| Рис. 2. Ниха. Идол в стене частного дома. Из Ферзоля мы перевалили через три ущелья, спускающиеся от Ливана, в деревушку Ниха, расположенную как и Ферзоль, по склону холма над речкою. Стены деревушки сохраняют несколько надписей, римских надгробных рельефов (на берегу ручья лежащий перевернутый алтарь с посвятительною надписью), орнаментальных плит, а в конце деревни, над рекою, находятся развалины храма, кажущегося колоссальным по пропорциям своих пилястров, карнизов, и величине отдельных блоков, из которых сложены стены. На самом деле, впечатление этой колоссальности достигается намеренною утрировкою пропорции в псевдоегипетском пошибе времен императора Андриана, с декоративными полуколоннами внутри здания, грузными и неуклюже-короткими листьями аканфа на капителях, сухою и мелочною резьбою и пр. (см. фот.186 и план под 27 а, 28:29). В убогой деревенской церкви, под столбом, поддерживающим свод, мы нашли грубо высеченный в известняке идол сирийского мужеского божества, с модиусом на голове, копьем в левой и нерунами в правой руке; по сторонам бога у подножия трона представлены два быка; внизу под троном видна в двери стоящая фигура женского божества (рис. 2, 30). Развалины Баальбека доставили нам много материала 189 – 209, по каталогу выставки 34–40, 42–45, 51, 53:54) в разных отношениях: прежде всего, по вопросу о времени монументальных стен и субструкций баальбекского акрополя; во-вторых, по планам различных декоративных атриумов: прямоугольного, шестистороннего, пропилеев, монументальной лестницы акрополя, круглого храмика в городе и т. д., которые послужили образцами для пышных построек времени Константина; затем, по архитектурным деталям зданий эпохи Антонинов 65 , и наконец, по остаткам христианской базилики 66 . Христианская базилика явилась для нас первым образчиком загадочного исчезновения некоторых, нередко колоссальных развалин древнехристианских храмов Сирии и Палестины. Мы коснемся лишь в немногих словах указанных четырех пунктов: все это должно служить лишь материалом для сравнения и определения архитектурных типов в христианских памятниках Сирии. |
| В саду Константинопольского Музея (Чипили-Киоск), по стенам и краям террас сваливаются и расставляются собираемые ныне со всего Стамбула мраморы: здесь в ряд лежат и барабаны колонн и карнизы, и капители, и посреди двора известная мраморная купель (фот. альбома перенесенная от бывшей ц. Иоанна и Марка. Среди капителей большинство относятся к IV – V столетиям, реже позднейшие, но также интересные для истории различных переходных эпох. При этом, достоинство резьбы и отделка оказывается довольно разнообразным и даже, на первый взгляд, заставляет различать капители, которые по рисунку, при ближайшем рассмотрении, оказываются одинаковыми; так напр. Снятые на фотографиях нашего альбома 39 и 41 могут быть даже одного времени. Заслуживает внимания и капитель VI–VII стол. с орлами, сидящими на верхушках промежуточных аканфов, среди угловых волют (а не вместо волют, под углами верхнего абака, как в капителях Золотых ворот); нижний пояс этих капителей украшен рядом поднимающихся листьев садового (не тернистого, но мягко-лиственного) аканфа, которого лопасти слегка обозначены множеством мелких углублений и проверченных дырочек, уподобляющих эту резьбу филиграневым обнизям; поверхность листа остается при этом совершенно гладкою; лист имеет семь пышных зубчатых лопастей, мало выгнут и толст. Должно заметить, что эта, несколько вычурная, как бы «филиграневая» резьба аканфов, притом вовсе не «тернистого», но мягкого рисунка, наблюдается и в капителях «Золотых ворот» Константинополя. Рис. 1. Афины. Акрополь Капитель V–VII в. Прибыв в Афины, мы осмотрели богатый материал мраморных капителей, плит и кусков, сваленных на Акрополе, среди антиков, остаток бывших там древних христианских базилик. На эти остатки, после покойного архимандрита Антонина, в недавнее время обратил свое внимание