| (†367) Первого латинского церковного писателя на Западе породила Галлия: это был Иларий Пиктавийский. В IV в. по–прежнему сохраняет силу речение Плиния, что Галлия — это «скорее Италия, нежели провинция». Благая весть достигла Атлантики примерно за столетие. В Бордо и, разумеется, в Тулузе уже в III в. появились епископы. Вскоре своего епископа обрел и Пуатье. Аквитания слыла в эпоху Константина одним из цветущих заповедников культуры Римской империи, и Пуатье купался в лучах этой славы. Иларий был родом из знатной городской семьи; такие семьи особенно пеклись о культуре, а еще больше — о своем благосостоянии. Они стремились «к богатству и ничегонеделанию», по замечанию самого Илария. ВЗЫСКУЯ БОГА Помимо благородного происхождения, у Илария было благородство души: поэтому-то он и возвысился над посредственностью и возжелал большего, нежели обставленная изысками обеспеченная жизнь. Он был из тех настойчивых натур, которые принимают решение по зрелом размышлении. Такие люди никогда не сбиваются с единожды намеченного пути. Мужество их непоказное: они готовы бестрепетно противостоять испытаниям и вражде. Историки нередко сближали Илария и Афанасия. Они и в самом деле были современниками и защищали под натиском арианства единую ортодоксию: и тот и другой претерпели изгнание за веру, отторжение от паствы. При ближайшем рассмотрении очевидны и различия: Афанасий рожден в христианском семействе и взращен в церковности; Иларий же — искатель, медленно обретающий Бога. Первый — редкостный пастырь, человек действия; второй превосходит его умом и культурой. Иларий — аристократ в самом достойном смысле слова: обходительность сочетается в нем с великодушием, по слову епископа Верцельского, коему он непосредственно подчинялся. Этот ученый муж стремится не блистать, а убеждать. С помощью благодати сказалась даровитость его натуры — богатой, уравновешенной, возвышенной. Иларий родился язычником и был женат; очевидно, у него была дочь, если письмо, адресованное «дочери моей Абре», подлинно. Он довольно пространно объясняет в начале своего трактата «О Троице», как пришел к христианскому Богу, расставляет вехи на этом пути, описывает открытие за открытием. Из книги Моисеевой он почерпнул «свидетельство, что Господь зиждитель рек о Себе так: «Я есмь Сущий»… Я преисполнился восхищения перед этим совершенным определением Бога, где словами, внятными рассуждению человеческому, изъяснялось непостижимое осознание Бога». |
| Самуилов, отстаивающий мнение о принадлежности всех фрагментов Иларию, и поэтому относящий происхождение книги Илария к самому концу его жизни, предлагает читать в цитованном месте вм. nosque agimus – egimus, и доказывает, что принятое чтение расходится с контекстом речи (Цит. соч. Приложения. 22–23 стр.). Но не говоря уже о том, что предлагаемая поправка является только произвольной догадкой комментатора, не оправдываемой манускриптами, отмеченные г. Самуиловым затруднения в понимании некоторых выражений «введения», на наш взгляд, представляются мнимыми. «Введение, – замечает г. Самуилов, – возможно только при спокойном воспоминании уже минувшего автором, пережившим тяжелые минуты. Припоминаемое дело tempore antiquum, и jam diu memini и лишь proximo renovatum» (ib. 23 стр.). Но выражения Илария: tempore antiquum, proximo renovatum являются вполне уместными и при датировании книги Илария 359 годом, поскольку автор, намереваясь изложить весь ход арианской политики на западе, трактует о процесс Афанасия на сардикийском соборе», бывшем уже более 15-ти лет назад, а главной целью своей книги полагает – выяснить закулисную сторону аримино-никской унии, когда «сложное дяние» арианской интриги явилось как бы renovatum, в смысле открытого уже натиска на представителей западной церкви. Предлагаемое г. Самуиловым толкование выражения: renovatum в смысле намека на арианскую деятельность Авксентия Миланскаго (ib.) нам