| Когда на Сахалине появился первый священник, достоверно неизвестно, в сохранившихся архивных документах сведений об этом нет. Однако в результате изучения многих архивных документов мы убеждены, что первым постоянным священником на Сахалине стал именно Симеон Казанский. Командующий войсками Приморской области в письме епископу Камчатскому и Благовещенскому от 3 января 1878 года сообщает: «На острове Сахалин с 1870 года и по настоящее время состоит настоятелем прихода Анивской Корсаковской церкви священник Симеон Казанский», «продолжительное служение» которого на острове «расстроило его здоровье настолько, что было бы полезно как для прихода, так и для самого священника Казанского, перевести его по усмотрению Вашего Преосвященства куда-либо на материк, назначив на о. Сахалин другого священника» с. 20]. В журнале Камчатской духовной консистории от 20/25 февраля 1878 года имеется подробная запись о рассмотрении данного ходатайства. В справке-характеристике на священника Симеона указано, что «ещё бывший Преосвященный Камчатской епархии Вениамин 30 января 1871 года наложил следующую резолюцию: “…священник Казанский несколько лет не представляет церковных документов”». Соотнесение даты наложения резолюции с её содержанием говорит о том, что священник Симеон находился на острове уже за несколько лет до 1870 года. Вероятнее всего, с 1867 года, поскольку в отчёте о состоянии Камчатской епархии за 1870 год констатируется, что с Сахалина не поступало сведений с 1867 года с. 11 об.]. Пребывание на Сахалине священника Симеона Казанского уже в 1868 года подтверждается рапортом начальника поста Муравьевский от 8 января 1871 года, в котором он просит «ходатайствовать о награждении состоящего при отрядах на о. Сахалин с 28 августа 1868 года священника Симеона Казанского скуфьёй» с. 97]. Несовпадение в приведённых документах дат, свидетельствующих о начале священнического служения отца Симеона на Сахалине, кажется очевидным лишь на первый взгляд. На самом деле, в каждом из этих документов идёт речь об определенном временном этапе и конкретном месте его служения на острове. |
| Много перестрадавший сам, владыка живо откликался на человеческие страдания и всегда был готов протянуть руку помощи. В приезжавших клириках он видел прежде всего священников, служителей Бога. Встречал их радушно, сажал с собой за стол, предлагал ночлег и старался окружить домашним теплом, как дорогого гостя. В то же время всё это не значило, что владыка был чрезмерно мягким и безвольным. Далеко не так! Со всем этим он умело сочетал строгость и требовательность. С глубокой благодарностью я буду помнить этого человека всю жизнь. В осеннюю Казанскую 1967 года в Знаменском соборе города Иркутска архиепископ Вениамин рукоположил меня в священники». За свои самостоятельные действия иркутский владыка Вениамин и сам принял на себя такое же гонение. К нему неоднократно приходили с вопросами: «А вы, когда принимаете людей в епархию для рукоположения в священный сан, хотя бы спрашиваете документы и интересуетесь ли их прошлым? Ведь могут приехать люди неблагонадежные!» Спустя некоторое время в областной газете появилась погромная статья против Церкви: «А пастыри кто?» Бедного владыку Вениамина трясли по политическим обвинениям, результатом которых в послевоенные годы был концлагерь на Колыме. К старому нелепому обвинению в сотрудничестве с Гитлером было добавлено и новое: владыка Вениамин, дескать, подбирает кадры духовенства из неблагонадежных людей. Такой удар принял на себя престарелый архиерей только за то, что позволил себе самостоятельно решить, что рекомендуемый человек достоин священного сана. Вскоре владыку Вениамина перевели в другую епархию. Второй пример архиерейской власти прямо противоположен первому. В одной из центральных епархий был также священнослужитель, неугодный «органам». Человек безукоризненный, он не давал ни малейшего повода каким-либо образом придраться к нему. И тут на помощь властям пришел епископ. Однажды этот священнослужитель под вечер зашел к своему другу, священнику соседней епархии, до которого от его дома было 15 минут ходьбы. Но дорога лежала через речку, разделяющую две разные области и, следовательно, две епархии. А по церковным канонам без согласия правящего епископа священник не имеет права покидать епархию. Об этом визите узнал владыка и быстро сориентировался в поиске обвинения в каноническом нарушении. И вот посещение друга священника было истолковано как самовольная отлучка из епархии (на целых полчаса!). Так владыка выручил «органы», у которых не хватило фантазии на обвинение. Священник был запрещен в священнослужении, а владыка повышен в очередном церковном звании. |
