| Поэтому характерно, что Карамзин (1766—1821) писал о себе И.И.Дмитриеву: «По чувству я остаюсь республиканцем, — но при том верным подданным русского царя». И Державин, в плане литературном отнюдь не сентименталист, обращаясь к наследнику престола Александру 1, призывал: «Будь страстей твоих владыка, будь на троне человек». Александр 1, можно сказать, был воспитан в духе сениментализма. Интересно, что именно в школе сентиментализма раскрепостилась русская речь, русский литературный язык. Уже Ломоносов предпринял первую реформу русского литературного языка, очистив его от смеси простонародного говора с обилием иностранных варваризмов, характерных для петровской эпохи. Карамзин сделал новый шаг вперед, сблизив русский литературный язык с разговорным, но введя в то же время вынажения, удачно переводимые с французского. Известно, что против Карамзина и его школы выступил адмирал Шишков, поклонник славяно-российского стиля. Этот спор был первым предварением позднейшего раскола между славянофилами и западниками. Но нужно подчеркнуть, что это было только предварение, что дело ограничивалось литературными вопросами, а не выросло в спор мировоззрений. Здесь по своей литературной ориентации Карамзин был «западником». Но это не мешало тому же Карамзину резко выступить против знаменитого Сперанского (1772—1834), творца «Проекта», означавшего переход от самодержавия к конституционному образу правления.Образцом для Сперанского служил «Codex Napoleonicum», да и вся ориентация его была западническая, что не противоречит тому, что он очень считался с русскими условиями жизни, и труд его был, конечно, чем-то гораздо большим, чем копирование. Александр одно время склонялся к проекту Сперанского. Тогдато Карамзин выступил против государева фаворита в защиту «исконно-русских начал» самодержавия и преданности вере («Записка о древней и новой России»). В конце концов государь охладел к Сперанскому, и из его «Проекта» реальное осуществление получил лишь «Государственный Совет». Это столкновение (Сперанского с Карамзиным) можно также считать предварением будущего спора между славянофилами и западниками. |
| из философского класса и после того, кажется, учившийся в московском университете 23 . ____________ Быстрое, неслыханное и почти баснословное, для человека его происхождения, возвышение М. М. Сперанского, по выходе его из семинарии, не входит в план нашей записки. Не знаем, радовались ли люди его прежнего круга его возвышению, но оно было счастьем не для него одного. В 1807 году, после долгих и многих сборов, предположений и попыток, дошла очередь до капитальной реформы духовных учебных заведений. По высочайшей воле, благодаря могуществу синодального обер-прокурора, князя А. Н. Галицина, образован Комитет о преобразовании духовных училищ. М. М. Сперанский назначен в число членов этого комитета. Состав его был небольшой. Митрополит Амвросий, Феофилакт, вызванный пред этим из Калуги, и духовник Их Величеств С. Ф. Краснопевков (старше Сперанского по невской семинарии 25 годами) вошли в него с духовной стороны; из светских вошли только двое: князь А. Н. Голицын и статс-секретарь М. М. Сперанский. Краснопевков вскоре умер, и на его место назначен в Комитет И. С. Державин, бывший наставником Сперанского в семинарии. В Комитете опять встретились два товарища, разошедшиеся в разные стороны, Феофилакт и Сперанский, оба молодые, а уже стоявшие на высших ступенях иерархии, один – церковной, другой – гражданской. Еще архимандритом, Феофилакт назначен был в члены Синода, когда Сперанский проходил еще низшие чины; в 1799 году посвящен в епископы калужские и в день посвящения украшен анинской звездой. «Человек молодой, – писал о нем м. Платон к м. Амвросию 5 февраля 1800 года, – и не сану отважный». Калужская епархия выделена была из московской. В разделе вышли споры; за спорами пошли неприятности. Платон жаловался Амвросию; «но – писал потом с горечью – он и сие немного уважает». В 1807 году, ввиду реформы духовных училищ, князь Голицын вызвал его в С.-Петербург, вероятно по указанию М. М. Сперанского. «Голова калужская тут накружит», – писал опять Платон к Амвросию 16 марта 1808 г. Зловещие предсказания знаменитого некогда старца, не легко мирившегося с своим старческим положением, не сбылись, по крайней мере, в отношении к реформам духовных училищ; но лично Феофилакту напорочили недоброе. |
