| перевод «Пандектов» Н. Ч. На это указывает и рукописная традиция: древнейшие слав. списки «Тактикона» Н. Ч. относятся ко 2-й пол. XIV в. (Плевлянский мон-рь. 12; Рыльский мон-рь. 1/16), ранние серб. списки в лит-ре не засвидетельствованы. Судьба «Тактикона» на Руси сходна с судьбой полного перевода «Пандектов», хотя он получает здесь известность несколько позже. В 1397 г. в новгородском загородном Лисицком в честь Рождества Пресвятой Богородицы мужском монастыре по повелению архиеп. Иоанна (Стухина) был сделан список (РНБ. F. п. I. 41) с болг. рукописи, принесенной игуменом этой обители Иларионом (Ларионом) с Афона. Позднейшая восточнославянская традиция памятника восходит, по всей вероятности, к этому списку и/или его оригиналу (ср.: Бобров. 1991. С. 92). Совместно с «Пандектами» Н. Ч. «Тактикон» встречается в восточнославянских рукописях не позднее 3-й четв. XV в., содержащих отредактированную версию болг. «Пандектов» (один из старших списков - РГАДА. Ф. 181. 704). Уже А. В. Горский и К. И. Невоструев писали о том, что перевод «Тактикона» относится, по всей видимости, к той же эпохе, что и создание «расширенной» редакции болг. «Пандектов» Н. Ч. ( Горский, Невоструев. Описание. Отд. 2. Ч. 3. С. 35). Однако существуют данные, свидетельствующие о наличии особой и весьма древней южнослав. версии «Тактикона» ( Hannick e. a. 2014. S. XXXIII). Наиболее ранняя известная рукопись «Тактикона» (среднеболг. извода) хранится в собрании ГИМ, причем в своеобразной и, по-видимому, достаточно древней редакции (ГИМ. Хлуд. 237, 30-40-е гг. XIV в.; в изд. К. Ханника не учтена). Слав. перевод «Тактикона» издавался старообрядцами вместе с младшим переводом «Пандектов» в 1795 г. в Почаеве по рукописи 1672 г., затем издание было повторено Единоверческой типографией в 1889 г. Значение трудов Н. Ч. для древнерусской и южнославянской культуры Благодаря 2 слав. переводам «Пандекты», а также «Тактикон» Н. Ч. широко распространились по книжным центрам Др. Руси. Количество списков, в которых содержатся или цитируются эти тексты, поддается лишь примерному учету - работа по каталогизации этих списков, их всестороннему исследованию, построению стемм, едва начавшись в кон. |
| — Подойдите, — сказал преподобный, — и вкусим хлеба. И ели, благодаря Господа. Затем младший принес воды, и они напились. Когда же наступил вечер, иноки спросили преподобного: — Отче! уйдешь ли ты отсюда? Но он сказал им: — Нет! я ночую здесь. Тогда они постелили преподобному в одном углу келью рогожу, а в другом легли сами также на рогоже. Наступила ночь. Преподобный Макарий встал и стал молиться Богу, чтобы Он открыл ему добродетель юношей. В полночь внезапно раскрылась крыша кельи, и воссиял сильный свет. Но два брата те не видали света; думая, что преподобный спит, старший толкнул младшего, и, встав, оба они препоясались и, воздевая руки к небу, тайно молились. Преподобный увидал множество демонов, которые как мухи, окружили младшего брата, и одни из демонов хотели сесть на устах его, другие на глазах. Но, явился ангел Господень с огненным мечем в руках, которым и защищал его, отгоняя от него демонов. К старшему же брату демоны не осмеливались даже и приблизиться. К утру оба брата снова легли и уснули. На утро преподобный Макарий сделал вид, будто он только что проснулся. И все они встали. Старший брат спросил преподобного: — Отче! желаешь ли, чтобы мы стали читать двенадцать псалмов? — Желаю, — отвечал преподобный. Сначала начал петь младший брат, и после каждого стиха из уст его выходила как бы огненная свеча и поднималась на небо. Потом начал петь старший; из его уст выходил огонь, как бы, какая длинная веревка и достигал до неба. После окончания утреннего правила, преподобный пожелал удалиться в свое жилище. Когда он уходил, то сказал братиям: — Молитесь обо мне, братия. В ответ на его слова, они поклонились ему до земли, молча; и преподобный ушел от них. Так преподобный Макарий узнал, что старший брат уже достиг полного совершенства в добродетелях, а с младшим еще борется враг-диавол. Спустя немного времени после посещения братьев преподобным Макарием, преставился к Господу старший брат, а чрез три дня после его кончины почил и младший. Когда впоследствии приходили к преподобному кто-нибудь из честных отцов, он приводил их в келью тех двух братьев и говорил: |
