| Владимир Мономах (1053-1125) был воинственным князем. В своем " Поучении " (1117 г.) он сообщает, что совершил 83 больших похода против половцев, ляхов, против других князей, число же малых походов – не помнит. Он победил и посек около двухсот лучших половецких мужей, а примерно сто половецких князей взял в плен и отпустил. Но в заслугу себе князь ставит и перемирия, которые он заключал с врагами. Замечательно, что свои походы, свои ратные подвиги князь Владимир несколько раз называет трудом или трудами (Поучение 1978:403,409). Для него поход есть такой же необходимый труд, как и любое мирное занятие: выращивание хлеба или строительство жилья. Мало того, князь считает этот смертельно опасный труд своим главным делом и ставит себе в заслугу, что он " хрестьяныхъ людiй деля (для), колико бо сблюдъ по милости своей и по отчи молитве от всехъ бедъ " (Поучение 1978:392). Владимир Мономах. Фрагмент барельефа Храма Христа Спасителя И другое, что бросается в глаза в Поучении: князь начинает и заканчивает его изложением христианской мудрости и завещает детям исполнять христианские заповеди. Владимир Мономах особо подчеркивает, не упоминая о других князьях-клятвопреступниках, что он не нарушал крестного целования (Поучение 1978:392). И когда Мономах подробно рассказывает о своих " трудах " , он не забывает подчеркнуть, что, например, он уступил своему родичу князю Олегу Чернигов, потому что " съжаливси хрестьяныхъ душь и селъ горящихъ и манастырь " (Поучение 1978:404). Владимир молится перед походом и во время похода, упоминает о церковном празднике, случившемся в день битвы или в день выступления в поход, он призывает святых на помощь в ратном деле, а после победы не забывает воздать хвалу и славу Господу, как например, после сражения на Белой Веже: " И Богъ ны поможе и Святая Богородица " (Поучение 1978:404). Своим покровителем князь Владимир считал св. Бориса: " Богъ и святый Борисъ не да имъ (половцам) мене вь користь " (Поучение 1978:405). И в конце Поучения князь на основе собственного опыта заверяет читателя, что в любом случае " Бoжie блюденье леплее есть человечьскаго " " (Поучение 1978:408). В заключение стоит упомянуть, что Владимир Мономах был не просто хорошим христианином, молитвенником, защитником вдов и сирот, согласно заповеди Христовой, но и глубоко церковным человеком, хорошо знавшим церковные службы: " …Церковнаго наряда и службы самъ есмъ призиралъ " (Поучение 1978:408). |
| Отдавая должное Владимиру Мономаху как стратегу, историки, и военные в том числе, ничего не говорят о нем как о тактике, а если говорят, то касаются лишь заключительной части его военной карьеры. Между тем длинный ряд его побед в боях, не отмеченных киевским летописцем и упомянутых им в " Поучении " , без точной хронологии, как бы между прочим, свидетельствует о том, что в молодости это был выдающийся " кавалерийский начальник " . В безусловную заслугу Мономаху следует поставить. И использование на войне духовенства, религиозного воспитания для укрепления морального духа войск, особенно в тяжелой, гнетущей обстановке дальнего похода по вражеской территории. Славен Владимир Всеволодович еще и тем, что создал фактически первый на Руси труд по военной педагогике. Его знаменитое " Поучение " - не только ценнейший источник по военной истории и первый памятник военно-мемуарного жанра в нашей литературе, но и наставление по обучению будущего полководца и воина вообще. Далеко не всегда являясь примером христианской морали в отношениях со своими личными врагами, Мономах был или умел казаться таким примером в качестве правителя и защитника Руси, что нашло свое отражение и в " Поучении " . На первое место в своих воззрениях на воспитание будущих правителей и защитников Русской земли он ставил воспитание нравственное, завещая детям (скорее - внукам) быть справедливыми и милосердными, не лениться ( " да не застанет вас солнце в постели " ), вести жизнь честную, чистую, достойную защитника Отечества. Особую роль в подготовке воина-профессионала в то время играла охота. Заметно, что Мономах относился к ней как к важнейшему средству физической и морально-психологической подготовки