| Так не добывается мудрость и истинная ученость. Припомним притчу ветхозаветного мудреца. Там мудрость стропотно ходит сначала с своими учениками, помучит их в наказании своем, и уже потом открывает им тайны свои. И по нашей старинной национальной пословице корень учения горек. Под этою горечью и первоначальной стропотностию премудрости и разумеется конечно предварительная самостоятельная работа молодых умственных сил, сосредоточенность и, так сказать, уединение душевное с какой-нибудь определенной и ясно сознаваемой целию впереди, скромный и терпеливый труд над тем, что всего ближе и нужнее человеку, без хвастливых и скороспелых порываний вдаль, без развлечений и отвлечений по сторонам за бегущими многосложными явлениями жизни. Не вей себе всяким ветром, и не ходи всяким путем:... Буди утвержден в разуме твоем, и едино буди слово твое, – сказал тот же ветхозаветный мудрец ( Сир. 5:11–12 ). Вот надлежащий путь к мудрости. И этим-то стропотным путем достигали ее наши славные мудрецы и истинно ученые русские люди. В настоящую минуту у нас готовый пример под руками в достославной личности графа Сперанского. Известно, как усердно и неутомимо трудился он над развитием своих сил душевных, прежде чем открылось ему широкое поприще государственного мужа, какою самостоятельностию и энергией проникнуты были эти предварительные труды, и как они были конечно тяжки и болезненны на первых порах. Положим, что не всем дается от природы по десяти талантов, как Сперанскому; но иному пять, иному два, а иному и один, комуждо противу силы его ( Мф. 25:15 ). Но Бог знает, развернулись ли бы так гениально и блестящие способности Сперанского, если бы с юности стали водить их на помочах, и если бы ум его сразу завален был разнообразным материалом, и развлекаем был во все стороны? Но, слава Богу Недостатки современного воспитания стали кажется выясняться в общественном сознании, и нам остается только желать и молить Господа, чтобы благие начинания правительства в деле учебного преобразования увенчались тем успехом, который с нетерпением ожидается всеми истинно русскими людьми. Поможем этому делу своим сочувствием, своим содействием. Мы не считаем своею прямою обязанностию рассуждать с сего священного места о тех мерах, которые приняты теперь для сообщения солидности и зрелости научному образованию нашего юношества, – это дело наших ученых людей. Довольно с нас и того, что понята и почувствована нужда поставить наше общественное образование на более прочных и надежных основаниях. |
| Достоевский четко противопоставил те два понимания личности, о которых уже было сказано. Писатель, переживая смерть первой жены, в свою записную книжку в Великий четверг 1864 года занес такие слова: «16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей? Возлюбить человека как самого себя, по заповеди Христовой, – невозможно. Закон личности на земле связывает. “Я” препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек. Между тем после появления Христа, как идеала человека во плоти, стало ясно как день, что высочайшее, последнее развитие личности именно и должно дойти до того (в самом конце развития, в самом пункте достижения цели), чтоб человек нашел, сознал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего “Я”, – отдать его целиком и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье» [xv] . «Закон личности на земле», о котором говорит Достоевский, вступает в силу именно тогда, когда эта личность замыкается на своем «Я». Противопоставить этому можно только «первообразную власть духа». Без самопожертвования (то есть любви в духе), без «Ты» личность деградирует, распадается ее внутренняя иерархия. Таким образом, уже в XIX веке в России сформировалось два понимания человеческой личности: одно было основано на новозаветном и святоотеческом понимании и предполагало самореализацию человека в духе и любви, конечной задачей личности выступало обожение; второе происходило от идеалистической (гегелевской) философии и было связано с самосознанием и переживанием собственного «Я». Раскрытие личности, иными словами, предполагало два прямо противоположных пути – в Боге и через Бога или в себе самом и через самого себя. Карамзин Н.М. История государства Российского: В 12-и т. Кн. 1. Т. 1–2. М., 1993. С. 14. Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. СПб., 2002. С. 52. См.: Сперанский М.М. Письма к Ф.И. Цейеру//Русский архив. 1870. С. 176–187, 191, 193–194; Сперанский М.М. Письмо к С.М. Броневскому//Русский архив. 1870. С. 199–202. |
