| Из книги «Полевые псалмы» (1912) Псалом зачала Благослови, Господь, мой подвиг песнопенья! Огонь пылающий вложи в мои уста. Где только станешь Ты – сияет красота, Ты взор Свой обратишь – сбываются веленья. Текут века времен… Людские поколенья Уходят в прах земли. Их дни, как жизнь листа. Дохнет осенний хлад, и роща вся пуста, – Лишь кроет золото замерзшие коренья. Но Ты зовешь весну, – и дерево ветвями Шумит и песнь поет к Престолу Твоему. Твой луч дарует жизнь, рассеяв злую тьму. Полночный мрак небес Ты осветил огнями… Ты воззови из тьмы моей души стремленья… Благослови, Господь, на подвиг песнопенья! Господь лесов, – темных, шумящих тревогой Тихих полей, озаренных лазурною ласкою неба, Бог васильков, что растут над проезжей дорогой – Синие глазки средь колоса ржаного хлеба. Господь жуков, бабочек красных и белых, Бабочек с черными пятнами, робкой трепещущей моли, – Ныне молюсь я Тебе в своих песнях несмелых, Благословляю за огненность солнечной воли! Господь воздвиг Чертог на поле ржей склоненных Колосьев легион поет Ему хвалу И синих васильков коленопреклоненных, Кивающих с межи уснувшему селу. Звенит согласный хор гудящих, неуемных Жуков, взлетающих в полуночную мглу, Где свет дрожит от звезд упавших, опаленных, Низринувшихся вниз в подобие орлу. Так волей мудрою Господь пути направит, – Пусть все живущее Создателя восславит! Он руководит жизнь предвиденным Концом. Он сон студеных рос хранит неукоснимо, Он даст убежище букашке еле зримой, И солнца поразит Он огненным Мечом. О, голоса полей и нив зарею ранней Когда туман, как дым, курится над ложбиной, Когда горит восток, когда еще желанней Певцам пернатым петь и реять над долиной! В тот час весь светлый мир просторней и безгранней, Он дышит думою и радостью единой – Встречать Царя небес, затем, чтоб неустанней И ярче Он лучи низринул, чтоб хранимый Зарею тихий дол, проснувшись, оживился, И солнца звонкий луч в росинке отразился, Чтоб поле все, и лес, и ширь лугов степная, Кивая стеблями травы и лепестками, «Осанна» говоря незримыми устами, Восторгом грянуло от края и до края. |
| Я же помню, как он заботился о людях, непременно спрашивая, накормили ли водителя, распоряжался отдать свои новые полуботинки сыну ухаживавшей за ним медсестры, помогал получить квартиру или провести телефон. Но я никогда не слышала от него рассказов о его благодеяниях. Ему была свойственна какая-то природная скромность. Никто никогда не видел в нем заносчивости, чванства, барства, что часто бывает с людьми, достигшими каких-то высот. Всегда он был прост, доброжелателен и доступен. Недавно мне на глаза попался старый, семидесятых годов, журнал со статьей отца. Вот как она начиналась: “Мне пришлось быть непосредственным участником многих наступательных операций Великой Отечественной войны”. Просто “непосредственным участником”. Так написал о себе человек, которого в народе называют спасителем России. Как и Александр Васильевич Суворов, на которого во многом равнялся отец, он был знатоком солдатской души. Денис Давыдов говорил о Суворове, что тот “положил руку на сердце русского солдата и изучил его биение”. То же самое, мне кажется, можно сказать и о Жукове. Военный историк Н. Светлишин вспоминает: “Однажды мне показали солдата-артиллериста, с которым маршал Жуков ел из одного котелка кашу. “Неужели правда?” - не удержался, спросил я бойца. “Обычное дело, - заверил меня пожилой солдат. - Подошел, присел рядом на станину орудия, расспросил о доме. Ну-ка, говорит, попробую, чем моих орлов кормят! Адъютант подал ложку...” В Костроме живет ветеран войны Василий Иванович Сорокин, который вот так вспоминал встречу кандидата в депутаты Верховного Совета СССР Маршала Советского Союза Г. К. Жукова со своими избирателями, воинами одной артиллерийской части в Германии в январе 1946 года: “Я не помню содержания речи Георгия