| В 1522 и 1525 гг. Г. участвовал в церковных Соборах. На Соборе 1525 г. в ходе обсуждения позиции прп. Максима Грека в вопросе о каноничности поставления Московских митрополитов рус. епископами прп. Максиму напоминали, что «также и архимандрит Герасим симановской и иные многие речи на тобя сказывали с очей на очи с тобою, и ты тогда того запрелся» (СГГД. Т. 1. 149, 154; Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. М., 1971. С. 111). Во время настоятельства Г. в Симонов мон-рь перешли бывш. насельники Волоколамской обители Досифей (Топорков) и Иона Голова (Пушечников) (после февр. 1522, когда на митрополичий престол был поставлен настоятель Волоколамского мон-ря Даниил ), в Симоновом мон-ре жил старец-кн. Вассиан (Патрикеев) , пришедший туда почти одновременно с Г.- ок. 1509 г. Перепиской книг Г. занимался в Волоколамском мон-ре. В описях обители 1545, 1573 и 1591 гг. перечислены созданные Г. рукописи: Евангелие апракос, Устав, Октоих 5-го гласа, Триодь (по описи, существовали 2 списка: один - письма прп. Иосифа Волоцкого, другой - созданный Г.). Сохранилась упомянутая в описях Следованная Псалтирь, «Кипреянов перевод», письма Г.- РГБ. Ф. 113. 152 (конволют кон. XV - 20-х гг. XVI в.; почерк Г.- Л. 1-239 (по Плигузову - Л. 240-454 об.)), являющаяся копией Псалтири митр. Киприана (РГБ. Ф. 173/I. 142). Копия была сделана для монастырской б-ки, в записи отмечено: «А по келиамъ ея не даютъ, а держатъ ея на свидетельство» (Л. 454). Рукопись представляет интерес также тем, что сохранила следы работы прп. Максима Грека: в конце ее (Л. 454 и 455 об.), на свободных от рус. письма местах его рукой заостренной деревянной палочкой (каламом) процарапан значительный по объему греч. текст, по-видимому из 109-го псалма, однако здесь он имеет значительные отличия от текста, представленного рукописной традицией греч. Псалтири ( Фонкич Б. Л. Максим Грек - узник Иосифо-Волоколамского мон-ря// Он же. Греч. рукописи и док-ты в России в XIV - нач. XVIII в. М., 2003. С. 85-88). Рукой Г. написана значительная часть Псалтири РНБ. F. I. 11 (Л. 1-146 об., 196-593 об., запись на 593 об.). |
| В продолжение XVI и XVII вв. монастыри по-прежнему делились на особножительные и общежительные. Появилось несколько новых монастырских уставов, составленных по почину отдельных подвижников. Прославленный подвижник по имени Елеазар († 1656) в 1-й четверти XVII в. написал устав для своей пустыни на Анзерском острове в Белом море, где иноки жили в отдельных кельях. Устав содержит строгие требования относительно иноческого жития . Настоятель московского Симонова монастыря архимандрит Гавриил (Домецкий) составил два устава: особножительный (1683) и общежительный (1690); это может свидетельствовать о том, что монастырь в эти годы перешел от идиорритмы к киновии, или о том, что в монастыре одновременно применялись оба устава. Важно отметить, что этот монастырь принадлежал к числу самых больших обителей Москвы и был близок к царской семье, особенно во времена царя Алексея Михайловича († 1676). Игумен другого московского монастыря — Воскресенского, по имени Никанор (1688–1698), составил для своей братии киновийный устав . Можно предположить, что подлинным побуждением к составлению этих уставов был упадок монашеской жизни в этих больших и богатых монастырях столицы (Симонов монастырь имел обширные земельные владения). Уже при основании этой обители (1370) прп. Феодор Ростовский ввел в нем строгий общежительный устав, который, по словам прп. Иосифа, еще соблюдался во 2-й половине XV столетия; инок Зиновий Отенский в своих сочинениях упоминает особенно строгую и неприхотливую жизнь монахов Симонова монастыря в 20-е гг. XVI в., когда там пребывал князь-инок Вассиан Патрикеев . Со стороны церковной иерархии не раз давались общие указания о том, чтобы настоятели монастырей следили за соблюдением монастырских уставов обоих видов. Об этом говорилось на Соборах 1667, 1675 и 1681 гг., постановивших, чтобы епархиальные архиереи следили за исполнением уставов . От 80–90-х гг. до нас дошло множество