| Итак, попытаемся выделить основные мысли митр. Димитрия Ростовского , касающиеся значения таинства Евхаристии в жизни христианина. В центре евхаристического благочестия Димитрия Савича лежала вера в то, что Св. Дары – реальные Тело и Кровь Иисуса Христа, и причащаясь их христианин соединяется с Господом. Понимая это, христианин должен относиться к Св. Дарам с величайшим благоговением, в особенности это касается священников, служащих литургию. Следует причащаться часто, дабы получать освящение и помощь от Бога. Эти взгляды митр. Димитрия Ростовского были в разной степени созвучны не только киевской могилянской традиции, к которой они и восходили, но и мыслям великорусских архиереев втор. пол. XVII в., и размышлениям деятелей Католической Реформы, что свидетельствует о том, что деятельность Ростовского владыки в данном вопросе была выражение общеевропейских тенденций. Выступая против старообрядческих призывов к мирянам не приступать к Причастию в православных храмах, Димитрий Савич не стремился выявить тайных «раскольников» через бюрократические механизмы контроля за участия в таинствах. Причиной этого было, вероятно, то, что Ростовский владыка предпочитал противодействовать влиянию «брынских» проповедников не репрессиями против их сторонников, а укреплением православного сознания основной массы прихожан и возвращением колеблющихся в Православие через проповедь. В своих взглядах на место таинств Исповеди и Причастия в церковной жизни митр. Димитрий Ростовский выступает, прежде всего, как выдающийся представитель киевской могилянской традиции, сумевший творчески развить те идеи, которые были заложены в её основание самим митр. Петром Могилой . Митр. Димитрий Ростовский помещает регулярное участие в таинствах Покаянии и Евхаристии в центр религиозной жизни. При этом священник не должен был пытаться исполнять роль старца-наставника для своих духовных чад, его предназначение − быть представителем Церкви Христовой в миру, очищая прихожан от грехов в таинстве Покаяния и причащая уже очищенных за литургией. И то и другое следовало совершать, по крайней мере, четырежды в год. Тем самым, в богословской перспективе, актуализировалась сознание принадлежности верующего к единой Церкви, возглавляемой Иисусом Христом. Непосредственное личностное общение с Божественным Главой Церкви должно было осуществляться через регулярное участие в таинстве Евхаристии. |
| При этом споры о времени пресуществления Св. Даров, несмотря на сопутствовавший этим дебатам накал страстей, не оказали глубокого влияния на процесс «европеизации» московских интеллектуалов, сближавший их с могилянами. Эти дебаты остались, скорее эпизодом борьбы двух партий, в котором желание восстановить вероучительную чистоту тесно переплелось с амбициями и интригами. Несмотря на свою принадлежность к высокоучёной элите, митр. Димитрий Ростовский не жил в «башне из слоновой кости». В своей многообразной деятельности он чутко откликался на религиозно-культурные вызовы Раннего Нового времени, новые тенденции церковной и общественной жизни. По этой причине митр. Димитрий Ростовский главной своей задачей как архипастыря считал воспитание в пастве сознания принадлежности к Православной церкви, разумного понимания смысла вероучения, Таинств и обрядов. Для этого создавалось Ростовское училище, где будущие клирики обучались всему необходимому для постижения Библии и святоотеческих творений. В проповедях, обращённых к мирянам, Димитрий Савич старался через причудливые барочные концепты и диалоги раскрыть христианское учение во всей его полноте − от истинного понимания догматов до точного исполнения заповедей. Для достижения целей христианского просвещения митр. Димитрий широко использовал «внешние знания», свою латинскую учёность он умело применял для проповеди, экзегезы, полемики − и стремился передать это искусство и эти знания своим ученикам. Богопознание, согласно митр. Димитрию, должно быть не только рациональным, но и