| Наряду с личным участием в десятках крупных боевых операций, а уж более мелкие исчислялись сотнями, Мономах считал важным достижение политического результата и дипломатическими способами, придавая большой значение силе заключенного договора. Не жалея для успеха переговорного процесса своего личного имущества, проявляя милосердие к пленным, Владимир Мономах был суров к преступающим соглашение о мире, придавая последних жестокой казни. Можно предположить, что упомянутые Мономахом в его «Поучении» половецкие командиры, убитые по его приказу, являлись как раз таки нарушителями договора. В пользу этого предположения говорит следующий факт, зафиксированный в самой ранней из сохранившихся русских летописей, в «Повести временных лет» . Во время первой масштабной наступательной операции коалиции русских князей на половцев в 1103 году, 4 апреля состоялось решающее сражение этой кампании. Битва на реке Сутени была выиграна русскими. 20 половецких князей пали в бою, один — Бельдюзь, попал в плен. Он предлагал за свой выкуп целое состояние, но был отдан автору плана войны на чужой территории Владимиру Мономаху: « И когда он пришел, начал спрашивать его Владимир: «Знай, это клятва захватила вас! Ибо сколько раз, дав клятву, вы все-таки воевали Русскую землю? Почему не учил ты сыновей своих и род свой не нарушать клятвы, но проливали кровь христианскую? Да будет кровь твоя на голове твоей! " » И повелел убить его, и так разрубили его на части». Говоря современным языком Мономах сказал, что половцы проиграли сражение так как стали клятвопреступниками, а конкретно высокопоставленный пленник виновен не только в непосредственном нарушении договора, но и в том, что будучи авторитетным человеком в своем сообществе не смог/не захотел научить собственных детей и иных родичей держать слово. Русский князь продемонстрировал очень верный мужской взгляд на иерархию смыслов: если ты старший, то и спрос с тебя больший, особенно если ты начальник. Тут власть рассматривается исключительно как бремя, а не как привилегия. |
| Как бы то ни было, но та же борьба, спустя два года, была причиною того, что святителю Анфилохию пришлось выдержать вместе с другими в городе Владимире тяжелую двухмесячную осаду, так как Мономах решился наказать вероломного Ярослава и для этого в 1117 году, явившись под стенами Владимира с тремя союзными князьями – Давидом Олеговичем, Володарем, и Васильком, целых шестьдесят дней осаждали город, пока Ярослав не смирился и не попросил прощения. 167 Когда же Мономах после этого заключил мир с Ярославом, «Ярославу, покоршуся и вдарившу челом пред стрыем своим Володимером», то Святителю Амфилохию нужно было принимать непосредственное участие в их примирении, так как в те времена все договоры между князьями, а тем более такие, как примирение враждующих, заключались не иначе, как с благословения и утверждения Святительского. В противном случае они не могли иметь ни какой силы. «И тако в мире», – а мы прибавим еще, – и за благословением Святителя Амфилохия, Владимир и Давид, Володар, Василько и Ярослав «разыдошася кождо во свояси». 168 Впрочем Ярослав жил в мире с своими родичами недолго. Вскоре он совсем прогнал от себя жену свою, и удалившись в 1118 году из Владимира в Венгрию, начал набирать там полчища, чтобы отнять Владимир у сына Мономахова Романа, которого Мономах послал на Волынь вместо Ярослава. К Венграм Ярослав присоединил еще Ляхов, и в 1121 году отправился в пределы Волынские против Романа. 169 . В таких обстоятельствах, само собою разумеется, Амфилохию оставаться во Владимире было невыгодно и опасно, теме более, что хотя Ярослав в 1121 году дошел только до Червеня, одного из ближайших ко Владимиру городов Галицких, но он готовил новую грозу, которая в 1123 году и разразилась появлением его у самого Владимира «с Угры и с Ляхы и с Чехы». 170 – Вследствие этого Святитель Амфилохий решился удалиться из неспокойного Владимира в Киев к Великому князю, под его защиту. Сюда же влекли его и излюбленные Киевские пещеры с своим неземным миром и удалением от всяких треволнений, столько лет обуревавших его на кафедре Владимиро-Волынской по причине междоусобий, центром которых Волынь тогда была по преимуществу. |
