| Выдающийся государственный деятель и полководец, он начал свою военно–политическую деятельность в возрасте тринадцати лет. В 1066–1070 гг. княжил в Ростове, в 1070–1072, 1077–1078 гг. – в Смоленске, в 1072–1076 гг. – во Владимире-Волынском, в 1076–1077, 1078–1094 гг. – в Чернигове, в 1094–1113 гг. – в Переяславле, в 1113–1125 гг. – в Киеве. По его собственным подсчетам, совершил 83 больших военных похода по Руси, Европе и половецким степям. Первый самостоятельный поход состоялся в 1066 г., когда Владимир Мономах был отправлен отцом из Переяславля в Ростов «сквозе вятиче». В 1076 г. он возглавил русское войско, помогавшее полякам в войне против германского императора Генриха IV. С конца 70-х годов до начала 90-х годов совершил 12 успешных походов против половцев; в 1095 г. разбил отряды половецких ханов Итларя и Китана, в следующем году – отряд Тугоркана. В начале XII в. организовал серию общерусских походов в половецкие степи, отказавшись от тактики оборонительных боев; в результате ряда глубоких рейдов кочевники были разбиты и ушли из пограничных с Русью степей. Владимир Мономах сыграл большую роль в урегулировании межкняжеских отношений в первой четверти XII в., он был инициатором княжеских съездов 1097, 1100, 1103 гг., где призывал сохранять феодальную раздробленность государства («кождо да держит отчину свою»), но одновременно помнить об общерусском единстве и выполнять договорные обязательства по борьбе с половецкой опасностью и княжескими «которами». Владимир Мономах стремился смягчить социальные противоречия, в его Уставе, позднее включенном в Русскую Правду, была упорядочена система взимания процентов ростовщиками, регламентирована запись в холопство, облегчено положение закупов (должников), обеспечены права купечества. Владимир Мономах – один из первых мирских писателей Древней Руси, хорошо знакомый с русской и европейской литературными традициями. Он известен как автор Поучения, адресованного детям и «ин кто прочтет» и включенного в Лаврентьевскую летопись под 1096 г. |
| Используя накопленные для борьбы с половцами военные ресурсы, Мономах контролировал всю Русскую землю и правил ею властной рукой. Владимир был милостив к мятежникам, но за повторно начатую усобицу карал беспощадно. Сыновья Мономаха успешно воевали с чудью на севере (Мстислав), с болгарами на востоке (Юрий) и с половцами на юге. Переяславский князь Ярополк Владимирович продолжал походы против степняков (в 1116 и 1120 гг.), после которых они бежали на Кавказ и в Венгрию. Он же ходил на Дунай подчинять Киеву вольные дунайские города. Полоцкая земля была покорена. Ее окончательное (хотя и временное) присоединение к Киеву произошло уже после смерти Владимира, в 1127 г. С 1122 г. были восстановлены дружественные отношения с Византией, ставшие теперь традиционными. Умер Владимир Мономах в 1125 г., в возрасте 72 лет, передав сыну Мстиславу Великому огромную державу. Следует особо остановиться на боевом опыте этого выдающегося полководца, имя которого прогремело по всей Европе и Передней Азии. Главной заслугой Владимира Всеволодовича является то, что он, еще на став великим князем, силой своего авторитета сумел объединить прочих князей на борьбу с врагом, разорявшим Русь, а также то, что он ценой колоссальных усилий сумел вырвать у половцев стратегическую инициативу и перенести войну на их территорию и серией последовательных ударов заставил держаться подальше от русской границы. С отражением в 1113 г., под крепостью Вырь, последней попытки половцев вернуть себе инициативу в войне оставалось лишь добивать их, что и было выполнено Ярополком в походах, в 1116 и 1120 гг. Такие качества характера Владимира Всеволодовича, как огромное трудолюбие и энергия, определили и черты его полководческого таланта. Как военачальник он вырос