| Хотя в ту ночь турецкий флот и не произвел нападения, положение в Золотом Роге выглядело столь опасным, что на следующий день венецианцы принялись разгружать свои корабли и все военное снаряжение их переносить в императорский арсенал. 9 мая они решили все корабли, за исключением непосредственно охраняющих цепь, отвести в небольшую гавань Неорион, или Просфорианос, расположенную возле заграждения, с внутренней его стороны, под Акрополем, а экипажи кораблей перебросить на помощь защитникам Влахернского квартала, стена которого была сильно разрушена огнем пушек на плотах. Часть матросов вначале была не согласна с таким решением, и его осуществление затянулось до 13 мая. Главной задачей моряков стала теперь починка стен, защищающих этот квартал 205 . Однако они чуть не опоздали. Накануне вечером турки снова пошли на штурм – на этот раз на небольшом подъеме влахернской стены, недалеко от ее стыка со стенами Феодосия. Атака началась около полуночи. Она была успешно отражена и вскоре прекратилась; стены на этом участке были еще в достаточно хорошем состоянии 206 . 14 мая султан, уверенный, что после отвода венецианских кораблей его флот в Золотом Роге находится вне опасности, перебросил батареи с холмов над Долиной Источников по новому мосту к влахернской стене для обстрела той ее части, где стена начинает взбираться на холм. Однако, убедившись через день-другой, что больших повреждений добиться не удается, он вновь их переместил, присоединив к своей главной батарее в долине Ликоса. Султан пришел к выводу, что именно в этом месте у нападающих есть наибольшие шансы. Отныне с увеличением количества орудий обстрел стен здесь шел беспрерывно, в то время как на других участках он велся лишь периодически 207 . 16 и 17 мая основные военно-морские силы турок, покинув базу у Двойных колонн, провели демонстрацию против заграждения. Цепь, однако, была все еще хорошо охраняема; оба раза турецкие корабли вернулись обратно, не выпустив в противника ни одной стрелы или ядра. Подобный же маневр имел место и 21 мая. Перед заграждением появился весь турецкий флот под оглушительный бой барабанов и звуки труб. Это выглядело столь устрашающе, что в Константинополе зазвонили колокола в знак всеобщей тревоги. Однако, снова пройдя туда и обратно вдоль цепи, турецкие корабли спокойно вернулись на стоянку. Это был последний раз, когда турки угрожали непосредственно заграждению; что, возможно, объяснялось недостаточно высоким моральным духом матросов, из которых лишь немногие были турками по рождению; во всяком случае, ни султан, ни его адмирал не хотели больше идти на риск унижения от очередного поражения 208 . |
| От Охриды и Преспы царь направился на юг в Северную Фессалию и раскинул стан в Деволе. Здесь ему были представлены Прусиан вместе с двумя братьями. Василий благосклонно отнесся к несчастным царевичам, старшего из них пожаловал саном магистра, а двух других возвел в патрикии. Сюда же приведен был самый опасный начальник отряда свободных болгар боярин Ивац; он был вероломно обманут и ослеплен стратигом Охриды Евстафием Дафномилом. Дальнейшей стоянкой была Кастория. Здесь были приняты окончательные меры к умиротворению западной, собственно албанской, и приморской Болгарии. В главных городах: Драче, Янине (Дринополь) и Колонии – оставлены были гарнизоны и назначены гражданские и военные начальники. Найдя в этих местах много греческих поселенцев и пленников, он предоставил им на выбор, оставаться ли на занимаемых местах или возвратиться на родину. В Кастории царю представились две дочери Самуила. Здесь произошла тяжелая сцена. Как скоро упомянутые царевны увидели царицу Марию, вдову убийцы их брата, они с гневом набросились на нее, и царю Василию стоило немалого труда успокоить их. Он обещал доставить им при дворе почетное положение и снабдить богатыми средствами, затем приказал отправиться в Константинополь всему семейству