| Но произошло нечто неподвластное большевикам. Классика восстала против безбожия большевизма. Что могут сделать идеологи с рассказом «Живые мощи»? А со стихами «По небу полуночи ангел летел…», «У врат обители святой…», «Когда для смертного умолкнет шумный день…», «Бесы» (это пушкинское «Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна…»)? А был же еще и роман Достоевского «Бесы», запрещенный к изучению, отгороженный от вузов и школы (но если есть забор, то возникает и желание заглянуть за него). А что можно было сделать со строчками: «Затеплила Богу свечку, затопила жарко печку…», или: «Я вошел в хату, на стене ни одного образа – дурной знак…», или «Скорей зажги свечу перед иконой…»? А любимое детьми «Бородино» – «Когда б на то не Божья воля, не отдали б Москвы…» или из «Песни про царя Ивана Васильевича…»: «И погнулся крест, и вдавился в грудь, как роса из-под него кровь закапала…»? А былины, в которых стояние богатырей за веру православную, служба князю Владимиру – Красное Солнышко – главное? То есть, если и бледнела «лампада пред ясным восходом зари», то не гасла, а сгущалась ночь – и свет лампады вновь не давал наступить полной тьме. Здесь цитаты настолько узнаваемы, что смешно давать ссылки. А сколько мест, где верность долгу, присяге, церковному обряду была нормой жизненного поведения, а отклонение от нее было наказуемо. Гринев присягал престолу и России и не может изменить присяге. И как страшно наказывается изменничество Швабрина, хотя и его жалеет автор, понимая, что не наш суд ждет предателя, а Божий. Катерина в «Грозе», преступившая святость венца, не выдерживает тяжести преступления. И тут не при чем «темное царство», и никакой она не «луч света» в нем. Классика, берущая соки питания у Священного Писания, у летописей, былин, житийной литературы, народных песен, – вот кто спасал учителей и детей, а значит и Россию. Теперь, как никогда, возможно именно так преподавать русскую классику, как порождение Церкви, как мостик между мирской жизнью и Богом. Но для этого нужна воцерковленность прежде всего самих учителей. Без этого ничего не получится. А воцерковление – это годы и годы. Но для начала – хотя бы понимание, что без Бога Россия не возродится, что Господь это такая же реальность, как окружающий нас Божий мир – небо, лес, вода. |
| Митрофан (Гринев Федор Васильевич; 1873 – 17 февраля 1938), епископ Арзамасский, викарий Горьковской епархии. Арестован в январе 1923 г. сане епископа Аксайского, викария Донской епархии, приговорен к трем годам лишения свободы и отправлен на Соловки. Расстрелян 75 Митька, заключенный уголовник 361–365, 379–381, 388, 395–397 Михаил, заключенный профессор 505–506, 522 Михаил, священник, см. Глаголев Мнхайлов Николай (ум. 3 февраля 1938), секретарь редакции «Голос России», погиб в результате покушения 351 Миша, литературный персонаж 24–25 Моисей, еврейский пророк и законодатель 522 н Набоков Владимир Владимирович (1899 – 2 июля 1977), писатель 27 Надежда, заключенная участница скаутского движения 417–420 Наживнна, заключенная жена офицера 266 Назарий, соловецкий монах 339 Наполеон I Бонапарт (1769–1821), французский император 430 Некрасов Митрофан Иванович (ум. ок. 1969), учитель биологии, в 1923 г. отправлен на Соловки, где был сотрудником СОКа 127–128 Нектарий (Трезвинский Нестор Константинович; 1889 – 8 сентября (2 августа) 1937), епископ Яранский, викарий Вятской епархии. В Соловецком лагере находился дважды: с 1925 по 1927 r., затем с 1932 г. до середины 1930-х гг., когда был сослан в Казахстан. Расстрелян 75, 261 Нерон Клавдий Цезарь Август Германик (37–68), римский император, гонитель христиан 259 Никитин, участник неудачного побега из СССР 348 Никодим, архиепископ 157 Николаев, прокурор 110–111 Николай I Павлович (1796 – 2 марта 1855), российский император 484 Николай, заключенный 409 Николай, заключенный участник скаутского движения 393–394, 396–397, 408–409 Николай, подопечный патриарха 578–579, 587 Никон (Минов Никита; 1605–1681), российский патриарх, в 1633 г. был пострижен в монашество в Свято-Троицком скиту на Анзере преподобным Елеазаром 56–57 Никонов-Смородин Михаил Захарьевич (наст. имя и фам. Семен Васильевич Смородин; 1889–?), землемер, организатор крестьянского восстания. Арестован в августе 1927 г., приговорен к 10 годам лишения свободы и отправлен на Соловки. Автор воспоминаний «Красная каторга (Записки соловчанина)» (София, 1938) 158, 332, 337 |
| Как известно, после смерти отца Дмитрий остался ребенком на попечении московских бояр. Поэтому, согласно гипотезе В. А. Кучкина, совершенно понятным становится, почему Дмитрий именует в грамоте В. В. Вельяминова «своим дядей», т.е. дядькой, воспитателем 434 . Однако это предположение, несмотря на всю привлекательность, следует отбросить. В. К. Гарданов, специально изучавший бытование термина «дядька» в Древней Руси, нигде не сталкивался со случаем, когда значение «кормилец, воспитатель» выражалось бы словом «дядя», а не «дядька» 435 . Сознание средневековых людей всегда четко разграничивало эти два внешне похожих слова. Разница между ними ощущалась и гораздо позднее. В XVII в. известного боярина Б. И. Морозова, воспитателя царя Алексея Михайловича, источники всегда именуют царским «дядькой», но отнюдь не «дядей». Это отразилось и в художественной литературе. А. С. Пушкин, тонко чувствовавший все оттенки родного языка, никогда не мог допустить того, чтобы Гринев из «Капитанской дочки» называл своего воспитателя Савельича «дядей». В своих построениях В. А. Кучкин не учел одного обстоятельства. Словом «дядя» на Руси называли не только родного дядю, но и двоюродного. Таким образом, если предположить, что Александра была внучкой родоначальника Вельяминовых Протасия не от Василия Протасьевича, а от другого его сына, то в итоге Евфросинья и Петр оказываются родственниками в восьмой степени, что делало их брак реальным, а Василий Васильевич Вельяминов являлся двоюродным дядей Дмитрия Донского. Остается найти в источниках лишь упоминание еще об одном сыне Протасия. Позднейшая родословная Вельяминовых, составленная много позже, у московского тысяцкого Протасия знает всего одного сына. Но это отнюдь не означает, что у него не могло быть других сыновей. Просматривая родословцы старомосковских боярских родов и сравнивая между собой различные их редакции, можно привести немало случаев, когда их представители, составляя свое родословие, отсекали боковые ветви рода, члены которых к тому времени успели «захудеть». |
| Главой этой организации объявили Куйбышевского архиепископа Иринея (Шульмина). Эта операция готовилась тщательно заранее. За всех «действующих лиц» были составлены показания – их будущие «признания». Сначала арестовали архиепископа Иринея. В Ульяновске первым был арестован обновленческий архиепископ Иоанн (Никольский), потом григорианские архиереи – митрополит Иоанникий (Соколовский) и архиепископ Феодор (Борисов-Григорович), затем вернувшийся из заключения бывший Ульяновский епископ патриаршей Церкви Митрофан (Гринев). В Мелекессе – Владимир (Горьковский) и находившийся там в ссылке епископ Вениамин (Троицкий). В Карсуне – находящийся на покое епископ от ВВЦС Иринарх (Павлов) . Все эти аресты закончились бойней. В 1937 году в Ульяновске по обвинению в участии в этой «фашистско-повстанческой» организации было расстреляно шесть архиереев, 126 священников, 30 монашествующих и 60 мирян. В концлагеря сроком на десять лет отправились 23 священника, пять монахов и 99 мирян, а сроком на восемь лет – один архиерей, 11 священников и 19 мирян. Никто из этих людей из концлагерей не вернулся. По разным другим «церковным» делам было репрессировано 400 человек, всего за два дня – 17 и 18 февраля 1938 года – в подвале Ульяновского горотдела НКВД было расстреляно более 100 человек . Ульяновская епархия, хотя и неофициально, но просто прекратила свое существование. Вплоть до 1941 года в епархии не было ни одного архиерея, будь то обновленческого, григорианского или «сергиевского». В особняке, принадлежавшем некогда дворянам Юрловым, гостем которых бывал А.