представляется не совсем гармонирующим с цитированными выше словами Илария об его страданиях за имя Христово, выраженными при том в форме настоящего времени: nomini Dei., adhaereo etc , поскольку в эпоху своей борьбы с Авксентием Иларий уже пользовался полной свободой. Небезынтересно, что ссылку Павлина Трирского Иларий называет фактом, бывшим proxime, – в очень недавнее время (см. примеч. на стр. 367). Равным образом, не имеет безусловно доказательной силы и третье замечание Илария, приводимое г. Самуиловым в обоснование мысли о происхождении книги Илария позднее 359 г. Иларий пишет: enimvero versari in sermone hominum jum diu memini, quosdam sacerdotes Dei idcirco exsulare, quod in Athanasium sententiam non terunt (M. 10, 630), т. e. Иларий лишь отмечает, что людская молва издавна привыкла видеть причину изгнания (западных) епископов только в том, что они м. б. с излишней настойчивости защищали личность Афанасия, а не видела внутренней идейно-догматической подкладки пресловутого Афанасиева процесса. И в дальнейших строках Иларий с грустью пишет: et hic error prope omnium mentes occupavit, ut sub nomine ejus non satis uni cuique eorum dignam causam suscepti exsilii arbitrentur. Ясно, что в приведенных словах Илария нет ничего, противоречащего принятому вами взгляду на время, повод и цель написания его «исторического труда». |
| 1308 Neque ut qui filius hominis secundum tempora assumptae carnis fuit, idem antea semper fuerit atque sit Filius Dei, ne in eo nativitas Dei sit, sed ex eodem idem sit. 1, 16 n. 1310 Fragm. 2, 21 n.: librum (Marcelli) nos quoque habemus. De Trin. 7, 3: impie multos ad unius Dei professionem Galatia nutrivit. Cp. 1-е прим, на стр. 384-й. 1311 Memento neminem haereticorum esse, qui se nunc non secundum scripturas praedicare ea, quibus blasphemat, mentiatur. Hinc enim Marcellus Verbum Dei cum legit nescit. Ad Const. 2, 9. 1312 De syn. 45 n. (см. прим. 2-е на стр 381-й). Totum hoc itaque catholica fides damnat, in quo et demutabilis Pater dicitur et natus Filius abnegatur. ib. 1313 Contendent (ariani) adversum Sabellium Filium esse eo usque, ut et minor Patri sit, ut et honorem praeteritum reposcat, et mori timeat: et mortuus sit. Contra vero ille (Sabellius) naturam Dei defendit in gestis. De Trin 7, 6 n. 1314 Из литературных арианских памятников Иларий подвергает разбору: 1) послание ариан к Александру Александрийскому (De Trin. 4, 12–13; 6, 5–6); 2) вторую сирмийскую формулу (De syn. 11–12 nn.); 3) определение аримино-никского собора (fragm. 10, 3–4); вероопределение Авксентия Миланского (с. Auxent. 13–15 n.). Что Иларий был знаком и с т. н. аномейским течением арианства, об этом можно заключать из участия Илария на догматических диспутах в Селевкии и Константинополе в 359 г. (Cfr. С. Const. 12 n.). Но в своих сочинениях Иларий нигде не затрогивает той диалектической сущности аномейства, которая, как мы видели, раскрыта в сочинениях Василия Великого и Григория Нисского «против Евномия». Из того обстоятельства, что Иларий с недоумением слушал аномейские рассуждения на Селевкийском соборе о подобии Сына Отцу, н неподобии Его Богу (см. стр. XLVIII), можно даже думать, что вся собственно философско-диалектическая сторона аномейства осталась вне богословского кругозора Илария. 1315 Арианская вера professa Dei Filium auditiones fefellit in nomina. De Tr. 7, 1; nomen Filii ingeritur, ut natura taceatur. |