архипастырских напоминаний различным монастырям о том, чтобы не нарушался монастырский устав . Все сохранившиеся до сих пор документы, прямо или косвенно затрагивающие вопрос о монастырском уставе, говорят о том, что в XVI–XVII вв. в русских монастырях сохранялось и общежитие, и особножительство; к сожалению, нет возможности установить численное соотношение между монастырями обоих видов. Можно лишь предположить, что, поскольку в источниках чаще говорится об общежительном уставе, этот устав либо был шире распространен, либо чаще нарушался, а особножительный устав, применявшийся преимущественно в северных пустынях, соблюдался строже. |
| В своих сочинениях Нил изложил сущность отшельничества по своим понятиям Нил имеет в виду одних только монахов, до мира ему нет дела. В своем послании к князю Вассиану он представляется человеком, который пришел к убеждению, что в мире все обманчиво и не стоит того, чтобы дорожить им. " Мир, - говорит он, - ласкает нас сладкими вещами, после которых бывает горько. Блага мира только кажутся благами, а внутри исполнены зла. Те, которые искали в мире наслаждения, все потеряли: богатство, честь, слава - все минет, все опадет как цвет. Того Бог возлюбил, кого изъял от мира " (то есть - в иночество). Но иноческий идеал у Нила внутренний, а не внешний. Все внешнее благочестие у него занимает место менее, чем второстепенное. Цель инока - внутренняя переработка души. Нил опирается на слова Св. Варсонофия: если внутреннее делание не поможет человеку, напрасно он трудится во внешнем. Тогда как другие подвигоположники для спасения души предписывают продолжительное моление, пост, всяческое изнурение плоти, Нил не придает этому никакого значения без внутреннего духовного подвига. " Напрасно, - говорит он, -думают, что делает доброе дело тот, кто соблюдает пост, метание, бдение, псалмопение, на земле лежание - он только согрешает, воображая, что все это угодно Богу. Чтение молитв и всякое прилежное богослужение не ведет само по себе к спасению без внутреннего делания " , и для этого у Нила есть готовая опора в словах апостола Павла: лучше пять слов сказать умом, нежели тьму слов языком. " Тот не только не погубляет своего правила, кто оставит всякие псалмопения, каноны и тропари, и все свое внимание обращает на умственную молитву; тот еще более умножает его " . Пост у Нила есть только воздержание и умеренность. Всякий богоугодный человек может вкушать всякую хорошую пищу, но только с воздержанием. Кто с разумом вкушает и с разумом удаляется от пищи, тот не грешит... " Лучше, - говорит он, -с разумом пить вино, чем пить глупо воду. Если человек замечает, что та или другая пища, утучняя его тело, возбуждает в нем дурные наклонности, воспитывает в нем сластолюбие, он должен удаляться от нее; а если тело его требует поддержки, то он должен принимать всякую пищу и питье, как целебное средство. |
| В сент. 1487 г. К. участвовал в переговорах с послом венг. короля, 31 янв. 1489 г.- с имперским послом Н. Поппелем, представителем кор. рим. (германского) Максимилиана (см. ст. Максимилиан I ), об антиягеллонском союзе (в т. ч. К. озвучил отказ Иоанна III быть коронованным папой Римским или рим. императором, отклонил претензии Ливонии на часть Псковской земли), в июле 1490 г. принимал др. посла кор. Максимилиана - Георга фон Турна (Юрия Делатора в рус. источниках), с к-рым в нояб. 1491 - апр. 1492 г. вновь вел переговоры в Москве. От имени вел. князя К. отстаивал позицию, что Русское гос-во не будет вступать в конфликт с Польшей из-за Пруссии и что власти Ливонского ордена, если хотят заключить новый договор, должны прислать послов в Новгород к наместникам вел. князя, уполномоченным вести переговоры с Ливонией, отклонив просьбу о переговорах об этом на германском рейхстаге (Памятники... с Польско-Литовским. 1851. Стб. 81-82; Казакова. 1975. С. 174). В то же время К. обсуждал дипломатические вопросы с польск. посланником В. Хребтовичем, в мае 1492 г. беседовал с литов. послом по поводу пограничных дел. В том же году К. написал грамоту рус. послу в Крыму К. Г. Заболоцкому. Переговоры К. с польско-литов. стороной продолжались осенью 1492 г. и в июне 1493 г.; в мае 1493 г. при участии К. обсуждался вопрос сватовства Конрада Мазовецкого к дочери Иоанна III. В янв.