| А разработанная Иларионом идеология единодержавства заняла ключевое положение в киевской политической мысли XI–XII вв. Дальнейшее развитие русская политическая мысль получает в трудах Владимира Мономаха (1053–1125), явившегося идеологом единодержавия и объединения русских земель. В «Поучении» он рассматривает проблему организации и осуществления верховной власти в государстве как долга и служения народу. Мономах советует будущим великим князьям все дела решать совместно с Советом дружины, не допускать в стране «беззакония», судебные функции исполнять великому князю самому, не допуская нарушения законов и проявляя милосердие к наиболее беззащитным слоям населения. Отрицание кровной мести вылилось у него в полное неприятие смертной казни: «Ни права, ни крива не убивайте и не повелевайте убити его». Принцип не «мстить» рассматривался в «Поучении» не только как принцип законодательства, но и как основа межкняжеских отношений . Мономах разрабатывает поставленную еще Иларионом проблему ответственности великого князя перед подданными. О ней он говорит при разрешении вопроса об управлении страной, организации правосудия и необходимости военных действий. Во всех спорных случаях он советует отдавать предпочтение миру, так как не видит причин для братоубийственных войн, поскольку всем народам уготовано место на земле, а правителям следует направлять усилия на поиски путей достижения мира. Все споры возможно разрешать «добром» в том случае, если недовольные князья напишут «грамоту» со своими притязаниями. С теми же, кто жаждет войны («мужами крови»), достойным князьям не по пути, ибо месть не должна быть определяющим мотивом в политике . При решении вопроса о взаимоотношениях светской и духовной властей, Мономах отводит Церкви почетное, но явно подчиненное место. Вскоре после смерти Владимира Мономаха (1125) и его сына Мстислава (1132) начался распад Руси на удельные княжества, на наследственные отчины, которые стали фактически независимыми и в государственном отношении не подчинялись старшему в роде, великому князю, который уже не являлся главой государства, князем «всея Руси». |
| Изредка Мономах приказывал возничему остановиться и накоротке беседовал с жителями этих чудом уцелевших деревень. Несмотря на стать Ставра Гордятича и почтенный возраст Ратибора, одетых куда богаче, чем князь, Мономаха все узнавали сразу. И, обращаясь только к нему, с поклонами на его вопросы отвечали: — Да, были половцы, но, слава Богу, ушли! — Надолго ли? К осени жди опять… — И так, почитай, каждый год… — Не успеешь отстроиться — новый набег… — Ох, жизнь пошла: на родной земле, словно звери, по норам прячемся… Светло-голубые глаза Мономаха темнели. Молча он выслушивал смердов и так же молча, жестом приказывал возничему продолжать путь. А что он мог сказать, чем обнадежить своих подданных, не зная сам, чем закончится его разговор со Святополком? Особенно запомнилась ему молодая печальная женщина, сидевшая на краю проехавших мимо саней. На ее руках сидел ребенок, который показывал пальцем на возок и что-то спрашивал. О чем он мог спросить, и что, интересно, могла ответить ему мать, если даже он не знал, какая судьба ждет его княжество в самое близкое время?.. Наконец, переяславльская земля закончилась, и началась киевская — пошли владения Великого князя. Видно было по всему, что в этот год половец успел похозяйничать и тут. Увидев грузившего на краю поля сеном повозку смерда, могучего, едва ли не как его Ставр, Мономах приказал остановиться и, осматриваясь хозяйским взглядом по сторонам, медленно пошел к нему. Игумен с Ратибором, решив размять ноги, направились следом. И хоть Ставр Гордятич на коне успел обогнать князя, чтобы грозно предупредить смерда, чтобы ведал, с кем ему предстоит беседовать, тот степенно отложил огромные деревянные вилы, стянул с головы треух и, словно не замечая боярина, сам сделал несколько шагов навстречу Мономаху и земно поклонился ему. — Будь здрав и счастлив на долгие годы, князь Владимир Всеволодович! — Будь здрав и ты! — отозвался Мономах. — Великого князя смерд? — Да, княже, Святополка Изяславича! — Ну, и как живешь? — спросил князь, в намерении, получив в ответ, что плохо, сразу пойти обратно, как вдруг услышал неожиданное: |