| Господь хранил Своего избранника: Афанасий не участвовал в военных действиях, воля Божия сохранила его от риска убить человека. По болезни (тиф), в этом же 1917 году он был уволен из армии и возвратился домой. 1918 год. Пермь занимает армия Колчака. 1919 год. Сухие архивные справки свидетельствуют: «После отчёта комиссии ЦК РКП (б) (под руководством И.В. Сталина и Ф.Э. Дзержинского) командование Восточного фронта подготовило наступление для возвращения Перми. В ночь с 30 июня на 1 июля 1919 года, переправившись через Каму, красные вновь заняли город. В Перми произошли кровопролитные уличные бои. Водный транспорт (почти весь камский речной флот) был сожжён в порту, взорван железнодорожный мост через Каму. Гражданская война, военный коммунизм, хозяйственная разруха. В это же время административный центр Урала был перенесён советской властью из Перми в Свердловск». Мирные люди старались бежать от кровопролития и начавшегося голода. Афанасий с младшим братом Григорием и юной женой на плоту по Каме и Вятке плывут в село детства — Крымскую Слудку, пытаясь обрести там мирную, спокойную жизнь. Путь был нелёгким, денег на пропитание не хватало, кормились тем, что потихоньку продавали приданое Евгении Васильевны. У дедушки в Крымской Слудке тяжёлыми крестьянскими трудами всегда был заготовлен запас продуктов: в подполье хранились трёхгодовалые клади с зерном. Юная Евгения Васильевна, одетая по городской моде, в шляпке, на каблуках и с ридикюлем, поначалу была встречена деревенскими с недоверием: это что ещё за барыня?! Наверное, и хлеб-то не умеет испечь?! Но скоро недоверие сменилось признанием и уважением: городская «барынька» не отставала от деревенских в работе, да ещё и удивляла всех своими успехами в хозяйстве. Смекалистая, трудолюбивая, добрая, благочестивая, Евгения Васильевна с юных лет внушала уважение окружающим. Здесь, в Крымской Слудке, у молодых родился первый ребёнок — доченька Вера. Рукоположение в сан Жизнь Афанасия Васильевича была по-прежнему неразрывно связана с церковью: он служил псаломщиком. В двадцатые годы гонения на верующих постепенно усиливались. Поэтому следующий шаг двадцатичетырёхлетнего Афанасия, мужа и отца, уже можно приравнять к исповедничеству. Не каждый в то время решался открыто заявить о своей причастности к церкви. Это означало обречь себя на скорби и испытания. Но Афанасий Васильевич жизнь свою без церкви и веры не представлял. В 1922 году он сдал экзамен на дьякона, и архиепископ Елабужский Георгий рукоположил отца Афанасия. В сане дьякона наш герой прослужил четыре года, с 1922 по 1926 год. |
| Наш бунт против символизма совершенно правомерен, потому что мы чувствовали себя людьми 20 века и не хотели оставаться в предыдущем. Николай Степанович моложе Блока только на 7 лет, но между ними — бездна…» , можно вспомнить склонность той же Ахматовой не без эмфазы отмечать, кто из знаменитостей более позднего времени (скажем, Чарли Чаплин или, horribile dictu, Гитлер) родился в один год с ней . Напротив, не существует никакой возможности увидеть как «генерацию» не только русский символизм в целом , но и какое–либо из его главных направлений. Только в качестве чисто условного оборота речи пригодна формула, делящая символистов на «старших» и «младших». Любой историк литературы бестрепетно причисляет Вяч. Иванова, почти сорокалетним вступившего в литературную жизнь, к младшим символистам, а Брюсова, который родился на целых семь лет позже Иванова — к старшим. В самом деле, если характерно, что акмеисты и были все более или менее ровесниками — то столь же характерно, что в кругу символистов физический возраст поразительно иррелевантен. Черту безвозрастности подчеркивает в облике Вяч. Иванова, когда тот в возрасте под сорок впервые входил в