| – Иван Николаевич, – по заведенной традиции Карпов чаще всего именно так обращался к патриарху, – дело ваше… – Председатель встал, подошел к книжному шкафу в глубине своего кабинета и продолжил: – Здесь у меня томики «Деяний» Поместного собора 1917–1918 годов. Закладки разные… Могу зачитать, что Боголюбов говорил о большевиках, о власти советской, его призывы к борьбе… – Да ведь это все в прошлом, – заверил Сергий. – Сейчас другое время, другие условия. Что этим попрекать. – Всё так. Но нам не хотелось бы, чтобы молодое поколение православного духовенства начинало свое образование у этого человека. – Ну, раз так, – со вздохом проговорил патриарх, – пусть будет по-вашему. Только трудно нам будет другого сыскать… Кадров-то церковных нет. – Ваше святейшество, – спросил вдруг Карпов, – не слышно ли чего о митрополите Александре Введенском ? – Как не слышно, на днях аудиенцию просил. Не принял я его. Не о чем мне с ним говорить. – Так-то оно так, по-церковному, может, и не о чем. Но нам-то как быть? Кое-где церкви обновленческие действуют и верующие их поддерживают. Хотя, по правде говоря, все же зачастую они «на ладан дышат». С мест сообщают, что отдельные священники и верующие поговаривают о возвращении в Патриаршую церковь . – Что касается самого Введенского, то при всем желании он не может быть принят в православную церковь не то что епископом, но и простым священником. Рядовых же батюшек и верующих при определенных с их стороны заявлениях и действиях будем по возможности принимать в лоно церковное. – И еще у меня есть к вам вопрос. Наши друзья просили узнать: нет ли возможности… – Карпов помолчал, подыскивая слова, – …обучить, проэкзаменовать и проинструктировать нескольких лиц из сербских и румынских военнопленных, назвавших себя священниками? Предполагается направить их полковыми священниками в формирующиеся национальные воинские части. – Почему нет? Даже очень рады помочь братским церквям. Обо всех своих встречах с патриархом председатель докладывал, как правило, заместителю председателя СНК СССР В. М. Молотову, а в некоторых случаях по подсказке последнего писал официальные рапорты на имя Сталина. Получая письменные или устные распоряжения от этих руководителей, Карпов и выстраивал свою линию поведения. Он не чурался и личных отношений с патриархом Сергием, хотя в партийных сферах к ним относились весьма недоброжелательно и неоднозначно. В архивах сохранилось немало «сигналов» тех, кто не одобрял «линии совета» на нормализацию отношений с церковью и хотел бы возвращения к былым временам, к твердости, решительности и наступательности по отношению к «попам». Карпову приходилось лавировать, скрывая свои действия от «любопытствующих» под грифом «секретно» или «для служебного пользования». История распорядилась так, что лишь в самом конце 1980-х годов стала возможной публикация этих интереснейших документов. |
| 27 мая пришли к Оловеникову Исаков и Карпов и говорили: «Не изволишь ли выйти на народное место, гренадер Филиппов хотел выйти еще с гренадерами, так вы сами с ними поговорите». Оловеников пошел в назначенное место, куда пришли гренадеры Филиппов, Мурзин и Михайло Иванов, с которыми Оловеников пошел за конногвардейские конюшни, пришел на берег Новы, и тут Иванов стал ему говорить: «Да что же мы пустое калякаем, надобно дело говорить, зачем пришли». Оловеников сказал на это: «Мне Исаков сказывал, что он слышал во дворце, будто гвардию всю хотят сделать армейскими полками, а на место гвардии хотят ввести гренадерские полки; так чего же дожидаться? А если это допустим, то тогда драться уже будет трудно; надобно думать, что Орлов за тем, верно, и поехал (в Фокшаны), чтоб сделать себя молдавским князем или и императором». На это гренадеры сказали: «Это, верно, сбудется, а может быть, ему этого сделать и не удастся и мы его высочество поскорее императором сделаем». – «Каким же образом нам дело то начать? – спросил Иванов. – Мы не видим прямой дороги!» Оловеников отвечал: «Это правда, что мы прямой-то дороги не видим, но вот Филиппов сказывал, что ему знаком