| Это училище вверено было замечательному в России и Греции человеку Евгению Булгари. Знаменитый муж думал сделать это училище центральным богословским училищем, высшею греческою академиею. И что же? К сожалению, это училище просуществовало всего только 5 лет, с 1753 по 1758. Причиною этого были невежественные монахи, обвинившие Евгения и его школу в неисполнении церковных постановлений. Так погибло святое дело! Теперь от всего здания остались полуразваливающиеся стены и догнивающие брусья. Всё заросло колючим кустарником, заглохло и одичало 778 . Ватопед расположен на склоне северо-восточном св. горы, с трех сторон окружен горами, а с одной – простирается безбрежная равнина морская. По внешнему виду он имеет сходство со многими греческими монастырями, хотя объемом превосходит их. Впереди монастыря – величественный подъезд в виде возвышенной площадки с несколькими рядами ступенек. Самый монастырь поражает громадностью построек. Основателем его считают Константина Великого . Вскоре затем он был разрушен Юлианом Отступником, а в конце того же столетия (4-го) был восстановлен греческим Императором Феодосием, в признательность Богу за спасение от потопления царственного сына его Аркадия. Об этом существует следующее предание. Аркадий возвращался из Рима в Константинополь; на море в это время поднялась страшная буря, и он упал за борт. Спутники его были в отчаянии, боясь царского гнева, и обратились за помощью к Богородице. Молитва их была услышана и царевич найден спящим под тенью колючих кустарников. От этого и монастырь называется, по-гречески, Βατοπαιδον, что —140— значит: купино-детие. В доказательство справедливости этого предания, иноки Ватопедского монастыря указывают на их теперешний собор, сооруженный будто бы Феодосием, и его четыре порфирные столба, поддерживающие арки, присланные будто бы сестрою спасенного царевича Аркадия – Плакидою. Но по мнению знатоков архитектуры, собор Ватопедского монастыря воздвигнут не ранее X века, после того, как храм Феодосия был разрушен арабами в 862 году, и впоследствии не раз перестраивался. На основании этого и других соображений, научная критика справедливо заподозривает историческую достоверность Ватопедского предания (см. История Афона, пр. Порфирия Успенского) . По случаю послеобеденного времени, иноки Ватопедского монастыря отдыхали, по афонскому обычаю. Но как только разнеслась весть по монастырю, что прибыл Преосвященный, сейчас раздался трезвон и иноки во главе с епитропами обители поспешили на встречу Преосвященному. После обычной литии с многолетием, Преосвященный вместе с сопутствовавшими ему осматривал самый храм и достопримечательности монастыря. |
| Во главе Афонской академии был поставлен Евгений Булгарис, которому назначено было неслыханное в то время жалованье в 1000 грошей. На вратах академии Булгарис, по подражанию философу Платону, приказал начертать следующее: γεωμετρσων ιστω, ο κωλωτ μ θλοντι συζυγσω τς θρας (не знающий геометрию — да не войдет в эти стены. — Ред.) (уместно ли это?). Помощниками его в управлении и преподавании были сделаны вышеупомянутый нами Неофит Кавсокаливит, прежний учитель Ватопедской школы, и Панагиот Палама, ученик Булгариса по Яннинской школе, закончивший потом свое образование в Константинополе. Булгарис взял на себя преподавание многих и самых трудных наук — риторики, логики, метафизики и богословия; 128 философские науки он стал преподавать, придерживаясь новейших воззрений, принятых на Западе. 129 А Кавсокаливит стал давать уроки по эллинской филологии. Третий преподаватель, Панагиот Палама, читал в академии эллинскую словесность, и с таким успехом, что некоторые из студентов отдавали предпочтение его лекциям перед лекциями самого главы школы. 130 Академия быстро наполнилась многочисленными учениками. По словам самого Евгения, до него было 20, а при нем — почти 200 человек. 131 И недаром они спешили сюда. Булгарис употребил все меры, чтобы школа приносила многие и лучшие плоды. Булгарис обнаружил необыкновенное усердие в преподавании наук. Он обязан был давать два урока в день, а на самом деле давал четыре. И притом каждый его урок по продолжительности своей выходил из нормы. Он занимался с учениками до тех пор, пока они не начинали кричать: «Довольно!» Перед каникулами Булгарис закрывал школу не ранее того, как сами ученики начинали настоятельно просить его об этом. Нисколько не обязанный к тому, он открыл сверхштатный предмет преподавания — латынь — и платил учителю латинского языка из собственных денег. Вообще, помощников по части преподавания у него было больше, чем полагалось по штату, 132 а плату они получали из личных средств Булгариса. Он помогал нуждающимся ученикам, употребляя на это часть своего жалованья. Он говорил о себе: «Я бился изо всех сил, чтобы поставить как можно лучше свою академию; для достижения этой цели я не жалел ни своего здоровья, ни денег». 