Константиновича, но сейчас хорошо вижу безмолвный, полный внимания строй. Солдаты ловили каждое слово полководца, смотрели на него до жадности влюбленными глазами. И не успели объявить об окончании встречи, как Георгия Константиновича тут же “взяли в окружение, в плен”. Защелкали фотоаппараты, каждому хотелось быть поближе к маршалу, попасть в объектив и запечатлеть себя на память. Некоторые при фотографировании даже обнимали его, а он стоял невысокий, коренастый, в маршальской полевой форме, смеясь, шутил, острил и просил: “Выпустите меня, пожалуйста!” На это уже не строй, а толпа отвечала возгласами “ура!” и бурей аплодисментов. Все попытки офицеров построить и увести солдат успеха не имели. Все были приятно возбуждены, взволнованны и простительно недисциплинированны. |
| В их судьбах много общего. Оба они достигли высот славы, принесли неоценимое благо Отечеству, но потом подверглись опале и последние свои дни заканчивали в изоляции. Я вспоминаю такой случай, его рассказывала моя сестра Элла Георгиевна. Отец читал книгу о Суворове и вдруг сказал: " Ну-ка запиши! " . И прочитал известные слова Суворова: " У этого наемника-историка два зеркала: одно - увеличительное - для своих и другое - уменьшительное - для нас. Но потомство разобьет вдребезги оба и выставит свое, в котором мы не будем казаться пигмеями " . Тогда моя сестра не поняла, зачем отец обратил внимание именно на эти слова, но потом, когда прошли годы, и отец пережил много клеветы, унижений, лжи в своей жизни, они стали понятны. Ведь его, да и не только его, старались, да и по сей день стараются сделать пигмеем. Он говорил словами Суворова о себе - верил, что потомки оценят его дела правильно и история все расставит по своим местам. - Ваши книги, видимо, и являются шагом на пути к этому пониманию... - В книге о Суворове я в меру своих сил, старалась показать его духовную суть. Александр Васильевич был глубоко верующим человеком, его вера в Бога была несгибаема, он был настоящим отцом солдатам, кроме того скромнейшим и очень оригинальным человеком. Учил солдат молитвам. Строил храмы, собственноручно вырезал для одного из них крест-распятие. Сам служил дьячком, пел на клиросе. В моей книге впервые опубликован его покаянный " Канон Господу Иисусу Христу " , написанный Александром Васильевичем незадолго до смерти, - удивительный канон, пронизанный настоящим смирением и глубоким покаянным чувством. Ведь мало кто знает, что Суворов написал такой канон, в свое время готовился стать иноком и подавал об этом прошение на имя государя-императора. Книга выдержала уже несколько изданий. О том, что она необходима, свидетельствует и ее издание пиратским способом на Украине. Во второй книге " Маршал Жуков. Сокровенная жизнь души " я попыталась показать отца не столько полководцем (об этом написано много книг), сколько показать его душу, душу человека верующего, потому что мало кто знает, что у отца действительно была сокровенная жизнь христианина. Жизнь, которая в ХХ веке была особенно сложна и сокрыта от глаз людских. |
| В обычные дни, когда не было гостей, питались просто. " Щи да каша - пища наша " , - говорил отец. Он был равнодушен к вину, даже по большим праздникам, хотя угостить он любил и на столе всегда были хорошие вина и коньяки. Пьяных он буквально не терпел (как и Александр Васильевич Суворов, только разве не поливал их, как тот, холодной водой). Улыбки всегда были в нашем доме. Отец любил шутить, веселить гостей. В декабре 1966 года бывший заместитель Жукова по тылу на 1-м Белорусском фронте генерал-лейтенант Антипенко Н. А. пригласил его к себе на юбилей несмотря на то, что это было опасно и не всякий мог решиться на такой смелый шаг. Были приглашены соратники по 1-му Белорусскому фронту- Казаков, Орел, Баграмян, Стученко. Некоторые побоялись прийти, узнав, что будет Жуков. Один из гостей, бывавший