проф. Стрыговский 56 . Для нас особенно любопытна была одна капитель (рис. 1), очевидно, происходящая из тех же мастерских, что и многие капители Херсонеса Таврического 57 . Афины равным образом, сохраняют множество важнейших памятников церковной архитектуры VIII–XII столетий (фот. 54–65 и 67–71), хотя давно ставших известными, благодаря славе древнего города, но еще весьма мало изученных. В одной из таких церквей (Свв. Апостолов) своды, поддерживающее купол, опущены на древние колонны с прекрасными капителями, частью античными, частью из древних базилик. Так, напр., одна композитная капитель, окруженная двумя поясами толстых, как будто не развившихся еще, аканфов, особенно любопытна по сравнению с подобными в Сирии. Далее, при бедности византийскими рельефами, приходится придавать значение и тем немногим резным плитам, которые украшают стены древнего (малого) Афинского собора 58 . |
| orientalischen Kirsche Wien, 1864, S. 7. примеч.) весьма важные для тогдашней истории болгар и сербов. Пользуясь благоприятными для себя обстоятельствами, именно тем обстоятельством, что император и патриарх Константинопольские находились тогда в отдаленной Никее, он стремился поставить власть архиепископа ахридского на возможно высокую степень независимости. В 1222 году деспот или удельный владетель епирский, Феодор Комиен, решившись присвоить титул императорский, обратился с просьбою о возложении на него императорского венца к митрополиту Солунскому; когда последний самым решительным образом отказал в незаконной просьбе, он обратился к архиепископу ахридскому; последний – Димитрий Хоматен – немедленно изъявили свою готовность, „потому что – пишет Георий Акрополит – архиепископ ахридский, как сам он утверждали, был совершенно независимый ( ατον μος) и не обязан был никому давать отчета в своих делах, почему и имели право кого бы, когда бы и где бы то ни было помазывать на царство». Упоминаемый здесь Мюнхенский кодекс 62 был в 1891 году издан Питрою в Analecta Sacra et classica spicilegio Solesmensi. По этому изданию мы и представляем свой перевод трех упомянутых бракоразводных решений Архиепископа Димитрия Хоматена. 23 По требованию ныне практикуемого процесса о расторжении брака по безвестному отсутствию Духовная Консистория прежде всего озабочивается вопросом действительно ли был заключен брак, о расторжении которого идет дело, затем озабочивается вопросами: когда именно отсутствующие муж или жена выбыли из места своего жительства и было ли подано явочное о том прошение; в сем последнем случае прилагается засвидетельствованная с прошения копия. Когда Епархиальное начальство не встретит сомнения о действительности брака просителя с лицом отсутствующим, то относится к местному гражданскому начальству о спросе при депутате с духовной стороны, родственников отсутствующего и жителей, как местных, так и окольных: не знает ли кто из них о местопребывании его, не приходило ли о нем каких либо слухов, когда он отлучился, как вел себя, и не подал ли сам проситель повода к оставлению его».– С открытием достоверного известия о месте пребывания отлучившегося дело прекращается: в противном случае епархиальное начальство налагает решение о расторжении брака просителя и о дозволении ему вступить в новое супружество». |
| Мысль диалога нам уже известна. Она касается опасности, какой можно ожидать от прибытия Иезуитов на Восток, уже сделавших некоторые попытки отвлечь православных восточных христиан от греческой иерархии и привлечь их к подчинению папе римскому. В литературном отношении диалог построен очень искусно и, начинаясь вопросами Ревнителя, приводящими на первых порах в недоумение Любителя истины, но мало по малу сводится к признанию обоими ими той опасности, о которой сказано выше, и необходимости принятия мер к предотвращению этой опасности. В отношении к языку диалог изобилует простонародными новогреческими словами, грамматическими формами и проч. Так, напр. уже в самом начале диалога ревнитель говорит: Χαροις, Φιλληϑες! Απ πυλλο σ γρευα. 