133 И его усилия даром не пропадали. По словам Захарии Маты (под именем которого скрывается знаменитый греческий писатель Константин Экономос), «ученики Булгариса повсюду в Греции разнесли свет того образования, какое они получили в Афонской школе». 134 Мануил же Гедеон пишет: «Кто осматривал Афонские библиотеки и находящиеся в них рукописи, тот находил немало таких, которые писаны святогорскими монахами, прошедшими школу славного Евгения». 135 |
| Булгарис взял на себя преподавание многих и самых трудных наук – риторики, логики, метафизики и богословия 549 ; философские науки он стал преподавать, придерживаясь новейших воззрений принятых на западе. 550 А Кавсокаливит стал давать уроки по эллинской филологии. Третий преподаватель Панагиот Палама читал в Академии эллинскую словесность, и с таким успехом, что некоторые из студентов отдавали предпочтение его лекциям пред лекциями самого главы школы. 551 Академия быстро наполнилась многочисленными учениками. По словам самого Евгения, до него их было 20, а при нем почти 200 человек. 552 И не даром они спешили сюда. Булгарис употребил все меры, чтобы школа приносила многие и лучшие плоды. Булгарис обнаружил необыкновенное усердие в преподавании науки. Они обязан был давать два урока в день, а на самом деле давал четыре. И при том каждый его урок по продолжительности своей выходил из нормы. Он занимался с учениками до тех пор, пока они не начинали кричать: «довольно». Пред каникулами Булгарис закрывал школу не ранее того, как сами ученики начинали настоятельно просить его об этом. Нисколько не обязанный к тому, он открыл сверхштатный предмет преподавания – латынь, и платил учителю латинского языка из собственных денег. Вообще, помощников по части преподавания у него было —385— больше, чем сколько полагалось по штату 553 , а плату они получали из личных средств Булгариса. Он помогал нуждающимся ученикам, употребляя на это часть своего жалования. Вообще он говорил о себе: «я бился изо всех сил, чтобы поставить как можно лучше свою Академию: для достижения этой цели я не жалел ни своего здоровья, ни денег». 554 И его усилия даром не пропадали. По словам Захарии Маты (под именем которого скрывается знаменитый греческий писатель Константин Экономос): «ученики Булгариса повсюду в Греции разнесли свет того образования, какое они получили в Афонской школе». 555 Мануил же Гедеон пишет: «кто осматривал Афонские библиотеки и находящиеся в них рукописи, тот находит не мало таких, которые писаны святогорскими монахами, прошедшими школу славного Евгения». |
| Бутурлина. Все прекрасно сбереженные, но ни в одном из них нет полного славянского текста... После издания уже моего Опыта в «Друг Просвещения» узнала, я от Бутурлина, что достал он и Ветхий Завет голландский». Кроме посторонних, так сказать, писателям лиц, Евгению помогали и сами писатели, любезно доставляя ему (посредственно или непосредственно) свои автобиографии. Автобиография митрополитаАмвросия Подобедова, как свидетельствует, сам преосвященный Евгений, «сочинена в 1805 г. (и доставлена) братом его Сергеем Ивановичем Подобедовым». Она, под заглавием: «Краткое описание жизни, перемен, состояния и дел преосвященнейшего Амвросия», хранится теперь в рукописном сборнике Киево-Софийской соборной библиотеки, 599. – Мы сочли бы себя счастливыми, если бы могли указать всех таких авторов; но та, беда, что не имеем под руками нужных источников, в печати еще не появлявшихся. Положим, заботливый А. Ф. Бычков опубликовал уже «Материалы к словарю Евгения о русских писателях» (Сб. ст. Академии Наук, V, I, стр. 237–278), хранящиеся в Императорской публичной библиотеке под заглавием, данным самим преосвященным, – «Записки к словарю историческому о русских писателях». Но в них нет, по заявлению почтенного академика (в чем мы и лично убедились), «многих собственноручных записок, доставленных Евгению учеными и писателями о своей жизни и трудах», так как эти записки покойный владелец «материалов», M. П. Погодин извлек и поместил в особом собрании автографов 520 . Г. Бычков только мог указать всего лишь две автобиографии, именно архиепископа Евгения Булгариса и преосвященного Иринея (Фальковского), тогда как писателей XIX в., о которых говорит наш автор в своем Словаре, мы насчитали 32, и из них, по меньшей мере, половина доставила Болховитинову свои собственные автобиографии. Чрез кого-то попала Евгению «Копия с собственноручной записки архиепископа могилевского, Георгия Конисского , содержащей в себе некоторые биографические о нем сведения» («Материалы», 70). H. H. Б.