| Менее решительно говорит Иларий о душевных аффектах Христа. Можно отметить, что он отрицает во Христе только низменные аффекты человеческой природы и их подавляющую силу. «Для человеческой немощи, -говорит он, – чрезвычайно трудно сдерживать в себе замешательство и волнение мысли, так, чтобы при умолчании и душевном движении следы беспокойства или возмущения не отразились в самом изменении лица. Но, хотя Единородным Богом была воспринята наша немощь, природа Божества Его не была упразднена, чтобы Ему не исполнять все то, что немощно, и сохранять достоинство Своего величия, так что все, что относится к нашей смерти и страху, Он переносил как скорее к Нему приражавшееся, чем бывшее в Нем, ибо это более наша немощь, чем нечто естественное в Боге. «И боязнь смерти нападе на Мя. Страх и трепет прииде на Мя, и покры Мя тьма». И все это, относящееся к нашей необходимости, конечно, устремлялось на Него, но было воспринято Им силою Своей природы, поскольку Он не отказался… от нашей смерти и даже от страха смерти, нападающего на Него» (In Ps. 54, 6 ). Вот принцип, которым руководствовался Иларий в вопросе о человеческих аффектах Христа. Он отрицал в Нем подавляющую силу этих аффектов, как не соответствующую достоинству Его величия, и признавал их делом не необходимости, а свободного Его попущения. Аффекты же, казавшиеся ему недостойными величия Христа, он совсем отрицал. Так, в X книге «De Trinitate» Иларий отрицает во Христе страх смерти – против ариан, которые на основании слов, сказанных Христом г. саду Гефсиманском и на кресте, приписывали аффекты страха Самому воплотившемуся Логосу в доказательство Его низшей природы. Быть может, ввиду полемического интереса, Иларий с преувеличенной решительностью отрицает во Христе страх перед наступающими страданиями. По его словам, не мог бояться смерти Тот, Кто прогонял страх смерти у других и заповедал ученикам Своим не бояться смерти (De Tr. X, 10). Христос добровольно предал дух Свой Отцу, поэтому Он, добровольно принявший смерть, не мог страшиться ее (ib., X, 11). Смерть не могла быть страшна ни для тела Его, ни для души. О теле Христос знал, что оно воскреснет, дух же Его не мог быть объят загробным мраком, поскольку даже Лазарь радовался в лоне Авраама (ib., X, 12, 34). Не мог бояться Христос страданий и мук распятия, так как тело Его было особого рода и, хотя поддавалось объективным страданиям, но не испытывало боли от внешних повреждений (ib., X, 13–29, 35, 44–48). Если Христос говорит о Себе: «Прискорбна душа Моя даже до смерти», то Он скорбел в этом случае не за Себя, а за апостолов. Он знал, что Его страдания могут поколебать их веру в Него, а потому молился о их укреплении и был обеспокоен не по причине смерти, а до смерти, так как знал, что чудеса, имеющие совершиться в момент Его смерти, укрепят их веру (ib., X, 36–43). |
| Принятая в Нике формула практически ничем не отличалась от ариминской, однако сам факт, что она была принята в Нике (созвучно с Никеей) давал повод хитроумным епископам говорить о ней как о «никейской вере». Латинский оригинал этого исповедания не сохранился. Блж. Феодорит Киррский приводит греческий перевод. См.: Theodoreus Cyrrhi eP. Historia ecclesiastica II, 21//SC. 501. P. 430–432. См. также: Simonetti M. La crisi ariana. P. 320–323. 22 Это дало повод некоторым исследователям сомневаться в правильности передачи свт. Иларием позиции Авксения. Например, М. Меслен полагает, что в пылу полемики Иларий исказил учение Медиоланского епископа и приписал ему то, чего он не утверждал: Meslin M. Les Ariens d’Ocddent. P. 293. 27 Persequentium est consecrata terrore – имеются в виду не сами гонения, а подвиг мучеников, исповедавших веру Христову. 28 Говоря о священниках (sacerdotes), свт. Иларий часто имеет в виду епископов. См.: Doignon J. Hilaire de Poitiers. P. 14, n. 5. 29 Ut enim erroris affirmatio certa sit, incerta veri opinio antefertur: то есть ариане представляют очевидную истину как некое мнение, в истинности которого нет полной уверенности. 30 Свт. Иларий перечисляет здесь основных поборников арианства на Западе. Эти же епископы, а также Демофил Берийский, упоминаются свт. Афанасием. См.: Athanasius Alexandrinus. De synodis Arimini in Italia et Seleuciae in Isauria 9//Op. cit. S. 236. Idem. Epistula ad Afros episcopos 3//Athanasius Werke/hsgb. H. C. Brennecke, U. Heil, A. von Stockhausen. Berlin; New York, 2006. Bd. 2.8. S. 325–328. 32 Sanctissimus rex: когда свт. Иларий говорит об императоре, он употребляет стандартные выражения имперского протокола (sanctissimus, religiosissimus, gloriosissimus, beatissimus, piissimus), без какого-либо указания на моральные качества личности императора, который часто, как и в данном случае, был настроен проариански. См.: Bastiaenssen M. Le cérémonial épistolaire des chrétiens latins//Graecitas et latinitas christianorum primaeva. |