-февр. 1494 г. К. принимал участие в заключении мира с Литвой и в составлении договорной грамоты 5 февр. (ДДГ. С. 329-332. 83). В марте-мае того же года наряду с князьями В. И. Косым Патрикеевым (см. Вассиан (Патрикеев) ) и С. И. Ряполовским был одним из «великих послов» Иоанна III к кор. Александру Ягеллончику по вопросу о ратификации «докончальных грамот» и о браке короля и дочери вел. князя Московского Елены. 22 апр. в Вильно мир был торжественно подтвержден, рус. послы получили «утвержденную грамоту» о сохранении Еленой Иоанновной правосл. веры в браке с литов. королем, католиком по вероисповеданию. В окт. 1494 г. К. совместно с дьяком А. Ф. Майко (Майковым) вел в Москве переговоры с ганзейскими послами, к-рые жаловались на нарушения московскими властями прежних договоров с Новгородом и на закрытие Ганзейского двора в Новгороде. Отстаивая интересы рус. внешней торговли, дьяки отклонили претензии нем. послов. |
| Действительность выглядела иначе. Великая княгиня не хотела ни разводиться, ни принимать постриг, и ее пришлось принудить к этому силой. Рассказ о пострижении Соломонии Сабуровой сохранился в записках австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, побывавшего в Москве в 1526 году с дипломатической миссией. Согласно его рассказу, когда великую княгиню отвезли из Москвы в Покровский Суздальский монастырь и «в монастыре, несмотря на ее слезы и рыдания, митрополит сперва обрезал ей волосы, а затем подал монашеский куколь, она не только не дала возложить его на себя, а схватила его, бросила на землю и растоптала ногами». Лишь после того, как ближний дворянин Василия III Иван Юрьевич Шигона Поджогин ударил ее плетью, великая княгиня была вынуждена покориться и принять постриг под именем Софии. Все это происходило в самом конце 1525 года. Покровскому монастырю Василий III подарил два села в Суздальском уезде. Теперь великий князь был свободен и мог вступить в новый брак. По уже установившемуся обычаю были устроены смотрины невест, и выбор государя пал на княжну Елену Васильевну Глинскую. 21 января 1526 года царь отпраздновал свадьбу. Не всем понравились эти хлопоты великого князя об устройстве своей семейной жизни. Псковский летописец с осуждением писал о свадьбе Василия III: «И все то за наше согрешение, яко же написал Апостол: пустя жену свою, а оженится иною, прелюбы творит». В «Истории о великом князе Московском» Андрея Курбского и «Выписи из государевы грамоты, что прислана к великому князю Василию Ивановичу о сочетании второго брака» сохранилась память о тех приближенных великого князя (таких, например, как старец Вассиан Патрикеев), которые выступали против нового брака и поплатились за это опалой и ссылкой. Со временем в предосудительном поступке Василия III стали видеть предвестие тяжелых бедствий, постигших Русскую землю в годы правления родившегося от нового брака царя Ивана Грозного. Семья Глинских сравнительно недавно, уже в XVI веке, появилась в рядах московской знати. Она принадлежала к татарскому, со временем обрусевшему роду, служившему великим князьям Литовским с конца XIV века. Центром их родовых владений, полученных от великого князя Литовского Витовта, был городок Глинеск на левобережной Украине. Положение рода в рядах правящей элиты Великого княжества Литовского поначалу оказалось невысоким. Позднее в Москве недруги Глинских рассказывали, что дед Елены, князь Лев Борисович, служил при дворе одного из литовских князей Гедиминовичей, князя Ивана Юрьевича Мстиславского. Когда один из сыновей князя Льва, Михаил Львович, в начале XVI века стал фаворитом великого князя Литовского и короля Польского Александра, для Глинских открылся доступ к высоким государственным должностям. Но возвышение Глинских оказалось недолгим. После смерти Александра их стали отодвигать на задний план. Михаил Глинский в 1508 году поднял мятеж против нового короля Сигизмунда I и отъехал со своими братьями в Россию. |