мистическим – через непрестанные молитву и участие в таинстве Евхаристии. Димитрий Савич призывал к личной сознательной вере: именно она охраняет от соблазна «раскола» и вообще от всяких грехов, которые есть не ряд недолжных поступков, но, прежде всего, искажение «внутреннего человека», порождённое его отступлением от Бога в уме и сердце. Этому же способствовал и восходящий к классическим отцам церкви взгляд на соотношение знака и означаемого, незримого предмета веры и его внешнего, материального выражения, то самое «августинианское семиотическое сознание», которое было усвоено им посредством латинской книжности и ярко проявилось в полемике со старообрядцами. |
| Изложенные выше наблюдения позволяют сделать вывод, что Димитрий Савич как один из наиболее выдающихся богословов России рубежа XVII–XVIII вв., сохраняя верность Православию, гармонично сочетал в своём мировоззрении традиции Востока и Запада христианской Европы. Обращение митр. Димитрия Ростовского к католическому наследию было вызвано общностью проблем и вызовов, которые в Раннее Новое время вставали перед Римо-католической церковью и Православной церковью России. При этом подобное обращение происходило только в том случае, когда в рамках восточно-христианской традиции − в том виде, в каком она существовала на начало XVIII в. − не удавалось найти адекватного ответа на вызовы эпохи. Именно эта логика побуждала Димитрия Савича пользоваться философской терминологией схоластической сакраменталогии, прибегать к богословским энциклопедиям иезуитских теологов или стилистике барочной проповеди. Причём следует отметить, что митр. Димитрий выделялся среди своих современников именно способностью выйти за привычные рамки, в том числе − и логики рассуждений схоластической теологии. И помогали в этом Ростовскому архиерею совершенное знание Писания и Предания Православной церкви, а вместе с тем и тесное знакомство с трудами латинских духовных писателей Раннего Нового времени. Именно это открывало перед владыкой новые горизонты и помогало в богословских исследованиях. На Ростовской архиерейской кафедре владыка Димитрий в своей деятельности явился продолжателем своих великорусских предшественников. Причина этого коренится в том, что основные тенденции развития религиозной жизни и способы её организации были общими для Великороссии и Малороссии Раннего Нового времени. Поэтому поставление в Ростов представителя могилянской школы не означало, что традиции великорусских архипастырей XVII в. навсегда останутся в прошлом: в своей деятельности митр. Димитрий развивал и углублял те направления в церковной жизни, контуры которых наметились здесь за десятилетия до него. Эти наблюдения логически соотносятся и с наблюдениями о взаимоотношениях митр. Димитрия Ростовского с просвещёнными клириками и мирянами Великорусской церкви. Учёные москвичи и новгородский владыка Иов, с которыми Димитрий Савич общался после прибытия в Великороссию, для малороссийского архиерея были не соперниками, но друзьями, коллегами и единомышленниками, пусть и не столь искушёнными в тонкостях барочной культуры, как его соотечественники, окончившие Киево-Могилянский коллегиум. Тем самым, в среде образованных великороссов митр. Димитрий ощущал себя не чужаком, а своим, близким по духу. |
| Таким образом, второй этап историографии, посвящённой митр. Димитрию Ростовскому , характеризуется главным образом обсуждением его «латинских» взглядов. Зарубежные исследователи этой поры не имели доступа к отечественным архивам, а потому все их выводы основывались на уже опубликованных материалах и сводились, главным образом, к оценке и переоценке степени и характера «латинства» и «западничества» митр. Димитрия. В отечественной церковно-исторической науке, несмотря на её печальное состояние в СССР, работы, посвящённые митр. Димитрию начали выходить уже с 1940-х гг. 53 , однако ничего нового, в сравнении с дореволюционными исследованиями, в них сказано не было (исключение − публикация уже упоминавшегося труда прот. А. Державина в 1976 г.). Возобновление интереса к персоне митр. Димитрия в светской советской науке в 1960-е гг. связано с личностью выдающегося слависта Н.