. 388 Лишкина Анна Леонидовна; (ок. 1897 – 1982) – Ученица А. А. Мейера по Институту им. Лесгафта. Слушательница Высших Богословских курсов. Арестована по делу кружка «Воскресение» 24 декабря 1928, 22 июля 1929 приговорена к 3 годам лагерей. Срок отбывала на Соловках. После освобождения (11 декабря 1931) жила в Вологде, служила бухгалтером и счетоводом. С 1960-х гг. жила в Ленинграде. 358 Логинов А. – журналист. 331 Ложкин А. М. – представитель от прихода Сергиевского собора. 216 Лозина-Лозинский Владимир Константинович; (26 мая 1885 – 26 декабря 1937). Окончил гимназию Человеколюбивого общества, юридический факультет С.-Петербургского университета (1910) и Археологический институт (1912). С 1910 служил во 2-м департаменте Сената. Во время Первой Мировой войны добровольно работал также помощником уполномоченного Красного Креста по приему раненых на Витебском вокзале. В 1923 окончил Петроградский Богословский институт. 18 ноября 1920 подал прошение о рукоположении в священника и 14 декабря назначен к рукоположению с причислением к бывшей университетской церкви св. Петра и Павла. Затем служил в университетской церкви Всех святых в земле Российской просиявших. До 1922 работал также статистиком на Московско-Рыбинской железной дороге. В 1924 (освобожден 17 мая) и 15 февраля 1925 арестовывался «по делу лицеистов». 8 июля 1925 был отправлен в Соловецкий лагерь. В сентябре заключение в лагере было заменено ссылкой в Сибирь, которую он отбывал в деревне Пьяново в 30 км от Братска. С 1934 служил в церкви Успения на Волотовом поле, а с 1935 – в церкви Михаила Архангела в Новгороде. 13 мая 1936 вновь был арестован, но помещен в городскую психиатрическую больницу. 8 декабря 1937 снова арестован. Расстрелян. Причислен к лику святых. См.: Лозино-Лозинский В., протоиерей. Из Соловецких тетрадей. Вступительная статья и подготовка текстов Ф. О. Стукалова.//Ученые записки Российского православного университета ап. Иоанна Богослова. Вып. 1. М. 1995. С. 188–199; Багдасарова Ж. Р. Владимир Константинович Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский.//Православная энциклопедия. Т. VIII. С. 637–638. |
| Прот.Н.Чуков в своих чудом дошедших до наших дней дневниковых записях сделал не только подробное, по дням и часам, описание служения Богу и Церкви Б.А. Тураева в последний год с небольшим его жизни, но и его кончины. И говоря словами П.А.Вяземского, из дневника прот. Николая можно видеть, в каких чувствах, в каком расположении ума и сердца кончил свою жизнь Б.А.Тураев. И такую кончину - дай Бог каждому! В 1919 году, в первый год восстановления Русской Церковью праздника памяти Всех русских святых, воскресенье второй недели по Пятидесятнице выпало на 22 июня. В этот день прот.Николай и Борис Александрович молились по составленной им с игуменом Афанасием Сахаровым службе в церкви св.апп. Петра и Павла, а в 1920 г. - уже в церкви, освященной в честь всех святых, в земле Российской просиявших. Освящение ее состоялось 27 августа 1919 года. Закрыта церковь была 19 июля 1923 года вследствие требования Оптического института освободить помещение. Прот.Н.Чуков, с 14 декабря 1920 года бывший настоятелем Казанского кафедрального собора, но продолжавший опекать полюбивший его приход, в июле 1923 года пребывал в заключении и не имел возможности попытаться найти другое помещение, да и вряд ли что-либо из этого вышло бы без Б.А.Тураева, без владыки Вениамина... В те годы, когда новых храмов вообще не открывали, очевидно, что это был не только первый, но и единственный в России храм в честь Русских святых, а другие появились не раньше 90-х годов XX в. Просуществовала домовая церковь Петроградского университета четыре года, и молитва в ней о. Николая Чукова и Б.А. Тураева, а затем о. Владимира Лозина-Лозинского была сильной. «Инициаторам восстановления памяти Всех русских святых очень хотелось составленную ими службу «провести через Собор», который вот-вот должен был закрыться. Поэтому еще неполностью готовая, 8 сентября 1918 г., на предпоследнем заседании богослужебного отдела Поместного Собора, новая служба была рассмотрена, одобрена и передана на последующее утверждение Святейшему Патриарху и Священному Синоду. 18 ноября, уже после закрытия Поместного Собора, Патриарх Тихон и Священный Синод благословили печатание новой Службы под наблюдением митрополита Владимирского и Шуйского Сергия (Страгородского), что и было осуществлено до конца 1918 г. в Москве с большими трудностями. 13 декабря того же года всем епархиальным архиереям был разослан указ о восстановлении дня памяти Всех русских святых, а 16 июня 1919 г. направлен и типографски отпечатанный текст службы с указанием совершать ее в ближайший воскресный день по получении». |