| государство, как бы взлетев на орлиную высоту, откуда скрадываются природные рельефы, действительные очертания местности, и оттуда перестраивал социальный уклад общества и государственные учреждения по правилам строгой логики. Его политическая мысль выросла и воспиталась в эпоху расцвета политической литературы, дававшей заранее сообразно с требованиями разума составленные планы и чертежи построений государств и обществ, и в эпоху величайших практических попыток перестроить мир по этим планам. Перед глазами поколения, к которому он принадлежал, во Франции сочинялись и применялись к действительности одна за другою стройные и красиво на бумаге изложенные конституции государства. Государственная деятельность Сперанского не ограничилась только его влиятельным участием в разрешении вопросов текущей политики. Смелому взмаху его творчества был открыт широкий простор, а воплощение его проектов в жизнь обеспечивалось содействием Верховной власти, поддерживавшей мысль Сперанского. Императором Александром было ему поручено составление плана всеобщего государственного преобразования. В области политического творчества трудно указать что-либо более всеобъемлющее и смелое, чем этот план. Он возвращает нас во времена Ликурга и Солона, но имеет в виду не миниатюрную городскую республику, а необъятную громаду русского государства. Менялся сразу веками сложившийся сословный строй русского общества, одним почерком пера уничтожалась та застарелая язва русской жизни, с которою пришлось бороться нескольким поколениям – крепостное право, вводилось новое разделение России, сверху донизу перестраивались государственные учреждения, начиная с Государственной Думы, Сената и Министерств, кончая волостными думами, волостными судами и управлениями. По всем этажам государственного здания проводилось отчетливое и строгое разделение властей и весь государственный строй должен был быть проникнут одним скрепляющим началом, одним цементом, сообщавшим прочную взаимную связь всем частям здания, свято соблюдаемым и всюду царящим законом. Если бы плану Сперанского суждено было осуществиться и войти в жизнь – перед |
| – Здоровы, благодарствую, – ответил Сперанский. Брат Сперанского был уездный иерей, а мать, старушка-просвирня, жила в селе на покое. Верный своему правилу – рассевать по империи людей близких для получения сведений, из которых впоследствии могли возникнуть новые важные следствия, министр назначил губернатором в Томск Илличевского, несмотря на его корыстолюбие, и сегодня готовился поговорить об искоренении с его помощью лихоимства в Сибири. Скоро прибыли два других гостя – старик Самборский с зятем своим Малиновским. Министр встретил старика низким и быстрым поклоном. Старик Самборский был благодетель Сперанского с самого детства. Жену министра с ее матерью именно он вывез из Лондона, где был священником при миссии; потом был он духовником Александра, когда тот был наследником, затем в Венгрии при его сестре; много странствовал и теперь жил на покое, пользуясь влиянием при дворе. По внешности он ничем не напоминал русского священника, был брит и говорил по-английски. Малиновский, его зять, был худ и прям, застегнут на все пуговицы; розовым лицом, сединою и ясными глазами напоминал англичанина. Лондон, в котором он долго жил, его любимый город, навсегда на нем отразился. Он вел под руку престарелого тестя. Сперанский позвонил в колокольчик, подали чай; чай пили по-английски – тут же, за круглым столом. Пришел и Франц Иваныч. Беседа, полуоткровенная-полуделовая, которую министр любил и в которой, как старый ритор и диалектик, был мастером, началась. Самборский знал обо всем, что делалось при дворе. Никогда не задавая прямых вопросов и не добиваясь прямых ответов, Сперанский умел узнать все, что было нужно. Малиновский был зять старика и человек верный, но Илличевский был сегодня лишний. Министр повел беседу. Улыбаясь, он вспомнил, как обыграл его в семинарии Илличевский в карты. – Но еще гибельнее были для меня ранее суздальские риторы, которые, прибыв к нам, играли в носки. Риторика однажды чуть не повредила мне носа. Малиновский засмеялся, и Илличевский приободрился. |