на границе в постоянных тревогах, среди рейдов и погонь. Стиль Мономаха-полководца - максимальная быстрота, внезапность, решительность (из Чернигова к осажденному полочанами Смоленску - форсированным маршем - одву-конь!). Молниеносные, скрытые марши и столь же стремительные нападения (1096, 1107, 1113 гг.). Быстрота действий, стремление решить кампании и войны сражением, разгромом противника, ведение войны на уничтожение его живой силы - качества, которые во все времена отличали выдающихся полководцев! Единственное свое крупное поражение (на Стугне) Мономах потерпел из-за того, что его инициатива была скована чужой волей, а к его советам не прислушались. |
| По Псалтыри пели молитвы в церкви и дома, сызмальства обучались по ней четью-петью церковному – чтению одновременно с пением, она была первым и единственным на протяжении многих столетий букварем, и по Псалтыри же решались как личные судьбы, так и всего государства. Извлечения из Псалтыри предваряют его собственные наставления детям, о которых он говорит: если вам мои не понравятся, то хотя бы передняя принимайте. Владимир Мономах поучает своих детей и тому, как и когда молиться, приводит примеры утренних, вечерних и покаянных молитв. В «Поучении» молитвы играют не менее важную роль, чем в «Сказаниях о Борисе и Глебе», основанных на молитвах, как «Поучение» – на Псалтыри, которая, в свою очередь, тоже является сводом библейских молитв. Но в «Повести временных лет» сразу же за «Поучением» помещена еще одна молитва , впрямую никак с ним не связанная. Одни исследователи считают, что это продолжение «Поучения», дополнение к нему. Другие видят в ней самостоятельное произведение, принадлежащее Владимиру Мономаху точно так же, как его «Письмо» к Олегу Святославичу. Несомненно лишь одно: в летопись включены три произведения, связанных с именем Владимира Мономаха , – «Поучение», «Письмо» и «Молитва»; в первом он обращается к детям, во втором – к двоюродному брату Олегу Святославичу, а в третьем – к Богу. Они написаны в разное время и по разным поводам, но в «Повести временных лет» представлены вместе, одно за другим, как единое произведение, состоящее из трех частей, – древнерусский триптих. В первой части Владимир Мономах поучает и наставляет своих детей в том, как строить собственную и государственную жизнь, сохраняя в сердце самый главный закон – страх Божий. Во второй – обращается к тому самому Олегу «Бориславовичу» из «Слова о полку Игореве», прославившемуся принесенным им горем, в том числе и убийством младшего сына самого Мономаха Изяслава, который был его крестным сыном. Отсюда эти слова в письме Мономаха – «дитя мое и твое». Олег убил их общего сына. Но даже в этой крайней ситуации Владимир Мономах пытается найти пути к примирению, а не мщению, дабы Русскую землю не погубить, избежать еще одного преступления – братоубийства. |
| По Псалтыри пели молитвы в церкви и дома, сызмальства обучались по ней четью-петью церковному – чтению одновременно с пением, она была первым и единственным на протяжении многих столетий букварем, и по Псалтыри же решались как личные судьбы, так и всего государства. Извлечения из Псалтыри предваряют его собственные наставления детям, о которых он говорит: если вам мои не понравятся, то хотя бы передняя принимайте. Владимир Мономах поучает своих детей и тому, как и когда молиться, приводит примеры утренних, вечерних и покаянных молитв. В «Поучении» молитвы играют не менее важную роль, чем в «Сказаниях о Борисе и Глебе», основанных на молитвах, как «Поучение» – на Псалтыри, которая, в свою очередь, тоже является сводом библейских молитв. Но в «Повести временных лет» сразу же за «Поучением» помещена еще одна молитва, впрямую никак с ним не связанная. Одни исследователи считают, что это продолжение «Поучения», дополнение