| 16) (Να) «По истине, Человеколюбче, помажу Тебя миром и я, как прежде блудница; я не прихожу к мировару, вопия: дай мне мира! Веру приношу к Тебе, имеющему, выше, чем миро, благодать – (Божественное) ребро, которое держа, я наслаждаюсь блаженством. Прославлю я, Христе, Твое верное снисхождение (к падшему человечеству), как вочеловечился Ты, дабы избавить человека, которого Ты создал, от суеты идольской, и как Ты дозволил, чтобы Тебя заушали, – дабы освободить меня от страстей, вопиющего (к Тебе): Ты Господь и Бог наш». 17) (μως) «Однако же, выслушай, и познай ясно: ты сделался соучастником Премудрого (Господа). Пред человеками открылась премудрость Отца (Моего). Блажен ты, (ныне) верующий; но еще более Я ублажу пришедших к верованию в Меня от слуха. Ты сам Меня осязал, познав ныне славу Мою; те же поклоняются Мне по (слышанному ими) гласу речений (о Мне). А велико познание так верующих в Меня. Я даю созерцать Себя тебе как ученику (Своему), и оным как и прочим святым, вопиющим: Ты Господь и Бог наш». 18) (ποκινηθες) Всевышний (Боже)! Ты, подвигнувшись милосердием Своим, утвердив, спаси меня, да прикоснуся к (жизнодательному) ребру (Твоему). Приемля благодать Твою, – Твое (пречистое) Тело и (Святую) Кровь, да избавлюсь от (всех) зол моих, да обрящу оставление прегрешений. Фома, прикасаясь к Тебе, познал славу Твою: я же страшусь; ибо я знаю силы Твои. Я сознаю (греховные) дела свои, – совесть смущает меня. Пощади, Спасе мой, пощади меня, Милостиве, да (и) словом и делом с верою к Тебе: Ты Господь и Бог наш». 28. На Вознесение Господне 161 Кондак, глас 6-й Исполнив домостроительство спасения нашего за нас, и соединив земное с небесным, Ты воззнесся во славе, Христе, Боже наш, никаким образом (от нас) не отлучаясь, но пребывая неизменным, и вопия к любящим Тебя: «Я с вами, и никто на вас». Икосы: 1) (Τ τς γς) Земное оставив на земле, и бренное предав персти, приидите, смертные, воспрянем, и возведем на высоту (свои) очи и помышления, прострем взоры свои, (а) вместе и чувствования, к небесным вратам. Вообразим, что мы находимся на горе Елеонской и взираем на Искупителя, носимого на облаках. Ибо отсюда Господь восшел на небеса: там (на горе) Он, Даролюбец 162 , раздал дары апостолам Своим, утешив их, как Отец, и утвердив их 163 , наставив (их) как сынов (своих), и сказав им: «Не отлучаюсь Я от вас; Я с вами, и никто на вас». |
| Но тут епископ внезапно умолк и вперил взор свой в сторону двери, а рукой перекрестился, а через минуту, как будто отвечая на какую-то речь, промолвил прежде: «итак, в награду», потом: «радостная весть, прими, Господь, мою благодарность»; при этих словах он стал на колени и молился. Клирик смотрел на него удивлёнными глазами, и хотя не знал, что всё это значит, но не мог продолжать своего чтения: какая-то невольная сила, возбуждавшая в нём чувство глубокого уважения и почитания, заставляла его молчать. Только когда старец после краткой молитвы встал и, приблизившись к нему, спросил; «и ты тоже видел и слышал его?» – он ему едва мог отвечать дрожащим голосом; «только вашу с...». «Твой дрожащий голос показывает страх, удали его от себя, а со мной вместе радуйся, что я удостоился такой великой милости Божией.., и то, что Господь иным хорошего только во сне объявляет, я сам наяву, своими глазами видел». Так говорил почтенный старец, а глаза его полны были слёз благодарности и восторга, невыразимым светили блеском, который освещает душу в минуты вдохновения, когда она полна прекрасными мыслями, приближающими её к Богу, и так преобразилось лицо епископа, что передать этого нельзя; Микульский, невольно поражённый до глубины души его видом, пал на колени и целовал его ноги. – Встань, встань, милый мой, с этим благословением, которое первому тебе даю, в этих последних минутах своей земной жизни ты первый услышишь, что мне приказано объявить людям. Послушав его приказа, клирик встал, и вот что услышал от епископа гурского: «истину слов моих подтвердит смерть наша, объявленная устами благословенного Леополиты, очи наши его видели и слышали мы следующие слова: – «когда второй раз солнце засветит на небе, Господь позовёт вас на хвалу. Чтобы не думали, что эта смерть предсказана мной, недостойным служителем Матери Божией, объяви людям мои слова». Сказав эти слова, он исчез, оставив во мне невероятно радостное чувство». Тогда клирик Микульский взял его руку и, орошая её слезами и целуя, воскликнул: – «о, неисповеданные судьбы Божии!» «о, неисповеданные», – повторил за ним епископ и, не дав ему более говорить, удалил его и остался один. |
| На второй странице письма снова раздался настойчивый стук; не дожидаясь разрешения, в каюту вступил Гез. Глава XV Я повернулся с неприятным чувством зависимости, какое испытывает всякий, если хозяева делаются бесцеремонными. Гез был в смокинге. Его безукоризненной, в смысле костюма, внешности дико противоречила пьяная судорога лица. Он был тяжело, головокружительно пьян. Подойдя так близко, что я, встав, отодвинулся, опасаясь неустойчивости его тела, Гез оперся правой рукой о стол, а левой подбоченился. Он нервно дышал, стараясь стоять прямо, и сохранял равновесие при качке тем, что сгибал и распрямлял колено. На мою занятость письмом Гез даже не обратил внимания. – Хотите повеселиться? – сказал он, значительно подмигивая, в то время как его острый, холодный взгляд безучастного к этой фразе лица внимательно изучал меня. – Я намерен установить простые, дружеские отношения. Нет смысла жить врозь. – Синкрайт был, – заметил я, как мог, миролюбиво. – Он, конечно, передал вам мой ответ. – Я не поверил Синкрайту, иначе я не был бы здесь, – объявил Гез. – Бросьте это! Я знаю, что вы сердитесь на меня, но всякая ссора должна иметь конец. У нас очень весело. – Капитан Гез, – сказал я, тщательно подбирая слова и чувствуя приступ ярости; я не хотел поддаться гневу, но видел, что вынужден положить конец дерзкому вторжению, оборвать сцену, начинающую делать меня дураком в моих собственных глазах. – Капитан Гез, я прошу вас навсегда забыть обо мне как о компаньоне по увеселениям. Ваше времяпрепровождение для вас имеет, надо думать, и смысл и оправдание; более я не могу позволить себе рассуждать о ваших поступках. Вы хозяин, и вы у себя. Но я тоже свободный человек, и если вам это не совсем понятно, я берусь повторить свое утверждение и доказать, что я прав. Сказав так, я ждал, что он пробурчит извинение и уйдет. Он не изменил позу, не шелохнулся, лишь стал еще бледнее, чем был. Откровенная, неистовая ненависть светилась в его глазах. Он вздохнул и засунул руки в карманы. – Вы нанесли мне оскорбление, – медленно произнес Гез. – Еще никто… Вы выказали мне презрение, и я вас предупреждаю, что оно попало туда, куда вы метили. Этого я вам не прощу. Теперь я хочу знать: как вы представляете наши отношения дальше?! Хотел бы я знать, да! Не менее тридцати дней продлится мой рейс. Даю слово, что вы раскаетесь. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 9 голосов: 4.2 из 5) Оглавление Глава XV Я повернулся с неприятным чувством зависимости, какое испытывает всякий, если хозяева делаются бесцеремонными. Гез был в смокинге. Его безукоризненной, в смысле костюма, внешности дико противоречила пьяная судорога лица. Он был тяжело, головокружительно пьян. Подойдя так близко, что я, встав, отодвинулся, опасаясь неустойчивости его тела, Гез оперся правой рукой о стол, а левой подбоченился. Он нервно дышал, стараясь стоять прямо, и сохранял равновесие при качке тем, что сгибал и распрямлял колено. На мою занятость письмом Гез даже не обратил внимания. – Хотите повеселиться? – сказал он, значительно подмигивая, в то время как его острый, холодный взгляд безучастного к этой фразе лица внимательно изучал меня. – Я намерен установить простые, дружеские отношения. Нет смысла жить врозь. – Синкрайт был, – заметил я, как мог, миролюбиво. – Он, конечно, передал