| В скиту Иверского монастыря жил блаженный монах Христофор, родом из Арты. Родился он в 1730 году и был учеником Евгения Булгариса. Отец Христофор известен как один из самых выдающихся ученых монахов Святой Горы XVIII века, написавший несколько заметных трудов и богослужебных последований. Он отличался не только мудростью, но и многими добродетелями и любовью к очищающему душу безмолвию, так что причисляется к лику преподобных отцов-колливадов. Приснопамятный старец дедушка Гавриил рассказывал нам, что лет примерно сто назад в монастыре Святого Дионисия жил архимандрит Хризостом Хаджиданиил, выпускник Халкинской академии 356 и Гейдельбергского университета, профессор, награжденный французским правительством. Несмотря на свою высокую образованность, он был такой смиренный и простой, что спрашивал обо всем, даже о самых пустяковых вещах, ни от кого не требуя к себе уважения. В конце своей жизни, когда отец Хризостом исполнял послушание монастырского привратника, дикие голуби с удивительной доверчивостью садились ему на руки и клевали предлагаемые им хлебные крошки. Настолько спокойно они себя чувствовали с ним, что даже когда он шлепал кого-то из них и прогонял, чтобы в свою очередь насытился другой, первый не унимался и забирался ему на плечо. А к другим отцам птицы даже не приближались. В районе монастыря Ставроникита жил один русский подвижник, который привечал птичек и кормил их со своей ладони. Также я видел другого аскета, окруженного самыми разными птичками, которые сидели у него на голове, на руках, на плечах и радостно щебетали. О даре учительства, слова и мудрости в Духе Святом новоявленного святого Никодима Святогорца , «убогом враче» наших душ, пишет его современник и биограф иеромонах Евфимий: «Ах, и как написать мне, отцы мои, без слез эту печальную весть 357 ! Как начал радоваться бедный народ наш и славить Бога, Который в злополучное время сие, когда распространилось нечестие и безбожие почти во всех концах земли, даровал ему такое неблуждающее светило и такого вождя заблудших и утешителя скорбящих! Да, я утверждаю, что он таков, и не только по его книгам, которые просветили и впредь будут просвещать Церковь Христову, но говорю это, судя по тому, что я видел каждый день. |
| Врокинис, керкирец по происхождению, написал одно из первых документально проверенных жизнеописаний архиепископа Никифора. Нужно заметить, что в Венецианской республике летоисчисление велось по новому (григорианскому) стилю, и все гражданские документы имели соответствующую датировку. В Греческой Православной Церкви официальным оставался старый (юлианский) стиль. 6 Эти два автобиографических письма – к администратору Славянской епархии архимандриту Феоктисту и к Н. Н. Бантыш-Каменскому (второе является продолжением первого) (Гос. архив Астраханской области (ГААО). Ф. 857. Оп. 1 доп. Д. 2. Л. 47–50). Данные этих писем, как восходящие к самому архиепископу Никифору, мы берем за основу в изложении дат и событий его жизни; цитаты из них приводятся, как правило, без ссылок. Эти письма, очевидно, были использованы при составлении «Предуведомления о творце сея книги», в кн.: Ответы на вопросы старообрядцев. М., 1800, и в последующих ее изданиях (11), которое было частично перепечатано в статье о Даниловом монастыре в «Словаре географическом Российского государства», т. 2, М., 1804, а также и в «Ключаревской летописи», Астрахань, 1887. 7 Прапрадеды Стефана и Анастасии были между собой братьями. Βροκ νη Λ. ργα, Βιογραφικ Σχεδ ρια; см. Соловьев М. Проповеди Никифора Феотоки. С. 12. 8 Из братьев Николая Феотокиса только один был женат и имел четырех сыновей, из которых у последнего, Эммануила, было два сына; одного из них, Андрея, Врокинис знал уже глубоким стариком; он-то и сообщил многие сведения о Никифоре. Там же. 9 Впоследствии архиепископ, близкий друг Никифора Феотокиса ; род. на Керкире в 1716 г. В русских источниках он именуется чаще всего Булгарисом. Удивительным образом переплелись в дальнейшем судьбы Евгения и Никифора, Они, «по примеру знаменитейших своих предшественников, – писал А. С. Стурдза, – начали поприще свое с учительства светского, продолжали его в монашестве и окончили жертвою святительского всесожжения... Оба они после многих трудов и горестных препон пришли к одной пристани, где и кончили святое поприще земной своей жизни» (Евгений Булгарис и Никифор Феотокис ... С. 3, 8)... |
