| Что касается до побуждений, то мы не знаем подробностей: знаем только то, что Ростиславичи жили у Ярополка, приобрели средства выгнать его из Владимира, но потом сами были выгнаны в его пользу; здесь очень легко могло быть положено начало смертельной вражды; Ростиславичи могли думать, что никогда не будут безопасны в своей волости, пока враг их будет сидеть во Владимире; обратим внимание еще на одно обстоятельство: посидевши мало времени во Владимире, Ярополк отправился к Звенигороду; мы не знаем, зачем предпринял он это путешествие? мы не знаем еще, кому принадлежал в это время Звенигород? очень вероятно, что Ростиславичам; очень вероятно, что выражение летописца: «Иде Звенигороду», означает поход воинский. Наконец, что касается до характера Рюрика Ростиславича, то мы знаем об нем только то, что он выгнал Ярополка из Владимира и потом принял к себе его убийцу: эти два поступка нисколько не ручаются нам за его нравственность. В том же 1046 году Всеволод сам предпринимал поход к Перемышлю на Ростиславичей, и поход этот не мог быть без связи с предшествовавшими событиями. Но с Ростиславичами, как видно из последующих событий, трудно было воевать: поход кончился ничем, потому что Ростиславичи остались по-прежнему в своей волости. Так кончились пока смуты на Волыни; но, кроме этих смут и борьбы на востоке с Святославичами, шла еще борьба со Всеславом полоцким. По принятии Всеволодом старшинства Всеслав обжег Смоленск, т. е. пожег посады около крепости или города; Мономах из Чернигова погнался за ним наспех о двух конях (т. е. дружина взяла с собою по паре коней для перемены); но чародея Всеслава трудно было настигнуть: Мономах не застал его под Смоленском и пошел по его следам в Полоцкую волость, повоевал и пожег землю. Потом в другой раз пошел Мономах с черниговцами и половцами к Минску, нечаянно напал на город и не оставил у него ни челядина, ни скотины, по его собственному выражению, В 1093 году умер последний из Ярославичей, Всеволод, 64 лет. Летописец говорит, что этот князь был измлада боголюбив, любил правду, был милостив к нищим, чтил епископов и священников, но особенно любил монахов, давал им все потребное; был также воздержан и за то любим отцом своим. |
| С честью похоронив брата в Киево-Софийской церкви, Всеволод занял и престол его, и все волости, отдал Чернигов Мономаху, Владимир Волынский – сыну Изяславову Ярополку, а Новгород – сыну же Изяславу Святополку; но не думал снабдить уделами племянников своих: Давида, Романа, Олега и Ярослава Святославичей и, следовательно, не мог рассчитывать на мирное расположение этих князей-изгоев. Из них Роман, не далее как в 1079 г., привёл в полтавские пределы половцев и хазаров, которые, однако, заключили мир с Всеволодом и Мономахом, стоявшими у Переяславля и в Обров, и на возвратном пути восвояси зарезали самого Романа, брата же его, Олега выгнали из Тмутаракани и препроводили в Царьград, откуда византийское правительство сослало Олега на остров Родос. Успокоенный с этой стороны, Всеволод немедленно отправил в Тмутаракань посадника своего Ратибора и ждал, чем кончится поход Мономаха, «о двою конь» погнавшегося с черниговцами за Всеславом Полоцким, который, пользуясь событиями на юге, сжёг Маномахов Смоленск. Поход Мономаха кончился опустошением владения Всеволодовых до Лукомля и Логожска; после чего Мономах, мстя половцам, выжегшим Стародуб, зимой того же года «изымал» на Десне князей Асадука с Сауком, а на другой день разбил за Новгородом-Северским полчище Белкаттина и в следующем 1080 г. смирил возмутившихся торков, ещё при Изяславе расстеленных по городам переяславским 25 . Зимой 1082 Мономах ходил войной на предводителя вятичей Ходота; в начале 1083 г. безуспешно преследовал Ростиславичей до самого Микулина, в нынешней Галиции; весной того же года явился в Броды, на свидание к Ярополку Изяславичу, угрожаемому Ростиславичами; летом отогнал за Хороль половцев, взявших Горошин; осенью отправился с черниговцами и половцами к Полоцку, который взял изъездом, не оставив там ни челядина, ни скотины 26 , и в самом начале 1084 г. снова был в Бродах, готовый помогать Ярополку, изгнанному Ростиславичами из Владимира-Волынского. Эти Ростиславичи были: Рюрик, Володарь и Василько, сыновья князя-изгоя Ростислава Владимировича, некогда удалившегося в Тмутаракань (1064 г.) и там отравленного котопаном курсунским (1066), за что корсуняне побили котопана камнями. |