М. Дылевского обратившего внимание на ту значительную роль, которую сыграли исторические произведения митр. Димитрия Ростовского («Летопис Келейный» и Четьи-Минеи) в процессе болгарского национального Возрождения 54 . В дальнейшем филологи начинают периодически обращаться к наследию митр. Димитрия: выходит статья Н.Д. Численко 55 и несколько исследований В.В. Калугина, посвящённых частным вопросам, связанным как с описанием рукописей текстов, так и с педагогической деятельностью владыки вообще 56 . В 1981 г. выходит монография Л.А. Софроновой «Поэтика славянского театра XVII − первой половины XVIII вв. Польша, Украина, Россия» 57 , в которой драматургия Димитрия Ростовского рассматривается в контексте восточноевропейской барочной культуры в целом (хотя, главным образом, иллюстративно). Позже вышла отдельная статья того же автора, специально посвящённая «Рождественской драме» митр. Димитрия 58 . Коснулся личности митр. Димитрия в своей работе «Русская культура в канун петровских реформ» и А.М. Панченко. Для автора Ростовский владыка – «барочный полонофил», представитель западной культуры, принципиально антагонистичной культуре древнерусской; его противостояние старообрядцам – коллизия «интеллекта и духа» 59 . Поскольку впервые подобные оценки (хотя и в более мягкой форме) появляются у описанных выше эмигрантских авторов, то логично предположить заимствование концепции, несмотря на «железный занавес». |
| Подводя итог, можно сказать, что И.А. Шляпкин писал свой труд о личности митр. Димитрия Ростовского в связи с литературной деятельностью и обстоятельствами времени 30 . Однако на нынешний момент наши знания и о литературной деятельности, и об обстоятельствах времени значительно расширились, что позволяет нам по-новому взглянуть и на саму личность владыки. Выход в свет труда И.А. Шляпкина, 200-летие со дня восхождения Димитрия Савича на кафедру (1902 г.), а также 200-летие со дня преставления Ростовского святителя (1909 г.), которое сопровождалось торжественными мероприятиями, способствовали привлечению вниманию к личности митр. Димитрия. Значительная часть публикаций этого периода, посвященных митр. Димитрию Ростовскому − это популярные жизнеописания, отличающиеся друг от друга лишь по стилю изложения и объёму 31 и работы, носящие сугубо обобщающий характер 32 . Выходят и оригинальные научные работы, разной степени глубины и самостоятельности. Так, выводы И.А. Шляпкина о «латинизме» митр. Димитрия нашли своё отражение не только в работе польского исследователя А. Яблоновского, посвящённой Киево-Могилянской академии и её роли в распространении западноевропейской культуры в России 33 , но и в очерке А. Пыпина «Последние времена Московской Руси» 34 , где автор рисует портреты трёх представителей Российской интеллектуальной элиты конца XVII в.: Сильвестра Медведева, патр. Иоакима, митр. Димитрия Ростовского − причём утончённость мысли, доброта и терпимость последнего противопоставляются московской косности и воинствующему невежеству. Вывод сочинения, однако, весьма любопытен: конец XVII в. был канун реформы и лучшие люди искали «другого умственного порядка вещей», на первых порах находя его в латинской схоластике, однако далее петровская реформа откроет лучшим умам дорогу к «реальному и светскому знанию» 35 . Ростовский митрополит тем самым оказывается симпатичным как личность, но, в общем-то, безнадёжно увязшим в тупике «устарелой схоластики» 36 . От прочих биографий Ростовского митрополита отличается глава «Св. Димитрий, митрополит Ростовский, бывший ученик Академии (1651−1709)» из работы Ф.И. Титова, посвящённой Киево-Могилянской Академии в XVII−XVIII вв. 37 Текст этот состоит из двух частей – оригинального биографического очерка и экскурса в историю исправления текста Четий-Миней митр. Димитрия, предпринятого в 1755−1756 гг. киевскими экспертами и петербуржскими справщиками. |