Борятинский, и он обещался к нему сходить и разведать о мысли его высочества». Иванов прибавил: «И мне Борятинский знаком, так и я к нему схожу. Если его высочество согласится, то мы можем собрать человек 300, которым как скажем, то все согласятся, пойдут с нами, и мы можем послать одну половину захватить дороги, а другую половину к его высочеству». – «Это пустяки, – сказал Оловеников, – прежде времени загадывать нечего». Но Карпов продолжал загадывать: «Ну ежели его высочество на это согласится, так что тогда делать с государынею?» – «Другого делать нечего, как оставить ее в покое». Карпов заметил: «Не лучше ль ее отвезти в монастырь?», но Оловеников возразил: «Этого делать никак нельзя, состоит это во власти его высочества. А ну как, братцы, его высочество из Царского Села нельзя будет взять?» Карпов предложил средство: «А вот как можно будет взять-то: как его высочество поедет гулять, а нас будет там человек 50 или 100, то и можно его будет оттуда увезть сюда в полк; а как его сюда привезут, поставить у Средней руки также человек 150, чтоб из Петербурга никто не выезжал». Оловеников одобрил меру, и все гренадеры сказали, что надобно сходить к кн. Борятинскому. Действительно, Михайло Иванов, Шмелев и Алексей Филиппов отправились к камергеру кн. Борятинскому, только с другою целью – они объявили князю: «Вот у нас в полку мушкатер Исаков приходил и говорил, чтоб великого князя возвести на престол, а мы теперь об этом в. с-ству объявляем, извольте об этом где донести». Борятинский отвечал им: «Подите, подите вы на место, Бог с вами, я теперь это слышу». |
| Как люди малограмотные, они взяли себе на помощь новочеркасского «адвоката» из раскольников, сотника Головкова. С следователями Карпов обошелся не как подсудимый, – даже в молитвенный дом их не пустил. Были присланы потом и еще следователи, два же попа, в том числе Цимлянской станицы поп Алексей Левченков. Но Карпов и этих следователей принял не лучше первых, – никаким требованиям их не подчинялся и не дал им также ключей от моленной. Однако из Духовного Совета последовало запрещение ему от священнослужения. Карпов перестал служить по-поповски, т.-е. в облачении, а начал отправлять службы как простец-уставщик. Теперь, расположенные к нему прихожане, пользуясь пребыванием Спиридония в Новочеркасске, и явились ходатайствовать пред «владыкою» о разрешении их отца Алексея; а нерасположенные приехали просить, чтобы поставил на его место другого попа. Спиридоний ни тем, ни другим решительного ответа не дал, – сказал, что дело попа Алексея зависит не от него, а от Духовного Совета. Впоследствии, именно в конце июня месяца, получено из Москвы уведомление, что «за дальностию расстояния Московский Духовный Совет не может понять, кто прав и кто виновен, а должен Карпов обратиться к ближайшему своему епископу, калачевскому Спиридону». Это ободрило Карпова: запасшись приличным для владыки подарком, он отправился просить у Спиридония полного себе разрешения действовать по-прежнему, в той уверенности, что казачки не все же будут слишком откровенны, – и вероятно теперь действует в качестве действительного раскольнического попа. И это, говорят, поп еще из самых порядочных 17 . Но возвратимся к сказанию о Спиридоне. Из Новочеркасска он отправился в Екатеринославскую губернию, и здесь, в раскольническом монастыре, устроенном при селе Городище и называемом «Селединка», произвел поставление игумена: прежний, Иоанн Блинов, навлек на себя его неудовольствие своей снисходительностию к православным и близкими к ним отношениями, – за это и отставлен от должности. В Селединку приезжали к Спиридонию городищенские раскольники жаловаться на своего попа Матвея, подверженного (как и большинство раскольнических попов) пьянственной слабости. |
