| …Был полдень. Светил дня прекрасный лик. Опущенные ресницы, прижатые к сердцу руки. Брат мой, милый, единственный мой. Что за страшное таинство пришло на нас? Всю жизнь неразлучно шли вместе. Неразлучно были в горестях и в радости. Одна у нас с тобой была душа, одно сердце, одна мысль, едина беседа. Всю жизнь ели мы с одного блюда, всегда за одним столом сидели, одним полотенцем утирались. Взгляд твой был для меня светлее небесной лазури, прикосновенье рук нежнее вешнего солнца. Мне внушали: приготовься, мужайся, его исход близок. Я ужасался, но разве я мог понять, что вот пришёл вечер, потом настанет ночь и утра не будет. Братишечко, друг милый, ненаглядный, долгие годы, всю жизнь был ты у меня в глазах и единым мгновением стал ты невидим. Может быть, я ждал, что издали увижу корабль смерти? Или, я думал, что смерть налетит, как вал морской и накроет нас обоих. Нет, не уловил я и дуновения ветерка, который угасил тебя, свеча моя неугасимая. Будто крин полевой, будто цвет маков, сию минуту, радовал взор. Я и веяния ветра не ощутил, а он и лепестки благоуханные унёс неведомо куда. Куда же ты потерялся, милый брателко? В какой путь бежать, догонять тебя? В какую сторону кричать, звать тебя? Бреду без шапки по улице, горе со мной под ручку идёт. Стою у пенья церковного, горе со мной Богу молится. Брателко мой, любимый мой. Тебе досталась многотрудная жизнь. Всегда спешил на помощь другому человеку, до конца заботился, печалился о людях, о себе не думал, никогда себя не пожалел. Была «золотая» осень, когда схоронил я в сырой земле смысл и цель моей жизни. Пустынный погост. В углу одинокой ограды одинокая могилка. Безотрадно влачу домашнее житьё-бытьё. Летит тоскливая дума к нему, единственному моему. Точно голос его слышу: «Поминай меня, каплями дождевыми, как стрелами пронизаема». При ночных часах поглядел в оконце в пустой переулок: белы бело. На зяблую, стылую землю неслышно падает снег. Слёзно-печальная дума летит туда в пустынный погост. Чистой, белой пеленой накрыло и твою одинокую могилочку, милый мой, любимый мой брателко. Господи, царь милосердный, за что моё царство погибло? За нищее моё немоленье, за тяжкое моё прегрешенье. |
| Ведь каждое жестокое слово, которое вы скажете ей в час искушения, как ядом напояет ее душу, поскольку и происходит оно от лукавого змея, и она увядает, как цветок, побиваемый градом. И затем не может она даже о себе помолиться, пока не пройдет боль. Но если всё, что мы здесь сказали, вы делаете с послушанием и любовью, то она расцветает как благоуханный цветок и стремится ввысь. Молится и просвещается. Дает советы, и ей [подается и еще] прибавляется [благодать]. И становится она неоскудным источником, расточающим всем благодать, которую подает ей Господь. Итак, сему внимайте и научайтесь. Впрочем вам это уже говорили Старец и Старица. Поскольку же вы просите [совета] и от меня смиренного, хотя я и знаю, что в благах моих вы не нуждаетесь 329 , то лишь по большой любви к послушанию слушаюсь вас и яко раб творю то, что вы повелели. Вы попросили меня писать, я и пишу. Попросили: «Молись о нас» – я и молюсь. Я люблю вас и оказываю вам послушание. И если скажете мне прекратить, я прекращу. Итак, если и вы меня любите как подлинного вашего брата, [то все,] от Старца и Старицы до самой младшей сестры, творите и обо мне молитву с болью души, с искренней любовью Христовой, да хранит меня Господь вашими молитвами. Ибо я имею совершенную веру в вас и неподдельную Иисуса моего любовь и уповаю, что вашими молитвами Он меня помилует, и тогда исполнится на нас реченное: брат от брата помогаемь, яко град тверд 330 ... Письмо 12 Монахине Вриене, племяннице Дорогое мое дитя, дочь возлюбленная [моей] возлюбленной сестры, желаю тебе пребывать в мире и непрестанном покаянии. Узнал я, что [у вас] происходило. Может быть, вы забыли Бога и Его великую любовь? Почему вы не возлагаете всё ваше упование на Господа? Почему не держите в ваших душах то, что с большим трудом извлекаете из святых книг? Монах меняет не место жительства, не цвет одежд и даже не [образ] мыслей. Монах и монахиня меняют ум вместе с сердцем. Они мыслят не так, как мирские. Когда ты ушла от Старицы игумении, у тебя было предчувствие того, что за этим последует. Теперь на тебе ответственность и за других. Положение нелегкое. Требуется огненное пламя любви, нескончаемые часы молитв, непрестанное бодрствование ума. |
| И ныне, Богородичен: На престоле херувимском Сидящий/и в недрах Отца Пребывающий/как на престоле святом Своем, Владычица,/восседает в недрах Твоих по плоти;/ибо Бог подлинно воцарился над всеми народами,/и мы разумно ныне поем Ему./Его моли, Чистая, о спасении рабов Твоих. Песнь 4. Ирмос: Услышах, Господи,/слух Твой и убояхся;/разумех смотрение Твое/и прославих Тя, Едине Человеколюбче. Песнь 4 Ирмос: Услышал я, Господи, весть: Разбойницы окрадоша мое деяние Божественное,/и оставиша мя язвами мучима. Разбойники похитили/мое стяжание – дело божественное/и оставили меня страдающим от ран. Извлекоша мя Спасе заповедей Твоих,/непостоянная помышления моя,/отонудуже уязвлен есмь прегрешеньми. Отвлекли меня, Спаситель, от заповедей Твоих/непостоянные помышления мои,/оттого я и изранен согрешениями. Левит ранами уязвленна, яко виде мя,/мимо иде, Спасе мой,/но Ты мя спаси. Левит, когда меня, ранами уязвленного, увидел,/прошел мимо, Спаситель мой;/но Ты меня спаси. Богородичен: Господственно прославляем Тя/Богородице Безневестная,/и к Твоему пристанищу вернии прибегаем. Богородичен: Больше всех мы, верные, прославляем Тебя,/Богородица, брака не познавшая,/и к пристани Твоей прибегаем. Иный. Ирмос: Услышах, Господи,/смотрения Твоего таинство,/разумех дела Твоя/и прославих Твое Божество. Канон преподобному. Ирмос: Услышал я, Господи,/о таинстве: Яко цветник благовоннейший,/и добродетелей рай одушевленный,/воздержание процвел еси,/имже вся напитал еси чтущия тя. Как луг благоуханнейший/и добродетелей рай одушевленный/произрастил ты воздержания цвет,/которым напитал всех, чтущих тебя. Законоположителя обучения,/и монахов правило кротчайшее,/яко Моисеа тя и Давида воистинну,/стяжавше отче, ублажаем. Законодателя подвижничества в тебе имея/и монахам правило кротчайшее/воистину как Моисея и Давида,/мы блаженным тебя, отче, именуем. Насажден на водах воздержания,/явился еси блаженне, розга отче благоцветущая,/благочестия грозды произносящая. Насажденный при водах воздержания,/явился ты, блаженный отче, лозой цветущей,/произращающей гроздья благочестия. |
| Но отчего же между нами мало таких, которые считали бы молитву самым действенным средством к исправлению при нравственном падении, к отражению всех злоключений и напастей? Что значит, например, такое явление, когда христианину, при случившейся с ним какой-нибудь беде, подаешь совет помолиться Господу, он холодно принимает совет, как будто бы дело идет о давно испытанном и не оказавшем пользы средстве? Это значит только то, что между христианами все еще мало таких, которые знают существо христианской молитвы, умеют молиться как следует, а потому и не испытывают на себе всей спасительности молитвы. Молитва – великое и святое дело, благоуханный цвет духовной жизни. «Кто умеет молиться, – читаем у святителя Феофана (Говорова), – тот уже спасается» 18 . Поэтому, прежде чем давать свои заключения о молитве, надлежит раньше научиться ей, познать, какая молитва угодна Богу и как она содействует в нравственном совершенствовании человека. Правильное и спасительное решение этого вопроса дает нам православное христианское учение. Изложение его и является задачей данной работы. Дать