| Он подчеркивал: вопрос об изъятии ценностей для церкви и верующих мог взбудоражить людей, поэтому к его разрешению нужно было подходить особенно осторожно. " Вы их как писали, - посоветовавшись с кем-нибудь или самостоятельно? " Я писал их сам " . Полтора дня допрашиваемый митрополит уводил других из-под обвинений и подозрений. " И др. князья церкви " Совещание ревтрибунала шло около трех суток. 5 июля здание филармонии было закрыто до трех часов. Публика впускалась к вечеру и после тщательной проверки входных билетов. Образовался огромный хвост очереди. И это были не любопытствующие. Нет, в зале собирались люди, любившие владыку. Чтобы защитить его хотя бы своим присутствием. Когда вышел ревтрибунал, шел девятый час вечера. По церковному " девятый час " означает воспоминание о Крестной смерти Христа. Чтение приговора заняло 45 минут. " Казанский (он же митрополит Петроградский Вениамин) совместно... в лице его активной группы... с целью вызвать народные волнения в осуществлении единого фронта с международной буржуазией " - даже не хочется цитировать целиком вмененную ему трибуналом вину. Такое чувство, что новая власть хорошо чувствовала свою нелегитимность, и от этого пряталась за абсурд террора. " Патриарх Тихон, митрополит Вениамин " - везде называются через запятую, иногда к их именам прибавляется " и др. князья церкви " . Звучит так пародийно, как будто Ильфом и Петровым уже написаны " Двенадцать стульев " . Им вменялись в вину волнения в Шуе, Иваново-Вознесенске, Москве... И беспорядки в Петрограде " с нанесением тяжких поранений отдельным представителям советской власти " . О получившем пулю в рот отце Петре забыли, о пулемете против людей, защищавших лавру, - тоже. Приговор: десятерых - расстрелять. (Шестерым из приговоренных смертную казнь потом заменят лишением свободы). Точное место казни неизвестно. Предполагают, что это известный в Петербурге, как в Москве Коммунарка, Ковалевский лес. Настоящую могилу ищут… Фото: wikipedia.org В последнем слове владыка Вениамин скажет, что " к самому обвинению относится спокойно " . Спокойно он не мог принять только то, что его назвали " врагом народа " . " Народ я люблю и отдал за него все. И народ любит меня. Не знаю, что вы скажете мне в приговоре: жизнь или смерть? Но, что бы вы ни сказали, я осеню себя крестом и скажу - слава Богу за все " . |
| В ноябре 1921 года Святейший Патриарх Тихон издал указ о запрете в священнослужении епископа Антонина (Грановского) , а также в «Обращении к архипастырям и пастырям Православной Российской Церкви» от 4 (17) ноября 1921 года осудил литургические новшества, введенные в богослужебную практику самовольно, без благословения высшей церковной власти. «Обращение» содержит перечень недопустимых нововведений в церковном богослужении, которые осуждены не в силу их абсолютной неприемлемости, а в связи со своевольным их введением в литургическую практику. Содержание «Обращения», а также его довольно строгий тон вызывали особенно острую полемику среди петроградского духовенства. Целый ряд священнослужителей и мирян, которые с первых месяцев после революции 1917 года отстаивали активизацию сотрудничества Церкви с советской властью вплоть до полного подчинения государству, стремясь к созданию альтернативных органов церковного управления, выступают против «Обращения». Именно этот документ позволил группе «левого» духовенства найти четкую идеологическую основу для объединения недовольных высшей церковной властью Русской Православной Церкви в движение, которое впоследствии стало основой для обновленческого раскола. В силу существенного резонанса в среде церковной общественности Петрограда, который вызвало «Обращение» Патриарха Тихона, Преосвященный Вениамин (Казанский), митрополит Петроградский и Гдовский, обратился к пастве с посланием, в котором обозначил свою позицию по данному вопросу. Митрополит Вениамин призвал отказаться от нововведений, а при решении животрепещущих вопросов богослужебной практики, которые, бесспорно, систематически возникают, руководствоваться богослужебными рекомендациями церковного календаря на 1922 год, изданного «Обществом православных приходов Петрограда и губернии». Преосвященный Вениамин в качестве интеллектуальной опоры в ходе полемики с «прогрессивным» духовенством Петрограда использовал тот опыт решения проблемы упорядочения богослужебной практики, который удалось накопить в ходе общественной дискуссии по литургическим вопросам в первые годы после Поместного собора 1917–1918 гг. |