С. Пушкин, после революции обосновались чекисты. Теперь же они получили прямое указание устроить там настоящую мясорубку. Начальник Ульяновского горотдела НКВД капитан госбезопасности Коробицын получил предписание «немедленно приспособить соответствующее помещение в здании НКВД (желательно подвальное), пригодное под спецкамеру для выполнения приговоров о расстреле; вызов из тюрьмы осужденных к высшей мере наказания производить днем, на основе письменного требования за подписью начальника органа НКВД с указанием – “для направления спецконвоем в управление НКВД”; исполнение приговора – расстрел – производить ночью; после выполнения приговора трупы должны быть вывезены к заранее приготовленной яме, тщательно зарыты, и ямы замаскированы; под Вашу личную ответственность должна быть обеспечена полная конспирация места, времени, а также техника исполнения приговоров о высшей мере наказания; к выполнению приговоров о высшей мере наказания… красноармейцев и рядовой милицейский состав не допускать» . |
| Первый раз, когда я была на такой беседе, Владыка говорил о Молитве Господней. Он кончил — все молчат, погрузившись в себя. Молчали долго; чувствовалось, что никто это молчание нарушать не будет. Владыка, наконец, сказал примерно следующее: – Когда я говорил в протестантской церкви, вначале пастор сказал: «Сейчас мы споем псалом номер такой-то, “Внимайте, сладкий голос говорит”». Лестно, конечно. Я кончил, пастор объявляет: “А теперь псалом номер такой-то” — и запнулся. Я заглянул за его плечо, а там написано: “Проснитесь, спящие!”. Встречи эти не были специально для “учеников школы”, они были для взрослых, но нас приглашали тоже. В первый раз количество всех присутствующих было строго ограничено — шестнадцать человек; в последний год перед перестройкой, в доме у Маши Рыжак, было больше ста человек. Когда в большую комнату Рыжаков вошла примерно половина приглашенных, кусочек паркетного пола, который мы заняли заранее, стал совсем маленьким. Мы ужимались все больше. Наконец, А. Л. поднял голову к люстре: “Я занимаю вот этот плафон”. В конце концов пришлось встать и стоять. Отец Николай проводил Владыку через толпу к креслу у окна, обеими руками ограждая его от народа. В тот раз Владыка по просьбе отца Николая говорил о смерти. Потом, как обычно, к нему были вопросы. Вдруг у двери послышался мальчишеский голос, и вопрос звучал примерно так: “Владыка! Скажите, когда Швабрин вызвал Гринева на дуэль, Гринев должен был отвечать на вызов?”. Многие взрослые засмеялись. Но Владыка остался глубоко, как-то по-детски серьезен. Он приподнялся на подлокотниках, чтобы увидеть лицо собеседника. “Владыка! Это христианский обычай?” — “Нет! То есть совершенно варварский, изуверский обычай!” — внимательно, с любовью глядя на собеседника, горячо заговорил Владыка. К сожалению, я не помню, что он еще говорил, но заключил он примерно так: «Одно дело, когда говорится: “Смело мы в бой пойдем за Русь Святую, и как один прольем кровь молодую” и другое — Марсельеза, в которой призывают захлебнуться в крови врагов. Это два совершенно противоположных подхода!». Для многих взрослых вопрос был детский — а Владыка отнесся к нему с глубочайшей серьезностью, как к насущной внутренней потребности юной души. |