| Когда, таким образом, с одной стороны – не дается уступки страстям, с другой – насаждаются добродетели, сердце мало-помалу умягчается (п. 182), согревается и приемлет в себя Божественный огнь, который только береги – и будешь безопасен. Авва Пимен говорит об этом: «Когда горшок снизу подогревается огнем, то ни муха, ни иное какое пресмыкающееся не может прикоснуться к нему; когда же простывает, тогда они садятся на него. То же бывает и с душою: доколе она пребывает в духовном делании (горении духа к Богу), враг не может поразить ее» (п. 111)» (9, с. 232–237). 68. О возможности и необходимости духовной жизни для ревнителей благочестия среди житейской суеты Граф Сперанский проходит духовную жизнь. Государственный человек, почти непрестанно занятый то административными учреждениями, то улучшением порядков государственной жизни, находил возможным умно и сердечно пребывать в Боге – всеправящем, вездесущем, всевидящем. Это приводит мне на память обычную отговорку, которою светские люди прикрывают свое нехотение потрудиться как следует над делом Божиим, делом своего спасения: «Где уж нам!» Сперанский обличает их фактически, и не он один, но и другие многие. Помнится, ту же отговорку обличал и старец Василий в своих предисловиях к статьям Добротолюбия об умном делании или молитве, помещенных в жизнеописании старца Паисия Нямецкого. «Смотри, – говорит, – какую высокую жизнь проходили люди, занятые по долгу внешними делами», – и перечисляет их. Таков был домоправитель-вельможа, о котором упоминает Симеон Новый Богослов в Слове о вере, помещенном в Добротолюбии; таков был патриарх Фотий, знакомый с сим делом до патриаршества, при трудах государственного секретарства; таковы были и другие патриархи, у которых на руках лежало управление церковными делами, большею частию внешними, довольно хлопотливое. Старец Василий, выставляя этих деятелей духовных среди внешних обязательных дел, имел в виду расположить ревнителей благочестия к тому же роду жизни, в свое время. Не удастся ли и нам с вами подвигнуть кого-либо на подобные же опыты, представив им картину духовной жизни, как ее живописует Сперанский в своих письмах, конечно, с собственного своего опыта (10, с. 5–7)? 69. Ложный путь к духовному совершенству у мистиков и учение святых отцов о многотрудности духовного подвига |
| Один является в списках Зографском и сербском, другой – во всех остальных. Различие между ними заключается в вариантах и объясняется тем, что у переводчиков были греческие оригиналы также с разночтениями, отразившимися и в переводах. Что же касается до разделения славянских текстов на группы, то тут опять не можем не высказать упрека г. Сперанскому за то, что он выставляет общие положения, не приводя доказательств. На стр. 23 он говорит: «Из немногих сравнительно также принятых мной при исследовании списков получается довольно интересное наблюдение. Именно, сравнивая тексты других списков с «основными» и между собой, мы можем заметить по следам довольно, впрочем, слабым, что, несмотря на единство редакции, славянские тексты восходят не к одному греческому оригиналу, а к нескольким, т е. при единстве редакции греческой мы можем отметить несколько редакций (точнее групп) славянских». Очевидно, здесь под редакцией или группой Сперанский разумеет особый перевод с греческого. Это доказывается тем, что сейчас же при объяснении различий славянских текстов Сперанский указывает на варианты греческих списков. Но приведенных им трех примеров, притом из различных списков, слишком недостаточно, чтобы можно было поверить в действительность «интересного наблюдения». Пропуск имени «Захарии» или употребление в одних списках «иерей», в других «архиерей» – не могут служить убедительным доказательством различных переводов: эти особенности могли явиться и в самих славянских текстах. Я не говорю, чтобы высказанное Сперанским положение было неверно: я говорю только, что его нужно доказать; теперь же оно не имеет силы убедительности. Полагаясь на наблюдение Попова, Сперанский признал, что сербский текст в Starinach дает особый перевод, и нужно было бы путем сравнения решить, не представляют ли какие, ни будь тексты, отличающиеся от «основных», какого-либо совпадения с сербским и не составляют ли с последним одной группы. Но этого также нет. Тем более странным представляется то, что приводимый Сперанским второй пример не заставил его дольше остановиться на высказанном положении: «в основном тексте и плнть срце е цркви га ба (гл. |
