| XIII в., видимо, почти соответствовала восточной и сев. границам Л. позднеантичной эпохи. Крайним на востоке городом под властью никейских Ласкаридов в этом регионе был Триполис, находившийся на границе Л. и Фригии. В кон. XIII - нач. XIV в., в правление визант. имп. Андроника II Палеолога (1282-1328), тюрки захватили почти всю территорию Л., Сарды окончательно перешли под их контроль ок. 1315 г. Под управлением византийцев еще долгое время оставалась лишь крепость Филадельфия, полностью окруженная владениями сельджукских султанатов Айдын (юж. часть Л.) и Сарухан (Сев. Л., столица в Магнесии). В 1390 г. Филадельфия, остававшаяся к тому времени последним визант. владением в Анатолии, была передана мусульманам по договору между визант. имп. Мануилом II и султаном Баязидом I. В 1403 г., после разгрома османов в Анкирской битве, Сарды, Филадельфия и Смирна были разграблены воинами Тимура, мн. жители погибли. В османскую эпоху греч. население частично сохранялось, но в XIX - нач. XX в. уже составляло меньшинство. К 1914 г. христиане (греки и армяне) составляли 20% от общего числа населения вилайета Айдын, в который входила территория бывш. Л. Греческие общины сохранялись преимущественно в западной части Л., прилегающей к морскому побережью, вокруг Смирны (Измира), а также в нижнем течении Меандра, в Траллах (Айдыне) и Нисе (Султанхисаре). Во время греко-турецкой войны 1919-1922 гг. регион Л. стал ареной ожесточенных боев. Л. была занята греч. войсками в июне 1920 г. Согласно Севрскому договору (10 авг. 1920), область Смирны, в т. ч. некоторые зап. районы Л., следовало передать Греции. Однако соглашение не вступило в силу, а в сент. 1921 г. турки начали контрнаступление, к-рое в нач. сент. 1922 г. привело к т. н. малоазийской катастрофе греческой армии. Военные действия с обеих сторон сопровождались крайне жестокими акциями по уничтожению мирного населения. После соглашения об обмене населением между Грецией и Турцией в 1923 г. греч. население полностью покинуло Л. Лит.: Pauly, Wissowa. |
| е. в лагере царя), против чего и направлено 7-е правило, на своем собственном соборе, собранном два или пять лет спустя после Сардики, ни словом не обмолвился об этом беспорядке; наконец, 4 правило и не могло иметь места на соборе при Грате, потому что иначе не зачем было бы его повторять двум последующим соборам африканским – Иппонскому 393 г. и Карфагенскому 398 г. Столь же неудачны старания историков канонического права отыскать в посланиях папе до Зосима такие места, которые бы по своему смыслу соответствовали правилами Сардикийского собора, хотя бы и скрывающимся под именем Никейских. Папы очень рано стали свободно обращаться с Никейскими правилами и стремились расширить их значение при всяком удобном случае. Так, уже папа Юлий, защищая пред восточными право пересматривать решения одного собора при помощи другого, ссылался на пример никейских отцов, хотя подобного рода постановления в канонах Никейских и не имеется. Точно так же папа Иннокентий I, запрещая в одном послании принимать в клир человека, добровольно отрезавшего себе часть пальца, опирается на 1-е правило Никейского собора, тогда как правило это касается одних скопцов. Подобным образом к расширенному пониманию дисциплинарных постановлений Никейского собора могут 14 быть сведены и все другие места папских декретарий, в которых хотят видеть ссылки на Сардикийские правила 15 . Уже эти два пункта – неожиданное и странное появление правил Сардикийских на Карфагенском соборе 419 года, спустя 85 лет после их издания, и отсутствие всяких указаний на существование и применение их к делу за весь 4-й и начало пятого века – достаточны для того, чтобы дать сильную опору сомнению в их подлинности. Папство, как известно, отличалось замечательною способностью эксплуатировать в свою пользу малейшие случаи, благоприятствовавшие его притязаниям на всеобщее господство в церкви: каким же образом папы, и притом наиболее деятельные в истории усиления папский власти, как напр. Дамас или Сириций, могли систематически замалчивать такой крупный факт, как 3-е и 5-е правила Сардикийского собора, предоставлявшие им право принимать апелляции на соборные решения областных епископов, – да еще во имя памяти св. |