павшей династии. Из Кастории царь пошел еще далее на юг и сделал роздых в Стаге, у подошвы Пинда. Здесь византийская хроника сообщает весьма ценное известие о новом добровольном подчинении царю. На этот раз речь идет, несомненно, об албанском кланном начальнике, владельце области Берата, или Белграда, по имени Елемаг. Он явился не один, но с несколькими другими старшинами, которые все сдались на волю царя 539 . К сожалению, во всех известиях об эллино-славянской войне только приведенное место дает несомненные указания на албанский элемент, для которого закончившаяся война открывала блестящие перспективы на Балканском полуострове, если бы он дорос до сознания своих национальных задач. После подчинения Елемага царь Василий не имел больше опасений насчет Албании и приморской области и спешил в конце 1018 г. в Афины, с тем чтобы на Акрополе, на почве классического эллинизма, принести хвалу афинской Панагии за так успешно оконченную войну, сопровождавшуюся громадным ударом для славянства, дававшим себя чувствовать в течение всего средневековья. |
| Бог свидетель, что я предан тебе всей душой и готов умереть за тебя в любую минуту. Всем своим положением я обязан только тебе, моему господину, и никому другому. Слова клятвы, произнесенные мною, теперь навсегда написаны на скрижалях моего сердца. — Я тебе верю, мой верный Лев. Потому и хочу поручить тебе очень ответственное дело. Ты поедешь на Кавказ и приведешь тамошние народы к повиновению нашему престолу. Тебе надо убедить дружественный нам народ аланов напасть на абазгов, вошедших в тесное сношение с сарацинами. Абазги должны поплатиться за свое предательство. Пусть все знают, что василевс ромеев не прощает измены. Великий логофет снабдит тебя золотом, достаточным для оплаты военного похода аланов. Если ты с честью справишься с этой непростой миссией, то быть тебе стратигом фемы. Уже на следующий день Лев отбыл из Константинополя на корабле вместе с небольшим воинским отрядом армян. Прибыв на второй день каботажного плавания в Трапезунд, он с интересом осматривал старинный греческий город. Трапезунд был одним из важных торговых портов империи. Этот город соединял торговые пути из Персии на Кавказ и Таврию, а на запад по морю с Европой. Когда-то процветающая греческая колония, Трапезунд был построен над морем в виде трех ступеней. На вершине — античный акрополь и дворец. Ниже, окруженный рвом, располагался средний город с узкими улочками, акведуком, собором, многочисленными церквами в виде купольных базилик с греческими крестами. Эта средняя часть города соединялась большими воротами с нижним городом, который был, как и верхний, защищен крепостной стеной. Здесь располагались торговые и ремесленные кварталы. В муниципальном дворце Льва с почетом встретил глава купеческой корпорации Трапезунда и вручил императорскому посланнику семь тысяч золотых, согласно требованию императорской логофии. Деньги были взяты в счет уплаты налога в казну и предназначались для военного похода аланов на абазгов. Вечером Лев со своей свитой отдыхал в одной из городских терм, а назавтра утром уже отбыл на корабле в Фазиду, портовый греческий город Кавказского побережья. |
| К сожалению дело не обошлось без погрешностей и недоразумений. Большой ошибкой было уже то, что перевод был напечатан в газете „Афинский Акрополь“. Это многим показалось профанацией священной книги. Другая ошибка состояла в том, что автор, стремясь сохранить народный язык в наибольшей чистоте, по местам переводил вульгарнее, чем было необходимо, и не обращал внимания на двусмысленность некоторых выражений. Разумеется, эти ошибки не затрагивали существа дела. При этом не нужно забывать, что перевод Паллиса был делом частного человека и не располагал поддержкой никакого учреждения. Ни о каком принуждении народа не могло быть и речи. Наконец, все противники могли пользоваться средствами литературной защиты и научной