| Выдающийся сербский филолог Юрий Даничич издал в 1864 г. текст Никольского евангелия. Указание на значимость «богомильских» рукописей для реконструкции славянского архетипа оставил В. Ягич в своем издании Мариинского евангелия (1884, с. 475–476). Позже при знакомстве с сербскими евангельскими рукописями в Белграде Μ. Η. Сперанский выделил группу боснийских рукописей по палеографическому основанию (1898, с. 36–40), в рецензии на издание Евангелия от Марка, выполненное Г. А. Воскресенским , он отметил текстовую близость между собою этих рукописей (18996, с. 60– 61) и назвал в качестве характерных их черт близость к Мариинскому евангелию и наличие языковых архаизмов, восходящих к глаголическим оригиналам. К числу «богомильских» рукописей вслед за Ягичем Сперанский отнес Никольское евангелие, Евангелие из сборника Хвала 1404 г. (Universita di Bologna, 3575), РНБ, Гильф. 6, – все это четверо-евангелия XIV-XV в., но также и Карпинское евангелие конца XIII в. (ГИМ, Хлуд. 28), полный апракос болгарского происхождения. Затем он прибавил к ним Мостарское (Манойлово) конца XIII в. и Мирославово евангелия (Сперанский 1906). Позже как «богомильские» были названы Дивошево начала XIV в. (Grickat 1961/62) и Чайничко конца XIV в. евангелия (Jerkovi 1975). 40 В теории «богомильской» редакции, однако, слишком многое еще не разъяснено. Так, предполагается, что богомилы переписывали исключительно тетры, однако в числе их рукописей находятся полные апракосы Мирославово и Карпинское евангелия, безусловно, монастырского назначения (ср. Десподова 1986). Те рукописи, которые сербские монахи принесли в Западную Русь при основании в 1498 г. Супрасльского монастыря, также оказываются исключительно близки к «богомильской» традиции и по тексту, и по составу: сборник библейских книг Матфея Десятого был скопирован в своей новозаветной части с рукописи, исключительно близкой к сборнику Хвала (Алексеев, Лихачева 1978, с. 76–82). В свою очередь в тексте Хвала есть уникальные совпадения с праздничным апракосом XV в. |
| Самому ли ему пришла счастливая мысль пригласить в этот комитет М.М. Сперанского или его назначил Государь, во всяком случае, совместное действие таких двух лиц, как князь Голицын и Сперанский, пользовавшихся личной близостью и особым доверием Государя, было весьма благоприятным условием для осуществления и успеха предположенной реформы. Князь Голицын не знал, да вероятно до того времени и не видывал духовных училищ, находившихся в непосредственном заведывании епархиальных архиереев, вне обер-прокурорского надзора. Напротив, Сперанский сам воспитанник провинциальной Владимирской, потом преподаватель и префект С.-Петербургской главной семинарии, подробно знал их устройство и недостатки и вообще весь быт нашего духовенства. Таким образом, князю Голицыну принадлежал почин дела, а Сперанскому, совместно с митрополитом Амвросием и Феофилактом, – вся специальная, техническая сторона реформы, организация управления духовных училищ, устройство в них учебной части, исчисление сумм, потребных на содержание их и изыскание способов к составлению этих сумм. Собрания происходили у митрополита. Князь Голицын, после каждого заседания, докладывал Государю о ходе дела. К Пасхе следующего 1808 года комитет уже окончательно разработал предложенные ему задачи и, между тем как М.М. Сперанский заготовлял подробный доклад о действиях Комитета для поднесения Государю, кн. Голицын, по испрошении предварительного соизволения Государя на предположения комитета, входил в сношения с различными учреждениями и лицами о способах исполнения этих предначертаний. В виду предположенного отпуска значительной суммы из Государственного Казначейства, кн. Голицын предуведомлял об этом Государственного Казначея и посылал ему проект заготовленного на его имя указа. Голубцов отвечал, что проект устава прочёл и находит во всём достаточным. «Итак, милостивый государь мой, – писал он, – начинайте с Богом сие доброе и полезное дело, а за мною дело не станет, деньги готовы будут; ибо где нужно и должно, я готов всегда приготовить». 12 Мая князь Голицын писал, по Высочайшему повелению, к Обер-Гофмаршалу Ард. Ал. Торсукову о переделке и исправлении в Михайловском замке, во втором этаже, комнат под 13–16 и уведомлял, что работы эти, по поручению его, будут произведены под наблюдением архитектора Руско. Комнаты эти отделывались на счёт Кабинета, для будущей Комиссии Духовных Училищ. |
|
|