| — Меня, юноши, весьма сильно беспокоит ваша судьба, и мне очень желательно было бы помиловать вас и отправить к царю для получения от него всяких почестей. Доверьтесь мне, как своему другу, послушайтесь меня и принесите жертвы богам. — Мы молимся, — отвечали святые, — Господу нашему Иисусу Христу, чтобы Он сохранил нас непорочными в вере, которой Он научил нас и за которую мы готовы умереть, и чтобы не попустил нам отступить от Него и впасть в погибель, в которой погибаете вы. Комит, услышав это, пришел в бешенство и велел повесить их за ноги, головой вниз, и строгать железными когтями. Долгое время мучили их таким образом, кровь их текла потоками, тело отрывалось кусками, кости обнажились... Наконец, святые громко возопили к Богу: «Царю и Боже веков! призри от святого жилища Твоего на нас, недостойных рабов Твоих, страдающих за имя Твое святое!» И невидимая помощь была подаваема святым свыше для мужественного перенесения столь жестоких мук. Видя непобедимое терпение страдальцев, мучитель приказал снять их и отвести в темницу. Но святые не могли от ран и боли идти сами: их понесли и бросили в темнице, как какую-нибудь ношу. И опять, как и ранее, явился им ангел Господень, сияющий великим светом, утешал их радостной надеждой и исцелил их от ран. И святые славили Бога, говоря: «Слава Тебе, Боже, за то что не оставляешь уповающих на Тебя и страждущих ради Тебя! «Что воздам Господу за все благодеяния Его ко мне? Кто Бог так великий, как Бог наш! Ты — Бог, творящий чудеса!» (Пс 115,3; 76,14—15). Вскоре мучитель опять вывел из темницы святых мучеников и приказал поставить их перед собой. Перед ними он поместил своих идолов и принуждал их поклониться этим идолам, угрожая за непослушание. «Если вы, — говорил он, — не исполните царского повеления и не поклонитесь нашим богам, то я предам вас смерти от меча, а тела ваши отдам на съедение хищным зверям и птицам». Но святые в один голос отвечали: «Не отступим от Христа Бога нашего и не поклонимся скверным идолам, немым и глухим, которые имеют очи и не видят, имеют уши и не слышат, имеют уста и не говорят, имеют ноги и не ходят. Да будут подобны им все делающие их и все поклоняющиеся им». |
| Немало их встречается и в средневолжских владениях Золотой Орды (Улуса Джучи) – в частности, в том же Булгаре с. 210, 215]. При этом значительная часть «двоекрестных» «городецких пулов» имеет подражательный характер и заметно разнится по размеру и весу – в меньшую сторону – с происходящими из нижегородских земель «образцами». Иногда таковые представляют собой в изобразительном смысле нечто среднее между собственно «городецкими пулами» и рассмотренными выше медными золотоордынско-булгарскими монетами, относимыми ко времени правления хана Узбека. В этой связи я осуществил прорисовку имеющихся в моём распоряжении двух монет, найденных в 2018 – 2019 гг. в Булгаре (см.: рисунки 11 и 12: а, б – снимки лицевых и обратных сторон, в, г – прорисовки лицевых и обратных сторон монет). Помимо монет золотоордынского и русского Поволжья, изображения сплетённых крестообразных узоров рассматриваемого типа встречаются также на средневековых нумизматических памятниках Малой Азии (Анатолии), хотя здесь они малозаметны в общей огромной массе помещавшихся на монетах разнообразных знаков и узоров. Так, например, узор, обнаруживающий полное сходство с тем, что изображён на рассмотренном выше типе анэпиграфных серебряных монет чекана монетного двора Булгара (см.: рисунки 5 и 6), но с обратным направлением сплетения, присутствует на одном из типов анэпиграфных медных (бронзовых) монет – тетартеронах, выпускавшихся в Никейской империи – государстве, существовавшем на северо-западе Малой Азии в 1204 – 1261 гг. При этом, помимо прочего, обращает на себя внимание то обстоятельство, что оба типа монет появились в сопредельный временной промежуток. Причём, учитывая, что Никейская империя была создана и существовала как оплот православия в противостоянии с латинянами (католиками) и мусульманами, в этот сложносплетённый крест здесь определённо вкладывалось именно христианское (православное) содержание, Описание одной из монет данного типа, приведённое в размещённой в Интернете англоязычной базе данных римских, греческих, византийских и кельтских монет «WildWinds» (под SB 2152), гласит, что она относится к «неустановленному правителю» («uncertain ruler»). При этом, на одной стороне монеты изображён: «Изысканный, переплетённый крест, образованный двумя петлями, украшенными точками» («Ornate, interlaced cross formed by two loops, decorated with dots»). Другая же сторона содержит изображение облачённого в стемму и хламиду императора, стоящего лицом вперёд, который держит неустановленный предмет («Emperor standing facing, wearing stemma, divitision and chlamys, holding uncertain object») |