| Однако больший интерес представляет другой момент, также связанный с почитанием Евхаристии: митр. Димитрий пишет, что при служении проскомидии и литургии священник должен прежде всего зажигать свечу перед Св. Дарами в алтаре. Димитрий Савич здесь отмечает не только богослужебный смысл зажженной свечи – образ Св. Духа, но и указывает, что если свечи «от усердия нашего» зажигаются перед образами святых, то насколько важнее зажигать свечу перед Христом непосредственно, а не только перед образами, присутствующими в храме 864 . Любопытно, что в своём письме к митр. Стефану Яворскому (датируемом тем же 1704 г., что и послания к иереям митр. Димитрия!), И. Посошков, перечисляя меры, необходимые для искоренения невежества и церковных нестроения, жалуется в частности, что в праздники: «а в олтари у престола Божия свечка бы какая горела, но и пред самым животворящим Христовым телом свечки не единой никогда не бывает. И естли государь, сие моё изречение добро, что и престола Божия быть свещам и пред ковчегом, идеже сохранено тело Христово, и пред повседневными дары, то мне ся мнит, те свещи приятнее Богу будут, нежели пред иконами, понеже тут не образ, но самое тело Христово» 865 . Далее И. Посошков советует рязанскому митрополиту включить в письменный чин исповеди указание, чтобы священники наставляли своих духовных чад покупать свечи для возжжения перед алтарём. Говорить о каком-то взаимовлиянии здесь, очевидно, невозможно − хотя митр. Димитрий с антистарообрядческим «Зерцалом очевидным» Посошкова был знаком, даже имел его в своей библиотеке, более того, высоко оценивал, однако жаловался в переписке, что не имеет чести знать «кто писа, сколько давно, жив ли он есть?» 866 . Столь удивительное совпадение мнений двух неравнодушных к христианской вере современников вновь позволяет нам утверждать, что Димитрий Савич в своей деятельности выражал тот дух «новой религиозности», который был един для Великороссии и Малороссии начала XVIII в. Призывы митр. Димитрия Ростовского к благоговейному и внимательному отношению к Евхаристии касались не только священников. В «Слове о причащении Св. Таин» владыка обращает внимание на то, что иерей, сам постоянно служа литургию и часто причащаясь, не должен забывать о том, чтобы и члены его семьи также участвовали в таинстве. Евхаристия не должна быть некой профессиональной «повинностью» священника, но обязательным элементом духовной жизни и его паствы 867 . Вообще надо заметить, что само сочинение «О Причащении Святых Таин» построено так, что большая его часть подходит для любого христианина, хотя завершающие молитвенные размышления очевидно предназначены непосредственно для иереев, т.к. в них описывается раздельное Причастие Тела и Крови Христовых 868 . |
| Первым произведением, посвященным митр. Димитрию Ростовскому стало его Житие. Изначальные варианты Жития обращались лишь в рукописях. Это − краткая редакция, составленная, предположительно, митр. Амвросием Зертис-Каменским ещё до канонизации, и Житие, которое написал митр. Арсений Мацеевич и представил Синоду в 1758 г. (оно, однако, не получило одобрения). Первым печатным изданием, посвящённым Ростовскому митрополиту, стала т.н. Синодальная редакция Жития, автором которой был, по всей видимости, Я.А. Татищев, отставной гвардейский офицер, организовавший в 1786 г. издание собрания сочинений митр. Димитрия Ростовского и включивший в него свой вариант Жития 13 . Все эти тексты, отличаясь в деталях и по объёму, излагали в основных чертах биографию Ростовского владыки, начиная с раннего детства и заканчивая архиерейским служением и кончиной. Авторы всех Житий, несомненно, пользовались документами из личного архива Димитрия Савича, а в ряде случае и опирались на свидетельства людей, лично знавших митрополита, (например, учеников его школы), и местные предания. Последнее позволяет