литературную жизнь, знаменитое стихотворение Блока: «Слегка согбен, ни стар, ни молод…». А чего стоит дебют Иннокентия Анненского, уже почти пятидесятилетнего директора царскосельской гимназии, да еще укрывшегося под маской Ник. Т–о, со сборником «Тихих песен»! Казусы Федора Сологуба и Василия Розанова, этих выходцев из среды провинциального учительства, да и Михаила Кузмина, этого антисимволиста в лоне символизма, не так красочны, но относятся сюда же: все они дебютировали поздно, и, главное, поздно стали тем, чем были в контексте символистской культуры. Недаром Вяч. Иванов мог предложить Андрею Белому, который был почти на полтора десятилетия моложе его, перейти с ним на «ты», — в этом своем решении, шокировавшем, по мемуарному свидетельству Белого, Зинаиду Гиппиус , самосознание символистской общности выразилось очень точно. Отметим, что «общинное» самосознание русского символизма, весьма реальное поначалу, но и позднее, вопреки всем распрям, остававшееся в силе хотя бы на правах императива, долженствования, стремилось отменить не только грани между поколениями, но и многие другие различия, важные в филистерском мире вокруг «общины»: различие в традиционном распределении ролей мужчин и женщин (см. |
| Со стороны англо-католиков главным вдохновителем стал епископ Лондонский Джон Уильям Чарльз Уанд. Он родился 25 января 1885 г. в Грантеме, окончил местную школу имени Короля Эдуарда VI и в 1904 г. поступил в Сенд-Эдмунд-холл (Оксфорд). В 1909 г. Уанд был рукоположен и назначен младшим священником на приход в рабочем районе Ньюкасла, где получил первый опыт миссионерской работы. В 1911 г. он женился и переехал в Ланкастер, а в 1919 г. после капелланской службы в армии получил место викария в Церкви святого Марка в Солсбери. В 1925 г. Уанд был избран членом Ориел-колледжа (Оксфорд) и стал его деканом (настоятелем домовой церкви). В Оксфорде он совмещал служение священника с административной, преподавательской и научной деятельностью, написал ряд трудов. В 1933 г. Уанд отправился в Австралию, чтобы занять кафедру архиепископа Брисбенского, главы церковной провинции штата Квинсленд, где он остался в памяти, как строитель множества церквей. Уанд вернулся в Англию через десять лет, будучи назначен епископом Батским и Уэллским. Его интронизация состоялась в ноябре 1943 г., но уже в июне 1945 г. Джон Уанд был переведен на Лондонскую кафедру. Из 701 церкви его новой епархии 91 была разрушена до основания, а все остальные серьезно повреждены, церковное образование и социальная работа нарушены, духовенства не хватало. В мае 1948 г. в Роял-Алберт-холле прошло собрание клира и мирян в основном (но не исключительно) англо-католической традиции, на котором было принято решение организовать большую миссию к послевоенной Англии, в особенности к ее столице. В 1949 г. Уанд провел масштабный проект Лондонской миссии , в который было вовлечено множество добровольцев из мирян, всего же в ее подготовке приняло участие до 15 тысяч человек. По замыслу епископа, миссия под девизом «Возрождение начинается изнутри» должна была принести большую пользу не только тем, к кому она была обращена, но и самим ее участникам. Однако главных целей у Лондонской миссии 1949 г. было три: обращение людей, индифферентных или враждебных к религии; работа с теми, кто потерял связь с Церковью по разным причинам, и оказание христианского влияния на различные явления общественной жизни. Кроме широкой программы социальной помощи, миссионеры организовали публичные лекции в соборе святого Павла и в Саутуаркском соборе, в Вестминстерском аббатстве, а также торжественные богослужения и освещение своей деятельности в газетах. «Церковь была повсюду: в пабе и клубе, на фабрике, на улице и в магазине. Весь Лондон, казалось, говорил о Боге» . Миссия стала одним из ярких событий послевоенной жизни Церкви Англии. Епископ Джон Уанд ушел на покой 1955 г. в возрасте 70 лет, но еще долго участвовал в церковной жизни столицы как один из каноников собора святого Павла. В 1969 г. он покинул Лондон и уехал в Суссекс, где умер в 1977 г. |