| «Видно, мне не судьба... Родные ваши не хотят меня в свою семью. Буди во всем воля Господня! Бог лучше нашего знает, что нам надобно...» Невольно вынесенный к счастью, Гринев ничего не смог сделать своим единственным целенаправленным шагом. И вот положение, в котором оказались теперь герои повести: «Жизнь моя сделалась мне несносна. Я впал в мрачную задумчивость, которую питали одиночество и бездействие. Любовь моя разгоралась в уединении и час от часу становилась мне тягостнее. Я потерял охоту к чтению и словесности. Дух мой упал. Я боялся или сойти с ума, или удариться в распутство». Для Маши впереди – тоже тоска и безнадежность. Да и вообще зрелище всех обитателей Белогорской крепости вызывает жалость и обиду за человеческий род. Их ущербная жизнь – вопиющее несоответствие высшему назначению человека. Дочитав пятую главу, невольно задумываешься: что же, в конце концов, можно сделать для этих людей? Как им обрести подлинное величие и смысл жизни?.. Ни в ком из них не видно залога выхода из ничтожества, из рутины. И мы в недоумении: а что же будет дальше?.. Но Автор записок, забегая вперед, прямо обнадеживает нас: «Неожиданные происшествия, имевшие важное влияние на всю мою жизнь, дали вдруг моей душе сильное и благое потрясение». И этой-то силой, способной благотворно потрясать и оживлять души, оказалось... зло, вторгшееся в застоявшийся мирок Белогорской крепости. Одного злодея, Швабрина, оказалось мало для устройства окончательного счастья наших героев! Постепенно, от первого предупреждающего приказа генерала и до казни офицеров, зло нарастает. Сначала оно едва затрагивает жизнь обитателей крепости: все уже возбуждены предстоящей опасностью, но еще достаточно места и прежним забавным несуразицам (вспомним сцену обмана капитана капитаншей или эпизод подготовки орудия к сражению, когда Иван Игнатьич «вытаскивал из пушки тряпочки, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода, запиханный в нее ребятишками»). Но вот уже крепость начинает втягиваться в круг зла. Вот уже казаки заволновались, изменили. Измена их внешне беспричинна, т. е. выглядит чистым актом злой воли. |
| В околотке шла каждый день литургия. Служил митрополит Чичагов. Просфоры доставал каждый день и вино. Евреи, бывшие в околотке, очарованы были митрополитом Чичаговым и его обхождением. В 1–2 часа дня была общая прогулка всего четырнадцатого коридора, во время которой мы знакомились с духовенством. Здесь, на четырнадцатом коридоре, сидели архиепископы: Тверской Петр, Вятский Павел, Саратовский Вукол, Волоколамский Герман, Терский Серафим (Александров), архиепископ Гринев, Николай Петроградский, митрополит Чичагов, архиепископ Андрей (Ухтомский), князь, проповедник социализма на религиозной основе. Общий труд, по собственному желанию, как это было в Соловецком монастыре. Никакого вознаграждения, общий стол, одинаковая одежда, начиная с настоятеля. Каждый имел свой самовар. Но программа Ухтомского была лишь предметом разговора со следователем. Дальше не пошла. Утро началось с проверки. Давали кипяток… В полдень – обед, обыкновенно суп селедочный, в пять часов вечера каша пшеничная и чай. Затем песни, разговоры. Пасха была ранняя. Первый день ее был отмечен. Двери настежь… были открыты и не запирались. Утром приходили из других камер и христосовались. Пришел в нашу камеру епископ Волоколамского монастыря Герман, вызвал меня и протодиакона Новочадова, поставил нас посередине коридора и сказал: «Будем петь «Да воскреснет Бог!..» Мимо нас проходил с ключами надзиратель, улыбался и покачивал головою, дескать, – пойте… пойте…» Сам епископ пел тенором, я – вторым, протодиакон – басом. Оглушен был пением, – «Да воскреснет Бог…», «Тако да погибнут грешницы от лица Божия…» Все камеры вышли к дверям, и