| — А что? — поднимаясь, пообещал бригадир. — Вот возьму и приеду. Как только отпуск будет, непременно загляну. А ты спи-спи, вон, гляжу, как умаялся! Он открыл дверь и услышал уже полусонное: — Остановитесь там в гостинице! — Там даже гостиница есть? — задержался на секунду бригадир. — Бронь, надеюсь, не нужно заказывать? — Вам — нет! Обратитесь прямо к ее начальнику. Скажете, что от меня. Да, впрочем, вы и сами его сразу узнаете… Это тот самый парень — мой лучший и надежный друг Ванька! А кормить вас будет его сестра — Ленка… — Тут губы Стаса расползлись в улыбке, он опустил голову на подушку и тут же уснул… 5 Славко поднял голову и недоверчиво покосился на Мономаха… Долго ли нет длилась беседа Владимира Мономаха с отроками, то знало только устало клонившееся к земле солнце, да нетерпеливо переминавшиеся с ноги на ногу прискакавшие с докладом тысяцкие пешцев и старшие дружинники, дожидавшиеся своего князя. Вышедший из шатра с написанными грамотами игумен протянул их на подпись Мономаху, но тот лишь предложил ему посидеть рядом и немного отдохнуть, послушать отроков. И беседа, точнее, рассказ разгоряченного Славки, все продолжалась… Но, как кончается все на свете, закончилась и она. — Да, Славко… — выслушав отрока, задумчиво покачал головой Мономах. — Задал ты мне задачу. Даже не знаю, что и сказать на все это… Он посмотрел на донельзя довольного собой, ожидавшего похвалы и наград Славку и, наклонившись к уху игумена, чуть слышно спросил: — Что скажешь, отче? — Молодец! — шепотом отозвался тот. — Но больно уж горд и самонадеян! Как бы это его озорство однажды до больших бед не довело! — Вот и я тоже так думаю… Мономах немного помолчал и, прокашлявшись в бороду, неожиданно строгим голосом молвил: — Ну что ж, выслушал я тебя внимательно. Теперь буду суд судить! — К-какой еще суд? Над кем? — опешил Славко. — Как над кем? — сдвинул брови Мономах. — Столько дел натворил, да еще и спрашивает! Коня украл? Украл…А это… Эй, тиун! Славко посмотрел на Мономаха, на подбежавшего тиуна и не знал, верить ему собственным ушам и глазам, или нет. |
| Вот с ними-то молодые, обиженные князья надеялись отомстить дядям, и двое из них, Олег Святославич и Борис Вячеславич, наняв целые толпы злых Половцев, вступили в Черниговское княжество, где был тогда князем Всеволод. Защитниками его были: храбрый сын его, Владимир Мономах , и брат, великий князь Изяслав. Здесь-то была первая ссора Олега и Владимира: здесь-то как вы уже слышали, был убит Изяслав. В старину после смерти Русского Государя, наследником становился не его сын, а его брат. И так, хотя Изяслав I uмeл сыновей, но великим Киевским князем стал его брат Всеволод I Яpocлabuч. Княжение этого государя было очень несчастливо. Он был уже так стар и слаб, что не мог усмирять беспокойных племянников, которые продолжали ссориться, несмотря на то, что Всеволод многим из них дал уделы. Опорой и помощником ему был сын Мономах, которого он сделал Черниговским князем. Это несчастное для России время с удивительной точностью описано Жуковским в нескольких строках стихотворения «Русская слава»: «Была пора: губительный раздор Везде летал с хоругвию кровавой; За ним вослед бежали глад и мор; Разбой, грабеж и мщенье были славой. От Русских Русских кровь текла, Губил Половчанин без страха, Лежали грады кучей праха, И Русь бедою поросла… Но Русь в беде крепка была Душой великой Мономаха». Это было совершенно справедливо; Мономах служил отцу и храбростью, и умом своим. Он должен был постоянно то наказывать непослушание одних двоюродных братьев, то мирить других, то бояться третьих. Может быть, ему не удалось бы так удачно управлять ими, если бы самый опасный и самый умный из них — Олег также бы вмешивался в эти ссоры; но он, напротив, жил все это время очень уединенно в Тмутороканской области, которая находилась на берегах Азовского моря, далеко от всех других Русских княжеств и считалась как бы местом ссылки. Мы увидим потом, что Олег недаром жил там, он готовился к войне за свое наследство. Между тем престарелый Всеволод, замечательный своим справедливым и кротким нравом, умер после пятнадцати лет княжения. Это был последний из детей Ярослава I: наследником его, по завещанию Ярослава, был Святополк, сын их старшего брата. Наше бедное Отечество ни при одном из своих прежних государей не было так несчастливо, как при этом князе, не имевшем никаких достоинств. При нем Половцы постоянно нападали на Русские деревни и города и немилосердно грабили и жгли их. При нем Олег, собрав в шестнадцать лет свои силы и наняв целое войско Половцев, ворвался во владения Мономаха и принудил этого храброго князя отдать ему Черниговскую область. При нем и даже с его согласия один из Русских князей сделал такое злодейство, что вы ужаснетесь, любезные дети. Послушайте и подивитесь, до чего может дойти злой человек! |