критики. Не смотря на всё это, обнародование перевода вызвало среди населения, особенно среди студентов, страшное возбуждение. Газеты воспользовались этим случаем для фанатической полемики. Редакции „Акрополя“ и одной сочувствовавшей ей газеты угрожал штурм и разрушение. Волнения потребовали вмешательства вооружённой силы, и многие молодые жизни пали их жертвой. – В этот водоворот был вовлечён и перевод, предпринятый по инициативе Королевы. Ходили ложные слухи и находили веру: перевод „Акрополя“ считался делом, которому покровительствовала Королева; Королева хотела изменить религию и желала, чтобы Евангелие читалось в церквах на русском языке. В высших классах сплетничали, что Королева в интересах панславизма хотела показать, что греки более не понимают своего языка, языка Евангелия. В заключение движение низвергло министерство, и духовное ведомство издало определение, которое запрещало употребление, правда, только новогреческих переводов, но в сущности делало невозможным всякое упрощение старо-греческого текста. Перевод, предпринятый по инициативе Королевы, изменял так мало в этом тексте, что его в сущности нельзя назвать новогреческим. Следующее сопоставление доказывает это с совершенной очевидностью. Подлинный текст Мф.3:10–12 . Перевод Библейского общества. |
| Кроме того, по-видимому, акрополь древнего Византия был оставлен К. без изменений, и там еще до кон. IV в. находились храмы Гелиоса, Артемиды-Селены и Афродиты, основанные (или перестроенные) имп. Септимием Севером в нач. III в. ( Ioan. Malal. Chron. P. 345-346). Триумфальный въезд Константина Великого в Рим. Рельеф Арки Константина, Рим. 312–315 гг. Т. о., религ. политика К. на протяжении большей части его правления не сводилась к простому, хотя бы и «постепенному» отрицанию язычества и утверждению христианства, но скорее была направлена на поиски путей развития некоего обновленного общеимперского культа. В нем свою роль должны были сыграть и прежде внедренное почитание Sol Invictus, и христианство, и ряд др. религ. традиций (митраизм, иудаизм). При этом по крайней мере до сер. 20-х гг. IV в. К. воспринимал христ. общины лишь как часть этого процесса духовного обновления, как важнейших, но не единственных своих союзников. Примером некоторого равноправия различных законных религ. движений в империи при К. может быть его политика в отношении иудеев. Осознавая принципиальные отличия иудаизма от христианства, К. поддерживал любые формы законодательного изолирования иудейских общин от христиан. Он одобрил установление празднования христ. Пасхи отдельно от празднования евр. пасхи ( Euseb. Vita Const. III 18; Theodoret. Hist. eccl. I 9). К. жестко выступал против иудейского прозелитизма. Законом от 18 окт. 315 г. предписывалось сжигать иудеев живыми, если они как-либо будут угрожать своим бывшим единоверцам, перешедшим в христианство. Позднее подобные запреты неоднократно повторяли, хотя наказания были смягчены (CTh. XVI 8. 1, 5; 9. 1). В то же время политику К. невозможно определить как антииудейскую. Вводя различные ограничения для иудеев, К. в основном стремился лишь сократить возможности для их влияния на общество, в первую очередь на христиан. В то же время К. воспринимал иудаизм как особую древнюю и, следовательно, законную религию, к-рая может пользоваться определенным статусом и покровительством со стороны гос-ва. Так, в 321 г. представителей от общины иудеев было разрешено вводить в состав городских советов (CTh. XVI 8. 3). Наиболее важные эдикты были приняты К. 29 нояб. 330 и 1 дек. 331 г. Согласно этим актам, иудейские патриархи, священники и все прочие служители синагог освобождались от общественных обязанностей (CTh. XVI 2. 2, 4). Т. о., по крайней мере к концу правления, когда положение христиан уже укрепилось, К. реализовывал в отношении иудеев принципы, подобные тем, что осуществлялись им применительно к христианам в 10-х гг. IV в. |
