| Таким образом современниками была отмечена и принадлежность людей той и другой партии к определенным монастырям или, шире, – к известным областям; недаром они назвали партию, выступившую против Иосифа Волоцкого , „заволжскими старцами«, признавая, стало быть, реку Волгу как бы границей, по сторонам которой жили и действовали люди различных убеждений и направлений; этот термин, принятый в науке, удерживаю и я в дальнейшем изложении, равно как термин „иосифлян», данный впоследствии иосифовской партии ее противниками. На подробной характеристике направлений „иосифлян» и „заволжских старцев» я останавливаться здесь не буду, так как она сделана не раз; делалась она обыкновенно на основании учительных и полемических сочинений главарей того и другого направления: Иосифа Волоцкого , митрополита Даниила, Нила Сорского , Вассиана Патрикеева; для меня важно отметить те черты, которые можно сопоставить с результатами моих наблюдений над памятниками житийного характера. Прежде всего следует упомянуть ту внешность религиозно-нравственного идеала, то господство внешних определений в системе морали, которые давно уже признаны характернейшей чертой в направлении Иосифа и его школы; и нельзя не поставить с этим в связь того явления, указанного выше, что жития святых, вышедшие именно из среды волоколамских иноков и посвященные прославлению подвижников иосифовской и соединенной с ней тесными узами пафнутиевой боровской обители, проникнуты тем же настроением: оно отражается то в прославлении святого за чисто внешние проявления подвижничества, иногда вполне формального характера (см. особенно в житиях Кассиана Босого и Фотия), то в соответствующих поучениях и наставлениях, влагаемых в его уста (такие черты мы видели в житиях Пафнутия, Иосифа, Волок. Патерике, отчасти в житии митр. Ионы; то же отмечено в житии Даниила Переяславского, отчасти Герасима Болдинского). Замечу, что и та верность и буквально точное следование букве „писания», которое прославляет Вассиан у Пафнутия, составляло, при известной неопределенности термина „писание» и при принципиальном отрицании критического отношения к писаниям, одну из отличительных особенностей „иосифлянства». |
| Писании, и которые не вызывали какого-нибудь другого, противоположного чувства; таковы помощь голодающему, больному, страннику, посещение заключенного в темнице, одеяние нагого; но когда не было такого непосредственного указания в Писании, и когда были поводы, вызывающие противоположные чувства, любовь уступала место этим последним; и те же люди, которые знали милость и сострадание к нуждающимся, почти не знали терпимости и снисходительности; те же, которые помогали бедным, готовы были сами наполнить темницы несогласно мыслящими людьми, предавать их мучениям и казням, отрицать покаяние за тяжкие грехи (недаром Вассиан Патрикеев, как известно, упрекал за то Иосифа в Наватской ереси); те же, которые, подобно древнему отцу, прощали иной раз татю, желавшему обокрасть инока, готовы были или сами строго карать, или вымаливать у Бога строгую кару за всякое, даже мелкое, нарушение порядка монастырского, за недостаточное уважение к своей личности и святости, за непочитание своей обители и т. п. На этих-то основаниях, думается мне, уживались в душе Иосифа эти „человечность и бесчеловечие». Итак, неизвестный биограф волоцкого игумена в общем и существенном стоит на той же почве, что и другие агиобиографы, вышедшие из обители последнего; с большей ясностью, чем другие, выступают у него два элемента: внешнее и формальное понимание благочестия и известный утилитаризм морали; нетерпимость же и суровость несколько смягчены у него более мягким и кротким отношением к людям. Это, по-видимому, черта его личная, индивидуальная, отличавшая его от преобладающего направления волоколамской жизни. Некоторые из приведенных уже выше характеристик отдельных иноков, сделанных им, производят на меня такое впечатление, словно он хочет найти в жизни этих лиц больше элемента любви, чем есть на самом деле, считая этот элемент весьма важным, и потому придает значение некоторым подробностям мелким или не имеющим прямого отношения к делу, видя в них внешнее выражение чувства любви к ближнему; выше я привел эти указания. |