| В своем раннем сочинении – комментарии на Евангелие Матфея – Иларий очень близок к Тертуллиану . Под влиянием его «De anima» он не допускал существования ничего бестелесного, а потому и душу признавал по природе телесной (In Matth. 5, 8). В связи с этим для него не было препятствий принять и традуционизм Тертуллиана , его учение о происхождении отдельных душ вместе с их телами от родителей. После знакомства с восточной догматикой этот материализм в представлении о природе души у него совершенно исчезает и является представление о ней, как всецело духовной и бестелесной субстанции. Душа есть природа spiritalis (In Ps. 129, 4 ), incorporalis (In Ps. 118, 10, 7 ), coelestis (In Ps. 129, 5 ). Представление о бестелесности души логически связано с представлением о создании человека: душа бестелесна, потому что она создана не из какой-нибудь предсуществующей материи, тело материально, потому что приготовлено из земли 232 . В каком строгом смысле Иларий понимал бестелесность души, видно из того, что он приписывает ей такую же независимость от пространства, как и Богу. Чтобы наглядней представить, что такое вездесущие Бога, как Он присутствует не по частям, а целостно в каждом пункте пространства (adest ubique, et totus ubicumque est: non pro parte usquam est, sed in omnibus omnis est), Иларий сравнивает это вездесущие Божие с присутствием души во всех частях тела. «Бог везде наподобие души, находящейся в теле, которая, будучи разлита во всех частях, не отсутствует в каждой отдельной части. И хотя у нее есть во всем теле некоторое частное и царственное седалище, однако она распространяется в нервах, пальцах, сосудах (In Ps. 118, 19, 8 ). С таким взглядом на природу души совершенно несовместим тертуллиановский традуционизм. А потому представление о происхождении отдельных душ отлилось у Илария в форму креационизма. Тела происходят от родителей в естественном процессе рождения, души же всякий раз творятся для них Богом и ничего не заимствуют от родителей. Душа есть всецелое творение Бога 233 . Бог и после создания мира непрерывно действует в Сыне и чрез Сына в мире. К этим ежедневным деяниям Бога Иларий относит создание новых душ и формирование тел в утробе непраздных 234 . |
| Из этих слов видно, что Дух Святой дается, получается, удерживается, соединяется в исповедании с Отцом и Сыном и есть Дух Божий, следовательно, Он существует (De Tr. II, 29). В беседе с самарянкой Господь говорит ей, что Бог есть Дух и что поклоняющийся Богу должен поклоняться ему в Духе и истине ( Ин. 4, 24 ). Таким образом, «для тех, кто имеет поклоняться Богу в Духе, Один служит помощью, а Другой предметом почитания (alter in officio, alter in honore est), потому что различается, в ком каждый должен быть поклоняем» (ib., II, 31). Наконец, в доказательство самостоятельного бытия Духа Святого Иларий приводит слова ап. Павла: «Господь есть Дух, а где Дух Господень, там свобода» ( 2Кор. 3, 17 ) и комментирует их таким образом: «Апостол различает для уяснения смысла Того, Кто есть, от Того, Чей есть. Потому что не одно и то же иметь и принадлежать и не одно и то же обозначает «Он» и «Его». Итак, когда говорит: «Господь есть Дух», указывает на природу Его бесконечности, а когда присоединяет: «где Дух Господень, там свобода», обозначает Того, Кто есть Дух Его, потому что и Дух есть Господь и где Дух Господень, там свобода» (ib., II, 32). Происхождение Духа Святого По поводу этих слов Иларий ставит ряд