| Упразднена в 1935 г. Именовалась: Орехово-Зуевская; Ореховская. 06(19)11.1929 02(15)09.1930 06.1931 10(23)03.1932 10(23)03.1932 13(26)09.1932 25.09(07.10)1932 26.11(08.12)1932 05(18)12.1932 Тихон Попов 05.1934 Николай II Смирнов 02(15)08.1934 08.1934 09.1935 Софония Яскевич, паки Ореховская, обн. (см. Орехово-Зуевская, обн.) Орджоникидзевская (см. Владикавказская) Орловская Основана 13.01 (по др. 29.05) 1764. Московское викариатство; полусамостоятельная. Самостоятельная с 06.05.1788. Местопребывание – в г. Севск, с 1819 г. – в г. Орел. Именовалась: Севская и Брянская; с 09.1783 – Севская и Орловская; с 06.05.1788 – Орловская и Севская; Орловская и Брянская; с 13(26)02.1994 – Орловская и Ливненская. Викарные кафедры: Елецкая, Брянская, Болховская, Ливненская. 08.08.1764 17.12.1767 Тихон Якубовский 13.01.1768 26.04.1778 05.07.1778 28.04.1782 Амвросий Подобедов 05.07.1782 22.09.1783 Дамаскин Семенов-Руднев 07.01.1784 09.02.1787 Феоктист Мочульский (Могульский) 05.06.1788 26.10.1798 Аполлос Байбаков 26.10.1798 04.06.1817 22.07.1817 21.07.1821 Иона Павинский 18.09.1821 22.05.1828 Гавриил Розанов 15.07.1828 30.12.1839 28.01.1840 25.04.1840 Иннокентий Коровин-Сельнокринов 27.06.1840 12.11.1844 Евлампий Пятницкий 12.11.1844 05.06.1858 Смарагд Крыжановский 12.07.1858 29.08.1867 29.08.1867 25.12.1876 Макарий Миролюбов 25.12.1876 31.12.1882 13.02.1883 03.06.1889 Симеон Линьков 03.06.1889 10.08.1896 Мисаил Крылов 10.08.1896 02.01.1899 Митрофан Невский 02.01.1899 28.03.1902 Никанор Каменский 28.03.1902 10.04.1904 23.04.1904 03.02.1906 Кирион Садзегели 03.02.1906 16.09.1908 31.10.1908 31.12.1910 Александр Головин 31.12.1910 28.01.1917 05.06.1913 07.06.1914 30.08.1914 28.01.1917 26.05.1917 27.05.1917 19.08.1917 19.08.1917 01(14)11.1927 1924 (?) 03(16)09.1927 04.1931 16(29)04.1931 18(31)12.1931 Иоанникий Сперанский 08.1931 12.1931 Даниил Троицкий 29.07(11.08)1931 14(27)07.1932 18(31)12.1931 14(27)07.1932 14(27)07.1932 17(30)09.1935 17(30)09.1935 06(19)10.1935 06(19)10.1935 19.11(02.12)1935 |
| В «Русском архиве» письма опубликованы в хронологическом порядке с примечаниями 21 , указанием даты и места отправления для каждого письма, снабжены сквозной нумерацией. Следует отметить, что письмо 38 в публикации датировано 27 ноября 1802 г. 22 , что расходится с оригиналом, где указана дата 28 ноября 1802 г. 23 , а письмо от 30 июля г.] объединено под 45 с письмом от 16 июля 1803 г. как дополнение 24 . Стремясь представить письма митр. Евгения к Македонцу как источник, свидетельствующий о времени александровского царствования от лица представителя образованной и влиятельной части духовенства, Северный предложил вниманию читателя лишь те фрагменты, которые могли иметь общее значение, опустив при этом множество сведений личного характера, раскрывающих для нас внутренний мир и образ мыслей Евгения Болховитинова в первое десятилетие его монашеского служения. Вполне объяснимое желание Северного сократить текст публикуемых писем за счет исключения из него повторений и незначительных, на его взгляд, хозяйственных и других подробностей создало искусственные препятствия для исследователей жизни и деятельности митр. Евгения (Болховитинова), опиравшихся только на журнальный вариант переписки. За рамками публикации остались некоторые любопытные сюжеты, наблюдая за развитием которых, читатель может увидеть процесс внутренней трансформации, происходившей с Евгением в первые годы монашества. Приезд Болховитинова в столицу, его пострижение по настоянию петербургского митрополита Амвросия (Подобедова) и поступление его на службу в Петербургскую академию в качестве префекта, учителя философии и красноречия открывали прямой путь к высшим церковным должностям. Подлинники писем содержат размышления архимандрита Евгения о своем новом положении. Имея возможность с близкого расстояния наблюдать жизнь и служение митр. Амвросия (Подобедова) в столице, он отмечал не только «лестны отличия» его сана и сопутствующих ему монарших милостей, но и «его вздохи от тяжести их» 25 . Архимандрит Евгений писал, что митрополит «с добрым своим сердцем желал бы покойного уголка. Но пост его так высок, что с него сдвинуться нельзя иначе, как вниз» 26 . Сам он держался того мнения, что «архимандритам (NB: однако ж не петербургским) лучше жить, нежели епархиальным архиереям». 