| Но этого мало. Для решения некоторых возникших у нас церковных вопросов патриарх Иосиф прямо обратился к авторитету константинопольского патриарха, самым делом показывая, что голос константинопольской церкви в случае возникновения у нас разных вопросов и недоумений должен иметь для русской церкви руководящее и прямо решающее значение. Нетрудно видеть, что и с этой стороны патриарх Иосиф был прямым предшественником Никона, который, опираясь в своей реформаторской деятельности, главным образом, на авторитет греческой церкви, только продолжал идти по тому пути, на который уже решительно вступил его предшественник, патриарх Иосиф. Книжные справщики времени патриарха Иосифа с особенной силой и настойчивостью заявляли, что древние славянские переводы церковных книг очень неисправны, благодаря неискусству древних переводчиков, невежеству и небрежности позднейших переписчиков, так что на основании только славянских переводов никак нельзя напечатать вполне исправных церковных книг. Чтобы достигнуть этой цели, необходимо, по мнению иосифовских справщиков, обратиться к греческому тексту и поручить книжную справу людям научно образованным, вполне основательно знающим языки греческий и славянский. При Иосифе действительно вызваны были в Москву ученые киевляне для исправления книг с греческого языка; между прочим, для той же цели оставлен был в Москве и ученый грек Арсений и, что особенно важно, уже при Иосифе в Москве начали исправлять некоторые церковные книги с греческих. Ясно отсюда, что и в деле книжных исправлений патриарх Иосиф был прямым предшественником Никона, который, и с этой стороны, был только продолжателем того, основание чему было положено и что уже фактически было начато при его предшественнике. При патриархе Иосифе, во вторую половину патриаршества, образовался в Москве кружок ревнителей благочестия, который указывал и обличал существующие церковные беспорядки, господствующие пороки и недостатки в жизни народа и духовенства. Этот кружок ревнителей по своим взглядам и убеждениям оказался в конце решительно враждебным тому новому направлению в жизни, которое проявилось при Иосифе, вследствие чего уже при Иосифе началось столкновение старой и новой Руси, так что последующая борьба Никона патриарха с ревнителями из-за церковных исправлений является только продолжением предшествующей борьбы Иосифа с теми же ревнителями. |
| Очевидно, Неронов, примиряясь с Никоном, в действительности примирялся не с ним, а только с церковью, к самому же Никону он до самой своей смерти относился по-прежнему враждебно, а ко всей его патриаршей деятельности – отрицательно; и хотя потом, на соборе 1667 года, он и принял новоисправленные книги, но принял потому, что они были одобрены вселенскими восточными патриархами, авторитет которых ручался ему, что ими можно пользоваться без вреда для благочестия и спасения. В деле примирения Неронова с Никоном особого внимания заслуживает поведение Никона, который проявил здесь такую необычную для него сдержанность, снисходительность, терпимость и даже мягкость к своему задорному и неуступчивому противнику, которого он ранее беспощадно преследовал. Очевидно, были какие-то очень серьезные причины, которые побуждали Никона действовать таким совершенно необычным для него образом. Нам представляется дело в таком виде. Уже несколько лет прошло, как Никон вел неустанную борьбу с враждебными ему членами прежнего кружка ревнителей благочестия, думая в конце уничтожить их и тем сломить всякую оппозицию своим церковным реформам. Все средства, какие только были в руках всемогущего патриарха, он употребил на борьбу со своими противниками: отдаленные ссылки, заточения, лишение сана, соборные осуждения и проклятия, – все это было пущено в ход, все это было испытано и все это, оказалось, ни к чему не повело, не достигало своей цели. Разгромленный, казалось, кружок ревнителей по-прежнему стоял против него полный сил и энергии, по-прежнему не он, Никон, а ревнители пользовались повсюду расположением и симпатиями. Никон гонит и всячески преследует их, но они повсюду находят себе сочувствие, друзей, последователей, их везде охотно и с почетом принимают, дают им, несмотря на грозные предписания патриарха, полную свободу видеться, сноситься с друзьями в самых местах заточения; в случае бегства, им помогают, дают надежный приют, укрывают от поисков патриарших сыщиков и даже сами идут в тюрьму, лишь бы только скрыть гонимых от патриарха и, что особенно замечательно, даже сам царь принимает в этом участие против своего «собиннаго» друга. |