обычно тамадой, на этот раз отказался вести вечер, начал кашлять и жаловаться на больное горло... У зятя юбиляра была новая кинокамера, и он снимал это торжество. Некоторые, по его словам, отворачивались, боялись быть скомпрометированными. Отец же был рад встрече с соратниками после стольких лет изоляции. Велась оживленная беседа, вспоминали войну, подвиг народа. Георгий Константинович был " душой общества " . Потом пели военные песни, и отец даже сплясал русскую (это в 70 лет!). Жаль, что пленка с этими ценными кадрами оказалась потом по неизвестным причинам " засвеченной. Отец делил людей на искренних и неискренних, которые " себе на уме " . Сам же никогда не кривил душой, ему всегда было присуще обостренное чувство справедливости. Будучи в Свердловске командующим Уральским военным округом он побывал в ипатьевском доме. Вот как вспоминает об этом моя старшая сестра Элла: " Помню и печально знаменитый ипатьевский дом, куда нас провели по особому разрешению. Тема расстрела царской семьи в те годы была под строжайшим запретом, и я впервые узнала об этой трагедии. В доме при входе была устроена небольшая экспозиция с копиями каких-то документов, на стенах висели красные лозунги и портреты вождей, а внизу - страшный подвал, куда мне не захотелось спускаться. Атмосфера в доме была гнетущей... С отцом на эту тему я заговаривать не стала " . О том, что на самом деле творилось в душе отца, можно понять по эпизоду, происшедшему позднее. О нем мне рассказали во время моей поездки на Урал старожилы. |
| Квартира старая, шкафчиков и антресолей множество, и вещей, соответственно. Супруга, когда пришла позднее, просто обалдела, у неё к порядку трепетное отношение. Разумеется, всё, где может быть электронная информация, изъяли. Включая совместно с женой используемый компьютер, на котором она половину отпуска готовила методички как педагог по работе с детьми-инвалидами, а ей уже через неделю на работу. Но это никого не интересует. Изъяли ещё несколько листочков, в том числе с эскизами надгробий для моих родителей и брата и заказ на надгробье для родителей другого человека. Да, бравые ребята в масках, уже через полчаса заскучали и постепенно рассосались, но человек шесть совершенно чужих людей ещё долго «исследовали» квартиру, включая личные и нательные вещи супруги, которая до сих пор вопрошает, утирая слёзы: «Вот, за что мне это всё?!» Я банально бубню: «Что делать, это их работа...». Но это не утешает, тем более, ещё и кухонный гарнитур стоит разобранный, ни к кранам, ни к посуде не подступиться, да ещё любимая наша питомица кошка Масяся заболела серьёзно, пришлось ездить по разным ветеринарам, а сегодня сложную операцию сделали. Но дальше – больше. Прошерстив квартиру, сотрудники удивили, что ещё надо обыскать моё рабочее место на кафедре. Это уже что-то невероятное, обысков в моём вузе я не припомню. И всё начальство будет в шоке. Да и весь коллектив загудит как улей. Целая же империя, не твоя квартира с домочадцами. А у меня ещё и конкурс на носу. А что делать? В общем, даже предупредить заведующего кафедрой мне тоже не дали. Но на проходной понервничали, поскольку их удостоверения, которыми они козыряли, для нашего режимного вуза пропусками не являются, такой вариант доступа в образовательное учреждение не предусмотрен. После безуспешных препирательств с вахтой начались переговоры с руководством наших служб безопасности, в итоге всех переписали и пропустили. В преподавательской тоже все моё рабочее место перебрали, забрали только электронику. Интересная деталь, предводитель этой " занятной экспедиции " в чине майора ещё предложил изъять с моего стола репродукцию картины Константина Васильева с маршалом Георгием Жуковым, мол, чтобы инициировать прокурорское предостережение " о недопустимости экстремизма " . Я спросил: " Чтобы народ над вами посмеялся? Впрочем, смотрите сами... " . Но вопрос как-то сам отпал, когда совсем молодой человек из понятых сообщил, что хорошо знает, кто такой маршал Жуков. |