| По полу вдруг ощутимо потянуло назойливым неприятным холодом. Стас вскочил, пробежал к окну и торопливо закрыл форточку. Лег. Но теплее не стало. И хотя было еще лето, близкая осень напоминала о себе совсем не летней прохладой. Стас то так, то этак пытался укрыться курткой, но ее хватало либо до подбородка, либо чуть выше пояса… А до рассвета было еще ой, как далеко… Ночь только входила в свои права. Оставалось терпеть и постараться как можно скорее уснуть. Но спать, как назло, не хотелось. Он лежал и думал о парне, а потом о том, сколько слов досталось нам в наследство от предков: весть, лад, подсыл, набег… И ведь каждое из них кто-то когда-то произнес первым… потом оно одобрилось, прижилось, и миллионы, миллионы людей повторяли их, вдыхая в них свое тепло и добавляя свое чувство, делая, наконец, настоящим живым словом, о чем мы теперь даже и не помышляем… Звезды за окном затянула туча. По карнизу забарабанил дождь. Стало еще холодней… Заменяя подушку то одной, то другой ладонью, Стас дышал, чтоб согреться, под куртку, и понемногу начинал понимать Славку, который продолжал лежать на промерзшей земле и никак не мог взять в толк, что же произошло, какой гром прогремел в неблизком Переяславле или еще в более далеком Киеве, что его эхо донеслось до самой Осиновки?.. Глава шестая. Достойное слово 1 Мономах скрестил на груди руки и задумался… А произошло вот что. Тремя днями раньше, посоветовавшись со своим ближайшим окружением, переяславльский князь Владимир Мономах решил, наконец, поговорить с Великим князем Святополком о том, что не давало ему покоя последние годы. Да что последние годы — всю жизнь! Он послал в Киев гонца, и тот, вернувшись, сказал, что Святополк, в самом хорошем расположении духа, готов, не медля, встретиться с Мономахом на берегу Долобского озера. Зная переменчивый характер своего двоюродного брата, Мономах, не долго думая, объявил сборы и в тот же день в крытом возке на санных полозьях отправился в путь. Сразу за городом он разоблачился — снял парадные княжеские одежды и остался в простом овчином полушубке и старенькой, отороченной парчой, шапке. |
| Мы здесь рядом с перечнем походов в Поучении привели только те места летописи, которые со всей очевидностью относятся к событиям, отмеченным Мономахом. Из этих сопоставлений видно, что Мономах перечисляет свои походы в хронологическом порядке. В летописи есть еще место, которое указывает на «путь», отмеченный Мономахом, но из осторожности мы не выписали этого известия, так как оно на первый взгляд может относиться и к пути под 34 и под 37. Ни Карамзин (II, пр. 148), ни Соловьев (Кн. 1, 307 и пр. 1) не относят этих известий к определенному году. Попытаемся сделать это. В летописи стоит: «В лето 6592 Приходи Ярополк ко Всеволоду на Велик день». Пасха в 1084 г. была 31-го марта, стало быть ранняя. Св. Ярополк приходил, очевидно, для того, чтобы засвидетельствовать свои дружественные чувства уважения великому князю. Побуждением к этому должен был служить один из упомянутых путей Мономаха [нельзя не согласиться здесь с Карамзиным (II, пр. 147) и с Соловьевым (кн. I, 306, пр. 7), что это посещение не было вызвано бегством Ростиславичей]. Св. Ярополк приехал на 31-е марта, стало быть в начале весны (летопись весну начинает с 1-го марта и на каждое время года полагает по 3 месяца), а потому вызвавший это посещение «путь» должен быть зимний, вот почему этот зимний путь 37) Мономах считает более удачным: «и любовь велику створихом». Эта великая любовь проявилась и во внешних выражениях, весьма заметных, вот почему это посещение св. Ярополка и отмечено в летописи, как отмечено ею и посещение Олега в 6585 году. Постараемся теперь, исходя из пути 37, приурочить к определенному году каждый из путей под 2346. И так 37 относится к декабрю 1083 – февралю 1084 года (к зиме 6591 года мартовского), 36 поэтому – сентябрь-ноябрь 1083; 35 – июнь-август 1083; 34 – март-май 1083; 31 и 33 – декабрь 1082 – февраль 1083; 30 и 32 – декабрь 1081 – февраль 1082; 28 и 29 – декабрь 1080 – ноябрь 1081; 2627, очевидно, падают в таком случае на 1080 год и 27, вероятно, относится к походу на заратившихся Переяславских Торков, против которых отец вытребовал Мономаха из Смоленска, где Мономах уже привык и где пребывание в виду отношений к Всеславу Полотскому было нужнее, чем во вновь назначенном ему отцем Чернигове, куда он поспешил только теперь в виду опасности со стороны Торков. Из Смоленска предпринят был и путь 26 на Дрютск против безпокойного Всеслава, который захотел, очевидно, отомстить за пожег своей земли в поход конца 1078 и значительной, конечно, части 1079 года. |