полное православное христианское учение о молитве – труд очень большой. Это объясняется, с одной стороны, чрезвычайной широтой рассматриваемой темы. «Молитва, – говорит святитель Феофан, – есть наука из наук» 19 , «она все: вера, благочестие, спасение. Следовательно, – делает вывод святитель, – о ней столь можно говорить, что и конца не будет» 20 . С другой стороны, – до сих пор этот обильный материал о молитве мало кем приводился в систему. Может быть причину сего надо видеть в том, что, по слову того же святителя Феофана, «учение о молитве не должно подлежать никакой системе, потому что духовное дело, подчиняясь системе, необходимо должно терпеть усечение, лишаться своей безграничной свободы, свойственной духу, находящемуся под действием и управлением Духа Божия, а не человеческого узаконения» 21 . Настоящее сочинение построено по такому плану. Вся работа разделена на четыре отдела. В первых трех – излагается христианское учение о молитве. Сюда входят вопросы о том, как понимает христианство молитву, о каких ее видах оно учит и каких требует условий, чтобы молитва была успешной. В четвертом же отделе рассматривается христианское учение о значении молитвы в деле нравственного совершенствования. |
| Потом повели его как будто под гору. Свет убавлялся и сделался таков же, как наш. Они как бы съсунули его с горы. Он почувствовал холод, как бы морозом его ошибло, опомнился в самой обед, встал на ноги и зделался здоров. Спинныя кости и ноги стали совсем прямыми. Внутреннии глаза его открылись: он видел грешных людей черными, как смоль, а на тех, кои лучшей жизни, – здоровый алый цвет. Тот священник, который с благоговейными мыслями служит, светел в лице, и слова его благоуханны, как малина, а грешный и не благоговейный черен и так как бы нес великую на себе тяжесть. Он видел на торгу крестьянина, у котораго змей висит, как жернов, на шее за то, что он обещался давать милостыню и давал, но перестал и впал в скупость, послушавшись совета других, которые говорили ему: «Что ты раздаешь? Ты и сам будешь нищий». В этом сам он признавался ему, хотя Симеон и не сказывал, что он видит на нем, а спросил только, отчего ему тяжело. Ему не приказано сказывать о трех вещах, о коих говорить и думать он боится. И когда спрашивали, то он говорит, что и спрашивать о сем грех . «Лучше, – говорит он, – дам я себя сжечь на костре, лучше увижу отца моего и мать сожигаемых, нежели скажу то, что мне не велено сказывать. Да хотя бы я и захотел кому сказать о том, так язык у меня не поворотится и слов не сыщу в себе». Когда спрашивали у него, для чего он, увидев ангелов и подумав, что конец его пришел, не сказал отцу, что видит, то он отвечал: «Мне дано было только то сказать, что я сказал. А прочее и хотел я сказать, но не мог выговорить». Ангелы когда повели его, сказали ему, что они опять его приведут назад, показавши то, что Бог открыть повелел. Также сказывал он: «У меня и поныне такая смелость говорить о том, что мне приказано, что если бы и палаш висел над моею шеею, я и тогда говорил бы без страха». Когда спросили его: «Скажи хотя это: те три неизрекаемые вещи злыя ли или добрыя?», тогда он переменился в лице, робел и говорил: «Грех о них и думать». Один из его начальников вскоре после его выздоровления принуждал его сказать, какия то были вещи. Он, долго противившись, наконец сказал: «Изволь, быть так. Я тебе скажу о них, но знай и верь, что я и ты, как скоро я выговорю их, умрем в ту же минуту». Это испугало спрашившаго, который, не желая так скоро умирать, оставил свое любопытство. |