| Государь Николай I объявил себя личным цензором Пушкина, выдал солидный аванс (5000 рублей, что равнялось примерно 12 годовым окладам офицера в действующей армии) и ограждал от нападок. Например, когда по выходу 7-й главы «Евгения Онегина» «Северная пчела» Булгарина обрушилась на Пушкина с критикой, Николай I предложил газету запретить. «У Пушкина была возможность обращаться и в обычную цензуру, общим порядком. Мы не можем твердо сказать, какую цензуру он предпочитал: «цензуру царя» или «цензуру псаря». Когда дело упиралось в личные вкусы Николая I , Пушкин начинал думать, что лучше бы было иметь общую цензуру, — замечает А. Архангельский. — Например, Николай I посоветовал переделать “Бориса Годунова” в роман наподобие Вальтера Скотта, и это Пушкина возмущало». В «Медном всаднике» государю, например, не понравились строчки «о воле роковой», «уздой железной Россию поднял на дыбы», не согласился он с «горделивым истуканом» и выкинул обращение к памятнику «Ужо тебе!» и далее еще 15 строк. Учесть эту правку Пушкин не смог, и при жизни поэта «Медный всадник» так и не вышел. Некоторые свои произведения Пушкин отсылал одновременно и царю, и в общую цензуру (возможно, чтобы быстрее получить от кого-нибудь разрешение на публикацию). «Один эпитет из поэмы, запрещенный царем, Пушкин, видоизменив, вставил в стихотворение “Пир Петра Великого”, — рассказывает Андрей Лисунов. — Это вызвало протест теперь у рядового цензора А. Л. Крылова, который и не знал о царских замечаниях. В поэме Петр характеризуется как “строитель чудотворный”, а в стихотворении – “чудотворцем исполином”. Современникам Пушкина это резало слух — ведь творить чудеса могут только святые, а к ним трудно отнести Петра». Сошел с ума на работе «В XIX веке русская цензура контролировала, например, медицинскую рекламу. Нельзя было обещать вечную молодость посредством капель из валерианы или нарзана, — рассказывает Н. Котрелев. — Я сам читал запрет цензора на рекламу тогдашнего “сетевого маркетинга”: “Вы получите всего за рубль эти золотые часы в том случае, если продадите по рублю 6 золотых часов”. Или простое дело конца XVIII века: “Книжка напечатана не может быть по количеству имеющихся в ней ошибок правописания”. Цензура защищала человека от многих бед: от безграмотности, от обмана, от посягательств на честь и достоинство — и оберегала общенародные ценности». |
| Мальчик Лукарис, от природы даровитый и любознательный 163 , делал такие быстрые успехи в тех науках, в которых наставлял его Мелетий Пигас, что возбуждал общее удивление. Это побудило Мелетия послать юного Константина Лукариса для дальнейшего образования в Италию, где он и сам получил образование 164 . Таким образом, Константин Лукарис, имея 12 лет от роду 165 , отправился в Венецию, где по ходатайству Мелетия поступил в коллегию св. Георгия, основанную при содействии друга Мелетия Гавриила Севера. «Здесь – по словам Смита, – Константин Лукарис приобрел самого лучшего наставника, под покровительством и руководством которого он воспитался, – Максима Маргуния, мужа необыкновенного ума и образования» 166 . Мануил Гедеон так характеризует Максима: «Многосведущий Маргуний, который, по словам Евгения Булгариса, греческий язык знал не хуже древних греков, несомненно, был одним из выдающихся многоученых и знаменитых клириков, которых имела греческая церковь в конце XVI столетия, которых произвела наша земля, как редкие отпрыски и цветы, как умно сказал Икономос. Человек, обладавший любвеобильным сердцем, неутомимым умом и безграничным трудолюбием, Маргуний, посетив многие страны Западной Европы, задумал великое