| Нападки либеральных критиков " Нового мира " на общественную позицию " Молодой гвардии " заставили ряд авторов последней (М. Алексеев, С. Викулов, С. Воронин, Ан. Иванов, В. Чивилихин и др.) выступить в защиту журнала и патриотических ценностей. Письмо " Против чего выступает " Новый мир " было опубликовано в " Огоньке " (тогда возглавлявшемся А. Софроновым), в N 30 за 1969 год. Авторы письма отмечают, что " Новый мир " " не упускает случая поиздеваться надо всем, что связано с любовью к отчим местам, к родной земле... и почему-то особенно к русской старине " ; " авторы " Нового мира " направляют весь свой критический запал против тех произведений, которые отстаивают традиции русской и других национальных культур, идей преемственности поколений, народно-революционной борьбы, советского патриотизма " . Но у Кремля в фаворитах ходили другие авторы. Организационное оформление Русской партии можно отнести к 1966 году, году основания Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры. Его ядром был так называемый " Русский клуб " , у истоков которого стояли О. Волков, П. Палиевский, В. Кожинов, А. Ланщиков, С. Семанов, Д. Жуков. Председателем ВООПИК был избран Игорь Васильевич Петрянов - академик отделения химических наук. Общество получило помещение в одном из домов Высокопетровского монастыря в Москве. Об атмосфере, царившей в обществе, вспоминает С. Семанов: " Вот Святослав Котенко рассуждает о кино и вдрызг разносит сверхпартийный фильм Габриловича и Райзмана " Коммунист " , увенчанный всеми премиальными погремушками: " В этой картине коммунист реквизует жену у русского крестьянина! " Таких слов в ту пору нигде нельзя было больше услышать. Марк Любомудров, говоря о русском театре вчера и сегодня, начинает прямо с таких вот слов: " Русского театра больше нет, его убили " . Через некоторое время Любомудров был отчислен из ленинградского института за " профнепригодность " , меж тем как множество его коллег откочевали в сторону " земли обетованной " . И далее: " Летом 1970-го съехались мы в Смоленск на конференцию. По завершении собрались в ресторане. После первого тоста за хозяев грянули дружным хором свою любимую, что не раз певали: " Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам " , а во время исполнения припева: " Так за Царя, за Родину, за Веру... " - все " наши " вскочили, держа рюмки на согнутой руке у груди. Сидевший рядом с Петряновым секретарь обкома по идеологии осторожно шепнул ему: " Но ведь это, кажется, белогвардейская песня? " Академик благодушно улыбнулся: " Ну что вы, это же Пушкин " . |
| Показательны и появившиеся в последние годы " энциклопедии " , которые при их внимательном прочтении не выдерживают никакой критики. Это, в первую очередь, касается издания " Русский патриотизм " (14), выпущенного 3-тысячным тиражом. В более чем 900-страничную книгу, где согласно названию должны были быть представлены именно русские патриоты, попали очень разные люди: Г. А. Зюганов (автор статьи не указан), Э. В. Лимонов (автор не указан), В. М. Пуришкевич (автор А. Степанов), Г. К. Жуков (автором значится М. Жукова), И. А. Ильин (автор О. Платонов) К. В. Смирнов-Осташвили (автор В. Хатюшин), Д. Д. Васильев (автор статьи не указан), И. В. Сталин (автор О. Платонов), П. А. Столыпин (автор О. Платонов). Святые Иоанн Кронштадтский и Серафим Саровский соседствуют с современными неоязычниками (В. Н. Безверхий, В. Н. Емельянов и др.). Вместе с З. А. Космодемьянской (15), О. В. Кошевым (16), Леней Голиковым (17) и А. М. Матросовым (18) представлены идеологи т.