| Глава 4. КНЯЗЬ ВЛАДИМИР МОНОМАХ Между древними князьями дотатарского периода после Ярослава никто не оставил по себе такой громкой и доброй памяти, как Владимир Мономах , князь деятельный, сильный волей, выделявшийся здравым умом посреди своей братии князей русских. Около его имени вращаются почти все важные события русской истории во второй половине XI и в первой четверти XII века. Этот человек может по справедливости назваться представителем своего времени. Славяно-русские народы, с незапамятных времен жившие отдельно, мало-помалу подчинились власти киевских князей, и, таким образом, задачей их совокупной истории стало постепенное и медленное образование государственной цельности. В каких формах и в какой степени могла проявиться эта цельность и достигнуть полного своего осуществления – это зависело уже от последующих условий и обстоятельств. Общественное устройство у этих народов имело те общие для всех признаки, что они составляли земли, которые тянули к городам, пунктам своего средоточия, и в свою очередь дробились на части, хотя сохраняли до известной степени связь как между частями дробления, так и между более крупными единицами, и отсюда происходило, что города были двух родов: старейшие и меньшие; последние зависели от первых, но с признаками внутренней самобытности. Члены земли собирались в городах совещаться о своих делах, а творить расправу, защищать землю и управлять ею должен был князь. Сперва политическая власть киевских князей выражалась только тем, что они собирали дань с подчиненных, а потом шагом к более прочному единству и связи между землями было размещение сыновей киевского князя в разных землях, а следствием этого было разветвление княжеского рода на линии, более или менее соответствовавшие расположению и разветвлению земель. Это размещение княжеских сыновей началось еще в язычестве, но грубые варварские нравы не допускали развиться какому-нибудь новому порядку; сильнейшие братья истребляли слабейших. Так, из сыновей Святослава остался только один Владимир; у Владимира было много сыновей, и всех их он разместил по землям; но Святополк, по образцу языческих предков, начал истреблять братьев, и дело кончилось тем, что за исключением особо выделенной полоцкой земли, которая досталась старшему сыну Владимира Изяславу как удел его матери, вся остальная Русь была под властью одного киевского князя Ярослава. |
| Не так удачны были дела Мономаха с Грецией. Он отдал свою дочь за Леона, сына византийского императора Диогена, но вслед за тем в Византии произошел переворот. Диоген был низвергнут Алексеем Комнином. Леон с помощью тестя хотел приобрести себе независимую область в греческих владениях на Дунае, но был умерщвлен убийцами, подосланными Комнином. Леон оставил сына, для которого Мономах хотел приобрести то же самое владение в Греции, которого добивался Леон, и сначала воевода Владимиров Войтишич, посадил было Владимировых посадников в греческих дунайских городах, но греки прогнали их, а в 1122 году Владимир помирился с преемником Алексея, Иоанном Комнином и отдал за него свою внучку, дочь Мстислава. Владимир Мономах является в русской истории законодателем. Еще ранее его, при детях Ярослава, в «Русскую Правду» вошли важные изменения и дополнения. Важнейшее из изменений было то, что месть за убийство была устранена, а вместо того введено наказание платежом вир. Это повлекло к усложнению законодательства и к установлению многих статей, касающихся разных случаев обид и преступлений, которые влекли за собой платеж вир в различном размере. Таким образом, различные размеры вирных платежей назначались за разного рода оскорбления и побои, наносимые одними лицами другим, как равно и за покражу разных предметов. Независимо от платежа виры за некоторые преступления, как например, за разбойничество и зажигательство, виновный подвергался потоку и разграблению-древнему народному способу наказания преступника. Убийство вора не считалось убийством, если было совершено при самом воровстве, когда вор еще не был схвачен. При Мономахе, на совете, призванном им и составленном из тысячских: киевского, белогородского, переяславского и людей своей дружины, постановлено было несколько важных статей, клонившихся к ограждению благосостояния жителей. Ограничено произвольное взимание рез (процентов), которое при Святополке доходило до больших злоупотреблений и вызвало по смерти этого князя преследование жидов, бывших ростовщиками. При Владимире установлено, что ростовщик может брать только три раза проценты и если возьмет три раза, то уже теряет самый капитал. Кроме того, постановлен был дозволенный процент: 10 кун за гривну, что составляло около трети или несколько более, если принимать упоминаемую гривну гривною куна 9 . |