| И вот что по этому пункту следует заметить: он не имеет отношения к прямым самообразовательным задачам кружка. Он не должен быть и в программе его, так как пункт этот выводит членов из положения учащихся в ряды партийных деятелей. Тогда что же представляет из себя кружок: союз христиан, при свете Евангелия изучающих действительность, или политическую партию? Но особенно эффектно заканчивается «Воззвание» ревнителей христианства. Жирным шрифтом напечатано это окончание: явно, что тут кружковой гвоздь. В конце «Воззвания» мы читаем: «конечная цель союза – объединить все народы под общее знамя христиан, под знамя Креста и перековать мечи на орала и создать полный христианский коммунизм». Какова задачка? Несомненно, что «союз» страшно идеализирует свои силы и детски увлекается на словах. Мыслимо ли, в самом деле, серьёзно говорить о том, что в С.-Петербурге на Васил. Острове сорганизовался десяток из рабочей молодёжи и этот десяток в программу себе принял пункт – пересоздать жизнь «всех народов»?.. Это – именно детство, святое, золотое детство. Это – тихие, радостные грёзы. Здесь «конец с началом согласуется». То ревнители в первую голову ставили стремление к соединению всех христиан, то отодвигают эту цель на конец. И последнее правдоподобней: всё равно, пока мы на земле живём, люди никогда не перекуют мечей своих на «оралы!».. Но примечательно и прямо умилительно, что наши юноши на самые смелые свои порывы налагают печать возвышенной религиозности, будто они наслушались поучений Макара Ивановича в одном из романов Достоевского и крепко каждый из них затвердил себе завет этого благочестивого старца: «ты, милый, Церкви ревнуй, и аще позовёт время – и умри за неё» (Собр. соч. изд. Маркса, т. VIII, стр. 421). Подлинно, юноши наши из рабочих в большом количестве готовы умереть за идею свою, обвеянную у многих евангельскою святостью. Только самая идея-то их неуловимая, мечтательная и даже неотчётливо ими сознаваемая. И потому они говорят про неё туманно, гадательно. И потому же рассматриваемое «воззвание» даёт нам не программу ревнителей христианства, a стихотворение в прозе, чувствительное поучение. Вследствие этого не деловым и практическим характером проникнуто оно. Оно содержит в себе в полном смысле «взгляд и нечто...» |
| М.В. Первушин Раскол в Русской Церкви Еще в середине XVI века на Стоглавом Соборе русскими иерархами был поднят вопрос об исправлении ошибок в богослужебных книгах. Тогда он так и не был решен, сначала из-за грозной опричнины, а затем из-за Смутного времени. Однако затруднения в деле книжных исправлений с течением времени все более и более возрастали. С развитием типографий ошибки из рукописей попадали в печатные книги, где каждое слово считалось уже неприкосновенным. Первое время на Московском печатном дворе работа по исправлению ошибок велась без определенного плана. Правили и печатали книги, в которых была нужда, на которые был спрос. Некоторые просвещенные правщики предлагали брать за основу «книжной справы» книги греческие. Однако это вызывало бесконечные споры и разногласия в русской церковной среде. Греки подорвали свой прежний авторитет в глазах православной Руси еще в XV веке, когда на Ферраро-Флорентийском Соборе они заключили церковную унию с Римом. Вот как отвечает грекам один из русских книжных людей того времени: «Книги вам печатают в Венеции и в Англии, и еллинскому писанию ходите учиться в Рим, а наставники ваши оттуда приходят, – в больном стаде и здравая скотина окоростевеет, – так и ваши учителя приходят к вам из Рима все шелудивые, а вы их во всем слушаете. Еще скажу вам: что у вас было доброго, все к нам в Москву перешло!» С воцарением Алексея Михайловича книжная справа приобрела характер церковной реформы. Вокруг царя образовался влиятельный кружок ревнителей церковного благочестия во главе с царским духовником. В этом кругу и был продуман и предложен план церковных преобразований, который стал воплощаться в жизнь при царской поддержке. В 1652 году на патриарший престол был избран один из активных членов этой группы – митрополит Новгородский Никон. Несмотря на то что новый патриарх был привлечен к уже начатому делу и посвящен в уже разработанные планы, именно с его именем связывают церковную реформу. Став патриархом, Никон осуществлял преобразования уже без совета и участия своих друзей. «Егда поставили патриархом, так друзей не стал и на порог пускать!» – вспоминает один из бывших «ревнителей». Члены кружка встали в оппозицию к действиям патриарха, вызвав на себя его гнев. Многие из них были лишены сана и сосланы, а кто-то даже поплатился жизнью. |