| Замечательно, что почти все митрополиты рассматриваемой нами эпохи держались этого способа действия относительно Московских князей; вполне естественно, что за ними следовало большинство высшего и низшего духовенства. Но далеко не все духовенство разделяло их мнения. Всего рельефнее выделилась и определилась эта рознь между членами духовного сословия на соборе 1503–1504 годов. Одна партия высшего духовенства, названная по имени своего главного представителя Иосифлянами, в союзе с светской властью стояла за прерогативы господствующей церкви, за истребление еретиков и за полную материальную независимость церковного управления и потому защищала принцип наделения монастырей населенными имениями. Эта партия видела для церкви благо в единодержавии и всеми силами поддерживала великих князей, вследствие чего и пользовалась их расположением. Другая церковная партия, главными представителями которой были Заволжские старцы, держалась совершенно противоположных взглядов на положение церкви в государстве; видя светскую власть в союзе с своими врагами, Иосифлянами, Заволжские старцы и их единомышленники соединились с боярской партией. Там они сошлись с преследуемыми правительством и Иосифлянами тайными приверженцами ереси жидовствующих, и таким образом явилось то странное соединение всех форм протеста в одну общую, замечательным представителем которого, соединившим в одном лице все три направления, был знаменитый князь инок Вассиан Патрикеев. Точное определение партий естественно должно было еще более усилить ту страстную и беспощадную борьбу, которую они вели между собою. В последние годы царствования Uoahha III , когда обе стороны еще только формировались, успех переходил от одной к другой; но с вступлением на престол Василия III, особенно когда митрополитом был назначен преемник Иосифа Волоцкого по монастырю, Даниил (1522 г.), успех на долгое время перешел на сторону Иосифлян. Василий задумал развестись с женой своей Соломонидой, и при всеобщем неудовольствии только одни Иосифляне помогли ему осуществить его намерение. Митрополит Даниил оправдал развод, как государственную необходимость, постриг Соломониду и венчал великого князя с Еленой Глинской (1526 г.). Рождение Uoahha IV было приписано молитвам Иосифа, и с этого времени до самой смерти Василия Иосифляне пользовались неизменным его расположением. |
| Исходя из времени и обстоятельств создания можно высказать предположение об авторстве Д. в отношении сокращенной редакции Жития деспота св. Стефана Лазаревича, пространная редакция к-рого явилась одним из главных источников Русского Хронографа по визант. и серб. истории кон. XIV-XV вв. Памятник представлен только великорус. списками 1-й трети - 3-й четв. XVI в. (перечень см.: Куев, Петков. Събрани съчинения на Константин Костенечки. С. 320, 321, 323-324, 2, 4, 7; кроме того - РГБ. Ф. 113. Волок. 620. Л. 320 об.-408), старший из которых (РГБ. Ф. 304/I. 686) датируется не позднее рубежа 20-х и 30-х гг. XVI в. В текстологическом отношении сокращенная редакция восходит к старшему списку пространной редакции (Там же. Волок. 655), послужившему, по всей очевидности, непосредственным источником Хронографа. Редакция четырежды издавалась: А. Н. Муравьёвым (Жития святых: Месяц дек. СПб., 1856. С. 262-314, в переводе на рус. яз.), А. Н. Поповым в «Изборнике» (М., 1869. С. 92-130), П. Й. Шафариком (ГСУД. 1870. Кн. 28. С. 366-428), К. Куевым и Г. Петковым (Събрани съчинения на Константин Костенечки. С. 472-515). После поставления в февр. 1522 г. Московским митрополитом иосифо-волоколамского игум. Даниила Д. вместе с др. волоцким старцем, Ионой Головой (Пушечниковым), перешел в Симонов Новый московский в честь Успения Пресв. Богородицы мон-рь , настоятелем к-рого в 1520-1526 гг. являлся их единомышленник Герасим (Замыцкий) . Между февр. 1522 и 1526 г. Д. здесь близко познакомился с кн.