-Каменский, кроме автобиографии Иринея Фальковского (о чем мы говорили уже выше), передала своему преосвященному другу, посланную чрез него 29 сентября 1806 г., автобиографию Иувеналия Воейкова (1807 г., 161) 521 . Остальные сведения о духовных писателях, находящиеся в «МатерИалах», Писаны отчасти рукою самого Евгения 86, 95, 106, 107), а отчасти и несколькими чужими руками 36, 68, 59, 71–75, 139). |
| 556 Но, к сожалению, Афонская Академия чрезвычайно скоро закрылась и притом навсегда. Она просуществовала лишь 1753–1757 года. Что за причина такого странного и неожиданного происшествия? Она закрылась потому, что ее вдруг бросил Булгарис (а с ним Кавсокаливит); а почему он бросил свое любимое детище, относительно этого встречаем не мало суждений. Преосвященный Порфирий (Успенский) в объяснение факта говорит: «игумены Афонских монастырей вооружились против Булгариса, обвиняя его в недостаточном послушании святой церкви и в уступчивости с его стороны гнусным и постыдным страстям. Против него настроены были и некоторые его ученики». Но такого рода обвинениям автор немного верит. К вышеприведенным словам он прибавляет: «сильно и глубоко оскорбленный Евгений покинул славное дело свое на земле —386— неблагодарной. Так трудолюбивый земледелец – меланхолически рассуждает автор – видя саранчу на посеве его, бежит, закрыв свою голову». 557 Другой писатель греческий, Захария Мата (т.е. К. Экономос), разъясняя рассматриваемый факт, говорит: «интригующие монахи (Афонские) начали нашептывать более простодушным из них, что школа ни к чему не ведет в трудном монашеском делании, поэтому Булгарис, усматривая возникшую вследствие этих соблазнов смуту, покинул Афонскую Академию». 558 Это объяснение немногим отличается от предыдущего, разнясь от него в том, что оставляет в стороне личность самого Евгения. Есть еще объяснение отказа Булгариса от заведывания и преподавания в Афонской школе и соединенного с этим отказом запустения этой школы; оно принадлежит самому потерпевшему. Существует письмо Булгариса к патриарху Кириллу V-мy, который, нужно заметить, в это время, когда произошла катастрофа, был уже в отставке и проживал на Афоне. Потерпевший во всем винил этого патриарха. Действительно, Кирилл V-й, и проживая на покое на св. горе, мог причинять неприятности указанному лицу, потому что, в качестве бывшего иерарха вселенского престола, он не лишен был права наблюдения над Афонскими монастырями и в частности над школой здесь; притом же Кирилл не отличался высокими нравственными качествами и способен был на многое худое: не входя в подробную характеристику экс-патриарха, достаточно сказать, что – по отзыву Маты (К. |
| Но, к сожалению, Афонская академия чрезвычайно скоро закрылась, и притом навсегда. Она просуществовала лишь с 1753 по 1757 г. Что за причина такого странного и неожиданного происшествия? Она закрылась потому, что ее вдруг бросил Булгарис (а с ним Кавсокаливит); а относительно того, почему он бросил свое любимое детище, мы встречаем немало суждений. Преосв. Порфирий (Успенский) говорит: «Игумены Афонских монастырей вооружились против Булгариса, обвиняя его в недостаточном послушании святой Церкви и в уступчивости с его стороны гнусным и постыдным страстям. Против него настроены были и некоторые его ученики». Но такого рода обвинениям автор немного верит. К вышеприведенным словам он прибавляет: «Сильно и глубоко оскорбленный Евгений покинул славное дело свое на земле неблагодарной. Так трудолюбивый земледелец, — меланхолически рассуждает автор. — видя саранчу на его посеве, бежит, закрыв свою голову». 136 Другой греческий писатель, Захария Мата (т. е. К. Экономос), разъясняя рассматриваемый факт, говорит: «Интригующие монахи (афонские) начали нашептывать более простодушным из них, что школа ни к чему не ведет в трудном монашеском делании, поэтому Булгарис, усматривая возникшую вследствие этих соблазнов смуту, покинул Афонскую академию». 