| По своему составу партия противников никейского собора не представляла собой однородной массы, связанной единством внутренних убеждений; в ряды ее входили весьма разнообразные элементы, у которых не было одной точно формулированной программы, которые на деле держались далеко не одинаковых воззрений. Как показали последующие события, среди противников никейского собора, – помимо людей индифферентных, всегда готовых следовать за господствующим настроением, – можно было различать три главные группы с более или менее определенными догматическими наклонностями. – Основное ядро реакции, ее моральную силу и численный перевес составляли консервативно настроенные епископы Востока, державшиеся совершенно церковного учения о Сыне Божиеме, искренно осуждавшее арианство, но в то же время уклонявшиеся и от никейского вероопределения, так как оно казалось им сомнительным по форме, благоприятствующим савеллианскому слиянию Лиц Св. Троицы. По большей части это были люди бесхитростные, чуждавшиеся всяких интриг и искательства, сознательно отказывавшиеся от тонких исследований в области веры и заботившиеся только о том, ,чтобы охранить в полной неприкосновенности веру, полученную от предков. Весь их протест против никейского символа состоял в том, что они не хотели употреблять введенных им формул, хотя прямо и не осуждали их и со времени падения Маркелла смотрели на никейцев, как на людей подозрительных, способных именем собора прикрывать опаснейшие заблуждения. От никейского учения их отделяли одни только исторические недоразумения, и они ждали какого-нибудь внешнего толчка, чтобы беспристрастно всмотреться в него и понять его значение для их собственной веры. – В богатой яркими эпизодами истории IV века можно указать один характерный документ, хорошо обрисовывающий догматическое положение лиц, входивших в состав этой лучшей части оппозиции никейскому собору. Без сомнения, к числу самых скромных людей своего времени, стоявших вдали от всех житейских треволнений, принадлежал Кирилл иерусалимский . |
| По требованию Константина Арием было представлено особое исповедание веры, сохранившееся до нас в церковной истории Сократа; касательно важнейшего вопроса о существе Сына Божия в нем значилось только следующее: «веруем в Господа Иисуса Христа, Сына Его, прежде всех веков от Него (Отца) рожденного Бога-Слово» 977 ... Арий, следовательно, в новом своем веро-изложении зачеркивал все, что совершилось на пространстве времени от первоначального столкновения его с Александром александрийским до никейского символа включительно. Он игнорировал факты и хотел возвратиться к тому положению дел в церкви, которое предшествовало поднятым им спорам. К тому же в сущности стремилась и восточная реакция, желавшая затушевать дело никейского собора, заставить забыть о нем церковь . Неудивительно, поэтому, что исповедание Ария, составленное в самых общих фразах и допускавшее всевозможный толкования, было признано достаточным целым собором, на котором присутствовало до 60-ти восточных епископов 978 . – Труднее было победить протест никейцев против Ария; все старания принудить Афанасия принять Ария в свою церковь оставались напрасными; столь же мало расположены были к компромиссу и другие защитники никейского символа. Вследствие этого дело об Арии тянулось в течение нескольких лет; из ссылки он быль возвращен, вероятно, в том же году, в каком получили обратно свои кафедры Евсевий и Феогнис, т.е. в 328 – м году, – официальное же решение о принятии его в церковь было поставлено только на соборе иерусалимском 335 – го года, когда реакция против никейского собора достаточно окрепла на Востоке и когда некоторые никейцы были изгнаны, а другие ждали себе той же участи. Известно, что фактически решение иерусалимского собора-воссоединить Ария с церковью осталось неосуществленным; он умер накануне того дня, в которой назначено было торжественное введение его в один из константинопольских храмов 979 . – Вслед за Арием возвратились из ссылки и два его земляка, Феона мармарикский и Секунд птолемаидский, одни из всех сторонников его сохранившие верность ему по окончании никейского собора. |