дело, именно – излечить латинское прибавление об исхождении Св. Духа, толкуя его более благочестиво для того, чтобы содействовать соединению церквей, нисколько не изменяя православных догматов. Но скоро он убедился, что нельзя достигнуть ни одной из его благочестивых целей, и что он делал бы ни что иное, как старался обелить эфиопа, если бы старался убедить римскую церковь отказаться от ее догматов. Он, имея богатую память, забыл мысли, которые высказывал о римской гордости еще Василий Великий , наученный ежедневным опытом, что гордые по природе нравы, когда их уважают, становятся еще более гордыми, – забыл до тех пор, пока не встретил в Риме опасности для своей жизни, после этого он понял эту истину, доказанную историей, и возвел в политический догмат, что «Roma nunquam amica Graecornm, et si quando amica, non diu»... Он сравнивал турок с латинами и исполнялся ненавистию к последним и всю эту ненависть внушил своим благочестивым ученикам, которые знали, что их учитель был непримиримым врагом римской церкви» 167 . |
| 24 окт. 1796 г. И. был возведен в сан архиепископа, 18 янв. 1797 г. высочайшим указом вызван на коронацию Павла I, назначенную на Пасху, служил литургию в Успенском соборе Московского Кремля с митр. Гавриилом, митр. Московским Платоном (Левшиным) и архиеп. Казанским Амвросием (Подобедовым) . Пользовался особой благосклонностью имп. Павла I. 13 марта 1797 г. при посещении последним Твери И. был награжден орденом св. Александра Невского, а 25 июля - «командорством» из 5 деревень в Серпуховском у. Московской губ. (ок. 300 душ). 2 июля 1798 г. имп. Павел выразил благодарность И. за то, что он прислал ковчег с мощами и крест царя Алексея Михайловича. 13 окт. 1798 г. И. был перемещен на Псковскую кафедру. 7 нояб. награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке. В 1799 г. титулован архиепископом Псковским, Лифляндским и Курляндским (с этого года курляндские церкви в Митаве и Якобштадте, как ранее лифляндские, были переданы в управление Псковских архиепископов). До 1800 г. И. проживал преимущественно в С.-Петербурге. В мае 1800 г. сопровождал тело А. В. Суворова от Аничкова дворца до Александро-Невской лавры, где состоялись похороны полководца. Вероятно, именно И. подготовил подробное описание истории Псково-Печерского мон-ря , чудес от Печерской иконы Божией Матери с добавлением Житий св. князей Довмонта и Всеволода (Гавриила), Жития и чудес прп. Саввы Крыпецкого и кратких сведений о блж. Николае Саллосе . 30 авг. 1814 г. И. был уволен на покой в Александро-Невскую лавру с «полным по последнему месту окладом пенсии». Скончался в лавре после длительной болезни, причастившись и соборовавшись. Погребен в храме св. Феодора Новгородского, в приделе свт. Иоанна Златоуста (с 1842 св. Феодора Новгородского), близ могилы архиеп. Евгения (Булгариса) . Могила утрачена. По предложению Н. Я. Озерецковского 24 сент. 1793 г. И. был избран членом Российской академии «по известному его отличному знанию и люблению российского слова» ( Сухомлинов. С. 240), участвовал в составлении 5-го и 6-го томов «Словаря Академии Российской», регулярно посещал собрания академии, особенно в 1793-1794 гг., выступал с комментариями. В обширной научно-лит. деятельности И. особое место занимали переводы св. отцов с греч. языка, а также экзегетика «малых» ветхозаветных пророков, Посланий ап. Павла и Псалтири. Помимо сочинений святых Григория Богослова, Иоанна Златоуста, мч. Иустина Философа, Петра Хрисолога, архиеп. Василия Селевкийского И. перевел с лат. языка 2 сочинения католич. кардинала св. Роберта Беллармина : «О воздыхании голубицы…» и «О семи изречениях, от Христа на кресте провещанных». |