| Послание патриарха Тихона от 28 февраля 1922 года допускало лишь возможность «ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств» «пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления». «Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей запрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство – миряне отлучением от Нее, священнослужители – извержением из сана (73–е правило Апостольское, 10–е правило Двукратного Вселенского Собора)». (Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея Руси, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве Высшей Церковной Власти. 1917–1943/Сост. М.Е. Губонин М., 1994. С. 190). Митрополит Вениамин (Казанский) заявил в комиссии Помгола (Центральная комиссия помощи голодающим), что жертвовать можно все, но пожертвования должны быть добровольными. Таким образом, он осудил насильственное изъятие ценностей из храмов. Он разрешил жертвовать ризы с икон и сами иконы (за исключением особо чтимых), и все предметы, кроме тех, что находятся на святом престоле. Ему удалось добиться возможности замещать равноценными пожертвованиями подлежащие изъятию чтимые святыни. Но власти отошли от достигнутых договоренностей. Началось принудительное изъятие. Произошли столкновения. В деле привлечения митрополита к суду сыграл свою роль и тот факт, что он отлучил от Церкви (26 мая 1922 года) лидеров обновленчества, принадлежавших к клиру Петроградской епархии ( А. Введенского , Е. Белкова и др.). Современный историк Церкви протоиерей Владислав Цыпин полагает также, что расправа над аполитичным молитвенником–архиереем должна была запугать других иерархов: «Если уж такой архиерей, как митрополит Вениамин, расстрелян как контрреволюционер, то какая же участь ожидает епископов, не скрывавших своей неприязни к новому режиму» ( Владислав Цыпин , прот. История Русской Церкви. 1917–1997. М., 1997. С. 86). Процесс проходил с 29 мая по 5 июля 1922 года в здании бывшего Дворянского собрания в Петрограде и носил политический характер. Помимо обвинения в сопротивлении изъятию церковных ценностей подсудимых обвиняли в контрреволюционном заговоре и в связях с белой эмиграцией. Из восьмидесяти шести подсудимых десять было приговорено к расстрелу (шестерых помиловали); несколько человек оправдали, двадцать два человека приговорены к различным срокам тюремного заключения. |
| В свою очередь Троцкий 12 марта познакомил с этой телеграммой членов Политбюро и предложил в качестве политической стратегии кампании по изъятию церковного имущества избрать раскол среди духовенства. Очевидно, тогда же в Петроград была отправлена телеграмма Троцкого 159, ее дата и содержание неизвестны, но ответ на нее со стороны Приворотского 16 марта уже включал в себя утверждение, что изъятие можно произвести только с помощью вооруженной силы. Дело в том, что результаты встречи, состоявшейся 10 марта, вызвали негативную реакцию митрополита Вениамина, и 14 марта его новое обращение было доставлено в комиссию Помгол. Текст обращения, содержащий оценку предстоящего изъятия церковных ценностей без архиерейского согласия как кощунственно-святотатственный акт, вызвал негодование комиссии и обещание расправы со всеми, в том числе с митрополитом. Отказ Смольного заменить изъятие на пожертвование ценностей лишний раз подтвердил правоту Патриарха Тихона в защите святынь и адекватность указанных им при этом ссылок на каноны Церкви. — Почему пленум большевиков проигнорировал просьбу ВЦИК амнистировать митрополита Вениамина и его помощников? — Материалов по мотивировке этого решения пленумом у нас нет. На заседании Президиума ВЦИК от 31 июля 1922 года главным докладчиком был известный ученый Д.Б. Рязанов, предложивший амнистию для всех. Он заявил, что приговор является насилием над логикой и здравым смыслом, что осужденных подвели под расстрельную статью, потому что получена директива сверху, для исполнения которой подменили состав преступления. Поддержал ходатайство и народный комиссар юстиции Д.И. Курский, позиция которого отразилась в рукописной записи Троцкого: «Юридическая основа плоха. Тихона не можем расстрелять». Второго августа пленум отклонил секретное ходатайство Малого Президиума ВЦИК о пересмотре смертоносной директивы ЦК, что, видимо, уже подразумевало возможность применения высшей меры наказания и к Патриарху Тихону. Можно обоснованно предположить, что расстрельные аргументы участников пленума совпадали с аргументами членов Политбюро ЦК РКП(б), заседавших 13 июля. Их решение в свою очередь учитывало заключение подкомиссии Троцкого от 12 июля, которая и определила на смерть четырех из десяти приговоренных к расстрелу, а именно митрополита Вениамина (Казанского), архимандрита Сергия (Шеина), мирян Юрия Петровича Новицкого и Ивана Михайловича Ковшарова как руководителей «контрреволюционной» политики под церковным флагом. За набором фраз о политической конъюнктуре и необходимости совершенного устранения выдающихся христиан Петрограда скрывался уже знакомый по московскому процессу курс богоборцев на усиление церковного раскола — в силу политической необходимости максимально пойти навстречу ходатайству лояльного властям духовенства. |