бойца, универсальной форме обучения владению конем и оружием. Охота, с точки зрения Владимира Всеволодовича, это не отдых и развлечение, а тяжелый труд ( " труждахся ловы дея " ). Ища встречи с опасными зверями, Мономах постоянно готовил себя к войне. Не было в то время лучшего способа, чтобы закалять здоровье, развивать смелость, ловкость, силу, глазомер, быстроту реакции, без которых в рукопашном бою не прожить и минуты. Охота учила и массе полезных навыков, а при организации облав еще и развивала тактическое мышление. Неспроста Владимир Мономах так подробно перечисляет свои охотничьи подвиги. Будучи великим воином, он был и великим охотником. Разъезжая по степи и пущам, десятками ловил он диких коней-тарпанов и вязал их своими руками. Где бы ни княжил, охотился постоянно на самых разных зверей, закаляя душу и тело. На отважного охотника кидались медведи, бодали его олени, втаптывал в снег лось. Туры - огромные гнедые быки - дважды поднимали его на рога вместе с конем. Страшный вепрь, чуть-чуть промахнувшись, клыком, как бритвой, срезал с его бедра меч. Таинственный " лютый зверь вскочи ко мне на бедры и коня со мной поверже " . Без счета падал он с коня, разбивая голову, ломая руки и ноги, но никогда не падал духом, уповая на Бога, всегда готовый к походу и бою за Родину. |
| И впоследствии Владимир Мономах всегда желал, чтобы русские князья жили между собою в мире и согласии, общими силами защищали русскую землю от врагов и все вместе общим голосом решали всякие междоусобия свои и все вообще важнейшие вопросы. Поэтому и Олега Святославича Владимир Мономах звал в Киев, чтобы посоветоваться об общих делах и урядицах земли русской с другими князьями пред архиереями, духовными лицами, дружиною и старейшинами народа. Но Олег Святославич отверг этот мудрый совет, сказав гордо: «не меня судить игуменам да черни». Владимир Мономах даже войною хотел заставить Олега Святославича жить в Киеве и соединиться с другими князьями. Но съезд князей в Киеве так и не состоялся. Только в 1097 году, по настоянию и совету Владимира Мономаха, собрались русские князья того времени в г. Любече. Здесь они с общего согласия постановили такое решение: «зачем мы губим русскую землю, сами друг против друга начиная распрю, а половцы разоряют нашу землю и рады, что между нами война; теперь пусть будет в нас одно сердце и защитим русскую землю: пусть каждый охраняет свою отчину». Все князья целовали крест во свидетельство того, что они будут исполнять одно общее решение. «А кто отныне на кого пойдет, на того будем все и честный крест», сказали в заключение все князья и, целовав крест, разошлись по своим отчинам. Но согласие между русскими князьями было непродолжительно. Вскоре после Любечского съезда, князь Давид Игоревич, опасаясь своих родичей – князей Ростиславичей и особенно смелого и решительного князя Василька, подговорил великого князя Святополка захватить Василька Ростиславича. Святополк послушался и дозволил жестоко ослепить Василька. Когда Владимир Мономах услышал об этом, то он ужаснулся, заплакал и сказал: «такого зла еще не бывало в земле русской ни при отцах, ни при дедах наших». Вся земля русская поднялась тогда против великого князя Святополка, допустившего неслыханное злодеяние. Все русские князья, во главе с Владимиром Мономахом , подступили с своими войсками к Киеву. Уже готово было совершиться страшное кровопролитие. Святополк испугался и думал бежать из Киева. Но киевляне не пустили его. Зная миролюбивый характер и мудрость Владимира Мономаха, они поступили так: послали к нему мать его и митрополита. Митрополит от имени киевлян обратился к Владимиру Мономаху с такою речью: «молим, князь, тебя и братьев твоих, не губите земли русской. Если начнете между собою войну, то поганые будут радоваться и возьмут землю нашу, которую отцы ваши и деды приобрели великим трудом; храбро борясь за нее, они приискивали себе и другие земли, а вы хотите погубить свою». Услышав эти слова, Владимир Мономах заплакал и сказал: «поистине, отцы наши и деды берегли русскую землю, а мы хочем погубить». Князья примирились, но к сожалению, ненадолго. |