| Совмещая заветные истины любимых псалмов (ср. Пс. 33: 15; 36: 27), наставляет Мономах потомков: «Уклонись от зла, сотвори добро, найди мир и отгони зло, и живи во веки веков» (60). Христианский молитвенник-князь неотступно призывает к покаянию, учит непрестанной молитве: «Если вам Бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих, говоря: " Как блудницу, разбойника и мытаря помиловал Ты, так и нас, грешных, помилуй " . Если и на коне едучи не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то " Господи помилуй " взывайте беспрестанно втайне , ибо эта молитва всех лучше, – нежели думать безлепицу, ездя» (62). Беспрерывно помышляя о благе людей, Владимир Мономах призывает своих преемников защищать всех обездоленных: «Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте, и вдовицу оправдывайте сами, и не давайте сильным губить человека» (62); «не давайте причинять вред ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтоб не стали проклинать вас» (62). Автор «Поучения» также возводит в принцип абсолютное право на жизнь: «Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; не губите никакой христианской души » (62 – 63). Отдавая должное подвижникам Православия, затворившимся от мира сего, князь и мирян зовёт к деятельной праведной жизни: «ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которое иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость Божию» (61). Из этих «малых дел» слагается морально-нравственный свод правил поведения человека в быту, в семье, в обществе, в государстве, в мире: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своём не ленитесь, но за всем сами наблюдайте» (63). Так же поступал и сам великий князь в своей многотрудной жизни: «Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днём, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. |
| И вшед сатана в сердце бесчинных, воздвиже нань; и начаша овии клеветати к епископу, инии же хулити и досажати, овии еретика нарецати и, а инии глаголаху нань глубинныи книги почитает, инии же к женам прекладающе, попове же зиающе и глаголюще: уже наша дети все обратил есть; реку тако: никто же аще бы не глаголя на блаженнаго Авраамия в граде. Собрашася же все от мала и до велика весь град нань: инии глаголют заточити, а инии на стене ту пригвоздити и зажещи, а друзии потопити и проведьше сквозе град, всем же собравшимся на двор епископь, игуменом же и попом и черноризцем, князем и боляром...» Кроме поучений, принадлежащих духовным лицам, до нас дошло поучение, написанное знаменитейшим из князей описываемого времени, Владимиром Мономахом , для детей своих; оно обнимает обязанности человека вообще и князя, религиозные, семейные и общественные и представляет первообраз тех домостроев, которые мы увидим в последующих веках: «Страх имейте божий в сердце и милостыню творите неоскудную, потому что здесь начало всякому добру», – так начинает Мономах свое поучение. Потом он объявляет повод, по которому написал поучение: по окончании усобицы с Давыдом Игоревичем на Витичевском съезде поехал он на север, в Ростовскую область, и, будучи на Волге, получил посольство от двоюродных братьев с приглашением идти на Ростиславичей галицких, которые не хотели исполнять общего княжеского приговора; двоюродные братья велели сказать Мономаху: «Ступай скорее к нам, прогоним Ростиславичей и волость у них отнимем; если же не пойдешь с нами, то мы себе, а ты себе». Мономах велел отвечать: «Сердитесь сколько хотите, не могу с вами идти и преступить крестное целование». Угроза братьев разъединиться с ним сильно опечалила Мономаха; в этой печали он разогнул псалтырь и попал на место: «Вскую печалуеши, душе? Вскую смущаеши мя?» и проч. Утешенный псалмом, Мономах решился тут же написать своим сыновьям поучение, в котором господствует та мысль, что человек никогда не должен совращаться с правого пути и во всех случаях жизни должен полагаться на одного бога, который не даст погибнуть человеку, творящему волю его. |
|
|