к нему. Другие видят в ней самостоятельное произведение, принадлежащее Владимиру Мономаху точно так же, как его «Письмо» к Олегу Святославичу. Несомненно лишь одно: в летопись включены три произведения, связанных с именем Владимира Мономаха , – «Поучение», «Письмо» и «Молитва»; в первом он обращается к детям, во втором – к двоюродному брату Олегу Святославичу, а в третьем – к Богу. Они написаны в разное время и по разным поводам, но в «Повести временных лет» представлены вместе, одно за другим, как единое произведение, состоящее из трех частей, – древнерусский триптих. В первой части Владимир Мономах поучает и наставляет своих детей в том, как строить собственную и государственную жизнь, сохраняя в сердце самый главный закон – страх Божий. Во второй – обращается к тому самому Олегу «Бориславовичу» из «Слова о полку Игореве», прославившемуся принесенным им горем, в том числе и убийством младшего сына самого Мономаха Изяслава, который был его крестным сыном. Отсюда эти слова в письме Мономаха – «дитя мое и твое». Олег убил их общего сына. Но даже в этой крайней ситуации Владимир Мономах пытается найти пути к примирению, а не мщению, дабы Русскую землю не погубить, избежать еще одного преступления – братоубийства. |
| Удачно защитивши собственные владения, Глеб Всеславич стал напирать к Днепру и Припети, занял Оршу и Копыс, принадлежавшие к Смоленскому княжеству, потом начал воевать живших по Припети Дреговичей, причислявшихся к Киевскому княжеству, и сжег их город Слуцк. Владимир Мономах , тогдашний старший Князь в Приднепровье, несколько раз, посылал к Глебу с требованием, чтобы он перестал делать набеги и признал его старейшинство между князьями; но Глеб и не думал признавать Мономахова старейшинства над собою и продолжал напирать к Днепру и Припети. Тогда Мономах в 1116 году сам с своими сыновьями и с Черниговскими Князьями Давыдом Святославичем и Ольговичами отправился в Смоленск и оттуда начал движение на Минские города; по его распоряжению, сын его Вячеслав взял Оршу и Копыс, а другой сын Ярополк с Давыдом Святославичем заняли Дрютск, сам же Владимир осадил Минск, где заперся Глеб. Владимир, чтобы вернее вести осаду Минска, начал строить башню перед своим лагерем против города: Глеб из этого построения понял, что Мономах не хочет отходить, не взявши Минска и что отсидеться нет надежды, и посему поспешил вступить в переговоры с Владимиром, и сам со своими детьми и дружиною пришел к нему в лагерь с поклоном, прося мира и обещаясь быть у него в послушании. Владимир, довольный покорностью, дал ему мир и оставил княжить в Минске, обязав клятвою быть послушным. Но Глеб, по удалении Мономаха в Киев, не думал исполнять клятвы, данной в крайности; и в 1119 году Мономах снова явился под Минском, взял город с бою и самого Глеба отвез пленником в Киев, где тот, в том же году, и скончался. После Глеба, осталось трое сыновей: Ростислав, Володарь и Всеволод, которые и поделили между собою оставленные за ними Мономахом города Минского княжества. Между тем, князь Давыд Всеславич, первоначально изгнанный братьями и скрывавшийся у Черниговских князей, успел при чьей-то помощи, или по соглашению с Полочанами, воротиться на родину и выгнать из Полотска своего брата Бориса. В это дело вмешался Великий Князь Киевский Мстислав Владимирович, тесть Борисова сына Брячислава, желавший воспользоваться этим случаем, чтобы подчинить себе Полотскую землю. |