| Ныне существующий каменный пятиглавый храм был заложен в 1657 г. «от усердия и кочта прихожан» и освящен 26 июня 1680 г. Храм пятиглавый, двухэтажный, двухстолпный, на высоком подклете. Главная холодная церковь во имя Архистратига Михаила находилась на втором этаже. Церковь окружена с северной и западной стороны папертями. Над северо-западным углом галереи возвышается восьмигранная шатровая колокольня. На ней находилось 7 колоколов общим весом 138 пудов. С северной стороны паперти был устроен холодный придел во имя соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия с четырехъярусным золоченым иконостасом. В 1848 г. стены придела были частично расписаны. На первом этаже с южной стороны располагался теплый придел во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Как сообщает храмовая надпись на южной стене, росписи холодного храма выполнены в период с 17 мая по 21 сентября 1730 г. артелью ярославских мастеров во главе с Федором Федоровым. В ее состав входили Семен Иванов Горин, Иван Никитин Горин со своим младшим братом Иваном, Алексей Иванов Сопляков, Андрей Емельянов Шустов и его сын Афанасий, Иван Степанов Сарафанников, Иван Афанасьев и Матвей Никитин. Большинство членов артели составляли сравнительно молодые художники. Работа над Архангельской росписью стала для них школой профессионального мастерства под руководством опытного знаменщика Федора Федорова, для которого, вероятно, фрески Михаила Архангела были заключительным этапом его творческой биографии. Значительные размеры храма позволили Ф. Федорову включить в программу росписи почти все традиционные для Ярославля иконографические циклы (490 сюжетных клейм). В нее включены и сюжеты, обычно помещавшиеся на папертях ярославских церквей, например, сцены из Ветхого Завета. Сами паперти не были расписаны, за исключением входного западного портала. В центральном куполе главного храма написано «Отечество», в простенках между окнами барабана - архангелы, в нижней его части - праотцы. На парусах свода изображены евангелисты, на лобовых частях паруса «Спас на убрусе» (в.), «Благое молчание» (з.) и ангелы с зерцалами (с. |
| Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. M., 1991. Ч. I. С. 182–184 29 Мая. Понедельник. Полчаса ждем пропуск у ворот Дворца. Собираются любопытные, товарищи и праздный народ. Наконец дозволили в сопровождении солдат пройти мрачным коридором в Церковь. Опоздали на 15 минут. Когда пришли в зало, то вся свита была уже в сборе. Тотчас же явилась и вся царская семья. Молебен продолжался двадцать минут! Поминали благоверных рабов Божиих Николая Александровича, супругу его Александру Феодоровну и чад их, Алексея Николаевича, Ольгу Николаевну, Татьяну Николаевну, Марию Николаевну и Анастасию Николаевну. Многолетия не было. Подходили ко кресту дети с довольными улыбающимися лицами.[…] Дневник прот. А. Беляева с записями о службе его при Дворе.//ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Ед. хр. 2077. Дети уже очень загорели, в особенности М. Они все вас целуют. – Жизнь та же сейчас – учатся каждый день, надо побольше, т. к. зимою болели – и потом время скорее проходит, раз они не могут как раньше быть целый день на балконе или в саду. От 8 до 8 позволено теперь – т. ч. они и Ал. по утрам часок гуляют. (Мал[енький] играет на островке). От 2–5 все – а еще с девочками от 4 ½ – 8 все-таки много на воздухе, и это им полезно всем. 29 мая 1917 г. Ц. С. Письмо Государыни М. М. Сыробоярской.//ГАРФ. Ф. 601. Оп. 2. Ед. хр. 76. 3 и 4 июня. В Воскресенье Литургия началась в свое время и шла с 11 до 12 ч. Были за службою и Государь, и Государыня, и все пять чел. детей их. Слово говорил на Евангелие об избрании первых учеников Господом Иисусом Христом, коснулся и о народном избрании Преосв. Вениамина на Петроградскую кафедру подавляющим большинством голосов, несмотря на то, что Пр. Вениамин не имел еще самостоятельной Епархии, а лишь только был Викарием, и самым младшим из кандидатов избрания. Получил приглашение завтра отслужить молебен. Дневник прот. А. Беляева с записями о службе его при Дворе//ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Ед. хр. 2077. 