| Другие князья позволяли себе невоздержание: Мономах отличался целомудрием. Обществу сильно не нравилось в князе корыстолюбие; с неудовольствием видели, что внуки и правнуки св. Владимира отступают от правил этого князя, копят богатство, сбирая его с тягостию для народа; Мономах и в этом отношении был образцом добрых князей: с ранней молодости рука его простиралась ко всем, по свидетельству современников; никогда не прятал он сокровищ, никогда не считал он денег, но раздавал их обеими руками; а между тем казна его была всегда полна, потому что при щедрости он был образцом доброго хозяина, не смотрел на служителей, сам держал весь наряд в доме. Больше всех современных князей Мономах напоминал прадеда своего, ласкового князя Владимира: «Если поедете куда по своим землям (наказывает Мономах детям), не давайте отрокам обижать народ ни в селах, ни на поле, чтоб вас потом не кляли. Куда пойдете, где станете, напойте, накормите бедняка; больше всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, добрый или простой человек или посол; не можете одарить его, угостите хорошенько, напойте, накормите: гость по всем землям прославляет человека либо добрым, либо злым». Что детям наказывал, то и сам делал: позвавши гостей, сам служил им, и когда они ели и пили досыта, он только смотрел на них. Кроме усобиц княжеских, земля терпела от беспрестанных нападений половцев; Мономах с ранней молодости стоял на стороже Русской земли, бился за нее с погаными, приобрел имя доброго страдальца (труженика) за Русскую землю по преимуществу. В тот век народной юности богатырские подвиги Мономаха, его изумительная деятельность не могли не возбудить сильного сочувствия, особенно когда эти подвиги совершались на пользу земле. Большую часть жизни провел он вне дома, большую часть ночей проспал на сырой земле; одних дальних путешествий совершил он 83; дома и в дороге, на войне и на охоте делал все сам, не давал себе покою ни ночью, ни днем, ни в холод, ни в жар; до света поднимался он с постели, ходил к обедне, потом думал с дружиною, оправливал (судил) людей, ездил на охоту, или так куда-нибудь, в полдень ложился спать и потом снова начинал ту же деятельность. |
| Наконец, в 1097 году, составился общий съезд Князей в Любече, в котором участвовали все главные представители княжеских родов Ярославова потомства: Святополк, Мономах, Давыд Игоревич, Василько Ростиславичь, Давыд и Олег Святославичи. Замечательно, что съезд был не в Киеве, куда так долго зазывали и не могли зазвать Олега и других Князей. Это намекает, что удельные князья или не доверяли Святополку и Мономаху, или не хотели унизиться перед Великим Князем и считали его почти равным себе, каковым, кажется, и был Святополк. И так мысль Мономаха, сделаться главою князей, не бывши Великим Князем, почти оправдалась, что еще яснее увидим в последствии. На Любечском съезде, после долгих споров, решились восстановить раздел Ярославов, и каждому роду возвратить свою отчину, т. о., Изяславову роду Киев, Святославову Чернигов, Всеволодову Переяславль, Игорю Владимир Волынский со всеми областями, причисленными к этим уделам еще Ярославом. Но, кажется, восстановление Ярославовой системы было только на словах; на деле же всех больше выиграл Мономах, за которым остались Смоленск и Новгород, не принадлежавшие к Всеволодову уделу; Великий же Князь, потерял Владимир Волынский, по смерти Игоря причисленный было к Изяславову роду, а теперь возвращенный Игореву сыну, Давыду; а также лишился Перемышля и Теребовля, уступленных Володарю и Васильку Ростиславичам, отец которых не имел участия в Ярославом разделе. Кажется, Мономах о Ярославовой системе вовсе не думал, а из того только хлопотал о Княжеском съезде, чтобы выгоднее помириться с Святославичами и, с общего согласия, увеличить свой удел. Он видел, что Святополк – плохой ему помощник в борьбе с князьями Черниговскими, и что эта борьба будет бесконечна, ибо умный и храбрый Олег, выгнанный из Руси, всегда мог находить убежище в своей отдаленной Тмутаракани и возвращаться оттуда на Русь с новыми полчищами Половцев. Если бы Мономах думал вполне восстановить Ярославову систему, то ему всего лучше было безудельных