137 Это объяснение немногим отличается от предыдущего, разнясь от него в том, что оставляет в стороне личность самого Евгения. Есть еще объяснение отказа Булгариса от заведования и преподавания в Афонской школе и соединенного с этим отказом запустения этой школы; оно принадлежит самому потерпевшему. Существует письмо Булгариса к патриарху Кириллу V, который, нужно заметить, в то время, когда произошла катастрофа, был уже в отставке и проживал на Афоне. Потерпевший во всем винил этого патриарха. Действительно, Кирилл V, и проживая на покое на Св. Горе, мог причинять неприятности указанному лицу, потому что в качестве бывшего иерарха Вселенского престола он не лишен был права наблюдения над Афонскими монастырями, и в частности над школой здесь; притом же Кирилл не отличался высокими нравственными качествами и способен был на многое худое: не входя в подробную характеристику экс–патриарха, достаточно сказать, что, по отзыву Маты (К. |
| В XVIII в. литургическая наука как в греко-, так и в славяноязычных Церквах практически не развивалась, в центре внимания находились др. вопросы. Тем не менее существовала потребность в создании литургического пособия, адекватного времени. В 1746 г. имп. Елизавета Петровна поручила Синоду подготовить соответствующие издания. Поручение было выполнено лишь в 1792 г., когда из печати вышла книга митр. С.-Петербургского Гавриила (Петрова) († 1801) «О служении и чинопоследованиях Православной Греко-Российской Церкви». Согласно предисловию, автор имел целью подтвердить древность принятых в правосл. Церкви чинопоследований и объяснить их предназначение. Несмотря на такую постановку задачи, подразумевающую исторический подход к проблеме, историко-литургический анализ в книге отсутствовал, а уровень изложения был далеко не научный. До сер. XIX в. книга, напечатанная церковным шрифтом, выдержала неск. переизданий, но впосл. утратила актуальность. В 1799 г. книга митр. Гавриила (Петрова) была опубликована в С.-Петербурге в греч. переводе архиеп. Евгения Булгариса († 1806) под названием «Τελειτουργα ερ, τοι διατπωσις σντομος, τν ν τ Ορθοδξ Γραικορωσσιακ Εκκλησ». Преемник архиеп. Евгения на кафедре архиеп. Славянский и Херсонский (а впосл. Астраханский и Ставропольский) Никифор Феотоки († 1800), этнический грек, объединил в своих сочинениях греч. и рус. богословские традиции в достаточно тонких рассуждениях по сакраментологии. Оба иерарха находились в переписке с представителями движения колливадов 2-й пол. XVIII в., благодаря которому в грекоязычном мире усилился интерес к обсуждению литургических вопросов, в первую очередь богословия Евхаристии и практики причащения (см.: Νικδημος (Σκρττας), ρχιμ. Η Θεα εχαρστια κατ προνμια τς κυριακς κατ τ διδασκαλα τν Κολλυβδων. Θεσ., 2004). В России к кон. XVIII в. также возросло внимание к литургической проблематике, в т. ч. благодаря повышенному интересу к рус. истории и старине (что проявилось также в изданиях, как, напр., «Древняя российская вивлиофика», где был впервые опубл. |
| Далее Пальмов описывает порядок в немецком Археологическом институте. Устройство Русского археологического института в Афинах он находит нежелательным, во-первых, из-за отсутствия средств, а во-вторых, из-за нереальности, на его взгляд, соперничать с институтом немецким. «Не думаю я, чтобы мог хорошо пойти наш институт не для классической, а для византийской археологии и в Константинополе», – заключает Пальмов. Единственным подходящим лицом для руководства РАИКом мог бы стать, на его взгляд, Η. П. Кондаков. Последнее письмо Пальмова из архива Троицкого датируется 2/14 июля 1894 г. и отправлено из Карлсбада. В нем Пальмов рассказывает о своей встрече в Берлине с «профессорским стипендиатом» Б. А. Тураевым : «Это – прекрасный молодой человек и многообещающий русский египтолог». Там же он познакомился с болгарским ученым В. И. Златарским, который окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и приехал для изучения археологии. В архиве хранится 20 писем И. В. Помяловского за 1880–1891 гг., в которых помимо обсуждения конкретных университетских дел он просит Троицкого снабдить его по возможности полной библиографией трудов Евгения Булгариса. 66 «В биографии Евгения, написанной Вретосом, сказано, что все его книги завещаны им dans la bibliotheque du couvent de Nevsky. Нет ли ее в Академии? По другим же сведениям, часть его книг поступила в Казанскую академию. Об этом я написал в Казань, а о первом не дадите ли сведений Вы как знаток Академической библиотеки?» (письмо от 8 июля 1887 г.). В ряде писем говорится о переписывании жития св. Саввы Освященного с пергаменного сборника 23 из Чудова монастыря. 67 «В числе славяно-русских рукописей Чудова монастыря под 23 находится пергаменный сборник, содержащий в себе между прочими статьями житие св. Саввы Освященного. Судя по некоторым выдержкам из него, которые мне пришлось сделать случайно, теперь житие его очень любопытно, и мне было бы желательно и даже необходимо иметь с него список слово в слово, страница в страницу, буква в букву, знак в знак (т. |