| [h] Карпов Георгий Григорьевич (1898-1967), генерал-майор; 1915-1918 гг. – слесарь электромеханического завода Кронштадтского военного порта; 1918-1922 гг. – судовой машинист транспорта «Аргуль» Балтийского военно-морского флота, комиссар штаба минной дивизии в городах Кронштадт и Петроград; 1922 г. – парторг, машинист канонерской лодки; 1922-1928 гг. – уполномоченный, заместитель начальника особого отдела XI дивизии Ленинградского военного округа; 1928-1931 гг. – помощник уполномоченного, уполномоченный, старший уполномоченный контрразведывательного отдела полномочного представительства ОГПУ Ленинградского военного округа; 1931-1934 гг. – помощник начальника отделения, начальник отделения контрразведывательного отдела полномочного представительства ОГПУ Ленинградского военного округа; 1934-1936 гг. – заместитель начальника УНКВД Карельской АССР, где были в то время концлагеря с сотнями тысяч людей, сотня тысяч из которых погибли от непосильной работы, голода и побоев; 1936-1938 гг. – помощник начальника, заместитель начальника, начальник 4-го (секретно-политического) отдела УНКВД Ленинградской обл.; в период массовых арестов и казней 1938-1939 гг. – начальник Псковского окружного отдела УНКВД Ленинградской обл.; 1939-1941 гг. – заместитель начальника 8-го отделения 2-го отдела УГБ НКВД СССР, заместитель начальника 2-го отдела 3-го Управления (секретно-политического) НКГБ СССР, начальник 4-го отдела 3-го Управления НКВД СССР; 1943-1946 гг. – начальник 5-го отдела 2-го Управления МГБ СССР; с 1946 г. – начальник отдела «О» МГБ СССР; отдел, который он возглавлял, занимался оперативной работой по духовенству, или, как тогда это называлось, контрразведкой по Русской Православной Церкви, как будто Русская Православная Церковь была враждебным государством на чужой территории, – иначе говоря, отдел занимался слежкой и вербовкой осведомителей и деятельностью, направленной на разложение кадрового состава Русской Православной Церкви, а также использованием его в качестве агентов за рубежом. Для достижения большего успеха в этой области Карпов в 1943 г. был назначен Сталиным на должность председателя Совета по делам Русской Православной Церкви. В 1955 г. Карпов был уволен с должности начальника отдела «О» МГБ СССР в связи с привлечением его к уголовной ответственности за преступления, совершенные им в 1930-х гг. на территориях Псковской и Ленинградской обл. и Карелии; дело, однако, было закрыто; в 1959 г. за те же преступления над ним нависла угроза исключения его из коммунистической партии – однако и на этот раз это осталось всего лишь угрозой; в 1960 г. Карпов был уволен с должности председателя Совета по делам Русской Православной Церкви и отправлен на пенсию// РГАНИ. Ф. 5, оп. 98, д. 14650, л. 20. |
| С. 38; Карпов 1992. С. 92; 2007. С. 67–68). Однако даже беглого сопоставления достаточно, чтобы убедиться: общая часть СЛК и О захватывает и текст «Мучения». В самом деле, нетрудно видеть, что и в О, и в СЛК греческий текст «Сказания о чуде» Ефрема отразился не целиком, а только начиная со слов «Τοτου ον οτως γινομνου...» (Невоструев 1875. С. 138; Лавров 1911. С. 27.5–6; Risch 2008. S. 172.1) – «Сему же сице тако бываему...» (Карпов 1992. С. 106), «Сему же убо сице бываему...» (Лавров 1911. С. 38, прав, стб.; Карпов 2007. С. 94), тогда как выше идет уже текст «Мучения»: в О–целиком, а в СЛК – только от слов «...и слутью всю епархию претекшю...» (Лавров 1911. С. 36, прав, стб.; Карпов 2007. С. 92). Вся остальная, много большая, часть «Мучения» в СЛК сведена к сверхсжатому пересказу об изгнании свт. Климента из Рима в Херсонес и его проповеди христианства здесь, которая сопровождалась чудесами. Дальнейшее сравнение О и СЛК приводит к еще более любопытному, даже удивительному результату: совместное следование в них тексту «Мучения» начинается много позже, чем начинается использование «Мучения» в СЛК! Проще говоря, во второй части фрагмента, восходящего к «Мучению», СЛК пользуется тем переводом, который представлен в О и ряде других рукописей, а в первой – совсем другим. Чтобы наглядно показать это, воспроизведем интересующие нас части О и СЛК в двух параллельных колонках, начав с финального отрезка, где они восходят к общему переводу: О «И вшедше по суху людие обретоша в образ мраморяныи церковь храмину от Бога уготовану, и ту лежаше тело святаго Климента, и яко с нимже вержен близ его лежащ; откровено же бысть учени комо его не изнести мощии от места, имаже то явлено бысть, яко на всяко лето в день страсти его отлучатся (так! – А. Н.) море на 7 дний, грядущим сухошествие подавая, иже на похвалу имени его благоволи Господь быти до днешняго дни». «И вшедше по суху людье, и обретоша храмину мра – моряну в образ ц(е)рквы от Б(о)га устроену, и ту лежаше тело с(вя)таго Климента и якорь с ним близ его лежащ. |