н. " русского фашизма " - А. А. Вонсяцкий (19) и К. В. Родзаевский (20). Статьи " Русский фашизм " и " Ритуальные убийства " в издании помещены вместе со статями " Православие " и " Тост за здоровье русского народа " . В связи с включением в издание под заголовком " русский патриотизм " статей о представителях т.н. " русского фашизма " характерно утверждение, что " в конце Великой Отечественной войны вожди русских фашистов стали понимать величие личности Сталина, восхищались победами русского оружия над Гитлером " (21). Подобная эклектика, как в капле воды отражает общее смятение умов в современной России. В издании немало лакун и в этой связи не совсем понятно - следует ли считать, что не попавшие в энциклопедию не являются русскими патриотами. Основа любой научной энциклопедии - максимально беспристрастная оценка в большинстве статей отсутствует. Поэтому все фразы, типа " убит еврейскими большевиками " (22), целиком на совести авторов; так же как и восторженные оценки некоторых из наших современников ( " певец советской эпохи " , " истинный патриот " и т.п.). |
| — Разбойник! — каркала Ворона, понемногу отступая. — Не буду я никого славить! Ешь сам свои шишки и зёрна! Берегись! Сейчас полечу к Змее и пожалуюсь на тебя. И улетела. А продолжил свой путь. Идёт а кругом поникшие колокольчики, васильки, ромашки, пожелтевшая травка… Всюду лежат и тихо стонут голодные и ослабевшие кузнечики, паучки, жучки, стрекозки и другая малая живность. “Надо спешить!” — говорил сам себе но всё-таки в пути останавливался и каждому из страждущих отщипывал го кусочку от своего яблока. — Слава Богу, — тихо шептали бедные страждущие, и у них прибывало сил. — Идите за мной, — говорил им — Мы все соберёмся у старого Богомола и будем вместе с ним молиться о дожде! Многие из насекомых поднялись на ножки и пошли за Ежиком, а те, у кого были крылышки, полетели. Даже улитки поползли. А за ними двинулся и рак-отшельник. Возле следующего овражка встретил Змею и Ворону. — Тебя-то мы и ждём! — сказала Ворона. — Сейчас ты перестанешь твердить “Слава Богу” и заплачешь… А друзей твоих мы вмиг передавим! — Слава Богу за новое испытание! — воскликнул — А ну, войско моё, не бойся, помогай! Кинулся отважно на Змею, а великое множество жуков, кузнечиков, пауков и других насекомых — на Ворону. Тут и рак с клешнями подоспел. Не ожидали разбойники такого натиска и в страхе исчезли. — Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Богу!… — восклицали победители. Ободрившись, с пением и стрекотанием они направились дальше. Их собралось уже так много, что всё поле звенело от голосов. Эти голоса слышали колосья и цветы, листочки на деревьях и трава, и надежда начала оживлять их. “Слава Богу…” — пока ещё тихо шептали они, пытаясь приподнять головки. со своими многочисленными спутниками шёл дальше. Стало темнеть. Пришлось всем заночевать возле трёх сосен у ручья. Тут увидел на сосне осиное гнездо и подумал: “Живы ли там бедные осы?” Он постучал осторожно по стенке этого осиного домика: — Эй! Есть ли тут кто живой? — Е-е-есть, — слабо ответило несколько тонких голосков. — Но только мы умираем от голода. |
| Роль на театре войны В новгородский благотворительный центр «Родничок», где нам предстояло провести две ночи, мы двигались с железнодорожного вокзала пешим ходом вместе с историком-архивистом, бойцом отряда «Шкраб» поисковой экспедиции «Долина» Александром Васильевым и долго обсуждали страшную трагедию 2-й ударной. Безусловно, всплыло и название Мясного Бора — узкого коридора, по которому пробивались наши бойцы к своим. — Откуда вообще пошло это название «Долина»? — рассказывал по пути Васильев. — Раньше так называлась местность между двумя речками: Полистью и Глушицей. Это был самый узкий участок коридора прорыва. Он простреливался насквозь, и люди там погибали массово, поэтому его ещё называли «Долиной смерти». Кстати, Мясной Бор в старину именовался по-другому: Мясной Бой, это было связано у деревенских жителей со скотобойней. Ходила даже