| священной старины... было, как пишет г. Буслаев 18 , делом новым, небывалым – после киевского Патерика, имеющего впрочем, интерес, более келейный, аскетический». Патриотический подвиг архиепископа Евфимия весьма замечателен в истории развития духовно-литературных идей – в ту эпоху, когда Новгороду в борьбе с Москвой не оставалось иных средств, кроме авторитета священных преданий, которыми еще была бедна в то время Москва. Особенно много потрудился в собирании местных преданий и сказаний о святых архиепископ Макарий. Примеру Макария последовала Москва. Пахомий Логофет, переехавший из Новгорода в лавру св. Сергия Радонежского, первый составил службы на открытие мощей св. Петра и житие св. Алексия Митрополита. Митрополит Макарий, переведенный в Москву, занялся и здесь сбором новых местных сказаний, и его «Четьи-Минеи» здесь прошли чрез новую редакцию, где уже вместе с похвалами новоявленным святым русским воздается хвала главным образом Москве, как матери городов русских. Отсюда Москва, ревниво смотревшая на древнюю славу Новгорода, не хотела признать общего и всероссийского авторитета за святостью новгородских князей, которые доныне пользуются только местным чествованием. Иоанн III-й не хотел чтить препод. Варлаама Хутынского. В свою очередь и новгородцы стали чтить препод. Сергия только при Василии Темном. К св. Иосифу Волоколамскому не питали уважения знаменитые подвижники – Нил Сорский и Вассиан Патрикеев (см. «Сборн. осуж. Даниила»). Плачь пермский о св. Стефане Велико-пермском, написанный сотоварищем Стефана и учеником св. Сергия, Епифанием, доказывает тоже самое. «Когда находившиеся при св. Стефане возвратились из Москвы в Пермь с его ризницею, книгами и другими вещами и возвестили о его кончине, повествует Епифаний, тогда все начали вопиять: «Горе нам братие... мы стали поношением для соседей наших – иноязычников – лопи, вогуличей, югры и пинеги... За что же обидела нас Москва? Она имеет у себя митрополита и святителей, а у нас был один епископ, и того к себе взяла, – и ныне мы не имеем даже гроба епископского 19 ». Определить с точностью число написанных в то время в разных местах земли русской житий святых мы не беремся – по недостатку библиографических и археологических исследований. Несомненно только., что жития составлялись и в то время, когда сильный запрос религиозного чувства вызывал полное и отчетливое разъяснение истин веры и правил христианской нравственности – в связи с требованиями века и русской народной жизни. Жития писались и внутри России и по окраинам ее, и за границей, и на Афоне. |
| Скит мог состоять из нескольких особых келий, где жило отдельно по два или по три пустынника. Из среды их избирался ими же настоятель; но он был не более, как руководитель, к которому они добровольно обращались. Нил позволял принимать подаяния только в самом незначительном размере и, притом, в случае крайней нужды или болезни. Недвижимое имущество и капиталы никак не могли быть достоянием скита, так как в ските не было никакого общего имения. Церковь в ските отнюдь не должна была иметь никаких богатств и украшений; серебро и золото изгонялось из нее строго. «Лучше бедным помогать, чем церкви украшать», -говорил Нил. Хотя находились другие, желавшие присоединиться в скит преподобного Нила, но он принимал их с большим выбором и охотно отпускал из скита, так что в его ските, даже после его смерти, оказалось не более двенадцати старцев. Женщинам не дозволялось входить в скит. Нелюбовь Нила к роскоши была так велика, что по смерти его составилось такое предание: когда царь хотел построить в его пустыне каменную церковь, то преподобный явился ему во сне и приказал не строить каменной церкви, а велел воздвигнуть деревянную. С такими понятиями естественно было Нилу сделаться противником Иосифа Волоколамского и заявить протест против любостяжания монахов и монастырских