вопросов, которые в его личных убеждениях, может быть, и были решены в определенном смысле, однако это решение не признавалось им настолько твердым и обоснованным, чтобы он решился его высказать и отстаивать. Первый вопрос касается происхождения Духа. «Что будем мы понимать, – спрашивает Иларий, под тем, что Он посылает от Отца: нечто ли полученное, или отпущенное, или рожденное? Ибо то, что Он намерен был послать от Отца, должно по необходимости обозначать что-нибудь одно из этого. Но Он намерен был послать от Отца Того Духа истины, Который от Отца исходит. Но там нет уже получения, где указано исхождение. Остается утвердить нашу мысль на том, чтобы признавать в этом или исхождение пребывающего (consistentis egressionem) или исхождение рожденного» (De Tr. VIII, 19). В этих словах сказывается отсутствие определенного мнения об образе бытия Духа Святого, но, с другой стороны, они показывают, как близко Иларий подходил к тому, чтобы признать его исхождением в отличие от рождения Сына. |
| Итак, Отец и Сын являются одним Богом, а не двумя, с одной стороны, потому, что Сын происходит от Отца и не есть нерожденный, а с другой, потому, что, происходя от Отца, Он получил от Него во всем подобную природу. Иногда Иларий в своих рассуждениях о единстве Бога соединяет вместе ту и другую точку зрения. Противополагая православное учение савеллианству, Иларий пишет: «Мы же исповедуем рождение и, отвергая единичность, держимся единства Божества, так именно, что Они как Бог из Бога суть едино в роде природы (in genere naturae), так как то, что через истину рождения из Бога произошло в Бога, получает бытие не из другого источника, как только из Бога. А что происходит не из иного источника, как только от Бога, по необходимости состоит в той истине, какая свойственна Богу. И потому Они одно, что Бог из Бога и Сам не иное что есть и не отнуду, как от Бога происходит» (ibid. VI, 11). В этом же смысле Иларий объясняет выражение «Свет от Света», употребленное в Никейском символе: огонь, зажженный от огня, одно с ним, потому что он от него возгорелся и подобен ему по природе. Рождение Единородного Бога из Бога есть не разветвление, а порождение, не протяжение, но свет от света. Единство состоит в при роде света, а не в протяжении из соединения 142 . Из изложенного видно, что единство Отца и Сына, по учению Илария, состоит в подобии и безразличии природы, получаемой Сыном от Отца через рождение. Поэтому Их единство не есть численное, но родовое, то единство, которое существует между вещами одного и того же рода. Но здесь для него возникало затруднение, каким образом Отец и Сын, Который, в силу одинаковости природы, является удвоением Отца, могут быть названы одним Богом, каким образом при численном различии Они, однако, не счисляются, а составляют одно. По существу это не понятно, и непостижимость этого ощущалась Иларием. Это выражается в том, что, возвращаясь к данному вопросу, он почти всегда говорит «о тайне единства» Бога 143 . И, действительно, равенство Отца и Сына в его системе совершенно понятно, но единство Бога при этой концепции является трудно разрешимой проблемой. Но Иларий ставит этот вопрос и пытается дать на него ответ. Он ссылается, с одной стороны, на авторитет Писания, с другой стороны, пользуется философским учением о реализме универсалий. |