вам мой ответ. – Я не поверил Синкрайту, иначе я не был бы здесь, – объявил Гез. – Бросьте это! Я знаю, что вы сердитесь на меня, но всякая ссора должна иметь конец. У нас очень весело. – Капитан Гез, – сказал я, тщательно подбирая слова и чувствуя приступ ярости; я не хотел поддаться гневу, но видел, что вынужден положить конец дерзкому вторжению, оборвать сцену, начинающую делать меня дураком в моих собственных глазах. – Капитан Гез, я прошу вас навсегда забыть обо мне как о компаньоне по увеселениям. Ваше времяпрепровождение для вас имеет, надо думать, и смысл и оправдание; более я не могу позволить себе рассуждать о ваших поступках. Вы хозяин, и вы у себя. Но я тоже свободный человек, и если вам это не совсем понятно, я берусь повторить свое утверждение и доказать, что я прав. Сказав так, я ждал, что он пробурчит извинение и уйдет. Он не изменил позу, не шелохнулся, лишь стал еще бледнее, чем был. Откровенная, неистовая ненависть светилась в его глазах. Он вздохнул и засунул руки в карманы. – Вы нанесли мне оскорбление, – медленно произнес Гез. – Еще никто… Вы выказали мне презрение, и я вас предупреждаю, что оно попало туда, куда вы метили. Этого я вам не прощу. Теперь я хочу знать: как вы представляете наши отношения дальше?! Хотел бы я знать, да! Не менее тридцати дней продлится мой рейс. Даю слово, что вы раскаетесь. |
| 35 . Еще более раздраженный этим Нерон повелел влить им в ноздри прах с уксусом. Затем, не удовольствовавшись этим, изверг повелевает выколоть всем глаза и, сняв со столбов, бросить в самую мрачную темницу, где было множество пресмыкающихся и великое зловоние, и оставить их там обнаженными без призора и какого-либо ухода. Тела их представляли собой сплошную рану. Их сняли, унесли и бросили в темницу, точно бездушный груз. Вернее сказать, они были брошены безбожниками в это темное подземелье, как в могилу: не предполагали жестокие, чтобы в них оставалось дыхание или искра жизни. Итак, они заперли двери и ушли, порешив, что остатки их тел тотчас будут истреблены ядовитыми гадами. Но Ты, Господи, спасаешь надеющихся на Тебя и избавляешь их от всякой скорби. Как только они брошены были в темное узилище, не имея ни одного здорового места в теле и с бесчеловечно выколотыми глазами, вдруг озарил их яркий свет, вся темница осветилась, все место наполнилось ароматом разлившегося благовония, а пресмыкающиеся бросились в свои норы и погибли. Ты же, Боже наш, воззрел на них со святой высоты Твоей и в видимом образе стал среди них, как и раньше при запертых дверях среди учеников 67 . Вместе с Тобою были и верховные апостолы Петр и Павел. Лежавшая на земле великомученица, духом почувствовав сие, с горячим чувством воскликнула словами Фомы 68 : “Господь мой и Бог мой”! Он же, взяв ее за руку, поднял и сказал: “Блаженна ты в женах и блаженны сыны твои Фотин и Иосия, который наречется Христодулом; блаженны и все вместе с вами перенесшие муки ради имени Моего. Итак, радуйся, ибо Я был и есмь и буду с вами, и вот пострадавшие за Меня тела ваши восстановляю вам здоровыми, как прежде”. 36 . Вместе с этими словами отверзлись очи их, возвратилась на них плоть их, они стали здоровы, не являя на теле даже следа рубца, и как будто претворились в существа невещественные. Посему они воспели устами своими ангельскую песнь: “Свят, свят, свят Господь Саваоф, полно небо и земля славы Твоей”. Затем снова говорит Господь мученице: “Вот Я даю тебе благодать исцелений, во имя Мое ты будешь излечивать всякую болезнь и немощь, многие изувеченные очи исцелятся чрез тебя, и просветятся помраченные, ибо Я дам тебе и деяние, соответственное твоему имени. И кто призовет Меня во имя твое, Я не вспомню беззаконий его”. Сказав это и простившись со святыми, Господь отступил от них с верховными апостолами и вознесся на небо; а они остались в темнице, веселясь и славя Бога за все случившееся с ними. Почти целых три года провели они в этом заключении, питаясь хлебом небесным, укрепляясь духом и готовясь к предстоявшему им подвигу. Там открылись и источники воды, и была у них великая радость. |
