| Должен заметить, что ни ему, ни другому моему сожителю я не давал никаких поручений, касающихся церковных дел. О себе лично скажу, что я прошёл все виды страданий, которые можно себе представить, казалось, что у меня одно время года – время скорби, но Господь, видимо не оставляет меня. Он поддерживает мои силы, ослабляемые тяжёлыми условиями изгнания, и вносит в душу упокоение, которое, если и отравляется, то только болью о Церкви. Милость Божия да будет с Вами, Вашего Высокопреосвященства Послушник М[итрополит] П[ётр]. Архив редакции Интервью с главой Патриаршей Православной Церкви в СССР Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием [Страгородским] и его Синодом Представители советской печати обратились с рядом вопросов к митрополиту Сергию и присутствовавшим при беседе членам Синода. На поставленные вопросы митрополит Сергий и Синод дали следующие ответы: Вопрос. Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно проявляется? Ответ. Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. [н. ст.] совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию. Вопрос . Верно ли, что безбожники закрывают церкви, и как к этому относятся верующие? Ответ . Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, a по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих. Безбожники в СССР организованы в частное общество, и поэтому их требования в области закрытия церквей правительственные органы отнюдь не считают для себя обязательными. Вопрос . Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т. д.? Ответ . Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния. Надо сказать, что несчастье Церкви состоит в том, что в прошлом, как это всем хорошо известно, [она] слишком срослась с монархическим строем. Поэтому церковные круги не смогли своевременно оценить всего значения совершившегося великого социального переворота и долгое время вели себя как открытые враги соввласти (при Колчаке, при Деникине и пр.). Лучшие умы Церкви, как, например, Патриарх Тихон, поняли это и старались исправить создавшееся положение, рекомендуя своим последователям не идти против воли народа И быть лояльными к советскому правительству. К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата и продолжают вести себя как политические противники советского государства. |
| Посему до тех пор, пока митрополит Сергий не уничтожит учреждённого им Синода, ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода я не могу признавать для себя обязательным к исполнению. Такое отношение к митрополиту Сергию и его Синоду я не понимаю как отделение от руководимой митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью Церкви – православно-догматического учения, но я глубоко скорблю, что среди единомысленных митрополиту Сергию архипастырей в нарушение братской любви уже применяется по отношению к несогласным и обличающим их неправоту кличка отщепенцев-раскольников. Ни от чего святого и подлинно церковного я не отделяюсь; страшусь только приступать и прилепляться к тому, что признаю греховным по самому происхождению, и потому воздерживаюсь от братского общения с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня другого способа обличать согрешающего брата. Известные мне неоднократные попытки личных и письменных братских увещаний, обращённых к митрополиту Сергию со стороны почившего ныне митрополита Агафангела, митрополита Иосифа с двумя его викариями, архиепископом Угличским Серафимом [Самойловичем], епископом Вятским Виктором [Островидовым], не могли вернуть митрополита Сергия на надлежащее место и к подобающему образу действий. Повторять этот опыт было бы бесполезно. Посему подобно сим архипастырям и вместе со всеми, кто считает учреждение так называемого Временного Патриаршего Синода погрешительным, воздержание от общения с митрополитом Сергием и единомышленными ему архиереями признаю исполнением своего архипастырского долга. Этим воздержанием с моей стороны ничуть не утверждается и не заподазривается якобы безблагодатность совершаемых сергианами священнодействий и таинств (да сохранит всех нас Господь от такого помышления), но только подчёркивается