| Славянский перевод большей части статей о греческих браках – крайне темный, часто совершенно буквальный, дословный, устарелый, иногда неверный, иногда в некоторых списках испорченный. Средств к восстановлению истинного смысла той или другой статьи, а иногда и самой редакции ее, в древней России было крайне мало. При описанном состоянии источников брачного права в древней России, пользование ими и применение их в практической жизни было делом вообще весьма затруднительным; для большинства же лиц, которые, по своему положению в церкви (приходские священники), обязаны были знать и прилагать в жизни правила о браке, – отыскание, знание, точное исполнение и правильное применение их было иногда совершенно невозможным. Затруднения, проистекавшие от неудовлетворительного состояния в древней России источников церковного права вообще и брачного в частности, стали сознаваться в среде иерархии и русского церковного общества весьма рано. Предпринимались меры к устранению этих затруднений; в древней России делались попытки пересмотра и приведения в лучший порядок источников церковного права. Еще митрополит Киприан 304 занимался этим делом. В особенности же в первой половине XVІ века сознавалась необходимость пересмотра и проверки состава и содержания кормчих книг. В видах этого пересмотра Максим грек в 1521 г. сделал новый перевод правил церкви 305 ; инок Вассиан Патрикеев около того же времени пытался составить новое „сбрание» правил 306 ; в XVI веке положено начало так называемым „Сводным кормчим» 307 ; к XVI и к началу XVII в. относится наибольшее число различных списков кормчей книги, сохранившихся до нашего времени и свидетельствующих самым составом своим о том, что составители их не имели какого-либо руководства в выборе и внесении статей в состав их трудов. К тому же времени относится значительная часть сборников, в которых помещались разнообразные собрания правил. Но попытками пересмотра, переписок и составления новых списков кормчих книг не только не устранялись затруднения в пользовании источниками брачного права, а еще более усиливались; так как при этом обнаруживались разнообразие и многочисленность статей о браке и их взаимные несогласия в тех или других сторонах и предметах. |
| Для положения старинной русской знати, равно как и для положения духовенства, было очень важно то обстоятельство, что между обоими сословиями было мало связи, не было обычая, как на западе, чтобы члены знатных родов поступали в духовное звание и достигали архиерейства. Митрополит Алексий был сын знатного московского боярина; невольный постриженик Вассиан Косой (князь Патрикеев) показал очень ясно, какие могут быть следствия соединения в одном лице духовного характера с знатностию происхождения, связями и преданиями. Противник Вассиана, Иосиф Волоцкий , человек так называемого благородного происхождения, настаивал на удержании за монастырями деревень именно с тою целию, чтобы можно было постригаться честным людям, которые потом должны были занимать высшие места в иерархии. Деревни остались за монастырями, но то, чего хотел Иосиф, не произошло или было редким явлением. Что касается до белого духовенства, то обязательность брака должна была изначала оказывать большое влияние на его положение: оно получило возможность восполняться из среды самого себя; но было еще другое условие, которое могущественно содействовало обособлению духовенства. Известно, как тяготила правительство малочисленность народонаселения в России, как дорог был вследствие этого человек, и великий князь Василий Димитриевич заключил договор с митрополитом Киприаном, чтобы тот не принимал в свое духовное ведомство, т. е. не ставил в священники, слуг великокняжеских. Несмотря на некоторые невыгоды своего положения, духовенство в древней России сохраняло важное значение, именно сохраняло характер учительного сословия исключительно. Просвещение заключалось в церковных книгах, и духовенству принадлежало истолкование их. Духовенство было единственным обязательно просвещенным сословием в России: боярин не был даже обязан уметь читать и писать; священник не мог не быть грамотным; дьяк и подьячий были грамотны, но их грамотность служила им только внешним средством для достижения известной цели: тогда как от священника требовалась не одна грамотность, от него требовалась учительность, и никто не отрицал у него права на исключительную учительность. |
