| Его общение с людьми. И то, как он будет это делать, и как он в трудных ситуациях будет отстаивать правду Христову, это и важно показать агиографу, человеку, который пишет икону с клеймами или как-то иным образом описывает жизнь преподобного. Жизнь преподобного по определению не оторвана от людей. Это во-первых. Во-вторых, преподобный — это, конечно же, тот человек, который в любом случае вознесен над людьми. Он вознесен над людьми своим образом жизни. Но очень часто это обусловлено в Древней Руси его социальным положением. Если преподобный пришел из низов, то он таковым становится только тогда, когда создал успешный монастырь. Если преподобный пришел из верхов как, скажем, какой-нибудь князь-инок Вассиан Патрикеев, так и не ставший святым, или князь-инок Никола Святоша, преподобный из Киево-Печерского монастыря, которые стали заметными в силу своего статуса. Мы и сейчас обращаем внимание на известных медийных персон, если вдруг они оказываются глубоко верующими людьми или вдруг в корне меняют свою жизнь ради Христа. То же самое касается и Древней Руси, такого рода правила человеческого общения неизменны. И поэтому преподобный тем более оказывается элитой, поскольку он очень часто элита, сделавшая сама себя, как говорят сегодня, в отличие от князя, благоверного князя, который элитой является по определению в силу своего происхождения. И поэтому святой Древней Руси — преподобный — это прежде всего тот, который виден всем. И в этом смысле он противоположен одному из принципов древнерусской литературы, в который автор древнерусского произведения прячется за своей безымянностью, прячется за текстом, который может написать любой, по крайней мере любой книжник, и прячется за тем героем, которого он описывает, так, чтобы не становиться посредником между этим героем и читателем. Преподобный — это тот самый монах, который, мысли которого прежде всего устремлены в горнее, он является посредником между простыми людьми, крестьянами, боярами, купцами, которые приходят в монастырь, и своими силами спастись не могут, и Господом, Которому он служит. |
| Из церковно-учительных, исторических, лит. и публицистических памятников, к-рые в сборнике РНБ. Q.XVII.67 представлены древнейшими или уникальными списками и имеют важное значение для изучения рукописной традиции, следует отметить: памятник лит-ры нестяжателей «Повесть зело полезна отца Нила» (изд. по данному единственному списку краткой редакции: Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. С. 319-341); большую подборку статей с предисловием из собрания сочинений прп. Максима Грека в редакции кон. XVI в., близкой к Синодальной; древнейший список «Повести о новгородском посаднике Щиле» (изд.: Еремин И. П. Из истории старинной рус. повести: Повесть о посаднике Щиле: (Исслед. и тексты)//Тр. комиссии по древнерус. лит-ре. Л., 1932. Т. 1. С. 59-151); краткий (очевидно, первоначальный) вариант Сказания Паисия (Ярославова) о Спасо-Каменном мон-ре (изд. Г. М. Прохоровым: КЦДР: XI-XVI вв. СПб., 1991. С. 136-162); список кормовой книги Тихвинского монастыря 1590 г. (изд. по данной рукописи: ДАИ. Т. 1. 135). Особое значение имеет переписанный И. С. текст Первого послания кн. А. М. Курбского царю Иоанну IV. Сделанный, вероятно, в период посещения книжником Москвы в 1595 г., данный список является единственным сохранившимся списком XVI в. текста из переписки Курбского и Грозного, он сыграл решающую роль в полемике о подлинности переписки (см.: Морозов. 1987). В одной тетради с посланием Курбского находится традиционный элемент его «конвоя» - выписки из «Повести о двух посольствах» (часть легендарной переписки Иоанна Грозного с тур. султаном и имп. Максимилианом) (Л. 14 об.-15), который подтверждает гипотезу о формировании памятника не в нач. XVII, а в кон. XVI в. Особой исправностью отличается переписанный И. С. в нач. XVII в. текст Судебника Иоанна IV 1550 г. (РГАДА. Ф. 135. Отд. 5. Рубр. 1. 