29 июня. Четверг. Литургия в 11 часов. Вся царская семья была в церкви. Говорил о Св. Апостолах Петре и Павле. Проводил ту мысль, что один из апостолов ярко горел любовию и беззаветною преданностию ко Христу, а другой не с меньшею, если не большею горячностию пылал гневом и ненавистию к Сыну Божию; итак, тот и другой без особой благодати Божией оказались ничтожными к восприятию и познанию воплощенной истины. Ап. Петр после твердого исповедания веры от Христа, а Ап. Павла могло вразумить только необыкновенное чудо, совершившееся над ним для его вразумления. |
| Женился мистер Хардинг рано; его старшая дочь, Сьюзен, родилась вскоре после свадьбы, младшая, Элинор, лишь десятью годами позже. В то время, когда мы представляем мистера Хардинга нашим читателям, он жил с младшей дочерью, о ту пору двадцати четырёх лет; жена его скончалась давным-давно, а старшая дочка вышла за епископского сына незадолго до того, как мистер Хардинг получил место регента. Злая барчестерская Молва утверждала, что когда бы не красота старшей дочери, ходить мистеру Хардингу в младших канониках до конца дней, однако Молва, вероятно, лгала, как с нею частенько случается, ибо ещё в бытность младшим каноником мистер Хардинг снискал всеобщую любовь, и та же Молва, прежде чем принялась корить его за получение регентской должности от друга-епископа, громко упрекала епископа, что тот всё никак не позаботится о своём друге мистере Хардинге. Так или иначе, двенадцать лет назад Сьюзен Хардинг вышла замуж за преподобного доктора Теофила Грантли, архидьякона Барчестерской епархии и настоятеля Пламстедской церкви, а через несколько месяцев её отец стал регентом Барчестерского собора (должностью этой, как нередко бывает, епископ мог распоряжаться по собственному усмотрению). Здесь надо разъяснить некие примечательные обстоятельства, связанные с барчестерским регентством. В лето 1434-е преставился ко Господу некий Джон Хайрем, барчестерец, сделавший состояние на торговле шерстью. Он отказал свой дом, а также земли за городом, до сих пор носящие имя «Хайремовы холмы» и «Хайремов выгон», на содержание двенадцати престарелых шерсточёсов (непременно уроженцев Барчестера, проживших в городе весь свой век). Хайрем завещал построить для них богадельню с домом для смотрителя, каковому смотрителю устанавливалось жалованье из дохода от упомянутых выгонов и холмов. Кроме того, будучи ценителем музыкальной гармонии, Джон Хайрем оговорил, что место смотрителя (с одобрения своего епископа) будет занимать кафедральный регент. От тех дней и до сегодняшнего приют жил и процветал — вернее, приют жил, а его земельное имущество процветало. Шерсть в Барчестере давно не чесали, так что епископ, настоятель собора и смотритель, как правило, определяли в богадельню стариков из своего ближайшего окружения: немощных садовников, дряхлых могильщиков, доживающих век пономарей, которые с благодарностью принимали уютное жильё и шиллинг четыре пенса в день — выплату, положенную им по завещанию Джона Хайрема. Прежде — лет за пятьдесят до описываемых событий — они получали только шесть пенсов, а столовались дважды в день вместе со смотрителем, буквально как прописал в своей духовной старый Хайрем. Однако это было равно неудобно и смотрителю, и подопечным, так что ко взаимному удовольствию всех сторон, включая епископа и барчестерское общество, завтраки и обеды заменили денежным содержанием. |