27 Себя он не мыслил в рядах синодальных членов и высших церковных иерархов. «Боже, из- бави от Петербурга! – писал архимандрит Евгений Македонцу. – Завиден он только издали. И то тем, которые интриг здешних близко не видали. Я хоть недавно здесь, но азбуку здешней жизни почти познал. А до грамматики нескоро можно достигнуть, философию же немногие знают» 28 . |
| В 1801 г. в июне месяце митрополит Амвросий посетил в первый раз Новгород. Архипастырь приветствовал своих пасомых в Софийском соборе речью, в которой, «преходя историю минувших лет этого храма, поставлял в честь Новгороду и в побуждение к благочестию то, что в этой стране уже 1000 лет сияет свет веры евангельской и никогда не помрачался отступлением или забвением нечествующих, разве только в немногих плевелах и то вскоре исторженных из нивы Христовой; но от него загорался новый свет для северных племен, обращавшихся из язычества к христианству; – указывал на безмолвную, но сильную проповедь почивших архипастырей, из которых некоторые просияли нетлением мощей, – как они из самых священных гробов своих тоже благовествуют и тоже проповедуют, что проповедовали во время жизни: неверующих обличают нетлением мощей своих; развратных постыждают примером своей святой жизни; в стропотная ходящим запрещают воспоминанием своих добродетелей; небрегущим о славе вечной напоминают своим приснопамятством на земле. В заключение архипастырь молил Бога, чтобы Он просветил первую на севере паству сию светом Евангелия Своего и сохранил ее до скончания века непоколебимою в вере и благочестии». Часто ли преосвященный бывал в Новгороде и подолгу ли там оставался, определить мы не имеем возможности. Из имеющихся под руками данных видно, что 22 июня 1804 г. он был уволен на 20 дней в Тихвин и Новгород, также 7 июля 1805 г. уволен в Новгородскую епархию до тех пор, «покуда надобности потребуют»; вероятно, не один раз ездил и в другое время. Относительно управления епархиями вообще известны заботы митрополита Амвросия о нравственном совершенствовании духовенства: преследование пьянства, требование порядка и благопристойности в церковных процессах, запрещение какого-либо вмешательства в «столь постыдныя и закону противныя дела», как возмущение крестьян, и др. Известны старания его ввести в церквах однообразное и стройное пение и требования от молящихся благочиния в церквах, для чего около иконостаса и амвона он велел устраивать решетки; самим прихожанам был поручен выбор церковных старост и т. |
| Во главе церковной администрации, в качестве первенствующего члена св. Синода, стоял тогда митрополит Амвросий Подобедов , возведенный на петербургскую кафедру еще при Павле Петровиче на место уволенного на покой м. Гавриила. Старейший из тогдашних святителей, митрополит московский Платон первенствовал при коронации Александра и приветствовал его известной классической речью, которая была последней блестящей вспышкой его ораторского таланта: «И так сподобил нас Бог узреть царя нашего венчанна и превознесенна»; но после этого, как в прежнее царствование, держался постоянно в тени и не принимал никакого участия в общих и высших делах церковного управления, хотя и числился членом Синода. М. Амвросий не отличался особенно высокими талантами, далеко не был ни Гавриилом, ни Платоном, решение высших, сложных вопросов церковной жизни превышало его личные способности, которых доставало только на