нежелание и отказ участвовать в чужих грехах. Посему литургисать с митрополитом Сергием и единомышленными ему архипастырями я не стану, но в случае смертной опасности со спокойной совестью приму елеосвящение и последнее напутствие от священника сергиева поставления или подчиняющегося учреждённому им Синоду, если не окажется в наличии священника, разделяющего моё отношение к митрополиту Сергию и так называемому Временному Патриаршему Синоду. Подобным образом, находясь в местности, где все храмы подчиняются так называемому Временному Патриаршему Синоду, я не пойду в них молиться за общим богослужением, но совершить в одном из них литургию в одиночку или с участием единомышленных мне клириков и верующих, если бы таковые оказались в наличии, признаю возможным без предварительного освящения храма. Так же, по моему мнению, может поступать и каждый священнослужитель, разделяющий моё отношение к митрополиту Сергию и учреждённому им Синоду. |
| Правда, архиереи ответили отрицательно, но слух, как видите, был, а он касался такого важного дела, что стоило потратить усилия, чтобы его проверить, хотя бы, например, послать мне телеграфный запрос. Почему же простые верующие в данном случае поступают иначе? Боясь даже по неведению как-нибудь погрешить против правил Церкви и потерять с Нею каноническую связь, они не останавливаются и пред значительными расходами и иногда за тысячи вёрст присылают своих ходоков в Москву или ко мне в Нижний, чтобы только проверить дошедший до них слух. Вы же, архипастыри, сочли возможным успокоиться, прикрываясь весьма затасканной чиновничьей отговоркой: мне официально не объявлено; я не отвечаю, а что из того выйдет, мне безразлично. Впрочем, главное Ваше оправдание не неосведомлённость Ваша, a то, что, по Вашему мнению, распоряжение Местоблюстителя от 23 ноября (6 декабря) г.] (о передаче полномочий мне) «не соответствует духу и букве священных канонов». О митрополитах Кирилле [Смирнове], Агафангеле [Преображенском] и Петре [Полянском], – пишете Вы, – мы знаем изволение Собора 1917–1918 гг., о Вас же такового соборного изволения мы не знаем. Но позвольте Вас спросить, где «соборное изволение» о передаче полномочий Вашей Коллегии? Почему же тогда резолюция Местоблюстителя от 23 ноября (6 декабря) г.] для Вас ничтожна и необязательна, а резолюция того же Местоблюстителя от 19 января (1 февраля) г.], притом данная в обстановке совсем не приспособленной для спокойного и всестороннего рассмотрения дела, является для Вас настолько непреложной и всё покрывающей, что Вы стараетесь ею прикрыть и все сделанное Вами раньше ея? Например, по словам епископа Бориса [Рукина] (в циркуляре благочинным г. Москвы), ВЦС, начавший своё бытие, между прочим 9(22) декабря, будто бы «организовавшийся во исполнение этого позднейшего распоряжения Патриаршего Местоблюстителя» от 19 января (1 февраля). Видите, в какое самопротиворечие увлекает Вас желание как-нибудь оправдать своё ничем не оправдываемое начинание. |
| Должность эта возлагает на меня высшее духовное руководство религиозным обществом, члены которого насчитываются миллионами. Руководство же предполагает постоянные сношения во всесоюзном масштабе. При всем уклонении моем от всяких административно-правовых функций, деятельность моя требует известных форм и известных вспомогательных органов, существование которых невозможно без законной регистрации. Между тем иерархия нашей Православной Церкви (так называемой Тихоновской, т. е. Патриаршеской) до сих пор не имеет регистрации. Это не может не сопровождаться многими органическими неудобствами, придавая всей нашей деятельности характер какой-то нелегальности, хотя мы и не совершаем ничего, запрещённого законами республики. Все эти соображения, а также и то, что исправление мною должности грозит затянуться на неопределённое время, побуждает меня просить о регистрации иерархии Православной Русской Патриаршей Церкви, или так называемых староцерковников (в отличие от обновленцев, самосвятов и др.), и тем дать нам возможность совершенно легально и открыто осуществлять возлагаемые на нас правилами нашей веры обязанности духовного руководства