Ростиславичей, посадить в Смоленском уделе, который оставался без родового князя за прекращением Вячеславова потомства, или, по крайней мере, отдать этот удел Святополку, в вознаграждение за уступку Перемышля и Теребовля, если бы Ростиславичи не захотели оставить этих городов. Не сделавши же этого, Мономах не прекращал междоусобий, а только переменял враждующие партии и приобретал себе союзников, вместо слабого Святополка, храбрых и сильных Святославичей, и еще более утверждал за собою первенство между удельными Князьями, которое охотно ему уступали Святославичи, довольные видимо добровольным возвращением их отцовского наследия. |
| (подбирая слова) Как бы сказать, чтоб ты понять смогла… Гита (перебивая) Мне говорил Олег, я не забыла: Теперь ты — с силой без великого стола, А у него — великий стол без силы! Мономах Пусть это так! Но Русь моя Жива, хоть и полна слезами, И больше жизни жажду я: Пойти на половца с князьями! (с жаром) Покуда русский род не вымер, Нам бы вернуть былую честь… Гита (прижимаясь к мужу) Ох, и мечтатель ты, Владимир, Мономах (слегка обижаясь) Не обессудь — каков уж есть! Гита (покрывая его лицо поцелуями) И я люблю тебя за то, Что, по Руси не правя тризну, Ты любишь, как другой никто — Ох, слово трудное — Отчизну! Мономах Она и для тебя теперь Своей отныне стала тоже! И для меня она, поверь, С тобой роднее и дороже! Гита (качая головой) О, сколько пролила я слез, К ней привыкая через слезы… Летом — жара, зимой — мороз, И — эти странные березы… Потом гляжу — здесь знают в моде толк, И в книгах смыслят, буквы разбирая. И Русь за дверью — не медведь и волк, А красота — от края и до края! Сначала полюбила я весну, Потом уже скучать стала о лете, И, наконец, березы белизну Впервые рассмотрела на рассвете… Мономах (смеясь) Вот, что писала тетушка моя Нам из из Парижа — Анна Ярославна: В какую глухомань попала я! То Франция! А дальше — и подавно! Гита Да, много городов, рек, гор, полей! Но пусть не обижаются все страны, А Русь твоя, и правда, всех милей… Раздается стук в дверь, и появляется взволнованный гридень. Мономах Что там еще? Гридень Там половцы, князь! Ханы!.. Тот же зал. Только теперь освещен трон и затемнен угол с летописцем. Около трона, в ожидании выхода Мономаха, стоят: Архиепископ, Ратибор с сыном Олбегом и три вооруженных гридня. Вдоль стены — старшие дружинники и бояре. Летописец выходит из своего угла и с деловым видом направляется к трону. В руках у него грамота — свиток, со свисающей на шнурке печатью. Летописец (объясняя на ходу) Наутро, в предрассветный час К Переяславлю — не с дарами! — Пришли две рати и тотчас Покрыли всё вокруг шатрами. Два знамени: одно — змея, |
| Встретив в Киеве тело друга своего, привезённое сюда для погребения. Мономах уселся, наконец, в своём Чернигове – отдыхать после стольких военных успехов, Впрочем, этот отдых, всецело посвящённый охоте за разными зверями, далеко не ограждал жизнь Мономахову от тех опасностей, каким подвергалась она на поле битв, о чём сам Мономах повествует в поучении своём, следующее: «А се в Чернигове деял есмь: конь диких своима руками связал есмь, в пушах 10–20 живых конь, а кроме того иже по рови ездя имал есмь своима руками те же кони дикие, тура мя 2 метала на розех и с конем, олень мя один болъ, а 2 лоси, один ногами топтал, а другой рогами болъ, вепрь ми на бедре мечь отял, медведь ми у колена подъклада укусил, лютый зверь скочил ко мне на бедры, и конь со мною поверже: и Бог неврежена мя съблюде» 27 . Но охотясь в Чернигове, Мономах не забывал о распространении влияния своего на другие, более отдалённые края России, и в 1088 г., когда Святополк Изаславич добровольно перешёл из Новгорода в Туров, поближе к Киеву, Всеволод, ничего не делавший без Мономаха, назначил в Новгороде сына Мономаха, а своего внука, 12-летнего Мстислава. Это распоряжение Всеволода, уже ослабевшего и в силах, и в управлении, было последним: чувствуя приближение смерти, вел. князь призвал к себе обоих сыновей своих Мономаха и Ростислава, и в присутствии их умер в Киеве, 13 апреля 1093 г., а на другой день с плачем погребён детьми в Киево-Софийском соборе. Рассказывая о событии