ведение текущих, отчасти синодальных, а больше одних епархиальных дел; – вопросы этого высшего порядка и поднимались и решались при нем другими членами Синода. Но он за то был аккуратен, исполнителен, очень деятелен и обладал дорогой в его положении способностью применяться к современному положению дел, держать себя с тактом, не только не мешать своим более способным сотрудникам, но и ценить их работы и даже быть между ними видным и полезным президентом. Обер-прокурором Синода в первый год царствования был известный своей несчастной страстью к стихоплетству граф Хвостов, вовсе не вступавшийся в дела. Весь этот год для Синода прошел в полном затишье. В конце 1802 г., когда преобразовательная деятельность правительства дошла наконец и до духовного ведомства, во главе его понадобилось поставить более способных и энергичных людей, начиная с обер-прокурора. Граф Хвостов очевидно не годился для той роли, какая предстояла обер-прокурору впереди, и был заменен Яковлевым, – человеком весьма деловитым, горячим поборником законности и государственного интереса, в роде известного Елизаветинского обер-прокурора, кн. Шаховского. Но, как Шаховской же, он тотчас вошел в Синоде в разные неугомонные пререкания с членами из-за господствовавшего до него невнимательного ведения синодальных дел, из-за разных вопросов, касавшихся соблюдения в делах законных форм, из-за нового издания Д. Регламента, в котором почему-то вдруг явилась крайняя надобность, расходования сумм духовного ведомства – остаточных, типографских и от продажи книг, пререкания, которые показывали в нем человека опытного и ревностного, но более формального, не могшего стоять на надлежащей высоте своего призвания. Через 9 месяцев (в окт. 1803 г.) он был сменен, успевши впрочем сильно подорвать доверие государя к м. Амвросию и даже совсем вытеснить из Синода одного из наиболее неприятных ему членов, Павла ярославского. После него обер-прокурором назначен был князь А. Н. Голицын, друг юности Александра и самое доверенное его лицо, с которым никто не мог соперничать в силе и влиятельности. |
| Огромную роль в судьбе Евгения сыграл глава Петербургской епархии митрополит Амвросий (Подобедов) . Человек ученый и даровитый, он был близок ко двору и в то же время активно участвовал в церковных учебных реформах конца 90-х гг., показав особенное внимание к успехам «богословской учености» 25 : именно Амвросий отметил и оценил знания нового префекта и не ошибся в нем, давая очень серьезные и ответственные задания, с которыми молодой архимандрит справлялся блестяще. Евгению было поручено составить записку «О незаконности и неосновательности папской власти в Церкви Христовой» в связи с проектом иезуита Грубера о соединении православной русской церкви с латинской. Проект Грубера был отвергнут, что вызвало недовольство некоторой части общества. В 1803 г. начальство поручило Евгению обличение и увещевание секты духоборов в с. Чудово, что побудило его к написанию «Исследования исповедания духоборческой секты», вызвавшее одобрение и владыки Амвросия, и Святейшего Синода. В Петербурге у Болховитинова появилась великолепная возможность работы в Академической библиотеке, где имелись многочисленные рукописи и книги, из которых Евгений делал выписки, составлял описания наиболее ценных и интересных экземпляров, определял даже время происхождения некоторых рукописей. О прекрасном знакомстве с фондом библиотеки Духовной академии свидетельствуют некоторые замечания в письмах к В.Г. Анастасевичу 26 . В трудах Болховитинова также встречаются указания на разные рукописи лаврской библиотеки. Результаты своих ученых изысканий Евгений вносил в учебный курс истории, которую преподавал. Он значительно увеличил объем курса по русской церковной истории, он давал своим ученикам темы для сочинений, подбирал источники. Под его руководством студентами академии были написаны такие сочинения как: «Исторические исследования о соборах Российской церкви», «Рассуждения о начале, важности и знаменовании церковных облачений», «Исторические рассуждения о чинах Греческой церкви» и др. 27 Такого рода работы по русской церковной истории впервые были введены в практику духовных учебных заведений. |