смотрели, и слушали нас, пока мы не закончили: «…И тако возопиим: Христос воскресе из мертвых!..» Мы трое были произведены в героев бутырской тюрьмы, – освятили ее пасхальным песнопением. И все это благодаря душевному епископу Герману и надзирателю. Помяни их, Господи, во царствии Твоем!.. И в тюрьме есть верующие! В тот же день мы, священники, получили передачи: булочки, бумагу для писем и по три яйца крашеные, от первой жены Максима Горького, – раздавала на коридоре сама. А затем принесли корзину яиц от рабочих Москвы для верующих четырнадцатого коридора и раздали, помня древних русских князей и царей, а также купцов и богатых людей, раздававших милостыню по тюрьмам в день Пасхи. В этот же день получили запасные дары и скромно приобщились я и о. Алексий, в коридоре, где окна выходили на закрытую церковь Сергия Радонежского. |
| Архиепископ Серафим, Смоленский и Доргобужский, в 1936 г. арестован и исчез бесследно. Архиепископ Герман и 4 священника, с ним архимандрит Афиноген, в лагере Акмолинской области Караганде, объявлены умершими «от тифа» в одну ночь. Епископ Борис (Шипулин), вик. Каменец-Подольский, расстрелян около 1938 г. Епископ Лев (Черепанов) умер или расстрелян в ссылке в Казалинске около 1937 г. Епископ Петр (Шибков), б. настоятель Симоновского монастыря, исчез бесследно в 1937 г. Расстреляны в 1937 г.: Архиепископ Прокопий (Титов), б. Херсонский. Был судим в Одессе в начале 20г., потом на Соловках, также в Томске, также в Камышине. Им было написано послание против деклар. м. Сергия, где расстрелян неизвестно. Архиепископ Ювеналий (Машковский), б. Курский. Епископ Глеб (Покровский), Пермский, б. Михайловский. Епископ Игнатий (Садковский) , б. Белевский. Епископ Митрофан (Гринев), б. Аксайский. Епископ Павел (Введенский), б. Сердобский. Архиепископ Серафим (Протопопов), Бакинский, б. Колпинский. Архиепископ Софроний (Арефьев), б. Якутский (Перечисленные восемь имен состоят в списке Соловецких заключенных, судьба которых ранее была неизвестна. См. т. I. гл. 12). Архиепископ Андрей (Ухтомский), расстрелян в Ярославском изоляторе. Епископ Амфилохий, викарий Енисейский, известен был в Сибири в 1934 г. как обличитель деяний м. Сергия в связи с декларацией его 1927 г. Пользовался любовью народа, как истинный пастырь. Архиепископ Гурий (Степанов) , б. Алатырский, вик. Нижегородской епархии хиротонисан в 1918 г., автор трудов по буддизму и доцент по этой кафедре в Казанской Духовной Академии, был почти беспрерывно в заключении с 1918–19 гг. В Соловках – 1926–27 гг. Расстрелян в 1937 г. Архиепископ Стефан (Зисмеровский), Вологодский. Архиепископ Серафим (Александров) , б. Тверской. Архиепископ Николай (Добронравов) . Архиепископ Иннокентий, б. Клинский. Епископ Венедикт, сосланный на 10 лет. Епископ Феофан (Еланский), викарий Нижегородский, дважды бывший на Соловках. Епископ Амвросий (Либинский), викарий Петроградский. |
| Выручил архиепископ Митрофан как бывший москвич: «Пойдемте, я знаю, где находится Лубянка 2…» Конвоиры согласились, и архиепископ Митрофан (Гринев) повел. Проходили мимо церкви, звонили колокола, трезвон был по нотам. Удивительно красиво! Стоял священник в ограде. Зашли по дороге в лавку, купили монпансье. Но вот и Лубянка 2. Привели в комендантскую. Дали нам анкету заполнять. Я обратил внимание, что, пробежав все вопросы, он на «Ваше отношение к Советской власти» – сразу же ответил: «легальное». Когда закончилось заполнение анкет, нас перевели в соседнюю комнату под названием «собачник». Шум и крик, и дым табачный. Публика разнообразная, – от уголовников до районного прокурора. Прокурор познакомился с нами, сказав в утешение: «Вас продержат до окончания обновленческого собора на предмет снятия с Патриарха сана…» Но этого не случилось. Часа через