| Петроградский процесс дал повод ВЦУ еще раз выслужиться перед тоталитарным режимом и заверить его: «ваши радости – наши радости», а лично В. Красницкому позволил насладиться местью митрополиту Вениамину и после вынесения ему смертного приговора. 19 июля ВЦУ обратилось во ВЦИК с прошением «приостановить исполнение приговора над осужденными/.../для своего суда над означенными лицами в церковной инстанции». Логика обновленцев такова: «Священник, изобличенный уголовным судом и остающийся пред лицом верующих священником, когда он несет присужденную кару, является мучеником, тогда как гражданский суд преследует обратную цель: авторитет превратить в преступника». Посему необходимо «обнажать их [репрессированных духовных лиц – авт.] от их вероучительного авторитета прежде применения к ним уголовного наказания, дабы они в тюрьмах и других местах заключения являлись уже не священниками, а простыми мирянами – преступниками общеуголовного типа». Большевики буквально воспользовались «пастырским советом» архиепископа Антонина, протоиерея В. Красницкого, архиепископа Леонида, епископа Иоанникия, протоиерея Н. Поликарпова, протоиерея К. Мещерского, подписавших приведенный документ 1152 . Как гласит широко известное предание, видимо, вполне достоверное, митрополита Вениамина, архимандрита Сергия и двух других смертников перед казнью обрили и одели в лохмотья. Постановление ВЦУ, принятое по заслушивании приговора Петроградского ревтрибунала (оно опубликовано без даты и подписей), гласило: «Бывшего петроградского митрополита Вениамина (Казанского), изобличенного в измене своему архипастырскому долгу – в том, что авторитетом своего архиерейского сана участвовал во враждебных действиях, направленных против умирающего от голода народа и своими воззваниями волновал пасомых, доверявших его архиерейскому слову, от чего создавались мятежи и уличные столкновения, и пользуясь своим иерархическим положением, фальсифицируя канонические правила Церкви, требовал действий, нарушающих христианский долг помощи умирающим от голода, и тем привел к осуждению и тюремному заключению целый ряд подчиненных ему священнослужителей и мирян, лишить священного сана и монашества» 1153 . |
| сер. с печатного листа за статьи оригинальные, и от 15 до 20 за переводы, если они редакцией будут признаны достойными помещения в журнал. 4) Поскольку этот журнал, по своему совершенно специальному назначению, не может быть интересен большинству читающей публики, то просить его высокопреосвященство об архипастырском содействии к распространению журнала. А между тем, известить публику посредством особого печатного объявления, которое предварительно представить па утверждение его высокопреосвященства. 5) Для усиления средств и пособий по изданию журнала представить его высокопреосвященству об исходатайствовании для казанской академии книг всех изданий до 1700 г.; книг, изданных за границей и необходимых для перевода, или составления ученых статей, для чего приложить к представлению и каталог сих книг. А кроме того выписать периодические издания западных миссионерских обществ, как напр. Annales de la propagation de la foi и т. д. 6) До получения в собственность означенных книг просить правление московской духовной академии, чтобы оно благоволило выслать в редакционный комитет при казанской академии на время, те тома Acta sanctorum, в которых заключается жизнь св. Тарасия патриарха константинопольского, Саввы освященного и Максима исповедника , т. е. месяцы январь, февраль, и декабрь, потому что перевод их должен начаться немедленно по открытию редакционного комитета. 7) Редакционному комитету дозволить заимствоваться на первый раз для покрытия расходов по изданию журнала экономическими суммами академии до 1000 руб. сер. с уплатой их в свое время, а суммы, имеющие принадлежать комитету, хранить в казнохранилище правления. (См. дело 1854 и 1855 г. 4-й об учреждении редакционного комитета при казанской духовной академии и о составе оного). Что касается устройства самого редакционного комитета, то первым пунктом этого журнала правление его определено было составить из пяти редакторов,– одного главного, которым должен быть всегда ректор академии, и четырех частных, которыми на первый раз, по мнению правления, могли быть инспектор архимандрит Серафим, бакалавр иеромонах Вениамин и профессор философии Н. |