| Не верю я, чтоб Бог нам не помог! (Мономаху) Да я хоть завтра, то есть нынче в бой! В Степь — значит, в Степь, без разговоров пряных. Я — русич и пожертвую собой, Лишь бы скорее перебить поганых! За дверью неожиданно слышится топот, крики: «Стой!», «Куда?!», затем шум борьбы и жалобный стон. Мономах С ума сошли — побудят же детей! Нашли, когда и где повеселиться… Ратибор (виновато) Охрана — трое молодых людей. (повышая тон и растирая на ходу кулак) Сейчас у них постарше будут лица! Ратибор выходит, и за дверью слышится его грозный голос. Ратибор Что тут за шум? И это еще что? 1-й молодой голос Да вот, вбежал и ну ломиться в терем! 2-й молодой голос Мы думали, это из наших кто… 3-й молодой голос А это раб — глазам своим не верим! Ратибор И я не верю собственным глазам — Какой-то раб навел на гридней страху! А ну-ка, дайте, я займусь им сам… Кто ты? Куда?! Зачем?!! (слабый, сдавленный голос) Я — к Мономаху… Ратибор возвращается, вталкивая перед собой худого, изможденного человека. На шее у того обрывок грязной веревки, на драном половецком халате — следы запекшейся крови. Ратибор Вот, княже, говорит, прости, к тебе! А кто, зачем — пока не отвечает… Прикажешь попытать его в избе? Мономах (пряча в бороде улыбку) Ну кто же сразу так гостей встречает? (оглядывает пленника) По лику — не степняк… Ратибор По силе тоже! Что, князь Владимир, будем делать с ним? Беглец (падая на колени, радостно) Ты князь Владимир? Слава Тебе, Боже! Ратибор (окончательно убеждаясь) И речью можно приравнять к своим! Мономах (с сочувствием пленнику) Да, вижу, нелегка была дорога! Переяславльский? Мой? От половца беглец? Беглец (путаясь в словах) Нет, то есть да… Беглец! Но, ради Бога! Дайте воды! Иначе мне конец… Ратибор зачерпывает ковшом из кадки воду и подает его пленнику. Тот с жадностью припадает к нему. Мономах (беглецу — дождавшись, пока он напьется) Ну, говори! Зачем тебе я нужен? (затем — Ратибору) А ты потом скажи, да и проверь, Чтоб дали ему, что надеть и ужин… Ратибор (с усмешкой кивая на окно) |
| Понятно, что подобные события на севере произвели весьма различные впечатления на юге: обеспокоив Олега, они порадовали Святополка и в особенности Мономаха. По совету последнего, без чего Святополк уже начинал не ступать ни шага, к Олегу был послан зов явиться в Киев, для ряду о русской земле пред епископами и мужьями отцов. «Олег же, – повествует летописец, – всприим смысл буй и словеса величава, рече сице: „несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом“; и не всхоте ити к братома своима» 36 . В сущности, Олег не доверял чистоте намерений Святополка и Мономаха, из которых первый ни в ком не возбуждал никакого доверия, а последний вероломным убийством половецких послов окончательно уронил себя в глазах прямодушного Олега, виновность которого пред потомством и историей, состоящая в непростительном, конечно, наведении на Русь половцев, зависела единственно от постоянной несправедливости к нему, сначала дяди, потом двоюродных братьев. Так или иначе, отказ Олегов явиться в Киев был сигналом к новому междоусобию, которое начали Святополк и Мономах, двинувшись, в 1096 г., к Чернигову. Олег заперся в Стародубе; князья осадили этот город, стояли под ним 33 дня, повели осаждённых до совершенного изнеможения – и Олег запросил мира. Спокойный теперь насчёт обладания Черниговом, Мономах посоветовал отпустить Олега в Смоленск к Давиду, под клятвой явиться вместе с братом на суд и ряд в Киев. Но Олег, не впущенный гражданами в Смоленск, удалился в Рязань, где так же, как Давид в Смоленске, не спешил обещанной поездкой в Киев; вследствие чего Святополк и Мономах пошли на Святославичей, явились к Смоленску и тут неожиданно примирились с Давидом. Причина такого примирения объясняется, может быть, тем что половецкие ханы Боняк и Куря, пользуясь отсутствием Святополка и Владимира, с чрезвычайным успехом опустошали: один – окрестности Киева, другой – Переяславля, чем соблазнился и Тугоркан, тесть Святополка, явившийся, в свою очередь, поживиться лёгкой добычей. Однако Святополк и Владимир успели накрыть Тугоркана на самом грабеже, сразились с ним у Переяславля, и Тугоркан был убит, а тело его Святополк похоронил с честью на пожарище загородного Берестовского дворца, сожжённого половцами. |