| Движение методистов вышло в XVIII веке из недр англиканства как стремление произвести реформу в государственной Англиканской Церкви, не касаясь ее учения, и его главной задачей было осуществление в жизни начал христианской нравственности. Двести лет, прошедшие после разрыва Генриха VIII c Римом, были периодом непрестанной религиозной борьбы, отрицательно сказавшейся на религиозно-нравственном облике английского общества, обычаи и нравы которого к началу XVIII века стояли на чрезвычайно низком уровне. В начале 30-х годов XVIII столетия архиепископ Кентерберийский с болью говорил о том, что над Церковью открыто издеваются светские круги, ученые и дворянство, а над служителями ее смеются без всякого стеснения, свидетельствуя этим о наступающей угрозе дехристианизации английского общества. В этот тяжелый период внутренней жизни Англиканской Церкви пылкий молодой богослов Оксфордского Университета Джон Веслей с группой своих товарищей по университету образовал кружок ревнителей благочестивой жизни, «священный клуб», поставивший своей целью жить согласно указаниям Евангелия, в посте, в молитве и добрых делах, строго соблюдая в своих благочестивых упражнениях установленный для сего метод – систему и порядок, откуда и повелось их название – «методисты». Человек недюжинных способностей и благочестивой жизни, Джон Веслей в течение шести лет ежедневно читает лекции в Оксфорде, председательствуя на публичных диспутах. 14 мая 1738 года, по возвращении из Америки, куда он был назначен на должность капеллана в Джорджии, Веслей присутствовал на богослужении в соборе св. Павла в Лондоне; слова Псалмопевца «Из глубины души воззвал я к Тебе, Господи», услышанные в соборе, всколыхнули душу Веслея. А вечером того же дня, слушая чтение Предисловия Лютера к Посланию к Римлянам, в котором Лютер говорит о перемене в душе человека, производимой чувством живой веры, Веслей, прежде терзаемый мыслью, что он лишен истинному христианину подобающей веры, ощутил себя обращенным и возрожденным; «когда лектор говорил о том, что через веру в Иисуса Христа человек получает новое сердце, Веслей почувствовал в своем сердце странную теплоту, почувствовал уверенность, что Христос снял с него все грехи». Веслей объявил себя последователем учения Лютера о «вере оправдывающей» и вместе со своим красноречивым другом, проповедником Вайтфильдом, стал странствующим проповедником благочестия. Друзья обошли с проповедью всю Англию, проповедуя в храмах, побывали и в Америке. Преследуемый англиканским духовенством, Веслей стал проповедовать на открытых местах – городских площадях, в поле, и число его слушателей доходило до 60-ти тысяч. О своих проповедях под открытым небом Веслей писал: «Я смотрю на мир, как будто это мой приход, и моя обязанность говорить всем, кто желает меня слушать, о благой вести спасения. Я знаю, что Господь призвал меня к этой работе и уверен, что благодать Его на ней». |
| Наконец в журнале «Православное Обозрение» началось печатанием новое исследование проф. Каптерева по этому вопросу, где в первый раз доказывалось, что главнейшие противники церковной реформы Никона никогда не были книжными справщиками и никакого влияния на книжную справу при предшественнике Никона, патриархе Иосифе, не имели, так как принадлежали к кружку ревнителей благочестия, образовавшемуся вокруг царского духовника Стефана Вонифатьевича, к книжной справе не имевшего никакого отношения. С помощью царя этот кружок энергически действовал, способствуя углублению религиозного чувства народных масс, имея главным образом в виду ввести больший порядок и больше благочестия при совершении богослужений. Дальше доказывается, что многие церковные обряды, измененные Никоном, как неправильные и вызвавшие такое сильное противодействие, – представляют собою древнюю греческую форму, которая у греков стала разви- —841— ваться далее, между тем как на Руси она удержалась в прежнем виде. Этот новый взгляд на реформаторскую деятельность Никона и на мотивы, которыми руководствовались его противники – лишил ревностного борца против раскола – Субботина – почвы для дальнейшей борьбы со старообрядчеством и, кстати сказать, наверное повлиял на изложение этого события Милюковым (в его «Очерках по истории русской культуры»). Поэтому-то и началась ожесточенная и не менее знаменитая полемика Субботина с Каптеревым. После двадцатидвухлетнего, невольного молчания, опираясь на выводы, сделанные в своём первом запрещенном исследовании, автор настоящей книги рассматривает весь вопрос реформы Никона с такою объективностью и ясностью, какую едва ли можно встретить в церковно-исторических сочинениях всех исповеданий. Действительно, свет и тени распределены равномерно, ни о чём не умолчено, не заметно никакого стремления к прикрашиванью. Для Московской Духовной Академии весьма не малая честь, что среди её профессоров числятся такие ученые историки, как Ключевский, Голубинский и Каптерев. Раннейшие сочинения последнего – напр. «Характер сношений России с православным Востоком» – принадлежит к числу наиболее обработанных и ценных книг всей русской истории. Благодаря же своему новому труду, автор его приобрел еще большую известность. Это обстоятельство и важность предмета, не только для настоящего и будущего России, но и для всей истории религий, – требует более глубокого вникновения в содержание исследования проф. Каптерева. |