| В то время жил на Афоне в том же монастыре некий монах из Иверии. Звали его Гавриил. Был он простейшего образа поведения и так прикипел душой к отшельнической жизни, что непрестанно наедине молился Богу. В жару он сидел на самых верхах Горы, соблюдая безмолвие. А во время снежной бури спускался к самому морю. Одежду он себе сплел из волос, пищей ему были дикие травы, а питьем вода. Он имел блаженную простоту, как и все люди такого рода. Поистине, Гавриил был Ангелом на земле и небесным человеком. Когда он как-то молился и слегка клонился ко сну, то увидел Пресвятую Богородицу, с великой славой сверкающую, Которая говорит ему: «Иди в монастырь, возвести настоятелю, что Я желаю даровать им Мой образ в покров их и защиту. Спустись тотчас на берег и иди в водах, чтобы все видели любовь и Промысл Мой о вашем монастыре. И придя, поставь образ здесь в вашу помощь». Сказав так, Она стала невидима. Тот божественный муж, поспешив, спустился в монастырь и сообщил настоятелю видение. Настоятель повелел, чтобы все монахи собрались в церкви и, зажегши лампады, вышли с каждением, благоговейно совершая молебен. Когда они подошли к берегу, то названный Гавриил ступил в море и шел (о чудо!) по водам. Тогда и икона приблизилась, он взял ее в объятия и воспел ликующее песнопение. Настоятель побежал навстречу святому мужу. И когда они вышли на землю, то разлилась среди братии великая радость и ликование: три дня и три ночи все бодрствовали и пели. Затем построили на побережье часовню и там служили. После перенесли святой образ во внутренний двор монастыря и опять бодрствовали всю ночь, а когда совершили Божественную Литургию, каждый удалился в свой монастырь. На следующий день свещевозжигатель в час утрени вошел, чтобы благолепно убрать все по чину, дабы прочли потом последование. Однако он не нашел икону на том месте, где она была. И когда обыскали везде, нашли ее сверху врат монастыря, на крепостной стене. Взяв ее, отнесли на прежнее место. Но с образом повторилось то же самое. И не только два или три раза, но много раз. Монахи, недоумевая, не знали, что делать. Тогда Владычица вновь явилась названному Гавриилу со словами: «Иди в монастырь и скажи монахам, чтобы они Меня не испытывали. Ибо Я пришла не затем, чтобы вы Меня сторожили, но скорее чтобы Я была вашим Хранителем и Стражем, не только в настоящем, но и в будущие века. Монахи, сколько их жительствует на сей Горе со страхом Божиим, пусть не пренебрегают добродетелью, пусть по силе у них будет дерзновение и надежда на благоутробие моего Сына и Владыки, как Я и просила, а Он Мне дал этот дар. Даю вам знамение, что пока вы видите в монастыре Образ Мой, вас не оставит благодать и милость Сына Моего». |
| Новопоставленный Епископ навсегда простился с Киевской духовной академией 7-го мая того 1841 года в день отдания Пасхи. Вот его собственноручная заметка по этому случаю, на Богослужебной книге в конце службы в среду 6-й недели по Пасхе: «Господи, Иисусе Христе, Спасителю мой! Прими от Мене бескровное приношение и молитву, возносимые мною к Тебе, в последний раз, в качестве настоятеля обители Братской и ректора Киевской духовной академии. Буди на них вечное Твое благословение, котораго не лиши и мене, многорешнаго, и моих дел. Аминь. Аминь. Аминь. Даждь ми выну молитися Тебе благоугодно. Аминь». Святительский жезл, свыше от Господа предназначенный для Преосвященного Иеремии, видимо предуказан был ему еще во днях его цветущей юности. Этот знаменательный случай в душеполезном чтении 1866 г. за февраль месяце, на страницах 122 и 123, описан так: «Священник Иосиф Захарович Вуколов пришел к отцу Иоанну Борисову с студентом Орловской семинарии Иродионом Соловьевым, собравшимся жениться и желавшим принять от него благословение на брак с известною ему