| В Переяславле Мономаху приходилось терпеть с дружиною нужды всякого рода, даже голод, страдая больше всего от беспрерывных вторжений половцев, которых переславцам удалось одолеть только один раз: «идохом, – говорит Мономах, – на вои их за Римов (с. Рим, на границе Роменского, Лохвицкого и Прилуцкого уездов) и Бог ны поможе». Но так как способность несокрушимо противостоять упорно сменяющимся бедствиям и безупречно выходить из борьбы с ними составляет удел душ, поистине возвышенных, то душа Мономахова не принадлежала к этому разряду, о чём можно судить по одному из переяславских событий 1095 г. В этом году половецкие вожди Итларь и Китан дружелюбно явились к Мономаху договариваться о мире. Из них Итларь, личная безопасность которого была ограждена клятвою самого князя переяславского, вошёл с лучшими людьми в Переяславль и стал на дворе вельможи Мономахова Ратибора, а Китан мирно расположился с дружиною близ города, между двумя валами, и взял в тали, или заложники, сына Мономахова, малолетнего Святослава. Тогда же был зачем-то в Переяславле один из бояр Святополковых, Славата, по внушению которого Ратибор и родичи его стали советовать Мономаху убить Итларя со всеми его людьми, на что Мономах первоначально ответствовал: «како се могу створити рот (к присяге) с ними ходив?» но вероломные советники не унимались: «Княже! – говорили они Владимиру, – нету ти в том греха; да они всегда к тобе ходаче роте, губят землю Русьскую и кровь хрестьянску проливают безперестани». И, – продолжает летописец, – «послуша их Володимер»... Ночью единомышленники Ратибуровы вышли с отрядом торков из города, пробрались в валы Китановы, выкрыли оттуда Святослава, убили самого Китана и уничтожили всю его дружину Наутро Ратибор приготовил вооружённых людей и велел им вытопить избу, а Владимир прислал отрока своего, Бяндюка, сказать Итларю и его дружине: «Зовет вы князь Владимер; рекл тако: обувшеся, в тепле избе заутрокавше у Ратибора, приедите ко мне». Не зная ничего о судьбе Китановой, Итларь отвечал княжескому отроку: «тако буди» – и без всякого опасения вошёл со своими в тепло натопленную избу. Но тут люди Ратиборовы немедленно заперли половцев, влезли на крышу, проломили её, и Олбег, сын Ратибора, натянув лук, пустил оттуда стрелу в самое сердце Итларю, после чего точно таким же образом были перестреляны и все люди Итларевы 34 . Совершив это гнусное убийство, Мономах соединил дружину свою с дружиной Святополка, и оба князя отправились к становищам или вежам половецким, начинавшимся тогда за Голтавою (нынешней Голтвою, в Кобеляком уезде Полтавской губернии), захватили там скот, лошадей, верблюдов, вывели оттуда множество рабов и, на возвратном пути домой, были по пятам преследуемы мстительными дикарями, один отряд которых сжёг городок Юрьев на р. Роси, а с другими Святополк наскоро заключил перемирие. |
| Заметим кстати, что, по сказанию позднейшей и менее других достоверной летописи, войско Мономаха действовало во Фракии так удачно, что Алексей Комнен, желая прекратить невыгодную для него войну с Русью, стал искать мира, для заключения которого прислал в Киев митроп. ефесского Неофита, а с ним – богатые дары Мономаху: венец царский, крест из животворящего древа, сердоликовую чашу, по преданию, принадлежавшую Августу, бармы и другие регалии, будто бы тогда же, употреблённые Неофитом для царского венчания Мономаха 48 . Но так как самое событие русского похода во Фракию не подтверждается другими летописями, а сказание о венчании Мономаховом не восходит ранее времён Ивана Грозного, то, не останавливаясь на этом сказании, в сущности не важном, можно, кажется, безошибочно приписать его изобретению самого Ивана Грозного