| Евгений покинул школу. Отчего так случилось, разъяснить дело предоставим Мануилу Гедеону. Этот историк «патриаршей академии» пишет: «Вследствие несогласия, возникшего между одним из эфоров (блюстителей школы), митрополитом Андрианопольским Дионисием (очевидно, членом Константинопольского синода), и другими его сотоварищами–эфорами, а также вследствие неаккуратности в уплате жалованья Евгений оставил академию». Впрочем, вслед за этим Гедеон старается дать понять, что не эти обстоятельства вызвали катастрофу. «Истинной же причиной расстройства школы было низложение с кафедры патриарха Серафима, который любил Евгения, тогда как его преемник Иоанникий III не удостаивал мудрого мужа никакого внимания. Так же поступал и вскоре заменивший Иоанникия патриарх Самуил, ибо этот последний, будучи поклонником Аристотеля, отрицательно относился к мыслям Евгения, усматривая в них новшество». 53 А Булгарис, нужно сказать, по уверению греческих писателей, был приверженцем новейшей философии. Как бы то ни было, звезда патриаршей школы с удалением из нее Булгариса померкла. Из последующих наставников патриаршей школы XVIII в. остановимся своим вниманием лишь на Сергии Макрее как наиболее замечательном. Получив основательное первоначальное образование, Макрей потом слушал уроки по курсу высших наук частью в Афонской академии, частью в патриаршей школе в Константинополе, в том и другом случае под руководством знаменитого Булгариса; между 1777 и 1801 гг., хотя и с перерывами, он состоял преподавателем философских и словесных наук в патриаршей школе. Эту должность он проходил с большей честью. 54 Впрочем, Макрей не отличался глубиной и широтой научных воззрений. Его «Церковная история», описывающая вторую половину XVIII в. Греческой церкви, показывает в нем человека, недостаточно понимающего задачи историка; 55 а его опасливое и даже отрицательное отношение к успехам современной ему науки свидетельствует, что Макрей руководился больше всего рутиной (со взглядом его на науку познакомимся подробнее несколько ниже). |
| лет.) и за принятие от них крещения» (по остальным редакциям), решилась креститься в Константинополе, не смотря на то, что в Киеве и были, может быть (Иоакимовская летопись), православные священники 656 . Крещение ее совершал патриарх Феофилакт 657 . В какой год крещена Ольга (с именем Елены) – решить трудно: по Нестору в 955 г., – по издателям Кедрина и Зонары в 956 г.; а по Константину Багрянородному, Ольга была в Константинополе в 946 г. 658 . Так как этот последний сообщает только о приеме и угощении русской княгини или константинопольском дворе, ни слова не говоря об ее крещении, и так как год приезда в столицу Византии он указывает совершенно другой, чем Нестор, то некоторые ученые (ссылка на Ежемесяч. сочин., Спб. 1775 г., май, стр. 399) сомневаются «во 1-х, o самом крещении ее (Ольги) в Константинополе, предполагая оное прежде» (sic), а во 2-х, о времени ее путешествия туда. Но, возражаем наш историк может быть, Ольга, боясь гласности своего поступка среди Россиян, и в Византии крестилась тайно, и при том после угощения при дворе; с другой стороны весьма вероятно, что Багрянородный и знал об ее крещении, да не упомянул, так как он описывал одни лишь придворные церемонии (мысль Евгения Булгариса и Шлецера) 659 . Год посещения Царьграда Ольгою Константин, отметивший правильно индикт (XIV), быть может, отметил ошибочно (судя по дням индиктов, вместо 957 года). – Чрез несколько лет, в своем «Описании Киево-Софийского собора» (1825 г.), Евгений прямо уже заявлял, что Ольга «путешествовала в Константинополь и там приняла крещение по Нестору в 955, или вернее но К. Багрянородного летосчислению в 957 году (стр. 3) 660 . Вопрос о годе крещения Ольги ему на столько казался серьезным, что он, в бытность свою митрополитом, предложил студентам Киевской академии написать специальное »Исследование о времени крещения российской вел. кн. Ольги» 661 . Исследование было написано студентом Н. Соколовым и отпечатано в 1832 г. в 1 т. «Опытов упражнений воспитанников Киевской духовной академии» (стр. |
|
|