девицею. Отец Иоанн принял их радушно и для угощения положил на тарелку что-то из мясного. Гости подходили к тарелке, но отец Иоанн останавливает студента и говорит: «Нет, брат, нам к этому не надобно прикасаться; мы с тобою икры съедим». Потом рассказывает им о себе следующее: «Я был в Воронеже, из Воронежа в Задонске, из Задонска в Елец пришел. Приближаясь к Сосне-реке, я хотел переправиться через нее на лодке, но только сел в нее, взялся за весло и поплыл, она вдруг опрокинулась, и весло из рук моих упало, – остались при мне только два посоха и жезл архиерейский, которые я нес с собою». После этих слов отец Иоанн пошел в свой чулан, вынес оттуда два посоха и жезл архиерейский. Один из посохов он вручил священнику со словами: «Это вот тебе», а другой оставил у себя в руках, сказав: «Это мне. Тебе же, – прибавил он, обращаясь к студенту, – даю жезл архиерейский. Теперь ступайте с Богом– мне некогда больше беседовать с вами», – и побежал в свой чулан, оставив гостей в недоумении. |
| Взял и написал: «Исполнить немедленно мое распоряжение о предоставлении вагона на имя гражданки Н, с назначением на службу в управление дороги города Грозного ее дочери». Радости и удивлению не было конца. Вагон был прицеплен в тот же день, и мы уехали. Эта езда первые два дня была одним из лучших и счастливых периодов нашей загнанной жизни. На третий день заболела дезинтерией моя старшая дочь, и когда приехали в Грозный, то она не могла встать и пойти к началвнику дороги, чтоб поступить на работу. Целый месяц, с его разрешения прожили в вагоне; шел дождь, было грязно, сыро и холодно. В конце октября на мою просьбу о поступлениия еще слабой после болезни, дочери, инженер, мусульманин, начальник дороги ответил: «К сожалению, это немыслимо». У него нет ни одного свободнагс места. Я рассказала ему еще раз о горьком положении. Ведь мы были, буквально, как нищие, голодные и измученные. Да, тогда в 20м году еще была возможность людям с неокаменелым сердцем помочь другому в нужде. Он взял мой документ на вагон и переписал его на Владикавказ, сказав «Я начальник всего округа и даю распоряженк принять там Вашу дочь на службу, в контору дорог. Я не знала, как благодарить. Опять затрещал по всем швам старый вагон и повез нас обратно до Беслана, а оттуда по железнодорожной ветке на Владикавказ. В вагоне была железная печка, и на каждой остановке мы сбирали отбросы угля, кусков дерева и щепок. По приезде нам начальство станции дало разрешение только на трехдневный срок оставаться в вагоне, до приискания помещения, и то потому только, что была бумага о поступлении (назначении) моей дочери на железнодорожную службу. Дорогой ей опять сделалось хуже, — она лежит больная, холод тяжелый. Когда я пошла с детьми собирать что-либо, чтоб затопить печку, меня едва не арестовало железнодорожное Чека; по путям запрещено ходить, есть совсем нечего. Что было делать? Спрашиваю, есть ли в городе монастырь. Знаю, что нигде не встретишь сочувствия в нужде и помощи ближнему, как там. Монастырь женский, во имя Иверской Божьей Матери есть и недалеко от вокзала. Пошла туда, попросила приветливых монахинь провести меня к игуменье. С первого слова меня обвеяло теплом от выражения лица и обращения этой доброй матушки Феофании, с которой в короткое время мы стали друзьями и полюбили друг друга. Когда я рассказывала и попросила о даче мне немного дров и сырой картошки, то окружавшие и сочувственно слушающие меня монахини в один голос вскричали: «Благословите, матушка, пойти с ними и отнести дров и чего-нибудь покушать!” |