| Первая тайна — это тайна девства Богоматери, потому что Ее девство — это воистину тайна. Девство Богоматери непостижимо для человеческого разума, непонятно, неестественно, о нем мы не можем размышлять, не можем его постигнуть. Оно особой благодатной природы. Поэтому у католиков даже учение о девстве Богоматери вылилось в особый догмат непорочного зачатия. Православная Церковь этого догмата не знает, но это не потому, что она меньше почитает Божию Матерь, а потому, что она не находит возможным входить в эту тайну, сокровенную от человека. Она перед лицом этой тайны закрывает свое лицо и в смирении преклоняется перед Ее непорочностью, перед чистотой Ее Приснодевства. И вот иконы дают нам живое свидетельство об этой тайне, они говорят о ней яснее, чем всякие богословские суждения. Но та икона, где Богоматерь изображена одна, без Младенца, там как-то особенно изображена тайна Ее непорочного девства. Вот икона «Умиление». Здесь Она склонилась одна, без Младенца, над Ней синее небо и в небе звезды. И совершенно ясно становится откровение этой иконы о Ее горней чистоте, о горней непорочности Девы. Недаром преподобный Серафим так любил эту икону и называл ее «Радостью всех радостей». Вот другая икона, на которой тоже Богоматерь. Одна — Калужская икона Богоматери, так называемая «Огневидная» икона, и другие, на которых хотя и изображена Богородица с Младенцем, но самое название их прежде всего говорит о Ее Приснодевстве. Вот «Благоуханный Цвет» — Пресвятая Богородица протягивает Младенцу цветок. Смысл этой иконы в том, что вся наша жизнь полна зловонной греховности, а истинное благоухание там, где чистота и непорочность. Ни о ком нельзя с таким правом сказать — благоухающая, как о Пресвятой Богородице. На нашей темной земле произрастают сорные растения, и даже каждый цветок отравлен каким-нибудь ядовитым соком. Только один Благоуханный Цветок произрос среди этих терний — это Пресвятая Богородица. Она не только Благоуханный Цвет — Она «Неувядаемый Цвет», как говорит другая икона, потому что Ее девство — залог Воскресения, победы над смертью. |
| Омытая, увлажненная весенними водами земля начинает покрываться зеленью и цветами, все места на ней принимают вид благолепный, способный дать пристанище и доставить удовольствие, а нередко и пищу путнику. То же и с душою, омытою слезами покаяния: благие мысли и чувства облекают ее со всех сторон, между ними, как благоуханные цветы, являются разные благочестивые обеты и человеколюбивые преднамерения: то, подобно Закхею, решаются раздать пол-имения нищим и, если кто чем обижен, вознаградить четверицею, то, подобно Псалмопевцу, приемлют обет не давать сна очам и веждам дремания, доколе не посетится какое-либо святое место, или не устроится что-либо во славу имени Божия, то, подобно Марии Египетской, обрекают себя на особенные подвиги самоотвержения. Как ни разнообразна природа цветами весенними, но душа, обновляющаяся благодатью, разнообразнее и богатее цветами добродетелей: есть в ней и белый цвет невинности и чистоты сердечной, и красный цвет человеколюбия и любви к ближним, и голубой цвет созерцания и мудрости духовной, и желтый цвет воздержания и трудолюбия. В природе притом не все цветы благовонны, некоторые даже издают тяжелый запах, в душе облагодатствованной всякий цвет добродетели благоуханен и веселит сердце. С цветами весенними в природе неразлучно пение пернатых. Не лишена сего знака радости и душа, возлюбившая Господа. В самом деле, чьи это гласы раздаются в пустынях Фиваиды и на вершинах Ливана и Кармила? Зной дневной и хлад ночной не прерывает их. Не Ангелы ли Божий избрали здесь место для своего пребывания? Не праотец ли Давид воскрес, и не найдя себе места в Иерусалиме, удалился в это уединение, ибо звуки его десятострунной псалтири наиболее повторяются здесь? Нет, это святые Антоний и Евфимий с их дружинами, это великий Пахомий и Савва Освященный с их братиею. Они отреклись мира и всех его тлетворных удовольствий, посвятили себя на подвиги жизни уединенной, и действительно живут во плоти как бесплотные, удивляют подвигами поста и самоотвержения самых Ангелов, но поелику их души обновились благодатью, поелику в их сердцах весна духовная, то, несмотря на их труженическую жизнь, внутрь их непрестанное духовное веселие, а как «от избытка... сердца уста глаголют» (Мф. 12:34), то ни в каком чертоге царском не слышно столько пения, как в их убогих келлиях, ни одно из пернатых не сравнится с ними в неутомимости. |