| Ввиду такого вывода сдержанность печерского летописания XI–XII вв. выглядит еще более странной, почти демонстративной. Недоумение возрастет, если привлечь к рассмотрению яркий древнерусский панегирик свт. Клименту как заступнику Русской земли, относящийся (что мы постараемся показать) отчасти к середине XI, отчасти же – к середине XII столетия. 1.2 «Слово на обновление Десятинной церкви» и «Чудо свт. Климента об отрочати» 1.2.1 Общие сведения. Памятник, за которым в науке закрепилось название «Слово на обновление Десятинной церкви», был впервые издан в 1850 г. М. А. Оболенским (1850. С. 144–147) по списку XVI в. (по оценке ученого) из собственной библиотеки, местонахождение которого в настоящее время неизвестно. В дальнейшем новых рукописей обнаружено не было, так что издание М. А. Оболенского остается единственным источником сведений об этом достойном образце древнерусской ораторской прозы. Быть может, поэтому историки литературы не баловали своим вниманием «Слово», которое, как правило, оставалось и остается за пределами собраний и хрестоматий древнерусской словесности, даже самых обширных, например, «Библиотеки литературы Древней Руси», издаваемой Отделом древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук. «Слово» невелико, так что для задач нашего исследования и до известной степени в качестве его результата воспроизводим памятник целиком в Приложении 1, снабдив текст конъектурами и необходимым текстологическим аппаратом. Начальные слова в публикации М. А. Оболенского «Тако и сего церковнаго солнца...» с несомненностью обнаруживают, что «Слово» представляет собой окончание какого-то более обширного сочинения, что отметил уже сам первооткрыватель (Оболенский 1850. С. 143–144), который потому и опустил при публикации часть текста, что она показалась ему известной по четьим минеям, где помещена под 25 ноября под названием «Мучение свт. Климента» (см., например: ВМЧ, ноябрь 23–25. Стб. 3317–3327) 13 . Не столь давно А. П. Карпов опубликовал обнаруженную им в фонде личных бумаг М. А. Оболенского (РГАДА, ф. 395) рукописную копию полного текста того памятника, окончанием которого было «Слово» (Карпов 1992. С. 101–111); именно эта копия, как можно быть практически уверенным, послужила основой для издания «Слова», поскольку в архиве отсутствует как раз та часть, которая соответствует «Слову» и была, по всей вероятности, отправлена в редакцию «Киевлянина» (Карпов 1992. С. 89). После этого стало понятно, что «Слово» в рукописи М. А. Оболенского было соединено со вторым славянским (древнерусским) переводом «Мучения свт. Климента» (начало: «Предрьжаи Римскую церковь четвертыи святыи Климент...») (Лавров 1911. С. 19–24, 121–125; Карпов 2007. С. 29–30). |
| …В половине восьмого утра 15 мая 1944 года в квартире Карпова в Доме на набережной раздался звонок. Привыкший к утренним неожиданным известиям Карпов поднял трубку и услышал трагическую весть. Сообщали о внезапной кончине патриарха Сергия. Через полчаса Карпов прибыл в Чистый переулок. В доме толпились близкие и родные патриарха. У одра почившего собрались члены Священного синода. Митрополит Крутицкий Николай совершил первую панихиду. Возгласы и общее пение были тихими, скорбными, то и дело прерывавшиеся слезами и вздохами присутствующих, которые нельзя было удержать и которых никто не стеснялся. Карпов прошел в рабочий кабинет. Здесь были иерархи, духовенство. Вызвали келейника патриарха архимандрита Иоанна, который рассказал о последних часах жизни Сергия Страгородского . «Патриарх проснулся рано утром, – говорил он, – и поскольку до назначенного времени визита домашнего врача