| Сами византийцы с глубоким уважением, даже любовью относились к наукам-логосам и тому, что они по давней традиции, идущей от античных времен, называли пайдейя – воспитание, образование, обучение. Даже беглый взгляд на имеющиеся факты убеждает, что в Византии уделяли большое внимание чтению. Так, полководец Кекавмен в XI в. советует своему сыну быть разборчивым в чтении, тогда как поэт Мануил Фил в XIV в. дает наставления по поводу того, как читать эротический роман. Во многих случаях ромеи критически отзывались на то, что читали, позволяя нам бросить взгляд на тот или иной вопрос, касающийся их литературного вкуса. К примеру, Михаил Пселл характеризовал василевса Льва Мудрого как достататочно холодного, скучного автора посредственных нравоучений, тогда как Константин Акрополит в конце XIII в. обижался на провокационно написанный сатирический диалог под названием «Тимарион». Вместе с любовью к Богу и стремлением путем духовных и философских размышлений постигнуть мировую гармонию обучение и чтение были включены даже в систему основных «нравственных координат». Большим почетом пользовался человек, который знал и понимал, цитировал сочинения древних греков – Гомера, Гесиода, Геродота, Платона и Аристотеля, пользовался книгами, тем более, писал их. Недаром при раскопках ромейских городов и погребений нередкой находкой являются металлические ажурные застежки, которые накидывались на специальные кинжаловидные шпеньки, по несколько штук вставлявшиеся в деревянный переплет книги. Иногда археологи по ошибке принимают их за некие «амулеты», хотя на самом деле такие предметы свидетельствуют о сравнительно высокой грамостности ромеев, их тяге к чтению. Системы всеобуча не было, но получить образование в Византии мог каждый крещенный, кто имел желание. Согласно законодательству Юстиниана I, только язычники, евреи и еретики изгонялись из школ. Не случайно подавляющее большинство ромейских святых, – не только мужчин, но и женщин, – выступает в Житиях как умеющие читать и писать, прошедшие одну из многочисленных городских или сельских начальных школ. |
| Конечно, нельзя было ожидать, чтобы в целой массе народа или племени сохранялась одинаково та сверхчеловеческая энергия, которая требовалась положением. От времени до времени являлись слабые, и отпадали от братства. Случалось, что иные говорили Ивану такие же речи, с какими обращались к Моисею израильтяне: зачем ты и выводил нас из Египта, когда привёл в такое проклятое место? Иван умер в 1490 г.; место его занял старший сын его Георгий, которого жена, венецианка родом, уговорила в 1499 году уйти в другое место, в Венецию. Случилось и хуже того: младший брат его Стефан ушёл с целой партией в Константинополь и предложил Баязету Второму предать ему страну свою. От них потребовали – принять магометанство, и они потурчились. Они соединились с турками и пошли вместе с ними завоёвывать Черногорию. Георгий встретил их и разбил наголову, но положение всё-таки было невыносимо, и Георгий порешил окончательно оставить Черногорию. Оставляя её, – что произошло около 1516 года, – Георгий передал верховную власть митрополиту. Верховное управление народом с того времени сосредоточилось в руках церковной власти, и это церковное правление продолжалось целых 336 лет. Новейший путешественник, став на Коринфском утёсе и окидывая взглядом, через залив, высоты афинского Акрополя, – с изумлением и гордостью припоминает, что было время, когда эти крошечные государства, пространством не больше иного прихода в новом мире, производили потрясение в мире своими делами и оставили их всему потомству на поучение. Мужеством и неустрашимостью в борьбе Черногория поспорит с героями Фермопил и Марафона, может быть ещё и превзойдёт их: силы и средства у неё были гораздо менее, чём у тех, а враг – несравненно страшнее и мужественнее. В совете её председали церковные владыки (длинный ряд – около двадцати в три столетия), подобно Моисею, Иисусу Навину, Гедеону или сыну Иессееву, воспитанные в святилище, – и впереди всех сами вели народ в битву. Многие из них были замечательные правители. Особенно выказали себя владыки из рода Негошей, утвердившегося во власти с 1687 года. Власть в своём роде единственная: так мало приносила она удобства для жизни, и так была отягчена заботами и ответственностью, что в вольном воздухе гор никто не гнался за нею, и никому не было поводов злоупотреблять ею. |