| Великий русский полководец Михаил Дмитриевич Скобелев, покоритель Средней Азии и освободитель Болгарии, один из пантеона Русских героев, вместе с Владимиром Мономахом, Александром Невским, Димитрием Донским, Дмитрием Пожарским, Александром Суворовым, Михаилом Кутузовым, Ростиславом Фадеевым, Георгием Жуковым и другими русскими военноначальниками входящими в «зал Русской славы», дает нам понять, что недобитый враг — это опасный враг. Почитатель военных талантов Наполеона и Мольтке, человек XIX века, фактически повторяет мотив русских былин — враг должен быть уничтожен, компромисс с недобитым врагом это преступление. Однако Былины — это идеальные и крайние ситуации и решения, «как надо» и «как не надо» поступать и делать, что же было в исторической жизни Руси, насколько там понимались и применялись на практике договорные отношения? И, в качестве примера, обратим внимание на события XII века, помня о том, что Русский героический эпос уже сложился столетием ранее. Один из лучший представителей Средневековой Руси, государственный деятель и воин, князь Владимир Мономах уделял много внимания дипломатии. В своем «Поучении» (XIIb.) он так говорит об этом: «И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца, а раздаривал много скота и много одежды своей» (Владимир Мономах Поучение//В кн.: Изборник. Сборник произведений древней Руси. М., 1969, с. 163). Далее Мономах перечисляет знатных половцев, отпущенных им из плена в результате успешных переговоров с противником: « И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шаруканевых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто». И тут же русский князь сообщил, что ряд половецких князей, попавших в плен, он убил: « Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, Таревский князь Азгулуй и иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, изсек и бросил в ту речку Сальню». В период «мрачного Средневековья» никто и представить не мог, что через ряд веков люди изобретут «машину времени» и будут ничтоже сумняшеся переписывать историю, задним числом подгоняя ее под свой лад, поэтому действовали намного откровеннее и честнее. |
| Личность Владимира Мономаха , этого, по выражению летописи, доброго страдальца за русскую землю, принадлежит к числу замечательнейших личностей нашей истории и достаточно характеризуются словами, помещёнными в эпиграф настоящей статьи. Действительно, умный, образованный по своему времени и неутомимо-деятельный Мономах до такой степени умел приноравливать свою деятельность к обстоятельствам эпохи и понятиям современников, что не только сделался великим князем киевским, без прямых прав на это достоинство, но и до того, и после не переставал пользоваться симпатией народа, видевшего в нём и могучего витязя, и грамотея, и потомка царей греческих, и грозу грозных тогда Половцев, словом – нечто подобное прадеду его, красному солнышку Владимиру, великому князю киевскому. Такое воззрение на личность Мономаха, сложившись при жизни самого князя, сделалось, по смерти его, заветным преданием, из уважения к которому никто, даже в самый разгар удельных междоусобий, не решался поднимать оружие на многочисленных монах Мономаховичей, – хотя последние, не только никогда не слыли, подобно предку своему, «добрыми страдальцами за Русскую землю», но, напротив, зачастую своекорыстно подвергали её тяжким и продолжительным страданиям. Заметим кстати, что, поступая таким образом, Мономаховичи, конечно, руководились теми же самыми побуждениями, какими управлялась и деятельность Мономахова, т. е. они и он, люди почти одной и той же эпохи, следовательно почти одного и того же развития, да к тому заинтересованные одним и тем же, хлопотали прежде всего о себе и для себя. Но если самый характер хлопот предка и потомков является столь неодинаковым в глазах современников, а затем и на страницах истории, это зависело едва ли не более от различия положений, в которые случайно поставлялись Мономах и Мономаховичи, нежели от достоинств или недостатков, заслуг или отсутствия заслуг, приписываемых или присущих предку и потомкам. Как бы то ни было, историческое значение Мономаха, благодаря отдалённости времени, в которое жил он, можно считать окончательно установившимся, а потому и настоящий очерк должен, по необходимости, ограничиться простым хронологически последовательным изложением жизни и деятельности этого государя, восхваляемых – иногда в ущерб исторической истине – Карамзиным и другими, но, в сущности, мало различных от жизни и деятельности всех русских государей удельного периода. |