смерти Всеволодовой, летописец говорит: «Володимер же начал размышляти: аще сяду на столе отца своего, то имам рать с Святополком взяти, яко есть стол преже от отца его был. И размыслив посла по Святополка Турва, а сам иде Чернигову; а Ростислав Переяславлю» 28 . Следовательно, Мономах колебался, не сесть ли ему после отца на киевском престол и если не решился на это, то, может быть, столько же по чувству действительного уважения к родовому старшинству Святополка, сколько по неуверенности в расположении к себе и киевлян, хотя не слишком-то преданных потомству Изяслава, отказывавшегося отстаивать Киев от половцев, и вовсе не сочувствовавших потомству Святослава, столько раз приводившему в Россию половцев, но с тем вместе очень недовольных угнетениями тиунов в правление Всеволода результатами которого было признание лучших киевлян Святополку, что земля их оскудела от рати и продаж. |
| Письмо Мономаха напрямую связано с этими событиями. Исследователи единодушны в высокой оценке этого памятника, прежде всего, с нравственной точки зрения. И в самом деле, Мономах прощает убийцу своего сына (при том, что погибший приходился крестным сыном Олегу, т. е. было совершено двойное преступление, своего рода сыноубийство!), сам кается (!) перед ним и утешает (!) его и предлагает заключить мир, забыв о прежних обидах. Как отмечает Д. С. Лихачев, мировая история не знает «ничего похожего» на это «письмо победителя Мономаха к своему побежденному врагу» (Лихачев Д. С. Великое наследие. М., 1979. С. 142–144). В отношении этой справедливой оценке можно, пожалуй, сделать лишь одно уточнение: у нас нет уверенности в том, что письмо Мономаха было написано после окончательного поражения Олега; скорее, как мы увидим, наоборот. Война Олега с сыновьями Мономаха продолжалась ровно полгода: с начала сентября 1096 г. по самый конец февраля 1097 г. По-видимому, можно поискать основания и для более точной датировки письма. Еще И. М. Ивакин отметил, что, судя по содержанию самого письма, оно было написано до битвы на Кулачке: во-первых, Мономах не считал войну с Олегом оконченной («али хочеши тою убити, а то ти еста», – писал он Олегу о своих сыновьях); во-вторых, ко времени написания письма два сына Мономаха «ели» «хлебъ дедень», т. е. находились в своем уделе, а сам Олег сидел «в своемъ» – именно такая ситуация сложилась после того, как Олег в первый раз отступил к Мурому, а Мстислав занял Суздаль. Следовательно, делает вывод И. М. Ивакин, письмо написано в декабре 1096 – январе 1097 г. (Ивакин И. М. Князь Владимир Мономах и его Поучение. Ч. 1: Поучение детям; Письмо к Олегу и отрывки. М., 1901. С. 3:4). Этот вывод можно уточнить. В самом начале письма (если мы верно определяем слова, которыми оно начинается в летописи) Мономах как будто обнаруживает знакомство с молитвословиями недели мясопустной (канун масленицы). Завершается же письмо прямой цитатой из тропаря, который читается в Псалтири после 3-й кафизмы и который звучит в церкви на утрени в понедельник, соответствующий т. н. «3-му гласу». В 1097 г. это песнопение звучало в церкви, в частности, понедельник сырной седмицы (9 февраля) (Об этом писал Н. В. Шляков: О поучении Владимира Мономаха //ЖМНП. 1900. Июнь. С. 228–230, 236; однако он относил интересующий нас текст (и в начале, и в конце письма) к «Поучению» Владимира Мономаха и, в соответствии со своей датировкой «Поучения», искал для него место в церковном календаре 1106 г.) |
| Еще более существенно другое обстоятельство. В своем письме Мономах упоминает о младшем брате Мстислава, готовом принять участие в переговорах («то ти седить сынъ твои хрьстныи с малым братомъ своимь»). Ранее считалось, что речь идет о малолетнем Юрии (будущем Долгоруком), дату рождения которого – 1090 г. – называет В. Н. Татищев (История Российская. Т. 2. С. 96). Однако, как показали последние исследования (см.: Назаренко А. В. Неизвестный эпизод из жизни Мстислава Великого//Отечественная история. 1993. 