| 550 Стефан в 1217 г. назывался «велни краль, наместьныи господин вьсе срьбске земле и Диоклие и Дальматие и Травуние и Хльмске земле». Споменници 51. Раич II, 355. 552 Вот что делали рыцари запада, взяв Константинополь: «святые образа безстыдно потоптаны. О горе! мощи святых мучеников заброшены в места всякой мерзости... Божественное тело и кровь Христовы были разлиты и разбросаны по земле. Некоторые из них разбивали драгоценныя чаши, их украшения прятали в пазуху, а из них пили, как из бокалов.... Когда им нужно было вывезти из храма священные сосуды, предметы необыкновенная искусства и чрезвычайной редкости, серебро и золото, которым обложены были кафедры, амвоны, врата, они ввели в притворы мулов и лошадей с седлами.... Какая-то женщина,– возседая на патриаршем престоле, пела неприличныя песни и ломаясь скакала вокруг... Разве могли пощадить жен, дочерей и дев посвященных Богу те, которые не щадили Самого Бога?... Кто сколько нибудь противоречил им или отказывал, тому грозил нож» ... Никита Хониат в истории кн. 1 гл. 6. См. Стасюлевича Средн. века IIÏ 608, 609. 553 Западный паломник называет Вардар fluvius rapax – хищною рекою, так как течение вод её бурное, aquae cursu rapido (Wilgelmus Tyrius ap. Murator. Italic. 2, 287). Никифор Вриэнний: «Вардар вытекает из гор Muc ии и проходя чрез Скупы бежит между Струмницею и Стипием, разсекая горы» (Hist. 4, 18). Тимарион о Вардаре: «это самая бурная из рек Македонии; начинается в горах Болгарских». Схолиаст на историю Кантакузена 2, 25 написал: «река Аксиос, называемая ныне Вардарем или лучше Быстрицею». Thilo de Thessalonica р. 293, 288. 554 Дометианово житие св. Саввы; Стефан в житии Немани стр. 22, 23. Никон, л. 2, 281. Особое сказание о Стрезе-Крезе, с примесью вымыслов,– в Гласнике VIII, 144–146. Акрополит р. 21. 556 Andr. Dandolo in Chron. ad an. 1216. Assemani Calend. VI, 43. В 1220 г. Стефан в письме к п. Гонорию, посланном с епископом Мефодием, называет себя rex coronatus; след. тогда он уже носил королевский венец. Папу просил он: benedictio et confirmatio Dei et vestra sit, si placet, super coronam. Ясно, что Мефодий ездил не за короною к папе, а с учтивою благодарностию за корону. Raynaldus ad an. 1220, n. 37. |
| Пирей. 8 июля 1865. Четверток. Aurora не одним музам, а еще более людским „нужам“ amica. У кого есть нужда или хотя забота, тому не спится. Непрошенная гостья египетская, по слухам добравшаяся уже до Константинополя, не давала нам покоя ночью. Представлялось не только возможным но и вероятным, что ожидаемый сегодня урочный „пироскаф“ французский или совсем оставит свой Левантский рейс, или, в виду неминуемого карантина на берегах Эллады, пройдет мимо Пирея. Не нашед его утром ни в бухте, ни за бухтой Пирейской, мы пошли высматривать его на гору, где был старых времен город, своего рода Акрополь. Оттуда зоркий глаз о. В-на не замедлил открыть дымок у далекого острова Идры, именно там, где лежит путь кораблям, огибающим Пелопоннис, и всем рейсовым пароходам, направляющимся в Пирей. Успокоившись на счет сего, и чтобы скоротать время, мы старые сожители и сослужители повторили зады т. е. еще раз осмотрели весьма немногие остатки древней именитой пристани Афинской, в числе их и глубокую четыреугольную ямину, высеченную наклонно в природной скале, неизвестного (мне) значения, в которую я неоднократно, в былое время, пытался проникнуть, но не имел