оставалось еще немало времени, Сергий решил прилечь. Когда я вернулся спустя час и вошел в спальню, меня поразила необычайная бледность лица патриарха. Я подбежал, окликнул, но он не отвечал… Прибывший врач констатировал кровоизлияние в мозг». В комнату тихо вошел митрополит Алексий (Симанский), подал знак, прося пройти за ним. Карпов прошел в личные покои патриарха. Находившиеся здесь митрополиты Алексий и Николай вместе с управляющим делами Московской патриархии протоиереем Н. Ф. Колчицким осмотрели письменный стол. В одном из ящиков был обнаружен пакет, скрепленный сургучной печатью Сергия и с нанесенной датой – 12 октября 1941 года. То было завещание патриарха, составленное еще накануне эвакуации в Ульяновск. Первый пункт его гласил: «В случае моей смерти или невозможности исполнять должность патриаршего местоблюстителя, эта должность во всем объеме присвоенных ей патриарших прав и обязанностей переходит к Преосвященному митрополиту Ленинградскому Алексию Симанскому». На экстренном совещании Синода было постановлено исполнить волю патриарха. По церковному уставу патриарх был переодет иподиаконами в полное архиерейское облачение и митру. Тело усопшего было перенесено в соседний с домовой церковью зал. Гроб патриарха был покрыт патриаршей мантией, осенен рипидами, окружен принадлежностями патриаршего служения: куколем, посохом, трикирием и дикирием. Начатое митрополитом Ленинградским Алексием чтение Евангелия беспрерывно совершалось московским духовенством по особому расписанию весь день и всю ночь. |
| Священноначалие Русской Православной Церкви не осталось безучастным зрителем агрессивной идеологической и административной войны, развязанной против верующих. Еще в мае 1958 г. Святейший Патриарх Aлekcuй I добился встречи с Хрущевым и выразил озабоченность выпадами против Церкви в средствах массовой информации. Святейший Патриарх просил о содействии в передаче типографии, об ускорении в отселении жильцов из Троице-Сергиевой лавры и о разрешении на открытие нескольких храмов. 10 сентября Святейший встретился с Карповым в своей резиденции в Одессе, Карпов передал ему отказ на просьбу о типографии, правда, пообещал, что церковные заказы будут без задержек выполняться государственными типографиями. Отселение жильцов из лавры начнется через полгода, а для передачи Церкви выбрано 10–12 храмов, «в отношении которых идет согласование с советскими органами на местах» 528 . Но ни один из этих храмов так и не был передан Церкви, объяснение этому находим в одном из документов Совета по делам Русской Православной Церкви, датированном 1959 г.: «Просьба Патриарха Алексия об открытии 13 церквей по СССР отклонена» 529 . Продолжая беседу с Патриархом, Карпов обвинил архиереев в сокрытии и занижении доходов от производства церковных мастерских, от продажи свечей, но особенно опасным было обвинение в том, что епископы «в погоне за количеством рукоположений ставят священниками... лиц, вернувшихся из ссылки и лагерей», тем более что большая часть священнослужителей освобождалась тогда по амнистии, без реабилитации. Карпов потребовал сократить число монастырей, 63 – это слишком много (до 1917 г. Русская Церковь имела более 1000 обителей), не принимать в обители лиц моложе 40 лет. Патриарх, возражая Карпову, настоял на том, чтобы возрастной ценз для поступающих в монастыри насельников и насельниц был определен в 30 лет. Святейший Патриарх высказал озабоченность распространявшимися слухами о закрытии величайшей святыни православной Руси – Киево-Печерской лавры. Он просил Карпова не допустить подобного беззакония и защитить лавру, просил об отводе участка земли в Киеве для строительства здания духовной семинарии – Киевская семинария ютилась в крайней тесноте в крипте Свято-Андреевского собора. Определенного ответа на просьбы не последовало, но зато Карпов пытался бесцеремонно поучать Патриарха. Вся атмосфера беседы внушала опасения за судьбу Церкви, и тогда Патриарх впервые заявил о своем желании уйти на покой, на свое место он предложил митрополита Николая. |