| А вот что пишет Владимир Мономах своему заклятому врагу Олегу Святославичу, убийце своего сына Изяслава. Олег не только убил Изяслава, но и захватил его молодую жену. Мономах просит Олега отпустить вдову, стремится вызвать у Олега жалость к ней и находит для этого такие проникновенные слова: надо было бы, пишет он, «оноху мою послать ко мне, – ибо нет в ней ни зла, ни добра, – чтобы я, обняв ее, оплакал мужа ее и ту свадьбу их вместо песен: ибо не видел я их первой радости, ни венчания их за грехи мои. Ради Бога, пусти ее ко мне поскорее с первым послом, чтобы, поплакав с нею, поселил у себя, и села бы она как горлица на сухом дереве, горюя, а сам бы я утешился в Боге». Еще пример. Летописец описывает ослепление князя Василька Теребовльского. Сцена этого ослепления ужасна, подробности так страшны, что современный читатель с трудом их выдерживает, но дело не в этих кровавых подробностях, а в том, как они поданы. Орудие пытки – нож, которым изымали глаза у Василька, приобретает какую-то самостоятельную роль. Летописец пишет, как этот нож точат, как с ним «приступают» к Васильку, как первый удар этим ножом пришелся мимо и принес жертве ненужную муку, как ослепители «ввертели» нож в один глаз и изъяли им глазное яблоко, потом – в другой глаз. Затем нож становится в рассказе летописца символом княжеских раздоров: дважды говорит Мономах о распрях, что в среду князей «ввержен нож»! Но самое поразительное совершается потом, когда Василько, потерявший сознание, приходит в себя от тряски по неровному пути, которым его везут из Киева в Звиждень. Как передать самоощущение человека, который осознает, что он ослеплен? Летописец находит это средство. Чтобы убедиться в том, что на нем нет рубахи, Василько ощупывает самого себя. И тогда у него возникает желание сделать как можно более явным ужас совершенного с ним. Он говорит попадье, пожалевшей его чисто по-женски – снявшей с него постирать его окровавленную рубаху: «Зачем сняли ее с меня? Лучше бы в той рубашке кровавой смерть принял и предстал перед Богом». И это тоже художественная находка! Василько хочет умереть в окровавленной рубахе. Он хочет ужаснуть Бога совершенным преступлением! |
| Ярополка до смерти Всеволода от 1086 по 1093. Отчего произошли эти пропуски? Едва-ли Мономах оставался в это время в бездействии, мы видели, что он ходил в это время к Городцу; пусть не было других походов, а об этом, как и о походе 1085 года, он не хотел упоминать, всё-таки Владимир не сидел же сложа руки в Переяславле или Чернигове. Правда, как видим из жития преподобного Агапита (1-го июня), он был около этого времени опасно болен, но болезнь началась не ранее конца 1088 г., после смерти игумена Никона, и об особенной продолжительности её ничего не говорится. Не мог он быть особенно занят и внутренним устройством Переяславля, так как вся деятельность здесь летописью приписывается св. Ефрему, этому неутомимому каппадокийцу Милитинцу, бывшему казначею Изяслава, нашедшему после деятельности в качестве, вероятно, епископа родного города, когда тот был разрушен турками, обширное поле для проявления своей энергии в нечуждой ему русской земле. Есть возможность предполагать даже, что именно в это время Мономах вместе с св. Ефремом строил церкви в Суздале (Лавр.лет. под 6604 и 6730 г.]. Если же Мономах в это время не сидел на одном месте, то не может быть, чтобы он не записывал своих путей, раз он принял за правило отмечать их: если же он записывал, то, очевидно, в нашем экземпляре Поучения, экземпляре, как видно по пропуску 4 1/2 строк в начале и смешению Поучения с письмом к Олегу, очень неисправном, произошла утрата соответствующих мест. Эта утрата двух мест, находящихся недалеко одно от другого, заставляет нас думать, что утрачен целый лист одной тетради. Небольшой уцелевший промежуток между утраченными местами позволяет заключать, что утрачен лист, предшествовавший этому промежутку, и потому уцелевший промежуток должен был находиться на одном среднем двойном листе, тоесть, занимать 4 страницы его. Так как наше место состоит из 37 строк, на которых 822 или, если раскрыть мыслете и херо-титлы, и вязь в слове створихом, – 866 букв, то придётся заключить, что в оригинале на страницу приходилось по 9 1/4 теперешних (в Лавр.рукописи) строк, или по 205216 букв. |