-иноком Вассианом (Патрикеевым) ; последний на суде 1531 г. вспоминал, что Д., «старец великой, доброй», «у меня в кельи бывал многожды». До 1524 г. Д. мог также общаться в Симоновом мон-ре с прп. Максимом Греком , отношения с к-рым у него завязались в кон. 10-х - нач. 20-х гг., когда прп. Максим перевел для Д. статью из греч. лексикона Свида ( Плигузов. 2002. С. 167). В мае 1531 г. братья Топорковы не только поддержали на Соборе митр. Даниила против Вассиана (Патрикеева), но и наряду с Крутицким еп. Досифеем (Забелой) выступили в качестве главных свидетелей по этому делу. Д. обвинял Вассиана преимущественно в том, что при составлении своей редакции Кормчей книги Вассиан произвольно трактовал священные тексты (прежде всего Толковое Евангелие) и известие о Вселенском I Соборе , упоминаемом во «Временнике» Георгия Амартола. Д. составил для митр. Даниила список со своих выступлений на Соборе «слово в слово». |
| Л. Гринченко прав, конечно, когда связывает русскую борьбу отцов и детей («нигилизм» в его смысле) с отрывом от церковной традиции. Он менее прав (но все же прав), указывая на устойчивость Москвы. Его ошибка в том, что он не видит в Московской Руси глубокого кризиса начала XVI века, существенно изменившего весь ее духовный строй. От удельного быта к самодержавию, от «святой Руси» к «православному царству» – это была огромная ломка нравственных, и религиозных понятий. Вассиан Патрикеев и Курбский были консерваторами, связавшими дело старого боярства с заветами св. Кирилла Белозерского и Нила Сорского . Вместе с погибающим классом погибали (или тускнели) и эти заветы – идеал полутысячелетней жизни древней Руси. Это показывает, что и религиозная цельность, даже построенная на православной церковности, не предохраняет от революций в области культуры – как духовной, так и социальной. Это понятно: культура, даже религиозная, есть область человеческого творчества – всегда изменчивого, даже тогда, когда оно утверждено на камне веры. Прекращение движения есть смерть, застой – тяжелая болезнь. Москва XVII века была тяжело больна, скрывая свой недуг под обманчивым румянцем тучной дебелости и красками внешнего обрядоверия. Реформы (или революция) Никона и Петра были неотвратимым, хотя и опасным средством спасти больного от паралича. Полезно вдуматься в трагедию древней Руси, ибо в ней заложены отдаленные корни русского нигилизма (и в нашем и в Гринченковском смысле). Православная Русь получила из Греции неповрежденную чистоту веры и сохранила ее. В своей духовной жизни она явила миру высокий образец христианского подвижничества, еще не вполне уясненного для нас самих. В своем религиозном искусстве она обнаружила несомненную гениальность. Она сумела создать могучее государство, о которое разбились враждебные волны и с Запада и с Востока. Одного не имела Русь: культуры мысли. В этой области она не пожелала учиться у греков, не подняла факел, брошенный погибшей Византией, и осталась в младенческой поре сознания; о Она забыла слова апостола: «Не будьте младенцами по уму». В результате, когда она столкнулась с «умом» в лице Запада, в лице немецкой слободы в Москве, она оказалась перед ним безоружной. Неизбежный для ее существования процесс усвоения западной техники для варварских и простых (не в добром смысле) умов превратился в духовное рабство и отречение от своей традиции. |
| Летописи и др. источники не сообщают о причинах опалы, суждения о них остаются гипотетическими. Опала хронологически входит в ряд фактов династической борьбы 1497-1502 гг. за престолонаследие между «партиями» внука вел. кн. Иоанна III Димитрия Иоанновича , сына рано скончавшегося вел. кн. Иоанна Иоанновича Молодого и его матери Елены Волошанки, с одной стороны, и партией Василия (впосл. вел. князя) и Софьи Палеолог - с др. Первоначально Иоанн III провозгласил наследником своего внука (февр. 1498). Василий и Софья вели очень опасную игру, сын пытался воздействовать на отца угрозой «отъезда». В кон. 1497 г. кн. Василий бежал к литов. границе, к Можайску и Дорогобужу, возможно, предпринимал военные действия против отца. Контакты кн. Василия с вел. князем Литовским во время русско-литов. войны