| М.Н. Боголюбов Архимандрит Августин (Никитин) С.-Петербургская Духовная Академия и Русская Духовная Миссия в Пекине: архимандрит Гурий (Карпов) (1814–1882) Основанная в начале XVIII в. Российская Духовная Миссия в Пекине первоначально пополнялась в основном выпускниками Московской Духовной Академии, Казанской и Тамбовской семинарий; в Китай направлялось также духовенство из Иркутской епархии. В 1809 г. в столице Российской империи была основана С.-Петербургская Духовная Академия, и вскоре ее выпускники получили преимущественное право на занятие должностей в центре Православия в Пекине. Это произошло при императоре Александре I; по словам выпускника С.-Петербургской Духовной Академии (далее – СПбДА), начальника 14-й духовной миссии в Пекине, архимандрита Гурия, «Александр Благословенный увеличил штат, указав студентов и духовных (лиц) избирать непременно в Петербурге и из высших учебных заведений, со свидетельством об отличной нравственности и способностях» 84 . С этого времени в состав Пекинской Миссии стали направляться выпускники СПбДА: в 1819 г. – иеромонах Вениамин (Морачевич) (впоследствии – архимандрит, с 1828 г. – начальник Миссии, ск. в 1854 г.); иеромонах Аввакум (Честной), иеромонах Феофилакт (Киселевский) и иеродиакон Поликарп (Тугаринов) (с 1839 г. – архимандрит и .начальник Миссии); иеромонах Гурий (Карпов) , иеромонах Иннокентий (Немиров) и иеродиакон Палладий (Кафаров) ; студенты И. Гошкевич и В. Горский. В 1848 г. начальником новой Миссии был назначен иеродиакон Палладий (Кафаров) , возведенный в сан архимандрита; на иеромонашеские и иеродиаконскую должности поступили из студентов СПб ДА священник Петр (по пострижении иеромонах Павел (Цветков), иеромонах Евлампий (Иванов) и иеродиакон Илларион (Оводов), а также студенты Н. Успенский и М. Храповицкий. В 1856 г. при отправлении в Пекин 14-й миссии в ее состав были включены воспитанники СПбДА – иеромонах Александр (Кульчицкий), иеромонах Исаия (Поликин), Н. Мраморнов, А. Попов ; начальником Миссии был назначен архимандрит Гурий (Карпов) 85 . |
| упомянута «книга «Сава Сербьской»», к-рую «по Феодоре по Карпове дали» (Опись книг Иосифо-Волоколамского мон-ря 1545 г./Публ.: Р. П. Дмитриева//КЦДР: Иосифо-Волоколамский мон-рь как центр книжности. Л., 1991. С. 32). Арх.: РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Кн. 6-8. Изд.: Никольский Н. К. Мат-лы для истории древнерус. дух. письменности//ХЧ. 1909. 8/9. С. 1119-1125; Дружинин В. Г. Несколько неизв. лит. памятников из сб. XVI в.//ЛЗАК. 1909. Вып. 21. С. 106-113 [Послание митр. Даниилу]; Зимин А. А. Общественно-политические взгляды Федора Карпова//ТОДРЛ. 1956. Т. 12. С. 172-173 [Послание старцу Филофею]; Сочинения Ф. И. Карпова//ПЛДР: Кон. XV - 1-я пол. XVI в. М., 1984. С. 494-519; То же//БЛДР. 2000. Т. 9. С. 338-359; Максим Грек, прп. Соч. М., 2008. Т. 1. С. 141-142, 337-339. Ист.: Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. СПб., 1851. Т. 1: Памятники дипломатических сношений с империей Римской (с 1488 по 1594 г.) (по указ.); Памятники дипломатических сношений Московского гос-ва с Крымской и Ногайской ордами и Турцией. СПб., 1895. Т. 2. 1508-1521 гг. (СбРИО; Т. 95) (по указ.); Максим Грек, прп. Соч. М., 2008. Т. 1. С. 139-140, 143-144, 171-242, 255-294, 311-336. Лит.: Савва В. И. О Посольском приказе в XVI в. Х., 1917. Вып. 1; Ржига В. Ф. Боярин-западник XVI в.: Ф. И. Карпов//УЗ РАНИОН. М., 1929. Т. 4. С. 39-48; Зимин А. А. Федор Карпов, рус. гуманист XVI в.//Прометей. М., 1968. Сб. 5. С. 364-370; он же. Россия на пороге Нового времени. М., 1972 (по указ.); он же. Формирование боярской аристократии в России во 2-й пол. XV - 1-й трети XVI в. М., 1988 (по указ.); Freydank D. Zu Wesen und Begriffsbestimmung des russischen Humamismus//ZfS. 1968. Bd. 13. S. 98-108; Клибанов А. И. «Правда» Федора Карпова//Об-во и гос-во феод. России. М., 1975. С. 141-150; он же. «Государство правды» Федора Карпова// Он же. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 207-218; Синицына Н. В. Федор Иванович Карпов - дипломат, публицист XVI в.: АКД. М., 1966; она же. |
|
|