4 - тетрадь, отделенная от сборника РНБ. Q.XVII.67; впервые издан К. Ф. Калайдовичем и П. М. Строевым : Законы вел. кн. Иоанна Васильевича и Судебник царя и вел. кн. Иоанна Васильевича с дополнительными указами. М., 1819; использован в изд.: Судебники XV-XVI вв. М., 1952). В той же тетради помещены 6 указов 1555-1557 гг. (см.: Законодательные акты Рус. гос-ва 2-й пол. XVI - 1-й пол. XVII в.: Тексты. Л., 1986. С. 35-36, 39-43, 44-45; 2 указа изд. по рукописи И. С., остальные использованы для разночтений). |
| Как настоятель мон-ря, прп. Нил следил за благочинием и соблюдением устава. В «Предании...» он различал «самочинников» и согрешивших «от разленениа или небрежениа». Все согрешения монахов полагалось исправлять только исповедью и духовным наставлением. «Предание...» не упоминает о монастырских наказаниях. Не желавшие изменить свою жизнь должны были оставить обитель. Согласно «Повести о Нило-Сорском ските» 1674 г., иноков, самовольно покинувших мон-рь, но впосл. раскаявшихся и вернувшихся, принимали обратно. Предупреждения прп. Нила о «самочинниках» оказались провидческими: уже в сент. 1513 г. ситуация в пустыни потребовала вмешательства вел. кн. Владимирского, Московского и всея Руси Василия III Иоанновича , к-рый отправил на Белоозеро грамоту своим приказчикам Своару и Гнену «об обережении от татей и разбойников Ниловой Сорской пустыни, и о высылке из оной безчинных старцов». В дек. 1515 г. последовала новая грамота вел. князя белозерским приказчикам с напоминанием оберегать пустынь «от лихих людей и безчинных чернцев». Прп. Нил Сорский детально разработал систему скитского жительства и создал мон-рь, уклад жизни к-рого полностью соответствовал состоянию исихастского безмолвия и созерцания. Уникальный устав, а также харизматичная личность старца Нила привлекали в пустынь неординарных паломников, искавших ответы на сложные вопросы монастырской и общественной жизни своего времени. В последние годы жизни прп. Нила в его скиту нек-рое время подвизались волоколамские монахи Нил (Полев) и Дионисий (Звенигородский). В скиту шла работа над текстом «Просветителя» Краткой редакции, к-рый Нил (Полев) впосл. увез в Иосифов Волоколамский (Волоцкий) в честь Успения Пресвятой Богородицы монастырь вместе с др. рукописями старца Нила. В пустыни бывал князь-инок Вассиан (Патрикеев), занимавшийся здесь изучением Кормчей книги. Именно по челобитию Вассиана скит в 1515 г. получил грамоту вел. кн. Василия III Иоанновича о руге, а по грамоте от 14 сент. 1526 г. стал неподсуден Ростовскому архиепископу (грамота подтверждена царем Феодором Иоанновичем 21 авг. |
| Многие мудрецы говорят: «При хорошем начале хороший конец», точно так и напротив – зло оканчивается злом. В особенности это свойственно свободной природе человека восставать против Божеских заповедей своей свободной волей, злой и всему враждебной. Великий князь московский Василий и это прибавил ко многим скверным своим делам, враждебным Божеским заповедям. По краткости этой книги здесь не место описывать и перечислять их, но то, что необходимо упомянуть, изложим по возможности со всей краткостью. Прожив с первой своей женой Соломонией двадцать шесть лет, он постриг ее в монашество, хотя она не помышляла об этом и не хотела этого, и заточил ее в самый дальний монастырь, находящийся за двести с лишним миль от Москвы, в Каргопольской земле. Итак, он распорядился ребро свое, то есть Богом данную святую и невинную жену, заключить в темницу, крайне тесную и наполненную мраком. А сам женился на Елене, дочери Глинского, хотя и препятствовали ему в этом беззаконии многие святые и добродетельные не только монахи, но и сенаторы его. Один из них был пустынник Вассиан Патрикеев, по матери