2. С. 69), эта дата ошибочна: Юрий появился на свет от второй жены Мономаха (умершей в 1107 г.), причем брак с ней был заключен, во всяком случае, после 1096 г. (в письме к Олегу Мономах упоминает как о живой о матери Изяслава, т. е. о своей первой жене Гиде Гаральдовне). В таком случае, возникает вопрос: кто же был тем «малым братом» Мстислава, который упоминается в послании? Ясно, что речь идет об одном из трех младших сыновей Мономаха от его первого брака – Святославе, Ярополке или Вячеславе. О первых двух источники в связи с событиями междоусобной войны ничего не сообщают. Зато о Вячеславе известно, что он был послан отцом с половцами на помощь Мстиславу. Исходя из того, что Вячеслав во главе конного половецкого отряда появился у Суздаля в четверг 2-й недели Великого поста, можно предположить, что он выступил из Переяславля незадолго до начала поста , т. е. на сырной седмице (масленице) (9–14 февраля) 1097 г. В таком случае, кажется очень вероятным, что именно через Вячеслава и должно было быть передано послание Мономаха Олегу и именно Вячеслав (младший на тот момент из сыновей Мономаха) и имелся в виду как «малый брат» Мстислава, сидящий вместе с братом, «хлебъ едучи дедень». (Именно так полагал еще Н. М. Карамзин , мнение которого было поддержано В. А. Кучкиным: Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 69.) Предложенная датировка письма позволяет несколько уточнить позицию Мономаха в отношении Олега. Владимир Всеволодович, несомненно, искренне предлагал Олегу мир. Однако одновременно с исполненным христианского смирения и братолюбия письмом он посылал войско своему старшему сыну для возможного противодействия тому же Олегу. В этом нет и тени двоедушия, зато есть прозорливость умудренного опытом князя. В отличие от Мстислава, поверившего в искренность Олега и распустившего свои войска, Мономах допускал два варианта развития событий. Можно быть уверенным, что если бы Олег пошел на мир, Мономах сдержал бы те обещания, которые давал в письме. (Как он сдержал их после поражения Олега.) Случилось по-другому, и не он был в том повинен. Заметим, кстати, что именно посланное вместе с Вячеславом войско из союзных Мономаху половцев решило исход битвы на Кулачке и, в итоге, исход войны между Мономахом и Олегом. |
| В этот же период написаны были жития Св. Ольги и Св. Владимира монахом Иаковом, а также два отличных одно от другого повествования о смерти князей Бориса и Глеба, из которых одно приписывается тому же монаху Иакову. От современника Мономахова, киевского митрополита Никифора, родом грека, осталось одно Слово и три Послания: из них два обращены к Владимиру Мономаху , из которых одно обличительное против латин. Тогда уже окончательно образовалось разделение церквей; вражда господствовала между писателями той и другой церкви, и греки старались привить к русским свою ненависть и злобу к Западной церкви. Другой современник Мономаха, игумен Даниил, совершил путешествие в Иерусалим и оставил по себе описание этого путешествия. Несомненно, кроме оригинальных и переводных произведений собственно религиозной литературы, тогда на Руси была еще поэтическая самобытная литература, носившая на себе более или менее отпечаток старинного язычества. В случайно уцелевшем поэтическом памятнике конца XII века: «Слово о полку Игоря» упоминается о певце Бояне, который прославлял события старины и между прочим события XI века; по некоторым признакам можно предположить, что Боян воспевал также подвиги Мономаха против половцев. Этот Боян был так уважаем, что потомство прозвало его Соловьем старого времени. Сам Мономах написал «Поучение своим детям», или так называемую Духовную. В ней Мономах излагает подробно события своей жизни, свои походы, свою охоту на диких коней (зубров?), вепрей, туров, лосей, медведей, свой образ жизни, занятия, в которых видна его неутомимая деятельность. Мономах дает детям своим советы как вести себя. Эти советы, кроме общих христианских нравоучений, подкрепляемые множеством выписок из Священного Писания , свидетельствующих о начитанности автора, содержат в себе несколько черт любопытных, как для личности характера Мономаха, так и для его века. Он вовсе не велит князьям казнить смертью кого бы то ни было. «Если бы даже преступник и был достоин смерти, – говорит Мономах, – то и тогда не следует губить души». |
|
|