нашей паствой, т. е. теми, кто добровольно признает нас своими руководителями. В частности, я прошу: 1 . Зарегистрировать меня, Сергия, митрополита Нижегородского (гр. Страгородского) в качестве временно исправляющего должность Местоблюстителя Московского Патриаршего Престола (я подписываюсь за Патриаршего Место- блюстителя) и мою Канцелярию Московской Патриархии в составе заведующего и секретарей от двух до четырёх, а также переписчиков в нужном количестве, с правом иметь бланки и печать. Местопребывание моё и Канцелярии в Нижнем Новгороде временно с тем, чтобы по мере надобности впоследствии Канцелярия могла переселиться в Москву. Личный состав Канцелярии будет представлен по получении общего разрешения дополнительно. 2 . Дать распоряжение о зарегистрировании местными административными органами местной староцерковнической иерархии: епархиальных и викарных архиереев с правом иметь при себе Канцелярии (если нет других вспомогательных органов управления, как-то: епархиальных, викариатских, пресвитерских советов и под.), пользоваться бланками и печатью. |
| Он больше, чем кто другой, всемерно оберегает единоличное возглавление Церкви, а при существующих условиях и сосредоточение в нем всей высшей церковной власти, с которым связана свобода Церкви. В ограждение именно этой свободы он не дал созданному им Патриаршему Синоду прав, могущих заменить единоличие власти, с которыми Синод являлся бы тою же «Коллегией», а назвал его «Патриаршим»; этим он хочет охранять и поддерживать в сознании народа идею восстановленного Патриаршества, с которым соединена свобода Церкви. Я не знаю фактов, в которых бы проявилось сознательное подчинение им «внешним» не только Божественного начала, по существу не могущего никогда и никому быть подчинённым и всегда стоящего не только вне всякого подчинения, но и выше всякой тварной свободы ( Ис.55:8–10 ), но не знаю, чтобы это подчинение выявлялось даже в актах устроения внешней церковной жизни. Конечно, «внешние» могут стеснять внешние выявления, акты этой свободы в деятельности митрополита Сергия, это их дело; но это нисколько не говорит о том, чтобы в этих актах сознательно подчинялась Первоиерархом «внешним» церковная свобода. Если бы во внешних актах деятельности Первоиерарха выражалась внутренняя ломка свободной его церковной воли, церковных убеждений под насилием «внешних», – тогда так; а ведь в предполагаемых случаях не ломалась бы внешней силой свобода Церкви, а задерживалась бы ею, и только. Ведь во имя-то сохранения этой церковной свободы и идут иерархи в тюрьмы и ссылки, не меняя её на внешнюю свободу. Просто становится обидным не за митрополита Сергия, a за ярославских иерархов, которые, ссылаясь на послание 16(29) июля, в котором нет никаких оснований к тому, возводят на Первоиерарха тяжкую вину порабощения «внешним» Божественного начала и величайшего блага церковной свободы. И для чего это? Неужели во имя Истины Христовой? 2) Посмотрим далее, какая истина возвещается творцами Ярославского акта и какова свобода её? «Чадам Церкви и прежде всего, конечно, епископату Вы вменяете в обязанность лояльное отношение к гражданской власти. Мы приветствуем это требование и свидетельствуем, что мы всегда были, есть и будем честными и добросовестными гражданами нашей родной страны; но это, полагаем, не имеет ничего общего с навязываемым Вами политиканством и заигрыванием и не обязывает чад Церкви к добровольному отказу от прав свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества, которые даны ему самою гражданскою властию (избрание общинами верующих духовных руководителей себе)». |