богатств. Великий князь Иван уважал старца Нила и призывал на соборы. В 1503 году, в конце бывшего тогда собора, Нил сделал предложение отобрать у монастырей все недвижимые имущества. По его воззрению вообще, только то достояние и признавалось законным и богоугодным, которое приобреталось собственным трудом. Иноки, обрекая себя на благочестивое житье, должны были служить примером праведности для всего мира; напротив, владея имениями, они не только не отрекаются от мира, но делаются участниками всех неправд, соединенных с тогдашним вотчинным управлением. Так поставлен был вопрос о нестяжательности. Ивану III было по душе такое предложение, хотя из своекорыстных побуждений. Иван Васильевич распространял вопрос о владении недвижимым имением не только на монастырские, но и на архиерейские имущества. |
| Собор, состоящий из архиереев и монахов, естественно вооружился против этого предложения всеми силами и представил целый ряд доказательств законности и пользы монастырской власти над имениями, доказательств, составленных, главным образом, Иосифом Волоцким. В его сочинении указывалось на то, что монастыри на собственные средства содержат нищих, странников, совершают поминовения по тем, которые давали вклады, и потому для них нужны свечи, хлеб и ладан; автор приводил примеры из Ветхого Завета, из византийских законов, из соборных определений; вспоминал о том, что русские князья, начиная с самых первых, давали в монастыри вклады, записывали села и, наконец, приводил самые убедительные доказательства, что если за монастырями не будет сел, то нельзя постригаться в них знатным и благородным людям, а в таком случае неоткуда будет взять на Руси митрополитов и прочих архиереев. Собор взял верх. Иван ничего не мог сделать против его решения. С этих пор Иосиф сделался отъявленным и непримиримым врагом Нила. К вопросу о монастырских имуществах присоединился вопрос об еретиках. Нил, сообразно своему благодушию, возмущался жестокими мерами, которые проповедовал Иосиф против еретиков, в особенности же тем, что последний требовал казни и таким еретикам, которые приносили покаяние. Тогда, конечно, с ведома Нила, а может быть, и им самим, написано было от лица белозерских старцев то остроумное послание, обличавшее Иосифа, о котором мы говорили в биографии Геннадия. Иосиф разразился обличительным посланием против Нила, укорял его и его последователей в мнениях, противных православию, в том, что он, сострадая еретикам, называет их мучениками, не почитает и хулит древних чудотворцев русских, не верует их чудесам, научает монахов чуждаться общежительства, не велит заботиться о благолепии церквей и украшать иконы златом и серебром. Таким образом, Иосиф хотел дать преступный смысл тому предпочтению, которое оказывал Нил внутреннему благочестию перед внешним. Иосиф обвинял Нила в неуважении к чудотворцам, на том основании, что действительно Нил, как и его ученики, опираясь на сочинения древних святых отцов, особенно на Никона Черной Горы, вооружался против ханжей, распускавших известия о ложных чудесах, знамениях и сновидениях. |
| Стремление государства национализировать церковное и монастырское достояние прослеживается от времен Ивана III до Екатерины II (а по сути — вплоть до большевистского «изъятия ценностей» в 1922 году). Разумеется, нужен был благовидный предлог. «А вам ничего не надо — вы же монахи! Вы отреклись от мира, вы от всего отказались. Зачем вам собственность, зачем земли, деревни, богатства? Вы все должны отдать государству — государство уж позаботится о своих подданных. А вы должны Духом Святым питаться, молиться на голодном пайке. Так что мы всё заберем...» Важно понимать: спор о монастырском землевладении, возникший на Соборе 1503 года, — это не результат каких-то глубинных процессов, происходящих в Церкви, а реакция на поползновения государственной элиты прибрать к рукам церковное