| Царь же и государь всеа Русии в разум истинный прииде, поне же благочестив и христолюбив, и человеколюбив, и от Бога даннаго ему разума исполнен, и божественома писанием ритор и философ превзыде». Он вспомнил апостольское слово: «Лутчи женитися, нежели раждизатися», и пакы: «дух бодр, а плоть немощна» (Мф. 26, 47; Мк. 74, 38), и ответ дал...: «Воля ваша буди». Они же вси радостно и велегласно възъпиша: «Грех твой, царю, буди на нас». Княз же великий посла боляре своа и верныа велможа в вся грады и веси самодержавнаго ему государьства, да изберут ему девицу лепу и доброзрачну, и разумну... И снидошася вся вкупе послании от государя на обретение девиче, и начат глаголати сице: «Царю, нигде же таковыа отроковица не обретохом никогда же от рожении видехом, ниже ума наши осязати могут, якова же и дщерь князя Василиа Лвовича Глинского Елена». Князь же великий повелеша ю ввести в светлаа полаты, да узрить ю... И прииде царь в полату, узре юницу благобразну и въпроси ю о жителстве. Она же мудре отвещаша ему. Княз же великий зело възлюби ю лепоты ради лица еа и благообразна възраста, наипаче же целомудриа ради... И повеле ю нарещи царицу и государыню всеа Русии... Царь же и государь всеа Русии прииде и благословися от священнаго собора. Данил же митрополит всеа Русии и преосвященный сонм - вси единогласно радостне государя благословляют браку совокупитися и прощают в сий век и в будущий» . Как мы видим, добровольное пострижение Соломонии, скорбь великого князя о расторжении брака с Соломонией, и благословение священноначалия (включая ученика преподобного Иосифа Волоцкого митрополита Даниила) на повторный брак с Еленой Глинской - это факты, не подлежащие сомнению. Однако были и противники этого. Внуком Юрия Патрикеевича, на свадьбе которого Федор Сабур произнес знаменитое «Бог в кике», был князь-инок Вассиан Патрикеев - ученик преподобного Нила Сорского. Вот как описывается его ответ великому князю в повести 16 века: сказал «Васьян великому государю сице: «Никогда же... не изобрел таковаго воспрощения, якоже ты просиши от моих недостойных уст. |
| Многие из русского общества думали даже, что действительно была какая-то благословенная грамота от Константинополя на поставление русских митрополитов окончательно в Москве. Когда позднее, на соборе 1551 года, Максиму предъявляли это обвинение в его укоризнах русским за неблагословение от Константинополя, он отвечал: «Я дознавался и мне сказали, что патр. Константинопольский дал благословенную грамоту. И я много раз добивался увидать эту грамоту, но до сих пор ее не видал». Сохранилось даже специальное сочинение Максима по этому вопросу. Из него видно, что москвичи составили себе теорию, сближая свою независимость от папы Римского с таковой же независимостью «и от Цареградского патриарха, аки во области безбожных турок поганого царя...» Русские видели в государственной султанской инвеституре патриарха унизительность и невозможность косвенно принять это, как раз в ту пору, когда они сами на Москве с победным шумом разорвали ханскую грамоту и с ней прогнали последнюю тень зависимости от полумесяца. Максим на это возражал небольшим трактатом: «Сказание о том, что не оскверняются святая николи же, аще и многа лета обладаеми суть от поганых». Если святые места Палестины и Гроб Господень не теряют в глазах русских своей святости только от того, что политически ими обладают мусульмане, то почему же и от той же причины терял бы свою каноническую власть и патриарх Цареградский? «А рукоположения КП вселенского патриарха, который и до сих пор, Божиею благодатию пребывает во всяком православии и благозаконии, по какой причине отметаешься, о пречудный?» Митр. Даниил, при вступлении своем во власть, застал на Москве общественное мнение, представляемое высшими кругами – самим в. князем, боярами и среди них иноком Вассианом Патрикеевым, и объединившееся теперь около Максима Грека , ибо нравственный авторитет его был несравнимо выше Вассиана. Вассиан открыто агитировал против самой кандидатуры Даниила в митрополиты. Агитация Вассиана находила общественную поддержку в критике угоднического поведения митрополита. |