| §147. Если несколько диаконов, причащающихся совершают литургию, то Св. Дары, по поставлении их на жертвеннике, должны быть потребляемы по обычаю тем, который занимает седмицу (если то бывает в монастырях или соборных церквах), или же младшим из диаконов, а в обыкновенных случаях и вообще которым-нибудь из служащих по взаимному соглашению. Не запрещается также при этом потреблять Св. Дары и служащему священнику, особенно если по старости или по болезни и по другим законным причинам, диакон должен во чтобы то ни стало напиться воды, или закусить антидором непосредственно после Причащения. Само собою разумеется, что священник в таком случае, причастившись Св. Тайн, не должен ни запивать, ни закусывать после этого, а делать это только тогда, когда потребит Св. Дары, как это вообще делается, когда священник служит без диакона, или с диаконом, но непричащающимся, и т.п. §148. Бывает и так, что диаконы, особенно обязанные служить две обедни в один и тот же день, не могут вовремя поспевать к следующей обедни, и являются уже по начатии ее, когда священник прочитает первую ектению, или после малого входа, и т.п. В таком случае священник должен наблюдать, чтобы пришествие диакона не было позже чтения Св. Евангелия, а в крайности никак не позже херувимской песни. В этих случаях священник может еще допустить диакона к участию в литургии, если пожелает с тем, чтобы он начинал продолжение ее с того места, на котором священник остановился. Но если диакон прибудет в церковь после великого входа, то допускать его к совершению литургии отнюдь не дозволяется. Отделение XXII В какие дни в нашей Церкви совершение литургии не полагается? – Когда у нас не служатся литургии ранние? – О служении в высокоторжественные дни, когда оные приходятся в такое время, когда совершение полной литургии по уставу не полагается. – О порядке служения в это время, когда в оное приходятся храмовые праздники. – О литургиях заупокойных. Можно ли торжественно поминать покойников в Воскресные и праздничные дни? – Нужно ли совершать поминовения по детям, когда они скончались в младенческом возрасте? – Можно ли служить заупокойную литургию при погребении покойника, и вообще совершать поминовения об нем в третий, девятый, сороковый или годичный день, если сие случится в такие дни, когда у нас полной литургии не полагается, и в какие дни у нас вовсе не полагается поминовение усопших? – Особые замечания о так называемых заупокойных службах и панихидах царских. |
| Толпа солдат, с гиканьем, песнями валит в вагоны. Круглое, в пенсне, лицо Алеши, нервно смеющегося, бегающего по платформе, на ходу целующего руки матери. — Ты, мама, не волнуйся… Какая теперь война, просто сидение в окнах… Ни одна мама мира не утешится такими утешеньями — да станут ли ее и спрашивать? Идет стихия, буря, судьбы российские решаются — приходится тащить таинственные жребии. Мать дала ему на войну иконку — Николая Чудотворца — да по-женски плакала, когда уходил поезд, весь в серых шинелях… и оркестр играл: «По улицам ходила Большая крокодила…» О, знаменитая музыка революции. Блоку мерещившаяся — Большая крокодила… Юношеское лицо в пенсне, конечно, в слезах, виднелось из окна вагона. Белый платочек, да ветер, да солнце. — Скоро и мой черед. …В конце мая 192й пехотный полк выступил в лагерь. Май стоял чудесный. Солнце, тепло, сады московские залились зеленью… Кое-как выстроили полк, даже музыка появилась, песенники. Офицеры в снаряжении — через всю Москву повели мы своих серых героев на зеленую дачу. Не так много в строю их и было: остальные предпочитали слоняться по городу, вечерами флиртовать в Александровском саду. Да и те, кто шли, делали нам великое одолжение: в сущности, с полудороги (если бы надоело), могли они разбежаться вполне безнаказанно: нам бы оставалось лишь доказывать им, что в лагере лучше, чем в казармах. Впрочем, и действительно лучше. Ходынский лагерь очень приятен. Слева Петровский парк, весь свежий и густой, крепко-зеленый. Прямо — Москва с золотым куполом Христа Спасителя, знаменитое поле, некогда трагическое, а теперь мирное, поросшее травкой — тропинки по нем протоптаны солдатами. Лагерь окопан канавой — это опушка леса, и все палатки под деревьями. Похоже на дачное место для военных. Роты размещаются по участкам. Приезжают кухни, обозы, начинается извечное военное хозяйство. Нам, троим младшим офицерам роты, отвели небольшой домик. Мы там устраиваемся «приблизительно»: лишь толстый немолодой прапорщик, латвийского происхождения, будет здесь ночевать: а мы каждый вечер домой. |
|
|