| Анатолий «оставил всякий дух высокомерия и подражал вере, умеренности и смирению своего предшественника Флавиана». «Что касается согласия епископов на 28-й канон, то мы, говорит св. Лев, объявляем его недействительным и уничтожаем властью блаженного апостола Петра». Но всего любопытнее его письмо к самому св. Анатолию. В этом письме св. Лев выразил все свои мысли и чувства по поводу «притязаний Анатолия». Св. Лев выражает свою радость по поводу того, что св. Анатолий не разделяет заблуждений тех, которые его поставили Константинопольским архиепископом, и обратился к православному учению. Но над православным человеком и, при том, епископом не должно иметь силы ни заблуждение, ни страсть. Особенно такой человек должен избегать высокомерия, в котором начало всякого преступления, корень всякого греха. Тот, кем овладевает страсть властительства, не умеет воздержаться от запрещенного, и не довольствуется дозволенным. Но, к сожалению, св. Анатолий не чужд этой страсти. Не говоря уже о не вполне законном своем посвящении и вполне противозаконном поставлении Антиохийского епископа, достаточно указать на его попытку разрушить постановления Никейских канонов. Св. Анатолий несправедливо думает, будто теперь пришло удобное время для того, чтобы лишить Александрийскую кафедру привилегий второй по достоинству, Антиохийскую третьей, а всех митрополитов константинопольских провинций их прав, преимуществ и подчинить его суду. Это не слыханные и не бывалые притязания. Они довели св. Анатолия до того, что он для своих честолюбивых целей употребил св. собор, единственной целью которого было уничтожение ереси и утверждение вселенской веры. Св. Анатолий, кажется, думает, что для него служит оправданием большое число бывших на соборе епископов, согласившихся подписать 28-й канон. Но собор не должен льстить себя мыслью, что его составляло такое большое число членов, поэтому, не должен сметь сравняться или поставить себя выше собора 318 епископов. Такое чрезмерное превозношение, которое употребляет для своих целей собор, созванный по другим побуждениям и для других целей, грозит возмущением всей церкви. |
| о прениях между отцами собора и философами. Что прения между отцами собора и философами были, на это есть указания и у достоверных историков; но что прения эти были те же самые, как приводятся у Геласия, это подлежит сомнению. Не мало у Геласия и др. предметов, возбуждающих сомнение. 10 Такими несомненными источниками для истории Никейского собора считаются: Символ веры и 20 правил, постановленных на Никейском соборе, некоторые указания и сочинения св. Афанасия, как в его письмах об определениях Никейского собора, и послание к Афрам; свидетельства церковных историков: Евсевия, Сократа, Совомена, Феодорита и Руфина. 14 По лукавым соображениям и по хитрой изворотливости своей Евсевий не во всех пунктах точно обозначает различие Никейского исповедания от исповедания Кесарийской церкви, будучи в душе полуарианином, он опасался как бы не изменить сторонникам своим, но и как бы не навлечь на себя гнева императорского; оттого он так искусно (хотя в то же время и так фальшиво) объясняется в своем послании. (См. посл. Евсевия к церкви Кесар.) 15 Эта укоризна со стороны св. Афанасия на епископов, подписавшихся под определением соборным, вызвана без сомнения, тем обстоятельством, что многие из подписавшихся впоследствии отказались, как увидим, от исповедания Никейского. 18 В видах устранения несогласия во времени празднования Пасхи еще к третьем веке составляемы были пасхальные исчисления, как напр. Дионисиево, Анатолиево, Ипполитово; 1-е определяло время празднования Пасхи на 8 лет, 2-е – на 19, 3-е – на 119 лет. 19 Это последнее относится к державшимся обычая восточного; так как для них особенное значение в праздника Пасхи имело воспоминание собственно страданий Спасителя, то они и праздновали этот день страданий: совершали литургию и устрояли вечерю любви; после сего праздника опять принимались за пост до воскресения Спасителя. 20 Что в рассуждении Мелетия приняты были в соображение особенные обстоятсльства, это видно как из определения собора (сохранившихся для нас в послании, писанном после собора), так и особенно из свидетельств к святого Афанасия. 22 Не без особенного намерения употребляем здесь слово: достоверных; сообщает сведения о Мелетии св. Епифаний – но с примесью недостоверного и несогласного с подлинными указаниями историческими. 23 Где был в то время сам архиепископ Петр, из рассматриваемых нами источников не видно; только ясно, что он не был с упомянутыми епископами в узах, но и не находился в Александрии. В одном древнем сказании о мученичестве св. Петра говорится, что он много времени провел в Месопотамии, Финикии, Палестине и на островах. Ang. Mai. Specil. Rom. Τ III. |