| Общежитие в монастырях по суждению старца, давно уже разрушилось; «похвальнее общего особное житие: со единем или много с двема безмолвствовати». Это средний путь, скитский образ 95 . Об иноческой милостыне нет упоминания у этого заволжца. Не без влияния, кажется, созерцательной заволжской доктрины у еретика Феодосия Косого появляется совершенное отрицание этой христианской добродетели. «Велят же попы имения приносити и нищим подаяти, а нищие псы, не подобает им подаяти». Но еретик проповедал общение имуществ, отрицал всякую власть 96 , и едва ли среди белоозерцев имел сторонников своего крайнего учения о милостыне. Напротив, ученики преп. Нила не могли отрешиться от традиционных русских суждений о «спасенной милостыне» и быть последовательными. Вассиан Патрикеев, который описывает назначение монашества согласно со своим старцем, а обязанность церковной благотворительности предоставляет епископам, однако пишет, что слова Христа: аще хощеши совершен быти... ( Мф.19:21 ), являют три всеобъемлющие главизны иноческого жития: «нищету, милостыню и всяко братолюбие и сострадание, к сим же и молитву непрестанную с воздержанием и бодростью» 97 . Таковы идеалы и взгляды двух монашеских партий ΧVΙ в. по вопросу о служении монашества миру. Партия иосифлян была более многочисленна и влиятельна; притом же опиралась она на традиции русского монашества, ссылалась постоянно на русских чудотворцев. Партия заволжская жила наносными, принесенными с Афона идеалами и воззрениями, свободнее относилась к великим примерам и благочестивым преданиям родного монашества; она вредила себе еще и тем, что служила гнездом религиозного вольнодумства. Принципиально последовательные заволжцы считали себя даже свободными от служения миру, но на деле служили ему. Было отличие только в характере этого служения со стороны заволжцев и подвижников-иосифлян. Начнем с иосифлянской партии, с ее «деда» преп. Пафнутия Боровского. Преп. Пафнутий Боровский († 1477), в обители которого принял пострижение Иосиф Волоколамский, «один из любопытнейших характеров в древнерусском монашестве», по замечанию проф. |
| профессор Александр Семёнович Архангельский (24.07.1854–24.04.1926) История русской литературы профессор Александр Семёнович Архангельский Писатель, литературовед, педагог, филолог, профессор истории русской литературы в Казанском университете, член-корреспондент Императорской академии наук. Биография Родился 12 (24) июля 1854 года Его отец Семён Кузьмич Архангельский — окончивший курс в Горыгорецком земледельческом институте преподаватель Пензенской семинарии, позже ставший священником. Первоначальное образование получил в Пензенском духовном училище и Пензенской духовной семинарии, из пятого класса которой поступил на историко-филологический факультет Казанского университета. По окончании университетского курса в 1876 году, он некоторое время состоял преподавателем русской словесности Симбирской гимназии, но 30 мая 1878 года был избран профессорским стипендиатом и после сдачи магистерского экзамена в 1879 году был командирован для занятий в Москву и Санкт-Петербург. В мае 1882 года за исследование «Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, их литературные труды и идеи в древней Руси» (СПб., 1882) он получил в Казанском университете степень магистра русской словесности и был избран доцентом по кафедре русской словесности; 1 октября 1884 года возведён в звание экстраординарного профессора. Степень доктора истории русской литературы он получил в Санкт-Петербургском университете 28 мая 1890 года за работу «Творения отцов церкви в древнерусской письменности» и 26 ноября того же года был утверждён ординарным профессором. В 1894—1897 годах был в заграничной научной командировке. С 1907 года — заслуженный профессор. В мае 1908 года вышел в отставку из университета и с 1908 года состоял инспектором классов Санкт-Петербургского Елизаветинского института. А. С. Архангельский — действительный член Общества любителей российской словесности (с 20 ноября 1887); член-корреспондент Московского археологического общества (1888). С 1899 года был председателем Казанского общества любителей отечественной словесности. Также Архангельский принимал активное участие в создании Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Печатался в журнале А. А. Хованского «Филологические записки». Он был редактором Полного собрания сочинений Жуковского (СПб., 1902. Т. 1—12). Умер 24 апреля 1926 года в Москве; похоронен на Новодевичьем кладбище. |