2031 ν σ ρωτσω ν ναι πρποι κα δκαιον ν μ συμβουλεσς, τινς ν ποϑν δι τ δγματ του τ ληϑ κα πο εχεν π τος πατρες του; и чем далее, тем более таких отличий от древнегреческого классического языка в языке диалога 2032 . Но и этого мало. В труде г. П.-Керамевса мы встречаем таких писателей, особенно средне-греческих (византийских), о которых мы доселе имели только смутное, или же одностороннее и недостаточное понятие, каковы, напр. Алексий Макремболит, Константин Акрополит и др. Так, об Алексии Макремболите мы доселе имели только понятие, какое было о нём И. А. Фабрицием в его Bibliotheca graeca 2033 как о плохом стихотворце; а из приведённого г. П.-Керамевсом отрывка мы видим, что это был далеко неплохой стихотворец, но, напротив, был и стихотворец хороший, и историк немало значащий. Подобное же должно ска- —125— зать и о Константине Акрополите, оказавшемся и хорошим ритором и далеко не маловажным историком. Мы не говорим уже о том, как много раскрывается пред нашим умственным взором в его слове о жизни св. Варвары, мужа доселе неизвестного в христианской агиологии. Вообще нельзя не отдать чести и не воздать благодарности как трудившемуся в приготовлении рассмотренных изданий к печати А. И. Пападопуло-Керамевсу , явившемуся хорошим знатоком, полным хозяином и искусным мастером своего дела, так и принявшему на себя издержки по напечатанию этих замечательных изданий Русскому Императорскому Православному Палестинскому Обществу, столь счастливо ознаменовавшему своё десятилетие в широкой области Палестиноведения и не остановившемуся пред значительными издержками на издание этих капитальных трудов, несмотря на то, что кроме учёной, и другие задачи его деятельности требуют больших денежных расходов с его стороны. |
| «Если не хочешь повиноваться мне, запри ворота своего города и правь внутри его, а за стенами все мое». Баязид доказал последнее на деле, прогнав греков из европейских пригородов до Родосто. В течение семи лет он блокировал Константинополь, надеясь взять город измором. В Константинополе «не стало ни жнущего, ни молотящего», не стало съестных припасов, и для отопления разбирали дома. Мануилу остались только надежды на Запад. Он обратился к папе, к французскому и венгерскому королям, умоляя о немедленной помощи, иначе ему придется сдать Константинополь врагам христианства. Одна Венеция прислала ему корабли на случай бегства. Для западных политиков было ясно, что помощь в скромных размерах, вроде экспедиции храброго Амедея, была бы бессильна против султана Баязида. Последний безбоязненно перешел в наступление против христианских соседей на севере. Пройдя Болгарию, подчинив Валахию, он вторгся в Венгрию, но был отражен королем Сигизмундом. Одновременно султанский флот напал на Евбею, и старый Евренос-бей опустошил Фессалию и Морею. В Малой Азии Баязид взял в плен эмира караманских сельджуков и значительно округлил свои владения, флот его напал на Синоп, подбираясь к Трапезунтскому царству. И в это грозное время среди латинян не было согласия. Неаполитанский король даже призывал Баязида против Венеции, захватившей Корфу, и льстил придворным султана. В Греции латиняне были заняты внутренними раздорами. В 1387 г. Нерио Ачайоли взял афинский Акрополь, и каталанское государство в Греции исчезло без следа после 70-летнего существования. Часть Ахейского княжества была захвачена дружиной наваррских авантюристов, которой очистили поле рыцари-иоанниты, купившие часть Ахеи у королевы Иоанны; Венеция, умело пользуясь борьбою претендентов, поддерживала наваррцев. По современному документу, на коренных землях княжества насчитывалось 2300 дворов (дымов), а на землях баронов – всего 1300. Нерио Ачайоли, овладев Афинами, держался миролюбиво, очищал ближайшие воды от пиратов. Происходя из флорентийского богатого дома, Нерио привез в одичавшую Аттику большие денежные средства и культурные вкусы, процветавшие на родине Данте. |