рассматривать уникальные сведения Синодального Жития (автор которого наиболее полно использовал все возможные источники), относящиеся к Ростовскому периоду жизни митр. Димитрия, как достаточно достоверные. Житие, главным образом в Синодальной редакции, надолго стало основным описанием жизни и деятельности митр. Димитрия Ростовского вплоть до середины XIX в. Только в 1818 г. учёный митр. Евгений Болховитинов посвятил Ростовскому владыке содержательную статью в своём «Словаре», дополнив сведения Жития комментированным перечнем сочинений митр. Димитрия и несколькими примечательными фактами 14 . Всерьез представители церковно-академической науки обратились к изучению личности и наследия Димитрия Савича только в 1840-х гг. К этому времени достаточно полное собрание сочинений Ростовского владыки, впервые опубликованное в 1786 г. 15 и неоднократно переиздававшееся с тех пор, уже многие десятилетия было достоянием широкой общественности. |
| И.А. Шляпкин же, наоборот, не страшится оценок и обобщений, что неизбежно в исследовании столь острой для XIX в. темы как петровская эпоха. Он представляет время митр. Димитрия как пору постепенной смены византийского «духовного начала» западноевропейским в России. Одним из течений, возникших под «влиянием Запада» является польское, осуществлявшееся через посредство малороссов, в особенности − духовных лиц. Это культурное влияние достигло расцвета в правление Софьи, когда конфликт между его носителями и людьми старого, византийского образования выразился в борьбе двух церковных партий и евхаристических спорах (не случайно И.А. Шляпкин посвящает полемике о времени пресуществления Св. Даров два из десяти разделов монографии). В эпоху Петра I большая часть людей с «малорусскими взглядами» сочувствовала общему ходу реформы, но не одобряла её «голландско-немецкого, полного протестантизма духа» 25 . Митр. Димитрий Ростовский явил собой «идеального общественного деятеля в духе слияния западного образования с старыми русскими церковными взглядами» 26 . Темы противопоставления малороссийского и великорусского, западноевропейского и византийского пронизывают всю монографию. Так, даже жизнь митр. Димитрия И.А. Шляпкин считает необходимым чётко разделить на два этапа: малорусский, где «личность будущего святителя не представляет резких очертаний и деятельность его мало выделяется из общей деятельности малорусских монахов» 27 и ростовский, где «жизнь кончилась… началось житие» 28 . Следует отметить, что И.А. Шляпкин первый обратил внимание на то, что в сочинениях Димитрия Савича содержится ряд «латинских» богословских мнений: по вопросу о времени пресуществления Св. Даров и о Непорочном Зачатии Девы Марии 29 . Хотя труд И.А. Шляпкина не утратил своего значения и по нынешнее время, он не лишен недостатков. Во-первых, историко-культурные концепции, бывшие актуальными в конце XIX столетия, в настоящее время уже сильно устарели, многие из выводов исследователя нуждаются в корректировке. Во-вторых, единственный подробно изложенный сюжет в монографии – это вопрос о времени пресуществления Св. Даров, причём участие самого митр. Димитрия в евхаристических спорах автор осветил весьма блёкло. Остальные проблемы, связанные с деятельностью Ростовского владыки излагаются как бы «на ходу»: тем самым автор, хотя и охватывает всю проблематику деятельности митр. Димитрия, однако, недостаточно глубоко. Сочинения Димитрия Савича рассматриваются также лишь обзорно. Желая максимально отстраниться от церковно-академических исследований с их детальным анализом сочинений, И.А. Шляпкин уходит в другую крайность: творения Ростовского владыки используются им, скорее, как иллюстрации событий жизнеописания, но не как объект глубокого исследования. |