| Она вышла из стремления произвести реформу собственно в жизни Церкви, не касаясь ее вероучения. Основателем ее был один пылкий и благочестивый юноша, Джон Веслей († 1791 г.), образовавший в 1729 году в Оксфорде из нескольких своих товарищей по университету небольшой кружок ревнителей благочестивой жизни. Разные благочестивые упражнения, которым предавались члены кружка в известном порядке и системе, методически, подали повод назвать их методистами. Это название удержалось за последователями Веслея навсегда. По окончании образования Веслей сделался странствующим проповедником благочестия. В это время (1732 г.) к нему присоединился другой подобно ему настроенный молодой человек Георг Витфильд († 1770 г.), отличавшийся проповедническим талантом. Веслей и Витфильд обошли с проповедью о покаянии и обращении на путь благочестивой жизни всю Англию и побывали даже в Америке. Проповедь их имела успех, так что в 1739 году они имели возможность устроить в Лондоне первую методистскую общину, которая сделалась рассадником новых проповедников благочестия. В 1741 году между методистами произошло разделение по поводу учения о предопределении. Учение о предопределении в Англиканской Церкви было формулировано двусмысленно, так что можно было понимать его и в строго кальвинском смысле, и в арминианском. Веслей держался первого понимания, а Витфильд – второго, вследствие чего и последователи их разделялись на веслейянцев и витфильдиан. Впрочем, это разделение не помешало распространению методизма. Во второй половине XVIII века и особенно в настоящем столетии он распространился во многих местностях Англии, а в Северо-Американских Штатах, где нет государственной религии, занял даже господствующее положение в ряду других исповеданий. Методисты представляют собою раскольническую партию в Англиканской церкви. Не отступая от общепринятого вероучения, они стремились только ввести в церковную жизнь начала самого строгого благочестия. Прежде всего они хотели сделать всеобщим строгое исполнение всех религиозных обязанностей, предписываемых церковью, как первое и видимое проявление благочестия. |
| Основателем ее был пылкий и благочестивый юноша, Джон Весли (ум. 1791 г.), образовавший в 1729 г. в Оксфорде из нескольких своих товарищей по университету кружок ревнителей благочестивой жизни. Они предавались различным благочестивым упражнениям в известной системе, методически, откуда и произошло их название. По окончании образования Веслей сделался странствующим проповедником благочестия. В 1732 г. к нему присоединился Георг Витфильд (ум. 1770 г.), отличавшийся проповедническим талантом. Оба они обошли с проповедью о покаянии и обращении на путь благочестивой жизни всю Англии и побывали в Америке. Проповедь их имела успех, так что в 1739 г. они получили возможность открыть в Лондоне первую методистскую общину, которая стала рассадником новых проповедников благочестия. В 1741 г. между методистами произошло разделение по поводу учения о предопределении. Это учение в англиканской церкви было формулировано двусмысленно, так что его можно было понимать и в строго кальвиниском смысле, и в арминиаском. Весли держался первого понимания, а Витфильд – второго, вследствие чего и произошло разделение на две партии. Но это разделение не помешало распространению методизма. В конце 18 и особенно в 19 веке оно появилось во многих местностях Англии, а в США, где нет государственной религии, заняло даже господствующее положение в ряду других исповеданий. Методисты представляют собой раскольничью партию в англиканской церкви. Но отступая от принятого учения, они стремились ввести в церковную жизнь начала строгого благочестия. Они придавали поэтому религиозный отпечаток своей домашней и общественной жизни. Но это стремление приводило часто к фарисейству и ханжеству. Секта шведенборгиан получила название от шведского ученого, Эммануила Шведенборга (род. 1699, ум. 1772 г.). Он обладал глубоким умом и обширными познаниями в математике, физике, астрономии, минералогии и пр., но был с детства подвержен падучей болезни и галлюцинациям. Долгое время он жил двойственной духовной жизнью. С одной стороны, при своих научных занятиях, он имел чисто рассудочную деятельность, с другой – во время припадков болезни погружался в мир фантазии. |