| «Для церковного мышления такая теория совершенно неприемлема, – заявляете Вы, – это попытка сохранить лёд на горячей плите». Если в данном случае есть с моей стороны попытка, то не к сохранению льда на горячей плите, а к тому, чтобы растопить лёд диалектически-книжнического пользования канонами и сохранить святыню их духа. Я воздерживаюсь литургисать с Вами не потому, что тайна Тела и Крови Христовых будто бы не совершится при нашем совместном служении, но потому, что приобщение от чаши Господней обоим нам будет в суд и осуждение, так как наше внутреннее настроение, смущаемое неодинаковым пониманием своих церковных взаимоотношений, отнимет у нас возможность в полном спокойствии духа приносить милость мира, жертву хваления. Поэтому во всей полноте своё воздержание я отношу только к Вам и единомысленным с Вами архиереям, но не к рядовому духовенству и тем менее к мирянам. Среди рядового духовенства очень немного сознательных идеологов Вашей церковной деятельности. Большинство остаётся послушным Вам, так сказать, по инерции и не смутятся в случае надобности у меня исповедоваться, исповедовать меня и со мною причащаться, не привлекая к делу моё отношение к Вам и Ваше ко мне. Приемля от такого священника последнее напутствие, я ничуть не подрываю свою, как вы называете, позицию. Конечно, если придётся мне натолкнуться на одного из идеологов Вашей деятельности, руководящегося синодским постановлением за 1864, то мир наш к нам возвратится и с ним умру я без напутствия, но с исповеданием той церковной правды, забота о которой (а не о мнениях других людей, как Вы предполагаете) вынудила меня написать своё майское суждение и настоящий отзыв Вашему Высокопреосвященству. Относительно того, как встретит верующий народ моё суждение о Вашей церковной деятельности, не имею данных ни соглашаться, ни отрицать Ваши предположения, но не могу думать, – вместе с Вами, – будто моё понимание дела отнимет у народа «веру в Св. Тайны и отвращает его от Св. Причастия». Прошу Вас ещё раз прочитать сказанное в моем об этом рассуждении: «Что касается мирян, то участвовать деятельно в церковно-приходской жизни приходов, возносящих имя митрополита Сергия за храмовым богослужением в качестве возглавляющего иерархию архипастыря, по совести не следует, но само по себе такое возношение имени митрополита Сергия не может возлагаться на ответственность мирян и не должно служить для них препятствием к посещению богослужения и к принятию Св. |
| Дочь ее, Елена Ивановна Дедюрова, лишь после смерти матери обнаружила дома таинственный сундучок с архивными документами. Имена архиепископа Варлаама (Ряшенцева) , епископа Вениамина (Воскресенского), архимандрита Григория (Алексеева) с Толги, вычитанные мною в дневнике племянницы митрополита Агафангела А.В. Преображенской, соединились с воспоминаниями архимандрита Павла и архивно-следственными документами в единое целое, во главе которого встала величественная фигура владыки Агафангела. 12 ноября минувшего 1998 г. в Ярославле произошло событие, которое по-новому осветило трагическую церковную историю 20-х годов. Из склепа Леонтьевской церкви были подняты с целью научного освидетельствования останки митрополита Агафангела и найдены нетленными. При эксгумации присутствовали комиссия из Ярославской медакадемии в составе 4-х человек, иеромонах Дамаскин (автор жизнеописания митрополита Агафангела), духовенство из Москвы и Ярославля. – Подняли мраморную плиту, – рассказывает один из свидетелей эксгумации. – Под ней оказалась вода. Дубовый гроб, в котором погребли владыку, не сохранился. Останки извлекали прямо из воды и грязи. Позднее в «Акте освидетельствования» судмедэксперты напишут заключение: «Костные останки митрополита Агафангела полностью сохранены». По одному из признаков – заболеванию суставов, которым страдал покойный, – будет подтверждена принадлежность данных останков митрополиту Агафангелу. Частично сохранилось даже митрополичье облачение – панагия, крест, митра, четки, металлическая обложка старинного Евангелия, которое кладут по обычаю в руки почившего священнослужителя. Обретение мощей митрополита Агафангела – сгнил дубовый гроб, а останки святителя не подверглись гниению и разрушению; готовящаяся его канонизация, т.е. причисление к лику святых, – всё это говорит о том, что Ярославль был неким средоточием духовной жизни тех лет и, находясь на острие событий, сыграл очень важную роль в истории Церкви и Отечества – роль, значение которой до сих пор не осмыслено по-настоящему, и подтверждение святости владыки Агафангела сейчас, в конце столетия, как бы подталкивает еще раз задуматься над тем, что же действительно произошло в 20-е годы... |
|
|