родственник великому князю, а по отцу внук литовского князя, который, оставя славу мира сего, поселился в пустыне и проводил свою жизнь в монашестве с такой строгостью и святостью, как некогда знаменитый Антоний Великий . И не сочтет пусть никто за дерзость сказать, что в усердии своем он был подобен Иоанну Крестителю, ведь и тот препятствовал в непозволительном браке царю, совершавшему беззакония. Тот попирал законы Моисея, а этот – Евангелия. А из мирских сановников препятствовал великому князю Семен, по прозванию Курбский, из рода князей смоленских и ярославских. О нем и святой жизни его не только там, в Русской земле, знают, но когда был в Москве, слышал и Герберштейн, знаменитый муж и великий посол императора, и рассказал в своей «Хронике», которую написал на латыни в славном городе Милане. А вышеназванный князь Василий, великий в основном гордыней и жестокостью, не только не послушался этих великих и знатных людей, но и блаженного Вассиана, своего родственника по крови, приказал схватить и заточить, так что святого человека, связанного, как преступника, отправил в ужасающую темницу – монастырь преступных иосифлян, подобных ему в своей преступности, и велел умертвить немедленной смертью. И они, скорые исполнители его жестокости и потворщики ему во всех его преступлениях, пожалуй, еще и соперники в этом, немедленно умертвили того. А других святых людей – одних подверг он пожизненному заключению (один из них философ Максим, о котором я расскажу позже), других велел убить, их имена я здесь опускаю. А князя Семена навсегда прогнал с глаз долой. |
| Обретение мощей преподобного Макария Калязинского в 1521 году существенно повышает авторитет князя Дмитровского Юрия Ивановича († 1536), брата государя всея Руси и великого князя Василия III (1479–1533). У Василия III тогда еще не было детей, и князь Дмитровский Юрий, второе лицо в государстве, вполне мог претендовать на российский престол3. Обретение мощей нового святого было благотворным знаком для Дмитровского князя. По словам историка Александра Зимина, «именно князь Юрий Дмитровский стал патроном первого русского чудотворца»4 XVI века. Действенные шаги по причислению подвижника к лику местночтимых святых в 1522–1523 годах были предприняты митрополитом Даниилом, воспитанником Иосифо-Волоколамского монастыря, в силу давних дружеских отношений с покровителем Калязинской обители князем Юрием. Интересно, что на процесс дальнейшей общецерковной канонизации преподобного повлияло противостояние в церковном мире «нестяжателей» (последователей Нила Сорского) и «иосифлян» (единомышленников Иосифа Волоцкого). Материалы церковного Собора 1531 года донесли до нас полемику между митрополитом Даниилом с одной стороны и старцем Вассианом Патрикеевым, а также Максимом Греком с другой. В ходе дискуссии Вассиан усомнился в святости Макария, заявив митрополиту Даниилу на суде: «Аз его знал, простой был человек, а будет ся Чюдотворец, ино как вам любо...»5 Разумеется, в этих словах речь не идет об одежде и поведении святого. За ними стоят сложные отношения между главными лицами светской и церковной власти. Тем не менее уже на первом Макариевском соборе в 1547 году преподобный Макарий Калязинский был причислен к лику общечтимых святых как великий чудотворец. Столь же высокой чести вместе с ним были удостоены митрополит Иона, новгородский архиепископ Иоанн и преподобный Пафнутий Боровский6. Почитание Макария Калязинского началось со времени обретения его мощей7. Вскоре после этого верующие люди начали отламывать кусочки щепы от старого деревянного гроба и уносить их домой. Сохранившаяся нижняя доска гробницы находилась под стеклом в Успенской церкви Троицкого монастыря вплоть до его закрытия, а ныне, по преданию, хранится в калязинской Введенской церкви. К Собору 1547 года были составлены служба на преставление святого, в создании которой принимал участие знаменитый гимнограф XVI века Маркелл Безбородый8, и житие, вошедшее в Великие Четьи Минеи9. |