| 1139 Не могу не сказать о том, что онтологическое понимание истины устраняет радикально то странное самовозвышение философа над народом, которое неизбежно в рационализме. Всякий философ-рационалист безнароден, антинароден, ибо он знает больше и лучше простого народа; он выше народа, потому что ближе к истине и больше владеет ею. Из нашего же основоположения вытекает смирение. Быть ближе к истине и потому лучше знать ее, чем самый возвышенный философ, – может невежественный, безграмотный мужик, который во внутреннем и духовном бытии своем осуществляет истину, даже не говоря о ней и часто даже не умея сказать. В этом пункте развивается здесь философия прямо и вплотную примыкает к величайшим художественным усмотрениям Достоевского, Тютчева и отчасти Толстого. 1140 О составе и стремлениях этого кружка см. подробно в трудах проф. Н.Ф. Каптерева : Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т. 1, гл. 1. Сергиев Посад, 1909, (Церковно-реформационное движение во время патриаршества Иосифа и его представители); Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов. Изд. 2. Сергиев Посад, 1913, гл. V (Кружок ревнителей благочестия, образовавшийся в Москве во 2-ю половину патриаршества Иосифа). 1141 Харузин Н. К вопросу о борьбе Московского правительства с народными языческими обрядами и суевериями в половине XVII в (Этнография. Обозрение, 1897, 1, с. с. 143–151); Рождественский Н.В. К истории борьбы с церковными беспорядками, отголосками язычества и пороками в русском быту XVII в. М., 1902, с. 5 и след.; Каптерев Н.Ф. Цит. соч. 1142 Грамота Костромскому воеводе была послана в 1649 году, причем приказано было отписать, что скажут, по выслушании ее разных чинов люди. 20 апреля воевода отвечал, что «игумены и попы черные и мирские всяких чинов люди» сказали, что они «по правилу святых отец и государеву указу творить, и как в ... указе написано учнуть, и за такими богомерзкими дьявольскими всякими действы ходить не учнутъ. а учнутъ творить против правила святых отец и государева указу». Харузин Н. Цит. стат., с. с. 149–150. |
| —505— средствами, другие считали эти средства недостаточными и находили нужным прибегнуть к другим, – единства во взглядах на характер предстоящей реформы и на средства ее проведения у них не было. Неудивительно поэтому, что члены кружка ревнителей благочестия, одинаково стремившиеся улучшить, реформировать жизнь русского общества, пошли к этой цели разными путями, потянули русское общество в разные стороны, а в конце концов враждебно столкнулись между собой и вступили друг с другом в открытую ожесточенную борьбу, причем та и другая сторона, увлекаясь борьбою, впала в односторонность, в полное отрицание деятельности и всякой правоты своих противников. Впрочем в начале, когда кружку еще приходилось завоевывать, так сказать, самое существование, создавать и укреплять свое право на руководящую роль в общей церковной жизни, бороться с своими противниками и среди высшей церковной иерархии и среди низшего духовенства, кружок действовал единодушно и дружно. Н. Каптерев Заозерский Н.А. О принципе религиозной свободы//Богословский вестник 1908. Т. 1. 3. С. 506–516 (3-я пагин.) —506— Проведение в нашем законодательстве принципа религиозной свободы готово встретить энергическое противодействие, как слышно, со стороны крайних правых и в особенности духовных лиц православной Церкви. В оппозицию началам Высочайшего Манифеста 17 октября они всей душой готовы возвратиться к прежним началам стеснения иноверцев и сектантов в пользу господственного положения православной Церкви. Явление весьма естественное. Оно имеет для себя опору, а именно: во 1-х в давности этих начал и во 2-х – в ревности о вере, о защите и спасении Церкви. Рассмотрим, насколько тверда эта опора. 1) Что касается давности, то не может быть спора относительно ее. Можно почти не погреша против истины сказать, что юридически за всю нашу историю, от начала христианства на Руси – религиозной свободы не было и не признавалось до наших дней. С момента крещения Апостола Руси, Св. Владимира, у нас утвердился надолго и в сознании руководителей народа, и в самой жизни непреложный принцип: «вера православная греческого закона есть самая лучшая и единая святая вера между всеми верами». Соответственно этому принципу складывались и фактические отношения к иноверам, отступникам от веры и повстанцам против этой веры, соответственно этому же принципу формулировались и законодательные нормы. Так как все прочие веры никуда не годились по сравнению с этой верой, то, понятно, не могло быть и вопроса о какой либо конкуренции их с этою единою святою верою, не могло возникать и вопроса о религиозной свободе. В первый раз |
|
|