| Рисунок 70. Диплом, выданный А. Д. Кузьминой-Караваевой Петроградским Богословским институтом В 1960-е годы Николай Дмитриевич Успенский говорил нам, студентам Ленинградской Духовной академии: «Падает смертью храбрых за Родину доблестный воин, умирает за благо народа герой, точно также кончил свое существование в мае 1923 года Богословский институт, который предпочел за лучшее прекратить свою деятельность, нежели подчиниться отклонившимся от Церкви обновленцам». Сохранился диплом, выданный 1 апреля 1923 года Анне Дмитриевне Кузьминой-Караваевой Петроградским Богословским институтом. Из девятнадцати поименованных в дипломе профессоров и преподавателей тринадцать были репрессированы, трое – высланы из страны, трое – скончались. В течение нескольких месяцев подготовили кандидатские сочинения иеромонах Макарий (Звездов) по Св. Писанию Нового Завета на тему «Толкование Евангелия у Л. Н. Толстого пред судом Православного вселенского предания и Православной богословской науки» и И. Д. Дмитриков по церковному праву на тему: «Брак по древнему русскому церковному праву» (Опыт изучения вселенских и местных начал и их взаимоотношений в русско-византийском брачном праве). 22(9) декабря 1923 года временно управляющий Петроградской епархией епископ Лужский Мануил (Лемешевский) обратился с представлением к св. Патриарху Тихону об удостоении их степени кандидата богословия: 24(11) декабря 1923 года это представление было утверждено св. Патриархом Тихоном 365 . Новым кандидатам богословия были вручены соответствующие удостоверения. Многие из выпускников – А. Д. Кузьмина-Караваева, Н. Г. Архипов, Н. А. Никитина, В. В. Соболева, М. В. Васильева, М. П. Дубова поддерживали связь с вышедшим из заключения бывшим ректором-протоиереем Николаем Чуковым 366 . Несколько выпускников представили и защитили кандидатские работы на Высших Богословских курсах. В конце двадцатых-тридцатых годов многие из выпускников Петроградского Богословского института были репрессированы. В 1929 году по делу кружка «Воскресение» был арестован А. А. Базунов. В том же году был арестован и в 1930 году приговорен к 10 годам лагерей М. А. Коптев. Была выслана из Ленинграда А. Д. Кузьмина-Караваева, впоследствии поселившаяся в Муроме. Оказался в лагерях архимандрит Варлаам (Сацердотский). В 1937 году были расстреляны архиепископ Макарий (Звездов), о. Владимир Лозина-Лозинский, И. Д. Дмитриков. В этом же году в Иркутске был арестован и «исчез» директор противочумного института доктор медицины А. М. Скородумов. В 1943 году в ссылке скончался М. Н. Фроловский. |
| Внезапно кончилось детство. Мир утратил прозрачность, и я передвигалась в нем на ощупь, с трудом разбирая, что есть что и кто есть кто. Мне мучительно не хватало прежней ясности — ясного неба в первую очередь — доселе все объясняющего, включая меня саму. Какой туман везде! А когда долго живешь в тумане, особенно ребенком, окружающее теряет свою реальность. Утро всегда наступает беспокойное, зыбкое — выглянешь в окно, там зловещий пустырь, где зеленело и вспыхивало осиянное поле — и охватит чувство опасности: что если и со мной они сделают то же — выкорчуют мои внутренности, истребят любовь, и стану я пустая, никем не любимая. На следующий год нужно было идти в школу, в первый класс, и я, помню, пошла без всякой радости, мучаясь и молча страдая своей неприкаянностью. Я не могла отделаться от ощущения, что против желания участвую в некоем ужасном кино, выполняя порученную мне роль в постоянном ожидании провала, со страхом, что в любую минуту обнаружится моя полная неспособность играть и лицедействовать. Что могло произойти тогда, случись разоблачение, страшно было даже думать, и, загоняя поглубже тревогу и недетские дурные предчувствия, я выходила на сцену нехотя и смущенно, как только открывался занавес и требовалось покинуть единственное пристанище, где можно было оставаться самой собой — родной дом и близких. Эта скрытая болезненность не способствовали моей популярности. У меня не было ни подруг, ни друзей, ни единомышленников. Мне помнится, я взрослела в поисках отдушин, набрасывалась на книги, погружалась в уединение или часто, подолгу гуляя возле уже поросшего худым бурьяном и забытого всеми поля (антихристы, как называл их Дед, так и не высадили кукурузу, но грозились построить асфальтный завод, и в самом деле позже построили, вопреки воле местных жителей и их молитвам), мечтала о возрождении его, о том, что когда-нибудь по законам совершенного чуда, в которое временами хотелось продолжать верить, там снова поднимется крепкая, сочная лозина и потом засверкает, как прежде, тысячами красных и зеленых солнц… Но ни прогулки, ни книги, ни редкие проблески мечтательности не возвращали прежнего согласия, успокаивая лишь на время. |
|
|