| Он рекомендовал Герману прочитать толкования свт. Василия Великого на Евангелие, в которых подробно с т. зр. канонического права рассматриваются вопросы святительского суда. В качестве побудительного мотива написания посланий Н. назвал духовную любовь: «...яко скорбя о тебе, сия к тебе пишу, что во не свои вещи вступаешися, и не на тебе лежащия дела на себе восприемлеши». Он также отметил, что в атмосфере вражды, возбужденной против Иосифа Волоцкого советниками Германа, он был вынужден извлечь «духовный нож» (подобно ап. Петру), чтобы защитить учителя («не могий терпети не от тебя единаго, но и отъ всех твоихъ советниковъ на сие шиперание и устремившихся на нас хулами и поношенми» ( Жмакин. 1881. С. 196). Если полемическая дуэль между Н. и мон. Германом завершилась убедительной победой первого, то последующие события со всей очевидностью продемонстрировали превосходство нестяжателей (см.: Нестяжатели ). Это было обусловлено положением князя-инока Вассиана (Патрикеева) при московском дворе в качестве «великого временного человека». Согласно «Письму о нелюбках...», старец Дионисий Звенигородский вместе с «мирским» священником дважды посетил келью некоего пустынника. Во время 1-го посещения гости заметили крест под постелью скитника, во время второго стали свидетелями чрезвычайного происшествия: завидев мон. Дионисия и его спутника, пустынник бросил в печную топку книгу (Послания Иосифа Волоцкого. 1959. С. 368). Учитывая, что рукописная книга представляла значительную ценность, тот факт, что монах предпочел сжечь книгу, служил доказательством ее еретического содержания. Обо всем увиденном старец Дионисий рассказал в письме, к-рое со старцем Серапионом отправил в Иосифов Волоколамский мон-рь. Прп. Иосиф переправил письмо Дионисия своему брату Ростовскому архиеп. Вассиану II (Санину) , в юрисдикции к-рого находились «заволжцы». Архиеп. Вассиан ознакомил с содержанием письма Василия III Иоанновича . Вел. князь обратился к Вассиану (Патрикееву) с вопросом: «Добро ли чинят твои пустынникы?» Тот заявил, что «грамота писана лукавьством», и потребовал очной ставки со священником, бывшим свидетелем происшествия, описанного Дионисием Звенигородским. |
| Особое значение для истории Кормчей книги имеет переписанный с «Суздальских правил» кодекс ГИМ. Воскр. 28, к-рый был положен в основу 1-го издания Кормчей. При подготовке публикации использовалась также «суздальская харатейная» рукопись, о чем свидетельствует помета в печатной Кормчей: «из суздальской харатейной» (Кормчая. М., 1653. Л. 222 об.; помета относится к одной из редакций правила, приведенного в печатной Кормчей в 2 редакциях). «Суздальская харатейная» рукопись упоминается также в маргиналии в Кормчей Успенского собора (ГИМ. Усп. 21/173. Л. 145 об.): «Сие правило списати из суздалскои харатеинои, тамо лучше». Печатная Кормчая неоднократно переиздавалась до 1839 г. и служила основным источником канонического права в России. Ист.: ПСРЛ. Т. 8. С. 151, 162-163, 169-173, 175, 178, 201-203; Т. 9. С. XIV; Т. 12. С. 116, 142, 146-147, 153-154, 193-196; Т. 22. Ч. 1. С. 464, 468, 485, 488-489, 492, 496-498; Т. 23. С. 179, 191, 193; Т. 24. С. 186, 194, 197; Т. 25. С. 279, 292, 295-296, 301, 323-326; Т. 26. С. 243, 247-248, 252, 258-261; СбРИО. СПб., 1882. Т. 35. 24. С. 134; РИБ. СПб., 1908. Т. 6. 84. Стб. 631-634; 88. Стб. 657-670; 89. Стб. 671-674; 91. Стб. 679-684; 110. Стб. 745-748; Иоасафовская летопись. М., 1957. С. 54, 74, 78, 86; АСЭИ. М., 1958. Т. 2. 474. С. 513; 476. С. 515; Покровская В. Ф. Летописный свод 1488 г. из собрания Н. П. Лихачева//ПКНО, 1974 г. М., 1975. С. 31-32; РФА. Ч. 1. 2. С. 64-65; 52. С. 189-191; Ч. 2. 