| 713, 716 fin., 717, 720 (у греков оставались во Фракия только Селиврия и Визия, у латинян Константинополь, Адрианополь и Дидимотика) и в житиях Филофеи терповской и Илариона меглннского, принадлежащих патр. Евфимию (Лаврск. ркп. 676, л. 763 об. и Волоколамск, ркп. 629, л. 241 об. fin.). Северо-западная граница в 1204 г. была насупротив находящегося за левым берегом Дуная городка Кубина, по тогдашнему Keve (см. послание папы Иннокентия III к венгерскому королю в Monumenta Slavornm Meridionalium Тейнера т. I, стр. 34 и в Патрология Миня т. 215, стр. 411, а это будет именно устье соединенной Моравы. Перед 1204 г. венгерский король отнял у Калияна область, в которой находилось пять епископских кафедр (см. послание Калияна к Иннокентию III у Тейнера ibid. стр. 30, у Миня ibid. стр. 291; область не называется по имени, но под ней необходимо разуметь область белградскую, потому что ведьм разуметь никакой другой. О страшной жестокости, с которою пустошили империю и вели себя по отношению к грекам Калиян и его два предшественника, см. Memor. pop. II, 690, 693, 711 нижний текст, 714, § 266, 718, § 272. Есть хризовул Калияна от 2 февраля 1192 г., см. Slavische Bibliothek Миклошича т. I, Wien, 1851, стр. 154; но вероятно, он был дан им, когда еще он был только участником братьев в правлении (cfr Хониата в Царствовании Алексея Комнена гл. 6, Акрополита гл. 12). Что Калиян один остался на престоле после братьев действительно не ранее 1196 г., об этом следует заключать из одного его собственного послания к пане Иннокентию III (у Миня в Патрол. т. 215, стр. 155; в этом послании, отправленном в июне 1203 г., давая знать папе, что пытался войти с ним в сношения с самого вступления на престол, он говорит, что от начала попыток прошло шесть лет). 15 О владениях болгар при Асене см.: 1) в записи, сделанной им самим в 1230 г. по случаю сооружения в Тернове церкви Сорока Мучеников (в Чтен. Общ. Ист. 1859 г. кн. 2, в статье Даскалова «Открытия в Тернове», стр. 19); 2) в грамоте неизвестного года, данной им же рагузским купцам (в издании Миклошича Monamenla Serbica, Viennae, 1858, р. |
| Новые арочные мосты, сооруженные с применением прочной цемянки, тоже возводили все реже и реже. Как уже говорилось, в ход постоянно шли сполии, вторично использованные строительные материалы, иногда части прежних зданий. Так было проще и экономичнее. Прямолинейные, мощенные, кое-где еще украшенные статуями и колоннами основные, главные, наиболее широкие улицы регулярной греко-римской планировки назывались Меси (Константинополь), Леофорос (Фессалоника) или просто Платея, то есть «Плоская» (Херсон). Но, случалось, они соседствовали с неровными, в колдобинах и ямах, грязными и полными нечистот кривыми улочками и закоулками. Часть портиков закрыли, наглухо заделали. Невзрачные жилые дома, лачуги в ужасающем состоянии, с крышами из тростника и с земляными полами, встречались повсюду – возведенные нищетой рядом с дворцом, иногда за одну ночь, они рассматривались законом как крыша над головой и не подлежали сносу, если только откровенно не нарушали градостроительные правила. Немудрено, что даже в Константинополе одна из самых страшных трущоб возникла неподалеку от Большого императорского дворца. Византия унаследовала принципы римской военной архитектуры. Оборонительные сооружения сохранялись вокруг больших городов. Образцом здесь являлись укрепленные многочисленными башнями наземные и морские стены столицы Империи, которые в свою очередь были прикрыты так называемыми Длинными стенами. Они тянулись на 65 км от Константинополя и играли роль передовой линии против неприятеля. Фортификационные сооружения в некоторых городах и кастра стали занимать меньшую площадь, чем в античности, их периметр сузился, защищая прежде всего наиболее населенные городские районы и максимально используя для этого природные особенности местности. Отсюда – укрепления акрополя, возведение обособленной цитадели внутри или снаружи города. Трансформация городов в укрепленные кастра привела к тому, что акрополь или цитадель приобрели характер второй линии обороны и в результате резиденция местного правителя и его администрация переносятся именно туда, в укрепление акрополя, цитадели. Как особый вид укреплений выделяются форты-фруры и башни. Они контролировали стратегически важные направления, дороги. Их использовали для самых разных целей: военного контроля, для охраны сельскохозяйственной продукции, в качестве резиденции местного правителя, как убежище для населения округи. Иногда башня была главным или единственнм элементом в таком сооружении. |
| стр. 4, 12, 18 и др.) ссылается и на рассматриваемый выше 1-й том своего описания рукописей Иерусалимской патр. библиотеки. Эти указания на литературу и ссылки на 1–й том описания рассеяны во многих подстрочных примечаниях и при самом издании текста отрывков. Труд г. Пападопуло-Керамевса столько же драгоценен для богословов, сколько и для филологов, как то очевидно уже из одного оглавления отрывков, нами сделанного выше. Ибо кто из богословов мог бы обойти вниманием таких церковных писателей, как св. Андрей Критский , Роман сладкопевец , Ириней Лионский и др.? Для филологов же труд г. П.-Керамевса открывает собою богатую сокровищницу языка и литературы древне-средней и ново-греческой в различных её видах. Любопытнейший пример в доказательство нашей мысли можно видеть в сочинении патриарха Александрийского Кирилла Лукариса (1616 г.): Λιλογος βραχς (краткий разговор), в котором лицами разговаривающими являются: Ревнитель (Ζηλωτς) и Любитель истины (Φιλαλθης), и которое написано на простонародном греческом языке того времени. Мысль диалога нам уже известна. Она касается опасности, какой можно ожидать от прибытия Иезуитов на Восток, уже сделавших некоторые попытки отвлечь православных восточных христиан от греческой иерархии и привлечь их к подчинению папе римскому. В литературном отношении диалог построен очень искусно и, начинаясь вопросами Ревнителя, приводящими на первых порах в недоумение Любителя истины, мало по малу сводится к признанию обоими ими той опасности, о которой сказано выше, и необходимости принятия мер к предотвращению этой опасности. В отношении к языку диалог изобилует простонародными новогреческими словами, грамматическими формами и проч. Так напр. уже в самом начале диалога Ревнитель говорит: 27 Χαρουις, Θιλληθες! π πολλο δ γρευα. ν δ ρωτσω ν ναι πρπον κα δχαιον νημ συμβουλεσς, τινς ν ποθν δι τ δγματ του τ ληθ κα πο εχεν π τος πατρες του, и чем далее, тем более таких отличий от древнегреческого классического языка в языке диалога. 28 Но и этого мало. В труде. г. Пападопуло-Керамевса мы встречаем таких писателей, особенно средне-греческих (византийских), о которых мы доселе имели только смутное, или же одностороннее и недостаточное понятие, каковы напр. Алексий Макремболит, Константин Акрополит и др. Так об Алексии Макемболите мы доселе имели только то понятие, какое дано было о нем И. А. Фабрицием в его Bibliotheca graeca 29 , т.е. как о плохом стихотворце; а из приводимого Г. П.-Керамевсом отрывка мы видим, что это был далеко не плохой стихотворец, но, напротив, был и стихотворец хороший, и историк не малозначащий. Подобное же должно |
| Бонифаций был настолько силен и опасен, что императору пришлось уступить нехотя и тем обречь свою неокрепшую империю на роль форпоста против греков и выносить удары болгар. С последними он рассчитывал жить в дружбе. Болгарский царь Калоянн (1197 – 1207) на первых порах делал шаги для сближения, не зная еще действительных сил завоевателей Константинополя и находясь в войне с венгерским королем. Он вел издавна переговоры с папой о церковной унии, о вступлении в семью европейских народов через коронование его папой, о признании независимости Болгарской Церкви и в конце того же 1204 г., как