достояние. Именно против этого выступил Иосиф Волоцкий. Под его влиянием Собор принял историческое решение, что «церковное стяжание — Божие стяжание есть». И это не было новшеством — напротив, это полностью соответствует всем канонам и обычаям Церкви: церковное имущество не подлежит ни национализации, ни приватизации, ни использованию в неподобающих целях. Но пока живы были великие основатели монастырей, Нил Сорский и Иосиф Волоцкий, которые дружили между собой, одни и те же книги читали, учениками обменивались — все было хорошо, национализировать монастырские земли под флагом «нестяжания» государство не пыталось. Однако потом наступила эпоха учеников. А ученики бывают разные. И вот среди «учеников» (именно так, в кавычках!) преподобного Нила Сорского появляется идеолог антииосифлянства и национализации церковных стяжаний — Вассиан Патрикеев. Кто он такой? Это опальный боярин, крупный государственный деятель, который обижен на весь мир за то, что попал в опалу, его насильственно постригли в монахи. И потому он пытается самоутвердиться. По-человечески вполне понятно. И как же он самоутверждается? Он говорит: вы, монахи, плохие, вы неправильно живете. На Афоне иноки не так живут — вот, старец Максим Грек подтвердит. А тот приехал в Москву с Афона в 1518 году, через два года после смерти преподобного Иосифа Волоцкого, не зная русского языка, не разобравшись в духовной и политической ситуации, не понимая, что его используют в политической интриге. Он просто засвидетельствовал, что на Афоне у монастырей нет сел. А там действительно села монастырям не принадлежали. Нет на Афоне сел. Зато полностью принадлежали земли и прочее имущество — ведь Афон передан в собственность монахам еще византийскими императорами, и этого не оспаривали потом даже турецкие султаны. Афон доныне напрямую подчиняется Константинопольскому Патриарху. |
| Уже при втором игумене Трифоне монастырь получил известность по всей Руси и продолжал быстро разростаться. Здесь закладывается традиция иконописания, которую начал инок обители преподобный Дионисий Глушицкий, написавший в 1424 году прижизненный образ Кирилла Белозерского а также образ святого Димитрия Прилуцкого, хранившийся затем в Спасо-Прилуцком монастыре. Монастырю была оказана всяческая поддержка со стороны Московских князей. На эти средства игумен Трифон возвел новую деревянную Успенскую церковь, украсив ее «иконами и другими красотами». В 1447 году в Кирилло-Белозерский монастырь приехал со своими противниками Василий Темный. Ослепленный своими врагами, сосланный в Вологду, он был вынужден дать Дмитрию Шемяке крестное целование в том, что не станет искать вновь Московского стола. Игумен Трифон то крестное целование с Василия Темного снял, и была восстановлена справедливость. В 1497 году соборная церковь сгорела и на ее месте был сооружен каменный собор. Монастырь был одним из оплотов нестяжательства – духовно-нравственного течения, опасавшегося чрезмерного обогащения монастырей. В Кирилло-Белозерском монастыре жили духовные вожди нестяжателей – преподобный Нил Сорский, инок Вассиан (Патрикеев), летописец и книжник Гурий Тушин, отсюда духовная проповедь нестяжателей звучала по всей Руси. Влияние нестяжателей обусловило то, что с 1482 по 1515 год монастырь не приобретал земельных владений. Здесь также создаётся богатейшая монастырская библиотека на Руси: в её основу легли 17 рукописных книг принадлежавших основателю монастыря, а главным составителем библиотеки стал старец Евфросин в XV веке. В монастыре трудился и известный духовный писатель и агиограф Пахомий Серб. Расцвет " Северной Лавры " в XVI-XVII веках С первой половины XVI века в Кириллов монастырь стали регулярно ездить на богомолье Московские великие князья и цари. На их средства обитель начала быстро застраиваться каменными зданиями. В 1528 году в Кирилло-Белозерский монастырь приезжал великий князь Василий III с молодой женой Еленой Глинской – вымаливать у Бога и святых угодников Белозерских наследника, которым стал будущий царь Иоанн Грозный. В память об этом в монастыре была построена церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи, а впоследствии Иоанн Грозный пожертвовал обители огромную сумму в 28 тысяч рублей Трижды побывав в Кирилловом монастыре, Иван Васильевич высказал желание постричься в нем в монахи, и перед смертью принял постриг от монаха Кирилло-Белозерского монастыря на подворье в Москве. |