легенда о местном сумасшедшем, который предсказал, что это название себя ещё оправдает, именно здесь прольётся много крови… О печальной участи 2-й ударной армии говорить можно много, не прослыв при этом обычным либерал-злопыхателем, ведь против фактов не попрёшь и никуда не денешь ошибки, допущенные не только командованием Ленинградского и Волховского фронтов, но ещё и в Москве. Великие люди, как известно, тоже не без греха. Ещё в самом начале сорок второго года в Ставке Верховного Главнокомандования на полном серьёзе заговорили о зимнем наступлении по всем направлениям — буквально окрылила победа под Москвой, и решено было ударить по немцам именно под Ленинградом, чтобы разблокировать город на Неве. Спасти северную столицу и мирных жителей, погибавших десятками тысяч от голодной смерти, было, разумеется, крайне необходимо. Но всему свой срок, а время «Ч» в ту пору осмелился поставить под сомнение только будущий маршал Советского Союза Георгий Жуков. По большому счёту, можно согласиться с военным историком Анатолием Уткиным, который так определил одну из черт нашего характера — быстрый переход от полуотчаяния к безудержной вере в удивительное будущее. Через полгода после начала Великой Отечественной об успехе на всех фронтах было ещё рано говорить, но Любанская наступательная операция, главной целью которой стал прорыв блокады Ленинграда, всё же началась. |
| Так окончил свое описание кончины Елисаветы конференц-секретарь Волков. Новый император сравнен здесь с покойною теткою своею относительно милосердия и щедрот. На какие же щедроты можно было указать? От нового правителя ждут обыкновенно милосердия к опальным прошедшего царствования. На другой день по вступлении на престол Петра, 26 декабря, по именному указу велено было прекратить следствие над губернаторами Солтыковым и Пушкиным; но здесь могли видеть заступничество сильных людей за свою братью; только после услыхали об освобождении людей, долго страдавших в заточении, хотя и тут чуждые и даже ненавистные имена мешали впечатлению. 17 января подписаны были указы о возвращении из ссылки сына Менгдена, жены, сына и дочери Лилиенфельда, Натальи Лопухиной, Миниха с сыном; двое последних могли возвратиться в Петербург, остальным запрещено было въезжать туда, где живет император. Знаменитый сложностью и обширностью своего следственного дела пензенский воевода Жуков освобожден из-под ареста. По указу 4 марта возвращен из Ярославля в Петербург бывший герцог Бирон с фамилиею. Легко себе представить, с каким любопытством и старые, и молодые смотрели на этих когда-то заклятых врагов, Бирона и Миниха, появившихся во дворце и обществе. Миних, несмотря на лета и несчастия, отличался большою живостью и умел стать одним из близких людей к императору. 6 мая состоялся указ: вместо взятого у генерал-фельдмаршала графа Миниха на Васильевском острову каменного двора, в котором теперь Морской корпус, купя из казны за 25000 рублей у шталмейстера Нарышкина состоящий на Адмиралтейской стороне, близ Семеновского моста, каменный двор, отдать графу Миниху в вечное и потомственное владение. Возвращены были Миних и Бирон; этой паре соответствовала другая пара таких же заклятых врагов, сосланных при Елисавете: то были Лесток и Бестужев-Рюмин; о Лестоке было кому напомнить: в первый же день восшествия на престол, 25 декабря, канцлер граф Воронцов подал императору доклад, в котором между прочим находилась статья «О помиловании и освобождении из ссылки несчастного графа Лестока» Но понятно, что в докладах Воронцова мы не найдем статьи о возвращении из ссылки несчастного графа Бестужева; да и, кроме Воронцова, никто из имевших доступ к императору и влияние на него не имел побуждений просить за Бестужева; подле Петра III не было ни одного человека, расположенного к бывшему канцлеру, а сам Петр был сильно нерасположен к нему. |
|
|