| ««Именем Моим», рек Искупитель наш, «бесы ижденут: языки возглаголют новы: змия возмут, аще и что смертно испиют, не вредит их: на недужныя руки возложат, и здравы будут»» (Мк.16:17-18). ««Приимите», глагола, «Дух Свят: имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся»» (Ин.20:22-23). ««Аминь, глаголю вам, аще имате веру, и не усумнитеся, не токмо смоковничное сотворите, но аще и горе сей речете, двигнися и верзися в море, будет: И вся, елика аще воспросите в молитве верующе, приимете»» (Мф.21:21-22). И сие есть власть, которую Иисус Христос даровал людям над вещами земными: но вот и власть, которую Богочеловек дал верующим в Него над страстьми и диаволом. ««Се», рек Он, «даю вам власть наступати на змию и на скорпию, и на всю силу вражию: и ничесоже вас вредит»» (Лк.10:19). Здесь под именем змиев и скорпиев разуметь должно, что само по себе явствует, ядовитые и смертоносные страсти: под именем же силы вражия все искушения и разженные стрелы диавола. А что Иисус Христос, воскресши из мертвых, совоскресил и все человеческое естество, о сем Он рек: ««Веруяй в Мя, аще и умрет, оживет»» (Ин.11:25), и также, что по воскресении Его ни един из мертвых не остается во гробе, яко земля и пепел, но востает из оного и нетленен делается. ««Вострубят бо, и мертвии востанут нетленни»» (1Кор.15:52). Что ж касается до того, что Богочеловек поставил нас Царями царствия не земного и тленного, но небесного и вечного, сие засвидетельствовал наперстный ученик Иоанн, сказав прямо: ««И сотворил есть нас Цари, и иереи Богу Отцу своему»» (Апок.1:6). Прияв то от самого Единородного Сына Божия, рекшего: ««И аз завещаю вам, якоже завеща Мне Отец Мой, царство: да ясте и пиете на трапезе Моей, во царствии Моем»» (Лк.22:20, 30): и паки: ««приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира»» (Мф.25:34). Поелику убо Всеблагий и Человеколюбивейший Иисус, очистив нас Своею кровию, и возобновив в нас черты того образа, которым мы уподоблялись сотворшему нас Царю и Богу, соделал нас паки Царями, каковыми мы были поставлены в самом начале нашего существования: для сего и благоволил нам от имени Своего, то есть от имени Христа, означающего помазанника или Царя, называться Христианами, да тако имя самое откроет дела. |
| И Петро поклонился в землю, говоря это. Царь удивился и спросил с улыбкой: – Как же это в твоих руках, поведай нам это диво! – Я насыплю тебе, государь, все семь бочек золота, и если желаешь, и больше. Только чтобы никто не видал, как я это сделаю и откуда я золото достану. Но могу я это тогда только сделать, когда ты мне отдашь в награду царевну, дочь твою… Петро, сказав эти слова, с беспокойством поглядел, не гневается ли опять царь и не поднимают ли на него опять топоры ужасные евнухи за такое смелое требование. Но на лице царя не было видно гнева, когда он слушал эти слова Петро. Он, напротив того, засмеялся и воскликнул: – Спасибо тебе, молодец, за то, что в стольких горестях развеселил нас. Я вижу, что ты можешь быть у меня при дворе дураком, смелым и утешительным! Даю тебе обещание взять тебя в шуты, если только кончу благополучно эту войну и останусь жив. Был у меня один такой утешительный человек, который всегда и в горницу ко мне как четвероногий скот на руках и на ногах входил. Но он скончался. Сказав это, царь Агон ударил в ладоши, и когда все царедворцы, воеводы и евнухи, которые ждали его зова за дверьми и на лестнице, взошли толпой на площадку башни, царь велел сказать им: – Посмотрите на этого смелого дурака и наградите его чем-нибудь… Он развеселил и насмешил меня, – и много смеясь, царь Агон приказал, чтобы Петро при всех повторил свое предложение. Петро повторил снова при всех, что у него больше семи бочек золота для выкупа есть, и прибавил еще: – Я рад, государь мой, что насмешил тебя и всякую должность при дворе твоем, хотя бы и дурацкую, я по воле твоей рад исполнять, потому что ты царь и мне все это будет в честь. Но изволь приказать в подвал отнесть семь пустых бочек и дай мне от подвала ключ, чтобы я мог запереться в нем на один час. И если чрез час не будет у тебя полных семи бочек золота, то не убивай меня, но пусть буду я у тебя при дворе дураком и шутом утешительным. А если будут полны чрез час семь бочек, то дай мне царское свое слово, что исполнишь ты все, о чем я тебя попрошу. |
|
|