77. С. 252-253; 79. С. 258-259; Ч. 3. 38. С. 108-109. Лит.: Шляпкин И. А. Описание рукописей Суздальского Спасо-Евфимиева мон-ря. СПб., 1881. С. 53-54; Диев М. Я. Суздальская иерархия. М., 1892. С. 47-48. (Мат-лы для истории Рус. Церкви; Вып. 4); Голубинский. История РЦ. Т. 2. Ч. 2. С. 29-30; Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. С. 183; Щапов Я. Н. Византийское и южнослав. правовое наследие на Руси в XI-XIII вв. М., 1978. C. 152-153, 266-267; Белякова Е. В. Особые редакции сборника XIV титулов в византийско-слав. традиции//Церковь в истории России. М., 1999. Сб. 3. С. 37-38; Плигузов А. И. Полемика в Рус. Церкви 1-й трети XVI ст. М., 2002. С. 148, 156; Каталог слав.-рус. рукописных книг XVI в., хранящихся в РГАДА. М., 2005. Вып. 1. С. 293-313, 455-456. |
| Отсюда разнообразие в списках той и другой редакции: в некоторые списки вносились статьи, которые в других не помещались; одни и те же статьи помещались в разных списках не на одном и том же месте; в иных списках число статей значительно увеличивалось; вкрадывались или вносились в некоторые списки неисправности, статьи неизвестного происхождения, сомнительного или апокрифического содержания. Сличение разнообразных списков К. уже в XV в. возбуждало недоумения относительно наиболее верного ее состава. Первая попытка пересмотра приписывается митрополиту Киприану в конце XV в.; в начале XVI века пересмотром русской К. кн. занимались Максим Грек , инок князь Вассиан Патрикеев, преп. Иосиф волоколамский, инок Волоколамского мря Нифонт, затем митроп. Даниил. Тем же попыткам следует приписать, между прочим, происхождение так называемой сводной К., составленной иосифлянами. Пересмотренная в первой половине XVI в. митрополитом Даниилом, сербская К., по-видимому, приготавливалась к изданию для общего употребления во всей русской церкви. В XVII в., при патриархе Иосифе, она подверглась новому пересмотру, в некоторых частностях изменена, дополнена или сокращена против древнейших списков и была напечатана в 1650 г. Иосифовская К. в большей своей части представляет сербскую К. Она содержит: “Предисловие к читателю, сказания о соборах, два предисловия к синтагме XIV титулов или “граней”, “титлы или правилом сочетание” и 71 гл., в которых изложены правила свв. апостолов (гл. 1–4), соборов (гл. 5–20), отцов (гл. 21–35) и иерархов (36—41), извлечения из новелл Юстиниана (гл. 42 и 44), Алексея Комнена (гл. 43) и закона Моисея (гл. 45), закон судный (гл. 46), сочинение Никиты Стифата против латинян (гл. 47—48), Прохирон и Эклога (49–50), статья “О тайне супружества” (гл. 51), постановления некоторых греческих соборов (гл. 52–54) и канонические ответы митроп. ираклийского, патр. св. Никифора, Иоанна кипрского (55–59), Тимофея александрийского (61) и Анастасия синайского (69); “Хиротония” (60 ст.); правила монахам (гл. |
| Румянц. муз., 243–244; Опис. рук. Хлудова, 29–30); Курбский также говорит, что Даниил Сильвана в своем епископском дому злой смертью за малые дни уморил (Сказания, 52); но это не подтверждается. Современное показание удостоверяет, что Вассиан «в монастыре и преставился и погребен бысть тамо». (Прибавл. к Твор. св. отц., X, 508). Спустя год в марте 1532 г. он был еще жив. Возможно, что он дожил до низвержения Даниила и заточения его в Иосифом монастыре, где прежние враги могли встретиться. Во всяком случае, он был погребен в почетном месте, в самом приделе и над его гробницей была помещена икона Богородицы в серебряной ризе, о чем говорится в монастырской описи 1545 г., следовательно, в это время его уже не было в живых (Жмакин, Поездка в Волокол. мон. Древн. и Нов. Россия, 1880, I, 35–36; М. Даниил, 231–232, 247). О том, что лишение причастия М.Грека относится к 1531 г. а не к 1525 г. (Сочин. М.