| Омытая, увлажненная весенними водами земля начинает покрываться зеленью и цветами; все места на ней принимают вид благолепный, способный дать пристанище и доставить удовольствие, а нередко и пищу путнику. То же и с душою, омытою слезами покаяния: благие мысли и чувства облекают ее со всех сторон; между ними, как благоуханные цветы, являются разные благочестивые обеты и человеколюбивые преднамерения: то, подобно Закхею, решаются раздать пол-имения нищим и, если кто чем обижен, вознаградить четверицею; то, подобно Псалмопевцу, приемлют обет не давать сна очам и веждам дремания, доколе не посетится какое-либо святое место, или не устроится что-либо во славу имени Божия; то, подобно Марии Египетской, обрекают себя на особенные подвиги самоотвержения. Как ни разнообразна природа цветами весенними, но душа, обновляющаяся благодатью, разнообразнее и богатее цветами добродетелей; есть в ней и белый цвет невинности и чистоты сердечной, и красный цвет человеколюбия и любви к ближним, и голубой цвет созерцания и мудрости духовной, и желтый цвет воздержания и трудолюбия. В природе притом не все цветы благовонны; некоторые даже издают тяжелый запах; в душе облагодатствованной всякий цвет добродетели благоуханен и веселит сердце. С цветами весенними в природе неразлучно пение пернатых. Не лишена сего знака радости и душа, возлюбившая Господа. В самом деле, чьи это гласы раздаются в пустынях Фиваиды и на вершинах Ливана и Кармила? Зной дневной и хлад ночной не прерывает их. Не Ангелы ли Божий избрали здесь место для своего пребывания? Не праотец ли Давид воскрес, и не найдя себе места в Иерусалиме, удалился в это уединение, ибо звуки его десятострунной псалтири наиболее повторяются здесь? Нет, это святые Антоний и Евфимий с их дружинами, это великий Пахомий и Савва Освященный с их братиею. Они отреклись мира и всех его тлетворных удовольствий; посвятили себя на подвиги жизни уединенной, и действительно живут во плоти как бесплотные, удивляют подвигами поста и самоотвержения самых Ангелов; но поелику их души обновились благодатью, поелику в их сердцах весна духовная, то, несмотря на их труженическую жизнь, внутрь их непрестанное духовное веселие; а как « от избытка… сердца уста глаголют» (Мф. 12; 34), то ни в каком чертоге царском не слышно столько пения, как в их убогих келлиях; ни одно из пернатых не сравнится с ними в неутомимости. |
| «Лоза Божественная, нетленный грозд узреливши, ближащися, идет родити веселия вино точащаго, и напояющаго нас, Ему вопиющих: отцев наших Боже, благословен еси. Божественная Мироположница, благовонное Миро внутрь носящи, в вертепе Вифлеемли истощити сие грядет, благовония таинственнаго исполняющее поющия: отцев Боже благословен еси» (нед. свв. отцов перед Рождеством, кан., п. 7). 2:2. «Якоже крин в тернии, тако искренняя моя посреде дщерей». Цветом (цветком) и крином (лилией) именуется в молитвах Пречистая Дева. «Яко шипок, яко чистейший крин, яко благоуханное обоняние от красных удолий мирских, Творец избрав Тя, Отроковице, вселився во утробу Твою и родився, благоухания всяческая исполнил есть». Приснодева – «сладкоуханный крин», так как «светится блистанием чистоты и светом девства». Она же – «цвет неувядаемый» и «цвете нетления» (акаф. Пресв. Богородице, ик. 7). Неувядаемый цветок – образ нетленного рождения Девой Божественного Сына. «Радуйся, сладкоуханный