| Итак, рождение обусловливает родовую, или природную, одинаковость и равенство рожденного с родителем. Эта мысль получила свое выражение в следующих терминах. В Отце и Сыне одна природа 110 , так как чрез рождение природа Родителя передается Рожденному. Вследствие единства природы Сын есть Бог того же рода, что и Отец, потому что Ему принадлежат все родовые признаки Отчей природы. Он есть Deus generis 111 . Сравнительно реже употребляется выражение ejusdem divinitatis 112 . Следует отметить очень редкое употребление столь распространенного на Западе и освященного западной традицией термина unius substantiae 113 . Быть может, избегать этого термина его побуждало недоверие, которое господствовало в отношении к нему не только среди ариан 114 , но и среди православных Востока консервативного направления, в среде которых Иларий вращался и которых старался привлечь к соединению с западными. Из единства природы и рода вытекает подобие Сына Отцу по природе, по субстанции или по роду и родовым свойствам. Поэтому Иларий часто говорит о similitudo Patris et Filii 115 , которое, будучи подобием природы, достигает степени равенства, aequalitatis. Подобие возможно только между существами одинаковой природы, передаваемой чрез рождение 116 . Кроме приведенных, Иларий употребляет ряд других выражений для обозначения одинаковости природы в Отце и Сыне и их равенства между Собою и подобия, он часто говорит о рождении Сына из Бога в Бога – ex Deo in Deum 117 . Наконец для выражения полного подобия Сына Отцу по Божеству Иларий имеет обыкновение при упоминании о Сыне характеризовать Его теми же признаками, какие служат определением природы Отца 118 . Доказательство истинного Божества Сына на основании ветхозаветных данных Ранее было изложено доказательство действительного бытия Второго Лица на основании ветхозаветных данных. В нем было мало оригинального. И по методу, и по материалам оно воспроизводит аргументацию старинного субординацианского богословия, направленную отчасти против иудейского монотеизма ( Иустин Мученик ), отчасти против христианского монархианства ( Тертуллиан , Ипполит, восточные консерваторы). |
| Толкование «уничижительных выражений Писания» Свое учение о низшей природе Сына Божия ариане основывали на так называемых «уничижительных выражениях Писания». Поэтому в состав антиарианской полемики входило православное истолкование этих текстов. Последние четыре книги своего сочинения «О Троице» Иларий посвящает этому предмету. В начале первой из этих книг он излагает принципы толкования этих мест, отчасти применявшиеся в раннейшей литературе, отчасти впервые применяемые им в соответствии с основными идеями его богословия. Традиционным приемом, которым по примеру Тертуллиана пользовались полемисты против арианства, было истолкование этих выражений в приложении к человечеству Христа. Иларий удерживает этот прием, но пользуется им не слишком часто. Другим приемом, встречающимся впервые в его сочинениях, было истолкование этих текстов с точки зрения ипостасного субординационизма, сущность которого только что нами была изложена по сочинениям Илария. Когда в Писании говорится о Сыне, как зависимом от Отца или низшем Его по природе, то здесь имеется в виду или зависимость Его по бытию от Отца или Его человеческая природа. Эти два принципа Иларий сам формулировал с совершенною ясностью. Христос – Бог и человек. В Евангелии Он «учит веровать в Себя как Сына Божия и убеждает исповедовать Себя Сыном Человеческим, как человек говоря и делая все, свойственное Богу и как Бог говоря и делая все, свойственное человеку. Однако в этом двояком способе выражения Он никогда не говорил без обозначения Бога или человека, уча об одном Боге и Отце и исповедуя Себя в природе Единого Бога через истину рождения и, однако, подчиняя Себя Богу Отцу как в достоинстве Сына, так и в положении человека, так как и всякое рождение указывает на виновника и всякая плоть в отношении к Богу исповедует себя слабой» (De Тг. IX, 5). Кроме этих двух принципов в истолковании «уничижительных изречений Писания», нужно принимать во внимание, к какому моменту в бытии Сына относится то или другое изречение. Согласно общим своим христологическим воззрениям, Иларий различает в бытии Сына три момента: Его существование до воплощения в чистоте Его Божественной природы; Его существование на земле в соединении Божественной природы с человеческой, от рождения от Девы до воскресения, и существование по воскресении в обоженной плоти. |
|
|