перерастали в угрозу власти Иоанна III. Вел. князю удалось вернуть сына, достичь согласия с Софьей, но он вынужден был пойти на уступки: 14 апр. 1502 г. Василий был поставлен на вел. княжение Московское, Владимирское и всея Руси, ранее, 11 апр., были арестованы Димитрий и Елена. Бесспорно кн. Василий имел поддержку и контакты в Литве, как и Софья (в 1484 отъехал в Литву кн. В. М. Верейский, женатый на племяннице Софьи, ее дочь была замужем за Александром Ягеллончиком). Возможно, Василий и Софья использовали связи Патрикеевых в Литве, основанные на происхождении последних и усилившиеся в ходе дипломатической деятельности 1493-1494 гг. (При обсуждении причин опалы необходимо учитывать печалование митрополита и архиереев, к-рое едва ли могло бы иметь место, если бы Патрикеевы были сторонниками подозреваемой в связях с еретиками кнг. Елены Волошанки.) В Кирилло-Белозерском мон-ре духовным наставником В. стал прп. Нил Сорский . С его братом - А. Ф. Майковым В. был ранее связан на дипломатической службе. Сохранилось послание прп. Нила к В. («к брату, вопросившему его о помыслах»). В начале княжения Василия III В. вернулся в Москву, жил в Симоновом Новом мон-ре и стал одним из влиятельных советников правителя. Позже писец-каллиграф М. Я. Медоварцев называл В. «великим временным человеком» вел. князя и говорил на суде 1531 г., что он «и государя так не блюлся и слушал», как В. Время возвращения В. ко двору неизвестно, предположительно называют разные даты между 1503 и 1509 гг. К этому можно добавить еще одну гипотезу - литов. опыт В. мог быть полезным для Василия III в 1507 г., когда после смерти Александра Ягеллончика рус. правитель обратился к вдове, своей сестре Елене Иоанновне, с просьбой способствовать своему избранию на литов. престол, что не удалось осуществить. |
| Монастырь приобрел особую знаменитость в XVI веке. Сюда стали ездить на моление цари и простолюдины. Монастырь был местом заточения врагов государевых и еретиков. В монастыре были заточены многие знаменитые в истории: инок Вассиан Косой (в миру князь Василий Иванович Патрикеев-Косой), Максим Грек , которые осудили великого князя за развод с женой, Соломонией Сабуровой и насильственное ее пострижение в монахини, а также царь Василий Иванович Шуйский. Во время русско-польской войны в начале XVII века здесь содержались польские военнопленные, в годы Отечественной войны 1812 года – пленные французы. При жизни основателя в монастыре был особый строжайший устав. Уже в те времена монастырь был значительным центром древнерусской культуры. В. О. Ключевский писал: «Ни один русский монастырь не обнаружил литературного возбуждения, равного тому, какое находим в обители Иосифа». Уже при жизни Иосиф прославился многими чудесами. Например, когда сын князя Бориса Иоанн умер без покаяния, Иосиф своею молитвой оживил его, исповедал и причастил, чтобы тот отошел в мир иной, как подобает христианину. Наследник и сын Бориса, похороненного в монастыре, князь Федор, притеснял монастырь в течение 10 лет. Потеряв терпение, Иосиф Волоцкий , нарушая феодальный суверенитет, «передался под руку» великого князя московского Иоанна Васильевича. Федор пожаловался новгородскому архиепископу Серапиону, в чьей юрисдикции находился Иосифов монастырь, и тот отлучил преподобного от церкви. Но московский митрополит Симон разрешил Иосифа от неправедного отлучения. Преподобный, которого в последние годы на руках носили в церковь, умер в 1515 году. В 1591м его причислили к лику святых. В XVI столетии в Иосифов монастырь часто приезжал Иван Грозный, делал сюда крупные вклады. Обитель была одной из богатейших на Руси. Все богатства она утратила в 1764 году при секуляризации. Служила обитель и боевой крепостью. Первые каменные стены появились здесь еще в 1543–1566 годах. В Смутное время монастырь осаждали поляки, его захватил на время сподвижник Лжедмитрия II князь Рожинский, но был разбит отрядом воеводы Валуева. В память об этом событии в монастыре остались старинные пушки, из которых в XIX столетии стреляли во время водоосвящения. |
|
|