| Это охранительное направление мысли владело многими передовыми людьми и глубоко проникало в народное сознание. Такое направление мысли многие и считают характерной чертой московского общества, даже единственным содержанием его умственной жизни до Петра 12 . А как обстояло дело на Руси с наследием античности? Путь к греческой философии мог быть открыт посредством греческого языка. Однако здесь он остается неведомым. По этому известному факту протопресвитер Иоанн Мейендорф пишет: «…ни греческий язык, ни древнегреческая философия не были перенесены Византийской Церковью в Россию. В результате этого русские из всех главнейших европейских наций вышли из Средневековья и вошли в Новое время, не пройдя через две основные стадии в истории Западной Европы: Ренессанс и Реформацию. В этом многие русские историки могут усмотреть преимущество, другие – о нем сожалеть. Как бы то ни было, фактом остается то, что даже еще в XVIIbeke Русская Церковь и общество не были в состоянии сами разобраться с проблемой нового перевода богослужебных текстов. Отсюда и трагедия «староверческого» раскола» 13 . Стремление к самобытности и охранительные намерения развивались на Руси как-то параллельно со стремлением к подражанию чужому. Влияние западноевропейской образованности возникло на Руси из потребностей страны в экономическом, политическом и военном развитии. Стране были нужны люди знающие и образованные, способные заниматься дипломатией, разбирающиеся в новшествах военного дела, технике, мануфактурном производстве и т.д. Так как своих специалистов не было, то призвали иноземцев. И хотя правительство ревниво оберегало от них чистоту национальных верований и жизни, однако знакомство с иностранцами все же стало источником «новшеств». Превосходство их культуры неизбежно влияло на наших предков, породив образовательное движение на Руси еще в XVIbeke. Вначале в него включились отдельные личности (например, Вассиан Патрикеев и др.). Сам царь Иван Грозный не мог не чувствовать нужды в образовании. За необходимость следования в образовании Западу выступал и его политический противник князь Курбский. |
| § II Древние обличители, в своих поучениях, одинаково восставали как против уклонений от нравственного закона, суеверий и предрассудков, так и против «гуслей, сопелей, всяких игр, плясания на пирах и на свадьбах, плескания ручного, скакания ногами, скоморохов» 1484 . Такие увеселения они называли «проклятыми», игры – «сатанинскими», песни – «бесовскими». По взгляду духовенства, пляска, особенно женская, почиталась душегубительным грехом: «о злое проклятое плясание, – говорит один моралист, – о, лукавое жены многовертимое плясание! пляшущая жена любодейца диавола, супруга адова, невеста сатанинская, все любящие плясание бесчестие Иоанну Предтече творят – со Иродиадою им уготован неугасимый огонь и неусыпный червь». Верующему давался совет: «не смотрите на плясания и иные бесовские игры, злые и прелестные, да не прельщены будете, видя и слушая их; таковые нарекутся сатанинскими любовниками; христианину всякому закон воспрещает баснословить, – говорили они, – ибо сказал Христос в Евангелии: о всяком глаголе праздном воздадут слово человеки в день судный». Существовало мнение, что в образе весельчаков – скоморохов странствуют бесы, а монахи-духовидцы даже видели, как лукавые бесы невидимо били христиан железными палицами, отгоняя их от божьего храма к играм и «ужами за сердце почепивше влекли их» 1485 . Ригоризм этот в значительной мере объясняется языческим характером пиршеств и празднеств, сохранявших свою силу. В связи с представленными выше обличениями стоят и запрещения М.