| - Папа, мы это проходили в школе. И о памятниках культуры и быта, и о письменных источниках, - перебила меня Маша. - Я сейчас интересуюсь нашим конкретным случаем. - Молодец, задачу ставишь четко. Тогда давай порассуждаем вместе. 1057 год. Расцвет Киевской Руси. Три года, как умер великий князь Ярослав Мудрый. Двадцать лет исполнилось построенному здесь, в Чернигове Софийскому собору. Другой великий князь, Владимир Мономах, родится за четыре года до появления нашего монаха на Руси. А в Чернигове, куда, как ты помнишь, после Киева прибыл Фергюс-Корнилий, Мономах начнет княжить только в 1078 году, то есть двадцать лет спустя. И если данных в летописях о событиях в центральных городах Руси еще достаточно, то о происходящем в земле вятичей мы знаем очень немного. В своем завещании Мономах с гордостью сообщает сыновьям о том, что ему покорились вятичи, есть в православных святцах мученик, погибший от их рук, - это Кукша. Вот, пожалуй, и все. Не сомневаюсь, что именно в земле вятичей христианство встретило со стороны язычества самое ожесточенное сопротивление. - Получается, - сказала Маша, - что годы, когда Белый Кельт прибыл в Чернигов, для нас являются самыми темными? - Получается так. Хотя мы знаем, что летописцы в шестидесятых годах одиннадцатого века усиленно обращают внимание на различные " знамения " , все время повторяя, что они предвещают недоброе. И вот в самых разных концах Русской земли, то в Новгороде, то в Белоозере и даже в самом Киеве, появляются язычники-волхвы, предрекающие несчастья. В том числе и их агитация привела к восстанию в Киеве. Кстати, дочь, в каком году это было? - Сейчас. В 1068-м. - Молодец. Конечно, сказалось все - и неурожаи, и набеги половцев, но в любом случае влияние волхвов оставалось сильным по всей стране, а уж про вятичей я и не говорю. - Ты связываешь судьбу Фергюса с волхвами? - впервые подала голос Лена. - По крайней мере, это явная зацепка. Так что, дочка, для начала мы еще раз перечитаем все связанное с тем временем. Попробуем выписать новую литературу, если она появилась. Жизнь на месте не стоит и наука тоже. |
| Впрочем, не один Мономах попинал, какое великое зло для нравственности приносит человеку гордость. Самая ранняя христианская проповедь на Руси уже вооружалась против этого порока. Еще Лука Жидята говорил: «Буести не имей, ни гордости поминай.... яко утро будеши смрад, гной и червие.... в гордого бо сердци диавол седить, и Божие слово не хощеть прилнути ему» 82 . Иаков Черноризец в своем послании к великому князю Изяславу предостерегал последнего от гордости: «Блюдися убо.... гордости: сему убо Господь противляется» 83 . В слове «како жити христианом» предписывается: «первее останися.... гордости» 84 . Развивая далее свою мысль, направленную против человеческой гордости, Мономах советует ко всем относиться с почтительностию, уважал в каждом человека: «Старыя чти, яко отца, а молодыя, яко братию». Подобным же образом говорит Лука Жидята, когда повелевает одинаково чтить старика и родителей: «Чтите стара человека и родителя своя» 85 . Впрочем, уважение к старшим по возрасту было вообще характеристической чертой древней русской жизни, как остаток первобытного родового права, так что даже самый порядок престолонаследия был основан на правах старшинства. Определив внутреннее отношение человека к самому себе, Мономах старается указать некоторые правила внешнего поведения человека у себя дома и в обществе. С этой стороны, Поучение Мономаха особенно близко сходится с Домостроем Сильвестра, содержащим, главным образом, наставления – как вести себя дома и в людях. Но и тут нельзя не отдать превосходства Мономаху пред Сильвестром. Сильвестр неприятно поражает мелочностию своих наставлений, часто совершенно излишних. Мелочность Сильвестра доходит иногда до того, что он, например, советует покупать хозяйственные припасы в свое время (гл. XL), покупать не по мелочам, а массой (XLI), купленные припасы сберегать, чтоб они не испортились или не были раскрадены. Так всюду и проглядывает черствый, практический и расчетливый ум Сильвестра, который выше всего на свете ставит, чтоб «у рубля полтина сбереглась». |
|
|