| Упоминая о значении монастырей в первое после Крещения Руси время, митрополит Платон обращает внимание и на то, «что с постепенным увеличением монастырских имуществ, хоть наружность обителей стала виднее и благолепнее, но внутренняя красота умалилась». В частности, владыка отмечает: «У многих вера состояла только в одной наружности, в одних обрядах; переменен внешний вид, но не переменилась душа. И для этого многие ими строены были церкви, монастыри, богатые давались вклады, и в монашество постригались. Не угоднее ли Богу пощадить одну неповинную душу, нежели несколько построить церквей? Многие причиненные разорения и убийства могла ли прикрыть монашеская ряса?» Как при этом не вспомнить строки из письма митрополита Платона к преосвященному Амвросию (Подобедову) , отправленному из Вифании 2 августа 1803 года: «...Быв я в Синоде немалое время, видел таковые искушения: и сие-то меня убедило оттуда удалиться!..» 281 Предубежден был владыка и против института папской власти. Он даже полагал, что «папежество наиболее всего развратило христианскую веру и для ней опаснейшая зараза». В другом письме к преосвященному Амвросию владыка Платон писал: «Справедливо, что новая философия опасна для религии. Но эти философы не так лукавы, как иезуиты, которые из всех двуногих самые негодные и самые коварные и не уснут, пока не сделают зла. Дивлюсь, что такого рода монахам позволили жить, и притом нескрытно, в нашей империи, даже в Петербурге, когда наших монахов не терпят. Особенно надобно поставить в обязанность священнику, который в их институте обучает нашей религии, чтобы они не проводили в наше юношество чего-нибудь папистического, особенно о власти народа. Нужно, думаю, приложить всякое старание, чтоб униаты были под ведением Синода и чтоб их вырвать из-под власти папистов. Иначе из этих униатов со временем выйдут паписты. Нужно благодарить Михельсона 282 , что он для нашей пользы разрушает их ковы». Любопытна приписка к этому письму, отправленному из Вифании 11 апреля 1804 года: |
| Амвросий же таким энтузиазмом и такой стойкостью, очевидно, не обладал. Еще в период пребывания его на Старорусской викарской кафедре митрополит Евгений жаловался на него В.Г. Анастасевичу: «Преосвященный Старорусский хотя и жалуется на недосуги и множество дел, а мне они в Новгороде не мешали; но скажу вам истину, что он изленился. Описание Софийского собора, по моему плану начатое покойным протопопом и по моему же плану и с моими дополнениями порученное от митрополита (Санкт-Петербургского Амвросия (Подобедова). – Т.С.) преосвященному Старорусскому, едва ли кончится. От меня же сообщен ему план древнего Новгорода для приложения к описанию. Вот вам и изъяснения на ваш вопрос о сей книге, то же гадаю я и о новом издании 1-й части “Истории иерархии”, хотя я и многократно уже его побуждал. Но наконец и я перестал уже твердить ему» (3 апреля 1817 г.). Среди современников и особенно среди исследователей следующих поколений существовало мнение о научной несамостоятельности епископа Амвросия, который, оказавшись без настоятельной «опеки» со стороны преосвященного Евгения, полностью забросил свои научные «штудии». Однако, несмотря на досаду, митрополит Евгений сохранил добрые воспоминания о работе с молодым сотрудником. Спустя несколько лет он упоминает об этом в письме к графу Н.П. Румянцеву: «Кроме Софийской библиотеки там (в Новгороде. – Т.