удачи. Может быть, это был тайный ход из вышгорода к морю. Июльский зной не замедлил вскоре к сему самому направить стопы наши. Пароход, со своей стороны, быстро двигался к тому же пункту, минувши Эгину был уже на параллели Саламина. Чуть мы усталые, добрались до своей квартиры, раздался по бухте рев выпускаемого им пара. Как и следовало ожидать, место ему, как зачумленному, указано было „за фанарями“, т. е. за входом в бухту. Тотчас же стало известно, что он не пробудет долго тут, ибо не имеет груза для приема и еще менее для отдачи. Нам оставалось поспешить с отправкою на него, что мы и сделали. „Варка“, управляемая старой памяти русским Палликаром, взяла нас с пристани, быстро вынесла за ворота и доставила в Sanità, т. е. к карантину. Не без грусти простились мы тут с дорогими провожатыми, и вступили в область желтого флага. Наше невеселое настроение души разгонял некоторое время досточтимый Барба-Андони своим французско-мораитским диалектом, стоившим нашего „французско-нижегородского“, принявший нас Бог весть за каких туристов. Карантинная лодка prix fixe отделила нас окончательно от любезной Греции и доставила равно в полдень на громадный Indus. Сняться нам с якоря пришлось, однако же, только в половине четвертого часа. Долго провожали меня милые душе виды светлой и пленительной Аттики, до самого мыса Суния с его беломраморными колоннами (числом 15), остатками храма в честь любимого божества страны. Горные громады Имитта и Пенделика все низились и, наконец, сравнялись с морем. 7 часов. Под лучами заходящего солнца рисую наибольший из 10 русских островов, отбросков Негропонта, столько памятных мне, как места наших бывалых каникулярных поездок... Tempi passati! |
| К риторическим произведениям Григория относятся также – христианско-философского содержания – «Похвала морю, или всему водному естеству» и некоторые иные приветственные и похвальные речи. Представляют интерес и «Пословицы, собранные святейшим патриархом кир Григорием Кипрским и расположенные в алфавитном порядке». Собрание пословиц довольно значительно по своему составу и сопровождается объяснениями автора по поводу каждой из них. Объяснения показывают, что пословицы были собраны с дидактической целью и предназначались для чтения в школе. Очевидно, Григорий Кипрский до своего патриаршества не был чужд педагогического труда и пользовался в своей школе особым руководством (Migne. PG. Т. CXLII). О живом со стороны Григория интересе в педагогическом деле свидетельствует и его «Учебная книга», которая ещё не издана и хранится во многих рукописях библиотек Вены, Мюнхена и др. Она состоит из прозаического перевода басен Эзопа и некоторых мифологических рассказов, например об Ифигении, Энее и др. 178 Хотя идея составления подобного учебника для византийских школ и не может быть признана новой в отношении к школьному руководству [со стороны] патриарха Григория и специально была разработана [ещё] в трудах Никифора Василаки и Константина Акрополита, тем не менее, учебник этого патриарха показывает, что он занимался и педагогической наукой, как сведущ был и в богословии, философии, риторике. Ясно, что в его лице на патриаршем престоле Византии восседал разносторонне образованный церковный деятель, который живо интересовался наукой и оставил довольно крупный след в истории византийской литературы. Патриарх Афанасий I, дважды занимавший престол (1289–1293, 1303–1311), был строгим подвижником Афона и Гана, с детства привык к аскетическим подвигам и ознаменовал своё двукратное патриаршество разнообразными реформами в духе акривии канонов. Он требовал от архиереев и клириков самого точного исполнения обязанностей, подчинил монахов суровой дисциплине, строго обличал мирян за беспорядочную жизнь, следил за истинно христианским провождением постов и праздников, требуя посещать храмы Божии, избегать пиршества и т. п., всем внушал жить в страхе Божием. |
|
|