| Трудящиеся монахи не пренебрегают и духовными трудами. Если им случится где-либо трудиться и если там есть подходящее место, то при наступлении времени молитвы и песнопения они прекращают работу и совершают псалмопения, потому что с ними всегда следует священник. «Сказание» о Святой Горе, написанное Максимом также и для старца Вассиана, значительно более кратко 656 . Да и в целом сотрудничество с русским нестяжателем носило совершенно иной характер, нежели беседы с великим князем. Старец Вассиан для обоснования своих нестяжательских взглядов обратился к изучению канонических норм и правил, к Кормчей книге, но усмотрел в ней противоречия в вопросе «о селах», который интересовал его в первую очередь. По его восприятию, одни правила «повелевают», а другие «запрещают» монастырям иметь села. Преп. Максим Грек сделал переводы некоторых правил и толкований к ним и познакомил Вассиана с приемами филологической критики текста, когда текст исследуется не с помощью противопоставления ему другого текста, с противоположным содержанием, но устанавливается история и степень подлинности самого текста. Некоторые упоминания сел в Кормчей появились на какой-то стадии славянских переводов этого памятника 657 . На Соборе, начавшемся 11мая 1531 года, Вассиану Патрикееву были предъявлены обвинения в произвольных, без благословения властей, изменениях в Кормчей. Ряд обвинений был общим с теми, которые предъявлялись Максиму Греку . Некоторые соборные заседания были общими. Дата начала Собора на Максима Грека неизвестна, подготовка к нему и заседания проходили в пределах апреля-мая 1531 года. «Нестяжание» рассматривалось на Соборах как вопрос о землях, селах и зависимых людях («а чудотворцев называешь смутотворцы, потому что они у монастырей села имеют и людей»). После того как Вассиану были прочитаны «свидетельства» о том, что «древънии святии отци и чудотворцы села имели у монастырей», обвиняемый отвечал: «Те держали села, а пристрастия к ним не имели», и поставил под сомнение их чудотворение. |
| Этот евангельский принцип митрополит хотел приложить и к новгородским еретикам. У Иосифа же все были еретики, кто не разделял его убеждений: еретик митрополит, еретик великий князь, еретик даже и такой подвижник благочестия, как преп. Нил сорский 1804 . Необходимо думать, что в этой коренной разнице во взглядах и крылась истинная причина непри- —226— миримой вражды и убеждения Иосифа в еретичестве Зосимы. В своём ревновании о православии он готов приписать ненавистному митрополиту всё, что было тогда худого у русского народа: „отступиша бо человецы от истины и от правды, отступиша братолюбия и нищелюбия, отступиша целомудрия и чистоты, и на сласти совратишася, зряще на скверного пастыря!” Он не сомневается даже, что наступило время антихриста, а митрополит его „предотеча” 1805 . Иосиф принадлежал к числу тех людей, которые в своих симпатиях и антипатиях не знают границ и если, по их убеждению, что худо, то это уж прямое исчадие ада. Для него ясно было одно: еретиков нужно было жечь, рубить, вешать – словом – уничтожать всеми средствами; кто этого не делает, тот сам еретик. И у современников преподобного находим указания на его нетерпимость и пристрастие к лицам, расходившимся с ним во взглядах. Нельзя, понятно, смотреть на Иосифа глазами князя-инока Вассиана Патрикеева, обвинявшего его в намеренном искажении истины по человеконенавистничеству, но сильное преувеличение в своих врагах их недостатков было ему свойственно по самому его характеру. Евангельской кротости и смирения нечего было искать в Иосифе, в чём его открыто упрекает князь Вассиан: „Ох! Что будет тебе, Иосифе, пред Христом в день судный и с твоими ученикы? Ниже у нас еси потребовал прощения, оскорбляя нас в Божиих заповедех и смущая, ниже сам еси ны простил, отходя на путь вечный” 1806 . Особенно жёсткий и неумолимый нрав Иосифа, его неправда, обнаружились в столкновении с арх. новгородским Серапионом, которого он, пользуясь своим влиянием на великого князя Василия III, довёл до низложения. Вот каково суждение летописца по поводу этой ссоры: „Лета 7024, в седьмом лете после сведения из Новгорода архиепископа Серапиона, смирился князь великий с Серапионом, а кто на него ни постоял... |
|
|