| Беднарский − хотя примечательная статья его опубликована в России на русском языке. В своих трудах Д. Беднарский впервые предпринял попытку представить митр. Димитрия как деятеля европейской религиозной культуры Раннего Нового времени, широко применяя сравнительный и междисциплинарного подходы, обращение к богословской проблематике, привлекая обширный круг литературы. Однако отсутствие у Д. Беднарского возможности работать с рукописным наследием митр. Димитрия и его недостаточное знакомство с современной историографией, посвящённой митр. Димитрию, привели к тому, что автор допускает серьёзные ошибки, пытаясь дать ответ на поставленные им вопросы. Так, отсутствие знакомства с рукописными источниками побуждает автора систематически реконструировать гипотетические взгляды митр. Димитрия на основании лишь сведений, почерпнутых из опубликованных сочинений (эти реконструкции обычно оказываются противоречащими информации рукописных материалов). Эта характеристика равно относится как диссертации Д. Беднарского 112 , так и к его статье «Восток и Запад в богословии Димитрия Туптало» 113 . Несмотря на недостатки, главная заслуга Д. Беднарского состоит в том, что он стал первым, что попытался написать о митр. Димитрии Ростовском в жанре современного историко-культурного исследования. Если Д. Беднарский всё же оставил по себе хоть какой-то след в отечественном димитриеведении, то диссертация болгарского филолога И. А. Ивановой 114 , посвящённая проблематике барокко в творчестве Димитрия Савича осталась обойденной вниманием отечественных исследователей. Подводя итог четвёртому этапу развития историографии, посвященной митр. Димитрию Ростовскому , можно сказать, что, несмотря на впечатляющее обилие изысканий, отразившее неподдельный интерес к личности и творениям Ростовского владыки, мы лишь в отдельных случаях можем говорить о глубоком постижении той или иной проблемы. Поскольку на предыдущем этапе историографии было сформулирован новый взгляд на митр. Димитрия Ростовского − как на великого писателя XVII − нач. |
| Подобное отношение к обязанностям священника на наш взгляд является следствием всего корпуса идей и богословских воззрений, который лежал в основе могилянской традиции в целом. 3.2. Таинство Евхаристии Роль таинства Евхаристии в религиозной жизни католической Европы Раннего Новое времени − призывы иерархов к регулярному Причастию в Великорусской церкви XVII вв. − митр. Димитрий о Евхаристии и почитании Св. Даров − неожиданные параллели с И. Посошковым − мнение митр. Димитрия о частом Причастии − сравнение воззрений митр. Димитрия и митр. Митрофана Воронежского на таинство Причастия − таинство Евхаристии и старообрядцы в сочинениях митр. Димитрия В предыдущей главе уже было сказано про то, сколь какое важное место в религиозной жизни Раннего Нового времени занимало таинство Евхаристии. Однако сакраментология в эту эпоху вовсе не была уделом лишь учёных теологов: полемика вокруг смысла и сути Таинства, развернувшаяся в XVI−XVII вв. находила непосредственное отражение и в практике церковной жизни. Так, во Франции эпохи Людовика XIV, современника митр. Димитрия Ростовского , ключевым моментом принудительного обращения в католицизм гугенотов было приведение их, ранее насмехавшихся над «боженькой из хлеба», к причастию под конвоем королевских драгун 838 , а юный выпускник иезуитской коллегии Вольтер писал трогательные стихи: Христос, живая жертва за наши грехи И живая пища избранных Своих, Нисходит на алтари пред их удивлёнными очами И открывает себя как Бога, под видом хлеба, что не хлеб уже 839 . При этом воззвания богословов о необходимости помещения Евхаристии в центр религиозной жизни христианина неизбежно вели к решению двух задач − как сделать так, чтобы миряне понимали смысл Таинства и как добиться того, чтобы они приступали к нему регулярно. И если первый вопрос смыкался с общей проблемой религиозного просвещения, то второй вызвал к жизни острые дебаты о том, как часто христианин должен приступать к Св. Таинам, тесно связанные с вопросом регулярной исповеди. В католическом благочестии позднего Средневековья считалось нормальным приступать к Причастию не более одного-двух раз в год. |
|
|