два нашу группу перевели в камеру первого этажа на шесть человек. От нас требовалось соблюдать тишину, не дозволялось петь и вести громкий разговор. Передачи не дозволялись. Кормили сносно, – давался суп из кроликов. Давали кипяток. Так прошло четыре-пять дней, и нас перевезли в Бутырскую тюрьму. Часов в шесть вечера подъехал «Черный ворон», посадили всю группу до отказа и помчали по Москве. Привезли в Бутырку, ввели в приемную-раздевальню. Прислуга – мужчины. Вещи надо было осмотреть, но прислуга объявила: «Товарищи, священников не обыскивать, они за церковь арестованы…» Не обыскивать! Некоторые из них говорили: «Вы за веру стоите… Не беспокойтесь, мы не пойдем за ними…» Архиепископ Митрофан отвечал им: «Они могут обмануть вас, подменить нашу веру…» «Не беспокойтесь, – отвечал один из них, – не обманут!..» После этого нашу группу рассадили по камерам и по коридорам. Архиепископа Митрофана (Гринева), меня и Трифильева с Д.С.Новочадовым разместили в 14-м коридоре, а новочеркасских священников, – о. Владимира Вологурина и о. Иоанна Артемьева, – в 15-м коридоре. Четырнадцатый коридор был на солнечной стороне, окна выходили на улицу, пятнадцатый же коридор упирался в стену. В четырнадцатом коридоре были размещены архиепископы, священники и монахи. Являлась возможность познакомиться с ними и на прогулке побеседовать с ними. Это был большой плюс. Но об этом в следующий раз. |
| Священник Андрей Гринев , выпускник 2012 года: Сретенский монастырь и Сретенская семинария для меня — настоящие Alma Mater. И память священномученика Илариона для меня — тоже особенный праздник. Его молитвенная помощь ощущалась и на протяжении моего обучения в семинарии, и сейчас помогает в моем нынешнем служении. Я думаю, все учащиеся и выпускники Сретенской семинарии чувствуют это и с особым теплом относятся к этому празднику и этому дню. Просто замечательно, что владыка Тихон в этот день приглашает всех на торжественное богослужение. Я, к сожалению, в этот день служу в своем храме, но хочу с самыми теплыми чувствами передать слова огромной благодарности владыке Тихону, всей братии монастыря и всему преподавательскому составу семинарии. Священник Николай Конюхов: Я поступил в Сретенскую семинарию в 2008 году, и для нас, начиная с первого курса, священномученик Иларион был как отец. Мы приходили к его мощам, плакали о том, что у нас не получалось, или радовались, когда у нас что-то удавалось. Больше всего мы просили помощи, когда у нас наступали сессии. Была даже целая традиция, как бы ты ни подготовился, все равно сходить к владыке Илариону и попросить благословения. После этого на экзамен шли со спокойной душой. Также именно в день памяти сщмч. Илариона нам на первом курсе дали подрясники, а для нас тогда это было событие мирового масштаба. Поэтому это всегда особенно торжественная дата. И вошло уже в традицию 28 декабря ехать в свою Alma Mater и участвовать в службе. Там мы видим всех своих сокурсников, кого жизнь разбросала по разным епархиям. Мы собираемся, обнимаемся, радуемся и молимся вместе. И спасибо большое владыке, что он дает нам всем возможность вместе послужить и снова почувствовать себя студентами Сретенской духовной семинарии. Священник Борис Яковенко, клирик храма Усекновения главы Иоанна Предтечи в Братеево: Для меня святитель Иларион является примером для подражания, он действительно показал веру живую. И в этот праздник, помимо того, что можно помолиться святому, попросить его о помощи, о пастырском попечении, можно увидеть и встретить своих однокурсников и вместе, по-семейному, по-братски послужить, расспросить, вспомнить годы учебы в стенах Сретенской семинарии и всем вместе еще раз порадоваться и помолиться святителю Илариону, чтобы он нам помогал в пастырском служении. |
|
|