| Подсудимая Савельева покорно заявляет: – На ваше усмотрение. Судебное следствие начинается с допроса бывшего митрополита Вениамина. – Подсудимый гражданин Казанский, — вызывает его председатель. В зале сильное движение. Бывший митрополит Вениамин поднимается со своего места и размеренным шагом, не спеша, опираясь одной рукой на посох, а другую приложив к груди; выходит на средину зала. На лице его нет признаков ни волнения, ни смущения. Чувствуется привычка двигаться и говорить под устремленными на него глазами масс. Он скуп в движениях, скуп в словах, не говорит ничего лишнего, отвечает по существу. И только иногда, в силу большой разницы во взглядах на содержание определенных понятий, в силу разницы психологии, в силу той пропасти, которая отделяет представителя монашествующего духовенства от мирянина, к тому же антирелигиозного, в его ответах чувствуется как будто уклончивость, а они не удовлетворяют допрашивающих, создается взаимное непонимание. Митрополит Вениамин на допросе Председательствующий одним из первых задает вопрос: – Как вы относитесь к Советской власти? – Мое отношение к ней — отношение к власти. Все ее распоряжения и все декреты по мере своего разумения исполняю и принимаю к руководству. – Ну да, это так. Но признаете ли вы её? – Признаю, как и всякую гражданскую власть. Далее трибунал переходит к центральному пункту обвинения — к двум письмам митрополита в Помгол (помощь голодающим) в Смольный. Митрополит подробно рассказывает историю возникновения писем в связи с изданием декрета и желанием безболезненного проведения его в жизнь. Вопрос об изъятии для церкви и ее верующих — большой вопрос, к разрешению которого нужно было подходить особенно осторожно, особенно если принять во внимание психологию масс молящихся. Эти письма являлись результатом осторожного подхода к данному вопросу. –Вы их как писали,- посоветовавшись с кем-нибудь или самостоятельно? – Я писал их сам. Я сам решил, что их нужно послать. – А в Правлении православных приходов эти письма не подвергались обсуждению? |
| Оставался один-единственный выход – найти архиерея, который согласился бы рукоположить меня в священный сан без официального семинарского образования, только на основе самостоятельной подготовки, – вспоминает о. Евгений. – И такой архиерей нашёлся! Это был весьма уважаемый иерарх – архиепископ Иркутский Вениамин. Человек глубокой, строгой духовной жизни, он пользовался огромным авторитетом среди верующих (и не только в Иркутской епархии!). Его любвеобильность, молитвенность, общительность создавали вокруг него такую атмосферу, что после общения с ним каждый человек чувствовал себя обновлённым. В жизни он много претерпел за веру. После войны был репрессирован и десять лет пробыл на Колыме. Как известно, живыми оттуда возвращались немногие. Когда он работал в шахте, там однажды произошла авария, во время которой его травмировало глыбой в грудь. После относительного выздоровления он был признан непригодным к физическому труду, и его оставили при санчасти в качестве фельдшера. Служба в санчасти лагеря не только спасла жизнь владыке, но и дала всё-таки возможность тайно молиться. Нательного креста носить не разрешали, иметь иконы – тем более. Чудом сумел владыка сохранить в заключении иконку Божией Матери, напечатанную на тонкой бумаге. В лагере часто делали обыски. Чтобы утаить свою единственную святыню от надзирателей, он складывал её тонкими узкими полосками – «гармошкой» – и зажимал между пальцев, поднимая руки вверх. Видя такую откровенность, обыскивающие не требовали раздвинуть пальцы. Тогда была бы беда. Но Бог хранил. На настольном календаре владыка нарисовал медицинский крест красного цвета, а для маскировки сделал надпись: «Чистота – залог здоровья». В удобный момент на эти крест и иконку он молился. Когда владыка стал Иркутским архиереем, этот самодельный календарь сохранялся на память на его письменном столе. Много перестрадавший сам, владыка живо откликался на человеческие страдания и всегда был готов протянуть руку помощи. В приезжавших клириках он видел прежде всего священников, служителей Бога. Встречал их радушно, сажал с собой за стол, предлагал ночлег и старался окружить домашним теплом, как дорогого гостя. В то же время все это не значило, что владыка был чрезмерно мягким и безвольным. Далеко не так! Со всем этим он умело сочетал строгость и требовательность. С глубокой благодарностью я буду помнить этого человека всю жизнь. В осеннюю Казанскую 1967 г. в Знаменском соборе города Иркутска архиепископ Вениамин рукоположил меня в священники». |
|
|