Грека. Вычисляя те пороки, которые, по его мнению, влекут за собой наказания божии, проявляющиеся в общественных бедствиях (лихоимство, блуд, содомство и т. п.), он сюда же присоединяет «игры и песни сатанинские, отлучающие от божьего страха и памяти смертной, ради которых грядет гнев божий на сыны непокорные« 1486 . В другом месте, изображая пороки и грехи, за которые ожидает преступников одно наказание – ад, Максим рядом ставит: лихоимство, обременение тяжелыми работами подручников, игру в зернь и гусли. |
| Ибо никто, – сказал он, – никогда за неукрашение церкви не был осужден“. И другие святые так говорят. Преподобная же мученица Евгения и принесенные ей священные сосуды серебряные не приняла, говоря: „Инокам не подобает во владении серебро иметь“. Потому и нам сосуды золотые и серебряные, даже и священные, не подобает иметь; также и прочие украшения излишни, но только необходимое для церкви можно приносить» (там же). Ученик преподобного, Вассиан Патрикеев, вступил в полемику уже после смерти преп. Нила, о чем также ведает все тот же автор «Нелюбок»: «Как не стало старца Нила, а ученик его Князь Вассиян Косой, Княже Иванов сын Юрьевича, и нача сей Князь вельми поборати по своем старце Ниле, еже бы у монастырей не было сел, и с ним сташа иные старцы, с ними же святогорцы. Се же бысть при Великом Князе Васильи Ивановиче всея Руси. И не попусти сему бытии, и им мнение на Иосифа же. То вторая нелюбка!» Фигура старца Вассиана Патрикеева для многих является спорной, поэтому я воздержусь здесь от цитирования его аргументов, высказанных, к примеру, в «Слове ответном». Кроме Вассиана Патрикеева, по словам автора «Нелюбок», «с ним сташа иные старцы, с ними же святогорцы». Иные старцы — это заволжские старцы, разделявшие идеи преподобного Нила, а под святогорцами автор, видимо, имел в виду преподобного Максима Грека, ставшего на сторону нестяжателей. Вот его я и процитирую. Есть у него такое сочинение, которое называется «Слово 3. Прение о твердом иноческом жительстве, где лица спорящие суть: Филоктимон и Актимон, то есть, любостяжательный и нестяжательный» . Это слово как раз представляет собой спор иосифлянина (которого преподобного Максим назвал любостяжателем) и нестяжателя. Цитирую: «Любостяжатель. Перестань уже, человече, от этого долгого твоего пустословья. Никакому мы не подлежим осужденью по причине стяжания имений и владения землями и селами, потому что ни у кого нет ничего своего, и нет возможности кому либо взять что нибудь из этого и отнести в другое место. Поэтому мы по справедливости можем называться настоящими нестяжателями; ибо никто ничего не приобретает своего, а все общее. |
| Советуя во время игр и плясок сидеть дома «во славу божию» и не заниматься «пустошными беседами», моралисты того времени входили с своими наставлениями в супружеские отношения и суровыми угрозами заставляли выполнять столь же суеверные требования: «если кто смесится, – говорит одно из подобных наставлений, – с женой в пяток или субботу и в неделю, и если зачнет – родится тать, или разбойник, или блудник» 1487 . Требования эти иногда получали реальное основание: «по убиении царя (первого Самозванца) и Басманова, – говорит Бусов, – первыми жертвами злобы народной были музыканты и песенники, люди невинные, благонравные и в своем деле искусные: все они, человек до 100, были побиты в Кремле, в монастырских домах, пожалованных им покойным государем» 1488 . Воеводам предписывалось иногда истреблять инструменты и хари скоморохов, и бить батогами тех, кто принимает у себя песенников и глумцев. Однажды при Михаиле Федоровиче в Москве было сожжено пять возов музыкальных инструментов не только у скоморохов, но и вообще в домах. Но, кроме идеализации аскетических начал, у М.