| Еще до поступления в мон-рь Зедергольм активно участвовал в лит. деятельности Оптиной пуст. По благословению старца Макария он перевел с греческого на рус. язык поучения прп. аввы Дорофея, перевод был отредактирован мон. Иувеналием (Половцевым) и Л. А. Кавелиным (впосл. архим. Леонид ) и опубликован (Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания с присовокуплением вопросов его и ответов, данных на оные святыми старцами Варсануфием Великим и Иоанном Пророком. М., 1856). Достоинства перевода отмечал свт. Игнатий (Брянчанинов) , книга неоднократно переиздавалась. Зедергольм перевел с латинского на рус. язык кн. «Преподобного отца нашего Орсисия, аввы Тавенисиотского , учение об устроении монашеского жительства» (М., 1858). Затем принимал участие в работе над переводом «Лествицы» прп. Иоанна Лествичника на рус. язык, составлял примечания (Преподобного отца нашего Иоанна, игум. Синайской горы , Лествица. М., 1862). После поступления в оптинскую братию К., как правило, до обеда писал под диктовку о. Амвросия письма, а после обеда занимался книгами. Вместе с др. монахами он работал над переводом на рус. язык слов прп. Симеона Нового Богослова (Преподобного отца нашего Симеона Нового Богослова , игум. обители св. Маманта, двенадцать слов. М., 1869), поучений прп. Феодора Студита (Преподобного и Богоносного отца нашего Феодора, игум. Студийской обители и исповедника Огласительные поучения и завещания. М., 1872), подготовил к изданию рус. перевод кн. «Царский путь Креста Господня, вводящий в жизнь вечную» (М., 1878). Также К. перевел «Увещательное послание к сербам Евгения Булгариса в ограждение их от латинских заблуждений» (ДЧ. 1865. Ч. 2. Кн. 5. С. 39-72) и «Преподобного отца нашего Иоанна Дамаскина Слово о восьми греховных помыслах» (Там же. 1877. Ч. 3. Кн. 10. С. 240-243). Из отцов Церкви он выделял прп. Исаака Сирина, говорил, что его труды глубже («гуще») произведений др. авторов. В лит. деятельности К. считал себя последователем архим. Леонида (Кавелина). |
| На этом месте почему-то вспомнилась старая песня про героев-панфиловцев: «Их было только 28, а за спиной была Москва...». Действительно, действия интернационально-этнической вооруженной группировки, напавшей на Сагру, уральцы сравнивают с фашистскими оккупантами. Нападавших кавказцев называют «карателями», а повязанных с ними милиционеров – «полицаями». На защиту родной деревни встали 10 мужиков, вот только «за спиной» Москвы у них не оказалось. Как не было ни прокуратуры, ни полиции. Чины и погоны прибыли в Сагру слишком поздно… Снова включаю телевизор, с жадностью щелкаю «Новости» по всем центральным каналам. Об инциденте в Сагре, стремительно перерастающем в новый межнациональный конфликт, нигде ни слова. «Лопнул один из тросов, прикрепленных к корпусу «Булгарии»...», «Вот показалась мачта над рубкой «Булгарии»... Из блога Евгения Ройзмана, Екатеринбург, 4 июля 2011 г.: «Потом вся деревня выбежала. Расхлестали несколько машин. И во время этих боевых действий одного азербайджанца застрелили. Неизвестно кто. Все стреляли. А зачем ты ехал с бандой, ночью, в чужую деревню, вооруженный?!.. И вдруг, повели себя странно менты. Они говорят местным: а вы знаете, кого вы застрелили?! Это же племянник самого Заура!!! Вора в законе!!! Они вам этого не простят, они будут мстить! Вы давайте признательные показания, а мы вас в хорошую камеру определим, чтобы они вас там не достали! (Да сдался кому этот Заур, всю жизнь цветами торговал, умер от наркотиков уже лет 10 назад. Эк он на ментов страху-то нагнал!)… К нам приехала делегация из Сагры. Все мужики русские, взрослые, непьющие…». Пока весь Урал и миллионы пользователей интернета по всей России с возмущением обсуждают «беспредел кавказцев в Сагре», центральное ТВ продолжает передавать убаюкивающие новости о встречах, визитах и других значимых деяниях первых лиц государства. О Сагре ни слова. Начали поднимать «Булгарию»... После кровавой перестрелки в Сагру прибывают высокие чины из ГУВД Свердловской области, со свитой. К недоумению уральцев следствие с первых же шагов проводит задержание не участников вооруженного нападения, а самих жителей Сагры, которые оборонялись от бандитов. Масла в огонь добавили сообщения о том, что уголовное дело собираются возбуждать в отношении все тех же русских мужиков, которые, так и не дождавшись полиции, стали с оружием в руках защищать свои семьи. |