крине Владычице, верных благоухаяй, кадило благовонное, и миро многоценное» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 1) – воспевает Церковь словами Песни Песней Пречистую. Слова 2:1 «Аз цвет польный и крин удольный» в Ок. гл. 1, вт. утр., кан. покаянен, п. 8 отнесены к Деве Марии. Христос-Царь говорит Ей: «Яко цвет во удолиих жития Тя обрет, в Тя вселися, иже всех садитель, вонями добродетелей и чистоты ныне благоухаяй нас, Богородительнице». Жених-царь в 2:3 сравнивается с яблонью. И вот дивное сравнение, как Дева (цвет, крин) рождает Сына (яблоко). «Цвете неувядаемый, радуйся едина прозябшая яблоко благовонное. Радуйся, рождшая благоухание единого Царя. Радуйся неискусобрачная, мирови спасение» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 1). В 2:14 голубицею именуется Невеста. И Церковь взывает: «Голубице милостиваго рождшая, радуйся Приснодева...» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 9). 3:6. Царица-Невеста, восходящая от пустыни («Кто сия восходящая от пустыни?»), прообразует Деву-Матерь, на руках Своих спасающую Сына бегством в Египет через пустыню. «Тебе яко сущую в женах красну и пречестну, яко из пустыни восходящу, и отрасль Христа на руку носящу, Мати Божия, проображаше мироначальник вопия: слава силе Твоей, Господи» (Окт., гл. 1, суб. повеч., кан. Богор., п. 4). |
| Тропарь, глас 8 С юности ты принял Христа в душу твою, преподобный,/и более всего возжелал от мирской суеты уклониться,/мужественно в пустыню вселился,/и чада послушания – смирения плоды в ней возрастил./Потому, став Троицы селением,/чудесами твоими ты просветил всех, приходящих к тебе с верою,/и исцеления всем подаешь обильно./Отче наш Сергий, моли Христа Бога да спасет души наши. Кондак, глас 8: Днесь, яко солнце пресветло, возсиявше от земли,/честныя мощи твоя нетленны обретошася,/яко благоуханный цвет, множеством чудес сияюще,/и всем верным источающе различная исцеления,/и веселяще избранное твое стадо,/еже мудре собрав, добре паствил еси./О нихже и ныне Троице предстоиши, моляся,/и воинству победительная на враги даровати,/да вси вопием ти: радуйся, Сергие богомудре. Кондак, глас 8 В сей день как солнце пресветлое, воссиявшее от земли,/священные мощи твои обретены нетленными,/как благоуханный цвет множеством чудес сияя,/и всем верным источая различные исцеления,/и веселя избранное твое стадо,/которое мудро собрав, ты прекрасно пас./О них и ныне, Троице предстоя, молишься/победы над врагами верным даровать,/дабы мы возглашали тебе:/“Радуйся, Сергий богомудрый!” 8 ИЮЛЯ. ЯВЛЕНИЕ ИКОНЫ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ И ПРИСНОДЕВЫ МАРИИ В ГОРОДЕ КАЗАНИ (1579) Тропарь, глас 4: Заступнице усердная,/Мати Господа Вышняго,/за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего,/и всем твориши спастися,/в державный Твой покров прибегающим./Всех нас заступи, о Госпоже, Царице и Владычице,/иже в напастех, и скорбех, и в болезнех обремененных грехи многими,/предстоящих и молящихся Тебе умиленною душею/и сокрушенным сердцем/пред пречистым Твоим образом со слезами/и невозвратно надежду имущих на Тя,/избавления всех зол,/всем полезная даруй/и вся спаси, Богородице Дево:/Ты бо еси Божественный покров рабом Твоим. Тропарь, глас 4 Заступница усердная,/Матерь Господа Всевышнего,/за всех молишь Ты Сына Твоего, Христа Бога нашего,/и содействуешь спасению всех,/под мощный Твой покров прибегающих./Всех нас защити, о Госпожа, Царица и Владычица,/пребывающих в напастях, и скорбях, и болезнях, обремененных грехами многими,/предстоящих и молящихся Тебе/с умиленною душою и сокрушенным сердцем,/пред пречистым Твоим образом со слезами,/и имеющих твердую надежду в Тебе/на избавление от всех зол./Всем полезное даруй/и всех спаси, Богородица Дева,/ибо Ты – Божественный покров рабам Твоим. |
|
|