Грека мы встречаем и положительное развитие превосходства этого идеала: «Зачем мы, – говорить он, – созданные ради небесных благ, безумно привязываемся к земному; человек – образ божества, и потому будем заботиться, чтобы получить первообразную красоту», «для словесной души одно украшение – забота о божественном, и ее ищи всем сердцем». «Самое устройство человеческого тела, стремящегося к верху, показывает свойство человека – стремиться к небесному» 1489 . Но человек не совершенен, и потому одна премудрость, одно истинное искусство состоит в том, чтобы одолеть свои страсти, богатство душевное есть единственное богатство истинное, которое дает сам Христос; оно заключается в той награде, которая последует после смерти и которую человек заслужит своими добродетелями. Здешняя жизнь есть место усовершенствования для человека, через которое он достигает своего прекрасного отечества, богосозданного едема. Основанием нравственной жизни человека должно быть убеждение, что «вера кроме дел благих мертва есть и дела кроме правыя веры не полезны»; добродетели же заключаются в христианской мудрости, правде, душевном мужестве и целомудрии, их Максим уподобляет четырем столпам, поддерживающим кровлю дома 1490 . |
| Симонов мон-рь. Гравюра П. Пикара. Между 1707 и 1715 гг. Симонов мон-рь. Гравюра П. Пикара. Между 1707 и 1715 гг. В 1-й трети XVI в. монастырь не оказался в стороне от полемики иосифлян и нестяжателей . Среди его настоятелей были как родственники и/или ученики прп. Иосифа Волоцкого ( Вассиан II (Санин) , Кассиан, Герасим (Замыцкий) ), так и «нейтральные» архимандриты (Варлаам). В монастыре проживали и представители нестяжателей (мон. Вассиан (Патрикеев) , прп. Максим Грек ). В источниках не сохранились сведения об активном участии монастырских настоятелей в церковной полемике. Возможно, такую позицию настоятелей М. С. м. следует рассматривать как сознательный нейтралитет. Он отвечал интересам вел. князей, желавших заручиться духовной и идеологической поддержкой Церкви (в этом их могли поддержать иосифляне) и в то же время сконцентрировать в своих руках большой земельный фонд, в чем им была близка позиция нестяжателей, критиковавших монастырское землевладение. М. С. м. сохранял связь с Иосифовым Волоколамским монастырем и в сер. XVI в.; нек-рые волоколамские насельники получали должности симоновских архимандритов ( Савва (Чёрный) , Трифон (Ступишин) и Алексий (Ступишин)). Первые двое после настоятельства в М. С. м. стали архиереями. В сер. XVI в. настоятели мон-ря принимали участие в соборных заседаниях (о войне с Польшей, 1566), в торжественных богослужениях (венчание вел. кн. Иоанна IV Васильевича на царство, 1547; поставление св. Гурия на Казанскую кафедру, 1555; венчание на царство Феодора Иоанновича , 1584). Настоятели М. С. м. поддерживали центральную власть, проявлением чего было их участие в делегации к кн. Андрею Ивановичу Старицкому с предложением подчиниться Москве, а также вступление «со всею вотчиною» в опричнину в 1569 г. (ПСРЛ. Т. 13. С. 94, 117; Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. М.; Л., 1950. С. 94-103; АФЗХ. 1983. С. 225. 176; С. 227. 178). Архим. Иов сопровождал царя Иоанна IV в поездке в Новгород в нач. 70-х гг. XVI в. В свою очередь царь жертвовал в монастырь имущество опальных; в частности, 11 окт. 1569 г. «государевы бояре из опришнины… прислали… ковш серебрян Ивановской Хабарова» (Вкладная и кормовая книга. 2006. С. 22-23; Веселовский. 1969. С. 322 и др.). В нач. 80-х гг. XVI в. государь делал в мон-рь денежные и вещевые вклады по царевичу Иоанну Иоанновичу , а также по опальным с предписанием их поминания (Вкладная и кормовая книга. 2006. С. 23-24). |
|
|