| Таким образом, поддержка, оказанная Западом никейскому собору, носила на себе более пассивный, чем активный характер. Она выражалась лишь в стойкости, с какою здесь хотели держаться именно никейского символа, и отвергали все попытки навязать взамен его какое-либо другое вероизложение, хотя бы то и православное по содержанию. Но при огромном нравственном влиянии западной церкви на Восток, унаследованном ею от первых трех веков христианства, эта стойкость уже сама по себе должна была иметь великое значение в ходе антиникейской борьбы. Чуждый всяких догматических волнений, неизменно привязанный к никейскому символу, Запад в течение всех споров стоял живым упреком пред глазами восточных и молча осуждал их. Напрасно восточные епископы собирали у себя соборы, чтобы оправдать себя во мнении Запада, напрасно составляли новые символы, в которых осуждали арианство, и утверждали, что исповедуют искони преданную веру, все эти старания безрезультатно разбивались о непоколебимую стойкость Запада. Запад требовал от Востока одного-признания никейского символа-и не сдавался ни на какие заманчивые предложения. На соборе в Сардике, куда восточные явились с намерением издать новое вероизложение, на котором могла бы сойтись вся церковь , западные заявили, что «достаточно символа никейского и что нет никакой нужды в другом символе» 917 . С упорством западных не могли справиться все насильственные меры политики Констанция, достигавшие, однако, успеха на Востоке. В последние годы правления этого государя антиникейская реакция невидимому готова была захватить собой и Запад: наиболее видные защитники никейского собора на Западе, как Иларий пуатьесский, Евсевий верчельский и др. были изгнаны; сам папа Ливерий, уступая давлению императора, согласился подписать сирмийскую формулу, благоприятствовавшую реакции; однако, западные епископы, собравшиеся в числе 400 на собор в Аримине, только год спустя после уступки Ливерия, единогласно остановились на решении «содержать никейскую веру постоянно и блюсти ее до конца» 918 . |
| 2 . Александрийский собор в 362 году принадлежит к числу наиболее замечательных соборов эпохи арианских движений. Значение его можно определить так: он подвел итоги всей предшествующей работе богословской мысли по раскрытию учения о Троице, решил главнейшие и трудные вопросы, выдвинутые его временем, и глубоко повлиял на последующий ход событий догматической истории, преднаметив тот путь, по какому они направились. Но его главная заслуга состояла в том, что он воскресил для восточной половины церкви почти уже забытый здесь никейский символ и дал сильный толчок тому течению в рядах церковных деятелей Востока, которое в конце-концов привело их всех под знамя этого символа. – До сих пор, как мы знаем, все соборы, во множестве собиравшееся на Востоке, преследовали одну цель-изгнать никейцев и устранить никейский символ, заменив его другими, более отвечающими восточному консервативному настроению. Благодаря поддержке двора и особенно насильственным мерам Констанция, эта цель, поставленная реакцией с самого начала ее возникновения, близка была к своему осуществлению. За тридцать слишком лет, протекших со времени никейского, собора, сошли один за другим в могилу все его современники- епископы, принимавшие в нем личное участие. Из очевидцев собора и непосредственных участников его на Востоке оставался к 50 – м годам IV века едва ли не один Афанасий, да и тот, управляя отдаленным от Востока диоцезом, а с 356 года скитаясь в изгнании по пустыням египетским, лишен был всякой возможности сделать что-нибудь для восстановления авторитета защищаемого им собора. С 350 года, т.е. в течение последних десяти лет царствования Констанция, на Востоке не было ни одного никейца. В церковную практику в богослужебное употребление символ никейский также проникнуть не успел. Возможно, что и сами отцы первого вселенского собора, составляя символ в опровержение арианства, не имели в виду вводить его в общеобязательную литургическую практику, смотрели на него не как на κτεσις πστεως в собственном смысле, а как на μθημα т.-е. |
|
|