| Все это не могло не отразиться в литературе. Русской литературе путешествий около тысячи лет: она почти ровесница Крещения Руси. Количество произведений этого жанра, начиная с «Хожения игумена Даниила», исчисляется тысячами, если не десятками тысяч. Нам неизвестны даже попытки составить полную библиографию литературы путешествий, если не считать далеко не полной картотеки академика Н. К. Никольского, учитывавшей только средневековые произведения (в ней значится 750 карточек «хождений» и «посольств»). А если вспомнить еще и о путешествующих героях русской классической литературы (хотя бы от Евгения Онегина до Павла Чичикова или до лесковского «очарованного странника» Ивана Флягина), то тогда картина предстанет еще более масштабной. Столь же многообразны и неисчислимы маршруты путешествий (если говорить только о реальных географических маршрутах, а не о фантастических, «воображаемых», например, фантастических путешествиях Барона Брамбеуса к центру земли или путешествиях в будущее Фаддея Булгарина и Владимира Одоевского). Однако с русской литературой путешествий не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Особенно, когда речь идет о средневековом этапе ее развития. При явно интенсивной жизни древнерусских людей в географическом пространстве, казалось бы, следовало ожидать и разнообразной по своим маршрутам литературы путешествий, подобной той, что уже существовала на Западе и Востоке. С самого начала география маршрутов, описанных в произведениях этого жанра, была поистине безграничной. Взять хотя бы античные периплы, путешествие Земарха (в составе посольства, отправленного к тюркам императором Юстином II в 568 г.), «Промывальня золота» ал-Масуди и другие арабские путешествия, «Деяния гамбургских архиепископов» Адама Бременского (2-я пол. XI в.), использующие материалы норманнских походов VIII-XI вв., «Миллион» Марко Поло (1298), «Путешествие сэра Джона Мандевиля» Жана де Бургоня (1356) и дp[iv]. Если говорить о западных произведениях жанра путешествий (многообразную литературу путешествий Востока в силу ее специфики мы оставляем в стороне), то в их центре стоял преимущественно тип активного «предвозрожденческого» человека: предприимчивого искателя новых путей, выгод и новых впечатлений, первооткрывателя «книги чудес мира» и себя в этом мире. Складывалось и новое понимание пространства, в котором перемещается путешественник и в котором он беседует с читателем - это антропосфера, пространство, упорядоченно выстраивающееся вокруг человека, от человека и для чeлobeka.[v] |
| Наряду с преподаванием М. вел активную исследовательскую работу. Он 1-м из иностранцев ознакомился с собранием греч. рукописей московских Синодальной и Типографской б-к, получив разрешение Синода по ходатайству библиотекаря имп. двора иеродиак. Евгения (Булгариса) (впосл. архиепископ Славянский и Херсонский), с к-рым М. был знаком со времени учебы в Лейпциге. Поддержку научным изысканиям М. оказывал митр. Московский Платон (Левшин) , директор и протектор Славяно-греко-латинской академии , знаток и ценитель классической древности. Личная дружба связывала М. с ректорами академии - архим. Заиконоспасского мон-ря Амвросием (Подобедовым) (впосл. митрополит Новгородский и Олонецкий) и его преемником архим. Дамаскином (Семёновым-Рудневым) (впосл. епископ Нижегородский и Алатырский). В Синодальной б-ке М. познакомился с архиеп. Самуилом (Миславским) (впосл. митрополит Киевский), осуществлявшим по Высочайшему указу ревизию ее фондов, состояние к-рых во 2-й пол. XVIII в. современники признавали катастрофическим. Мн. кодексы не имели переплетов, открепившиеся тетради и листы находились в полном беспорядке. Разбор греческих рукописных книг (самой «непонятной» части фонда), на протяжении целого столетия пролежавших в Патриаршем дворце в Кремле, был поручен М., проявлявшему к ним интерес с самого начала пребывания в Москве. Это собрание сложилось преимущественно из рукописей, привезенных с Афона иером. Арсением (Сухановым) в 1655 г.; в 1693 г. к ним добавились манускрипты, доставленные в Москву архим. Хрисанфом Нотарой по распоряжению Иерусалимского патриарха Досифея II Нотары . Результатом 10-летней работы М. стало научное описание греч. фонда, составленное на лат. языке: 1-я ч. под названием «Notitia codicum manuscriptorum Graecorum bibliothecarum Mosquensium Sanctissimae Synodi» была издана в Москве в 1776 г.; краткий перечень рукописей «Index codicum manuscriptorum Graecorum bibliothecarum Mosquensium» опубликовали в С.