С.] весьма много под кровлею и архивских старых бумаг, коими отчасти и я с преосвященным Амвросием пользовался при составлении “Истории иерархии Российской”» . Сейчас, конечно, трудно судить, насколько самостоятельным ученым был епископ Амвросий, однако биография его говорит о том, что исторические исследования, очевидно, не были для него, в отличие от митрополита Евгения, главным призванием и главным подвигом. Вот какой портрет этого поистине незаурядного человека рисует П.И. Савваитов: «Преосвященный Амвросий был довольно высокого роста и красивой наружности; имел лицо белое, волосы русые, глаза светло-голубые, брови темно-русые; в молодых летах был довольно полон. Характер имел живой и по временам вспыльчивый и настоятельный; впрочем, всегда отличался добротою и милосердием. Но “несть человек праведен на земли, иже сотворит благое и не согрешит” (Еккл. 7: 21). И преосвященный Амвросий имел свойственные человеку слабости и по временам, особенно в молодых летах, довольно был невоздержан в питии. Упоминаем об этом для того, чтобы показать в немощи свершающуюся силу благодати Божией (см.: 2 Кор. 12: 9), которая извлекает из бездны мирских пристрастий и возводит на высочайшую степень духовной жизни тех, кои с искренним сердцем и несомненною верою прибегают к Божественной помощи и все упование свое возлагают на милосердие Божие». |
| Греческой язык, которым написаны книги Нового Завета, не имеет никаких, как в рассуждении речений, так и в самом слов расположении, погрешностей и ошибок, кроме только того, что испещрен выговорами свойственными еврейскому и другим восточным языкам. Здесь мы не можем не удивляться и не прославлять Божию премудрость: ибо чрез сии самые свойственные еврейскому языку речения, согласие обоих Заветов и в самых словах нам делается яснейшим. IX. Рукописные подлинники (υτγραφα) книг Нового Завета еще находились во времена Тертуллиана Ибо в книге о предп. гл. 56, говорит: протеки Апостольские Церкви, в которых еще и до ныне кафедры апостолов на своих стоят местах, в которых υτγραφα, писанные руками их самих послания читаются, и каждого самый глас и вид живо изображают. X. Целость книг Нового Завета Что книги без всякого повреждения дошли до нас, в том нет никакого сомнения. Ибо, 1) они от Бога с тем даны, чтобы люди с ними сообразовали как веру, так и дела свои; то возможно ли статься, чтобы Бог не достигнул Своего намерения? 2) Когда подлинники сих книг в первенствующей Церкви христианам были сообщаемы ( Кол.4:16 ), то христианской Церкви учители великое имели старание, чтоб подлинный греческой текст соблюсти невредимо. Смотри No 9. – 3) Сии книги Нового Завета еще в первом столетии по Рождестве Христове от многих были списаны, потом переведены были на сирский язык, а после уже и на другие: но сии все переводы точно согласны с подлинником греческим, которой дошел до наших времен. 4) Во всех книгах отцов взятые из Нового Завета места по всему сходны с подлинником, которой мы теперь имеем; также которые стихи Иероним, Ориген и другие толковали в своих книгах, те ж самые и до наших времен дошли в книгах Нового Завета без всякой перемены. 5) Если б всеобщее сим книгам было повреждение, то оно б сделалось или нечаянным случаем, или от кого ни есть с умысла. Что касается до первого, то есть, чтобы все книги Нового Завета нечаянным случаем претерпели всеобщее повреждение, сего никто утвердить не может: ибо если бы все списки, и все с оных на толь многих языках переводы в одних местах и одинаким образом были попорчены, то сие было бы величайшее некоторое чудо. |