увидим, добился полного успеха. При такой обстановке Балдуину предстояло завоевывать провинции своего нового государства. Дандоло с Бонифацием и пятью вождями остались охранять столицу, прочие рыцари во главе с императором Балдуином и его братом Генрихом Фландрским выступили во Фракию, где держались греческие императоры Алексей III и Мурзуфл. Генрих выступил вперед и занял Адрианополь. Мурзуфл почувствовал себя не безопасным в Чорлу (Цуруле) и ускакал и Мосинополь к своему тестю царю Алексею, который пригласил его и вероломно ослепил в бане, на глазах своей дочери, жены Мурзуфла, проклинавшей своего отца. Оба соперника не доверяли друг другу и повели переговоры один за стенами, другой перед стенами Мосинополя. Алексей пригласил Мурзуфла в город, и здесь гостю была предложена баня. Акрополит передает ужасную сцену со слов очевидца: «Мурзуфла связывают, валят на пол и ослепляют. На пороге бани стоит его жена, дочь Алексея, и проклинает отца, тот называет ее бесстыжей...» Алексей взял с собою дочь и отправился в Салоники; Мурзуфл, потеряв зрение и жену, остался без помощи, и войско его разбрелось. Под Адрианополем франки встретились с болгарским царем Калоянном, прибывшим с целью заключить дружественное соглашение. Петр Брасье с тремя рыцарями явился в стан Калоянна; царь его угощал, дивился коням и доспехам франков и осведомился, зачем они завоевали Константинополь. Барон Брасье ему объяснил, что франки ведут происхождение из славного древнего города Трои и пришли отобрать свое наследство у греков. Франки отнеслись к предложению Калоянна с надменностью и дали понять, что он может быть лишь вассалом их императора. Генрих Фландрский оставил в Адрианополе гарнизон и, покоряя по пути фракийские города, двинулся к Мосинополю. Сюда прибыл и император Балдуин. |
| Он отличался нестяжательностью. Когда Арсению пришлось оставить кафедру, он в своей прощальной речи говорил: «Эту одежду, книжку и три монеты, которые принадлежали нам еще до вступления в патриаршество и которые мы приобрели собственным трудом, мы берем опять и удаляемся». Что касается образования, то он был мало учен, знаком был лишь с начальными правилами грамматики. Влиять на общественные дела Арсению не особенно удавалось; это зависело от того, по замечанию одного историка, что он, как монах, не имел житейской опытности, ничего не понимал в управлении гражданскими делами и в этом отношении мало отличался от тех, которые под вечер оставляют заступ» (из историков Акрополита, Григоры, Пахимера). О другом патриархе из партии строгих – Афанасии находим такую характеристику у одного историка: «Он не знаком был с ученостью и жизнью в обществе. Он был строгий аскет, спал на голой земле, ног не умывал, всегда ходил пешком, и имел, вообще, такой нравственный характер, каким отличаются лишь люди, живущие в горах и пещерах». Со своими строгими обличениями он не боялся предстать перед кем угодно. Историк пишет: «Негодование на обидчиков (Церкви. – А. Л.) в нем было так велико и открыто, что не только те, кто находились в родстве с царем, но и сами царские сыновья боялись его поразительной смелости и обличений больше, чем приказаний самого царя» (слова Григоры). О патриархе Иоанне Созопольском тот же византийский историк (Григора) замечает, что он очень мирволил монахам, так что они подняли голову, стали самовольны и дерзки. Видно, что как патриархи, принадлежавшие к партии умеренных, так и к партии зилотов, имели свои достоинства и свои недостатки. В первые два столетия после Фотия (в X и XI вв.) умеренные брали перевес и чаще занимали патриаршую кафедру, чем представители строгих; в следующие два века (XII и XIII) обе партии приходят в равновесие; патриархи, и умеренные, и зилоты, почти в одинаковом числе появляются у кормила церковного правления в Византии; в дальнейшем же (XIV) веке зилоты вытесняют умеренных: с половины XIV века лишь одни зилоты замещают византийскую патриаршую кафедру. |
|
|