или грамотеев-дьяков того времени, искавших какого-нибудь основания для мысли Грозного – торжественно венчаться на царство, мысли, как известно, проведённой Грозным в исполнение и с той поры обратившейся в непременный обряд 49 . После столкновений с Грецией, отношения с которой не возобновлялись до выдачи в замужество за одного из Комненов внучки Мономаховой, дочери Мстислава Новгородского, Мономах, в 1117 г., ходил войной на сына Святополка, Ярослава Владимиро-Волынского жившего дурно с женой своей, тоже Мстиславовной, и два месяца держал его в осаде, после чего Ярослав смирился, но в следующем, 1118 г., бежал в Польшу, что вынудило Мономаха вторично прийти к Владимиру-Волынскому и посадить тут сына своего Романа. В 1180 г. Мономах посылал сына своего Мстислава отнять Минск у Глеба Всеславича, тогда же заточенного в Киев и тут умершего, а в 1121 г. лично отразил набег берендеев, чем до того напугал торков и печенегов, что они бежали, не дожидаясь отпора. В 1123 г. Мономах узнал о появлении к Владимиру возвратившегося из Польши Ярослава Святополковича, и, несмотря на свои семьдесят лет, сбирался идти туда лично, но был остановлен вестью о неожиданной смерти Ярослава, убитого двумя поляками, подосланными сыном Мономаха Андреем 50 , княжившим тогда во Владимире, после умершего Романа. |
| В 1093 г. возбужденная улица вновь готова была поднять мятеж, чтобы не пустить на киевский стол Владимира Мономаха, сына нелюбимого Киевом умершего князя Всеволода. Как оказалось, горожане вновь крупно ошиблись. Эти два десятка лет были тяжелым испытанием для Киева. Умерший в 1113 г. князь Святополк ознаменовал свое долгое правление притеснением и черного люда, и бояр, насилием и грабежами, которые творила в городе его дружина, покровительством ростовщикам-лихоимцам, дравшим с горожан три шкуры в счет процентов и обращавшим их в рабство за долги. Грабительское ростовщичество процветало не только в среде киевской хазарской общины, ему обучилось и ближайшее окружение князя… И вот 20 лет спустя толпа погромщиков требует из всех претендентов на киевский стол некогда отвергнутого ими Мономаха. Едва успев похоронить Святополка, киевская знать, опасаясь усиления мятежа, призвала князя Владимира без промедления занять киевский стол. Но Мономах, ждавший этого момента 20 лет… отказался. Мятеж — одна из древнейших схем человеческого поведения. Мятеж начинается с выхлопа неудержимых страстей, руководится ими, заражает ими все вокруг в прогрессирующей степени. И способов усмирения мятежа придумано немало: подавление грубой силой, возглавление его, перенаправление его энергий, переговоры, уступки и пр. Князь Владимир Мономах первым в русской истории противопоставил игре мятежных страстей толпы укрощение страстей собственных, личных. Да и позднее такой образ действий правителя-христианина на Руси и в России встречался нечасто. Чтобы научиться смирять себя, Мономаху понадобились те самые 20 лет. Казалось бы, в 1093 г. иных претендентов на киевский «златой стол», более достойных, чем он, не было. Соправитель отца, удачливый полководец, добрый христианин, рассудительный политик. Однако Владимир не был старшим в роду Рюриковичей и по закону должен был уступить двоюродному брату Святополку, князю нехраброму, неумному, лукавому, политически безрассудному. На сторону Святополка встали «старейшие» бояре, духовенство и простонародье. Мономаха убеждали не идти против правды Божьей и человеческой, не начинать войну за власть. И он уступил — несмотря на то, что власть уже реально была в его руках, а Святополк со своей малой дружиной прозябал в далекой провинции и никак не мог стать равным ему противником. Летописец приводит размышления князя: Мономах отказывается от вражды с братом и кровопролития, предпочтя худой мир доброй войне. |
|
|