-Петербурге в 1780 г.; полное издание каталога, озаглавленного «Accurata codicum Graecorum manuscriptorum...», вышло в 1805 г. в Лейпциге. Каталог составлен по результатам изучения 502 греч. манускриптов IX-XVIII вв., ранее неизвестных европ. ученому сообществу. Своим беспрецедентным для рус. науки трудом М. впервые ввел эти важнейшие фонды в научный оборот, и т. о. в этой области исследований Москва поднялась до уровня «филологических столиц» Европы (ранее были опубликованы описания греч. фондов только Парижа, Мадрида и Мюнхена). |
| Проблемы, к-рые был вынужден решать К., взойдя на Патриарший престол, заключались, во-первых, в чрезмерной концентрации в К-поле архиереев, не желавших подолгу находиться в своих митрополиях, а во-вторых, в нестабильности финансового положения Патриархата. К. принял меры для решения этих вопросов. Январем 1751 и 1755 гг. датированы распоряжения об удалении архиереев из столицы. В сент. 1755 г. К. создал комиссию для исправления тяжелого экономического положения Патриархата, в к-рую вошли митрополиты Ираклийский, Никомидийский и Критский, служащие ведомства Великой ц. и представители ремесленных объединений К-поля ( Mansi. T. 38. Col. 633-640). По инициативе К. в 1752 г. была основана больница в Адрианополе, в 1753 г.- в К-поле. Особое внимание К. уделял вопросам просвещения: маем 1750 г. датирован патриарший сигиллий об управлении и о финансировании Афонской академии (Афониады) (Ibid. Col. 547-548). 7 июля 1753 г. К. подписал сигиллий о назначении преподавателем в Афониаду богослова Евгения (Булгариса) . О просветительских трудах К. писал в 1768 г. его близкий друг поэт Кесарий Дапонте в сб. «Мысленные цветы» (Ανθη νοητ). К. уделял много внимания отношениям с католиками. Он активно поддерживал патриарха Антиохийского Сильвестра в его борьбе с католич. прозелитизмом, а также занял жесткую позицию в вопросе о повторном крещении католиков и армян, переходящих в Православие. Необходимость повторного крещения отстаивал добившийся большой популярности в народе проповедник Авксентий Диакон , против его учения выступали мн. иерархи, в т. ч. патриарх Паисий II и преемник К. патриарх Каллиник IV. Вопрос о принятии инославных в Православие впервые встал перед К. уже в 1748 г., однако особую остроту он приобрел во время его 2-го Патриаршества. 28 апр. 1755 г. втайне от патриарха 18 архиереев во главе с митр. Кизическим Ананией составили синодальный декрет против повторного крещения (Ibid. Col. 609-618). В ответ К. в июне опубликовал послание, в к-ром предал анафеме всех принимавших этот декрет. Архиереи, подписавшие декрет, были удалены из столицы, а послание К. прочитано с амвона во всех церквах. В июле 1755 г. К. издал орос о крещении приходящих в Православие, согласно к-рому «крещения еретиков» назывались «бесполезными водами», а приходящие в истинную веру еретики считались некрещеными (Ibid. Col. 617-622). Единственным истинным крещением признавалось совершаемое согласно правилам II Вселенского и Трулльского Соборов, т. е. нагим, с троекратным погружением в купель с освященной водой и елеем, с провозглашением имени одной из Божественных Ипостасей при каждом погружении. Не имея возможности опереться на прокатолически настроенных архиереев К-польской Церкви, К. обратился за поддержкой к вост. патриархам. Орос был подписан патриархом Александрийским Матфеем Псалтом (1746-1766) и патриархом Иерусалимским Парфением (1737-1766). |
|
|