| Из трех петербургских митрополитов рассматриваемого периода, на долю первого, Высокопр. Амвросия Подобедова , выпало весьма важное дело открытия и устроения семинарии на основаниях новой реформы; второй – Михаил Десницкий , известный своими проповедями и духовно-нравственными сочинениями, управлял Петербургскою митрополией только три года (с 1818 по 1821 г.) Преемник его Серафим Глаголевский (1821–1843 г.), хотя не обладал ученостью и высокодаровитостию своих предшественников, но в частности к семинарским делам выказывал особое внимание и заботливость. 15 Кроме самого митрополита, к семинарским делам, согласно с уставом (§ 5), имели то или другое отношение его викарии, которые, или в отсутствие митрополита, или по его поручению, рассматривали семинарские дела, полагали свои резолюции и давали те или другие советы и указания; тем более, что некоторые из них в тоже время были ректорами академии, наприм. епископы ревельские: Филарет Дроздов , Григорий Постников , Смарагд Крыжановский. Иногда викарию поручалось наблюдение за известною частию семинарского устройства, напр. Никанор Клементьевский в 1830–31 г. должен был иметь особый надзор за нравственною частию в семинарии. Впрочем, подобное наблюдение, как и вообще отношение епархиальной власти к петербургской семинарии, ограничивалось собственно официальною и бумажною стороною дела, или посещениями заведения только во время публичного экзамена. Обычай запросто посещать семинарию во всякое время, существовавший особенно в дореформенную эпоху и поддерживавшийся некоторыми архипастырями и после 16 , в Петербурге, по-видимому, не практиковался. 9 Ректор спб. академии Филарет Дроздов , при открытии 1-й конференции 1814 г. в следующих словах характеризовал это живое отношение к педагогическому делу: «здания сооружаемые из стихийного вещества, созидаются единожды, и потом дают покой трудившимся: но то, что зиждется из живых камений, по совершении первоначального созидания, требует непрестанного воссозидания, утверждения, возвышения, расширения, украшения, по размерам возрастающего внутреннего совершенства». (Журн. первого собр, конфер. Спб. ак. – Спб. 1814. Стр. 8. ) |
| Панихиду совершал сам преосвященный Ректор в сослужении с вызванным на чреду священнослужения Ректором Саратовской семинарии, архимандритом Никанором 3 , бывшим воспитанником и затем наставником Академии, с инспектором Академии архимандритом Владимиром 4 и несколькими монашествующими студентами. Не знаем на кого как, а на нас торжественное архиерейское служение панихиды, поминовение имён, дорогих Академии по воспоминаниям, и многих близких к нам по служебным и дружеским отношениям, усердная молитва всех, присутствовавших в храме, произвели глубокое, потрясающее, но скажем откровенно, нисколько не тяжелое впечатление. Правда грустно было подумать, что многие из тех, кого мы знали, с кем служили ещё так недавно, с кем делились горем и радостью, теперь уже далеки от нас. Ранняя смерть некоторых из наставников, при воспоминании их имён, наводила нас на многие не очень светлые думы. Но мысль, что с этого дня Академия хоть раз в год, в присутствии всей своей учащей и учащейся братии, будет молиться об упокоении душ всех умерших начальников, наставников и воспитанников своих, – эта мысль не давала грустным думам сжимать сердце болезненно, напротив заставляла нас смелее смотреть на будущность и вечность. Но особенно торжественна была минута, когда, по окончании панихиды, стала возглашаться протодиаконом многократно вечная память, при чём, как и во время ектений, подробно перечислялись имена усопших, более других памятные Академии. Чтобы видеть, в каком порядке и какие именно упоминались имена усопших, считаем не лишним привести здесь подробный список этих имён, составленный одним из наставников Академии и дополненный преосвящ. Ректором. Прежде всего, как и следовало ожидать, провозглашена была вечная память Благочестивейшему Императору Александру 1-му, державной воле которого Академия обязана своим существованием. Затем следовали имена: 1) приснопамятных благоустроителей Академии: преосвящ. Амвросия (Подобедова) 5 митр. В заключение возглашена была вечная память всем прежде почившим отцам и братиям нашим, служившим, учившим и учившимся в Академии и благотворителям её. |
|
|