Грека, II, 364; ср. Макарий, VI, 192–193), как думает Голубинский (стр. 817). Довод следующий: в послании к м. Макарию (Сочин., II, 364) Максим говорит, что он 17 лет лишен причастия и тут же сообщает, что о нем ходатайствовал вселенский патриарх (с. 366). Это был Дионисий, который извещал царя о своем возведении на престол (что было в июне 1544 г., см. Списки цареград. патр., Хр. Чт. 1861, III, 81, а по Крузию даже в 1546 г.). О грамоте патр. Дионисия см. ниже. Савва не давал показаний на соборе, но самое перемещение указывает на то, что его сношениям придавали значение (Ратшин; Сказ. Паисия; Белокуров, CCL, 300). О Сильване – Опис. рукоп. Синод. библ., I, ч. II, с. 579, Опис. рукоп. Соловец. библ., I, 163–164; Белокуров LXVII, CCLXXVI). – «Сказание о Максиме» также неправильно сообщает о задушении в дыму Сильвана в Иосиф. мон., по распоряжению будто бы м. Даниила (ср. Курбский, 2-е изд. 42, Жмакин, 192–193; Голубинский, 717–719). В описании царского архива называются: дело Берсеня, Жареного, Максима и Саввы греков (совместно) и грамоты греческие Сильвана, присланные им перед смертью (Акты Арх. |
| Своё название монастырь получил по имени инока Симона, в миру боярина Стефана Васильевича Ховрина, пожертвовавшего землю для монастыря. На этих землях - к югу от Москвы, в десяти верстах от Кремля - и был заложен монастырь. Первоначально Симонов монастырь располагался несколько ниже по Москве-реке, у большой дороги в Москву, и Фёдор, стремясь найти уединение, выбрал для монастыря другое место, неподалёку от старого. В 1379 году монастырь был перенесён на его нынешнее место. На старом месте осталась только приходская церковь Рождества в Старом Симонове, под колокольней которой во второй половине 18 века были обнаружены могилы героев Куликовой битвы Александра Пересвета (ум. 1380) и Родиона Осляби (ум. 1380 или после 1389). Пережившая страшные разрушения, долгое время служившая компрессионной станцией завода " Динамо " , ныне эта церковь снова действующая. Преподобный Сергий Радонежский считал Симонов монастырь " отраслью " своей Троицкой обители и всегда останавливался в нём, когда приезжал в златоглавую. Из стен Симонова монастыря вышла целая плеяда выдающихся подвижников и церковных деятелей: св. Кирилл Белозерский (Козьма), св. Иона, митрополит Московский, патриарх Иосиф (Владимир), митрополит Геронтий, архиепископ Ростовский Иоанн (ум.1525), знаменитый деятель нестяжательства Вассиан, в миру князь Василий Иванович Косой-Патрикеев. Симонов монастырь особенно любил посещать царь Фёдор Алексеевич Романов (1661-1682), для него здесь были устроены кельи. В 1771 году, при Екатерине II (1729-1796), монастырь был упразднён и по случаю распространившейся в ту пору эпидемии чумы превращён в чумной карантин. В 1795 году по ходатайству графа Василия Васильевича Мусина-Пушкина обитель была восстановлена. Башни и стены монастыря строились в 16 веке. Их возводил " государев мастер " Фёдор Савельевич Конь, выдающийся русский зодчий - строитель Смоленского Кремля. Укреплённый при Борисе Фёдоровиче Годунове, монастырь отразил набег крымских татар Казы-Гирея. Новые стены монастыря и часть башен были сооружены в 1630 году, при этом в состав новой крепости вошли части старой крепости. Окружность монастырских стен составляла 825 м, высота около 7 м. Из сохранившихся башен выделяется угловая башня " Дуло " , увенчанная высоким шатром с двухярусной дозорной башенкой. Две другие уцелевшие башни пятигранная Кузнечная и круглая Солевая - построены в 1640-е годы, когда велась перестройка оборонительных сооружений монастыря, пострадавших в Смутное время. В монастырь вели трое ворот: восточные, западные и северные. В память об отражении нападения крымцев в 1591 году была сооружена надвратная церковь Всемилостивого Спаса. Над восточными воротами в 1834 году были возведены надвратная церковь св. Николая Чудотворца. |
|
|
