| К северу от Альп укороченная К. господствовала до 2-й пол. XIX в. Диоцезиальный Синод в Праге в 1860 г. призвал к использованию длинной К. с упрощенным оформлением. Такие К. вскоре стали использоваться в Германии, Бельгии, Швейцарии и Великобритании. «Готические» К. XIX в. отличались и от К. XVI-XVIII вв., и от К., используемых в Риме. После Ватиканского II Собора богато украшенные К. были выведены из употребления. Более распространенными стали удлиненные по бокам К. с одноцветными и 2-цветными узорами. Была введена также «казула без альбы» (casula sine alba) - облачение нового типа, удлиненное, свободного кроя, альба под него не надевается, стола же надевается сверху. Использование К. в качестве обязательного литургического облачения епископов и пресвитеров упоминается в письменных источниках VI-VIII вв.: в Галлии - в VI в. (напр.: Greg. Turon. Vit. Patr. 8. 5//PL. 71. Col. 1045), в Испании - в VII в. (28-й канон IV Толедского Собора), в Италии и Риме - в VIII в. (Ordo Romanus. I; XXIV). В Риме позволялось носить К. не только епископам и пресвитерам, но и др. священно- и церковнослужителям - диаконам, субдиаконам и аколуфам (Ordo Romanus. I 30// Andrieu. Ordines. Vol. 2. P. 77; Ordo Romanus. XXIV 45//Ibid. Vol. 3. P. 296). Поскольку для диаконов в Риме уже в IV в. в качестве литургической одежды утвердилась далматика, К. (planeta plicata) использовалась скорее как исключение: диаконы и субдиаконы облачались в черные К. вместо далматиков и туницелл (tunicella) в период Адвента, в период от Семидесятницы до Великого четверга, в дни поминовения усопших. Они надевали К. в начале службы и снимали их перед чтением Апостола и Евангелий. После снятия К. диакон должен был в свернутом виде положить ее на левое плечо и завязать концы под правой рукой на манер столы. К сер. IX в. субдиаконы вместо К. стали облачаться только в туницеллу, но рим. аколуфы носили К. до кон. X в., а за пределами Рима - еще и в XI в. ( Braun. 1907. S. 162-163). В нач. XVII в. использование диаконами и субдиаконами К. было запрещено в обычных церквах и сохранилось лишь в соборах и храмах, обладавших особыми привилегиями (Missale Romanum ex decreto Sacrosancti Concilii Tridentini restitutum. Romae, 1604. Rubricae Generales Missalis. XIX 6-7). |
| Братство Н. сыграло важную роль в истории Крыма и Крымского ханства. Крымское ответвление Н., основанное Ахмедом-эфенди из Колеча (кон. XVI - 1-я пол. XVII в.), превратилось в самое крупное объединение суфиев в Крымском ханстве. В труде Сейида Мухаммеда Ризы аль-Кырыми (ум. в 1756) «Семь планет истории царей татарских» оно называется столпом гос. престола Крымского ханства. Османский путешественник Эвлия Челеби (1611-1682), побывавший в Крыму в 1666-1667 гг., описал дер. Колеч (араб. Коледж), к-рая «расположена недалеко от крепости Кефе (так турки называли Каффу, ныне это Феодосия.- Ред.). Там двести татарских домов, соборная мечеть с высоким куполом и каменным минаретом, баня и строения, крытые свинцом… Здесь жил шейх - святой Ахмед-эфенди из Коледжа, предсказатель и великий султан. Теперь у него сорок тысяч мюридов с бритыми усами, он их предводитель на [мистическом] Пути. Сорок тысяч мюридов из рода носящих рубище живут в Крыму, это верные влюбленные [в Аллаха]» ( Эвлия Челеби. Книга путешествий. Крым и сопредельные области: Извлеч. из соч. турецкого путешественника XVII в./Пер. Е. В. Бахревского. Симферополь, 2008; vostlit.info/Texts/rus8/Celebi7/text5.phtml). В XIX в. последователи братства проживали в текке (суфийская обитель) рядом с мечетью Ени-джами в Симферополе. Там дервиши-молчальники в тишине молились в отдельных кельях. В 60-х гг. XIX в. братство переехало в Бахчисарай. Благодаря усилиям шейхов Абдуллаха Дехлеви и Халида Багдади (1779-1826) Н. распространяется в Ираке, Сирии и Курдистане и становится самым востребованным тарикатом в ислам. мире. Халид Багдади организовал в Османской империи особую ветвь - Н.-халидия. На протяжении неск. десятилетий XIX в. братство пользовалось поддержкой османских султанов. Однако в отдельных случаях халидия выступала за национальную независимость курдов (1880-1882), а также боролась против буржуазных реформ в Турции. Через Хиджаз эта ветвь тариката распространилась на Нидерландскую Индию (совр. Индонезия) (1840), Малайю (совр. Малайзия), о-в Цейлон (совр. Шри-Ланка), архипелаг Сулу (острова, ныне входящие в состав Филиппин) и Мозамбик. |
| Ориентация на топонимический анализ и установление связи совр. араб. названий с упомянутыми в Библии еврейскими была абсолютизирована в разработках Олбрайта и его школы во 2-й трети ХХ в., на их гипотезах основаны мн. совр. пособия по Г. б. Если ученые XIX в. имели в распоряжении топонимику и данные поверхностных разведок, то в 1-й пол. ХХ в. к этому добавилась керамическая стратиграфия, позволившая датировать уровни обживания памятников. Однако увеличение археологических данных зачастую приводило к тому, что падала обоснованность идентификаций библейских мест. Мн. гипотезы и мнения не выдержали со временем критики (напр., утверждения Олбрайта, что Давир не может лежать южнее Хеврона, т. к. там нет подходящих памятников, что Хирбет-Сеймуния нельзя отождествить с Симооном (Συμοων) из LXX Нав 19. 15). Становится ясно, что с учетом всего множества данных вне библейских и археологических источников установление географического положения библейских объектов не всегда надежно и понять смысл и генезис наименования, фиксируемого в XIX-XX вв., зачастую не удается. Большое количество первичных определений, к-рыми оперирует совр. Г. б., введено в научный оборот исследователями XIX в. без проверки. Гипотетические отождествления могут переходить из области дискуссии профессионалов в учебную, справочную и популярную лит-ру. Так случилось с ошибочным отождествлением Телль-эль-Фулль с Гивой Сауловой и со знаменитым Телль-эль-Хеси. Ранние исследователи (У. М. Питри , Ф. Дж. Блисс ) считали его Лахишем, но, когда получила распространение т. зр., что Лахиш - это нынешний Телль-эд-Дувейр, Олбрайт предложил считать Телль-эль-Хеси Еглоном ; однако др. исследователи (Нот, А. Ф. Рейни и др.) полагали, что Еглон - это Телль-Этон (между Лахишем и Хевроном), и не приняли новой версии; в итоге Телль-эль-Хеси, большой укрепленный центр Ханаана, остался не отождествленным с определенным библейским городом. Эти проблемы хорошо иллюстрирует дискуссия о завоевании и заселении Ханаана на рубеже бронзового и железного веков. Места мн. городов из списка, приводимого в Книге Иисуса Навина, идентифицированы с высокой степенью уверенности и отчасти раскопаны, но они не дают материалов эпохи, с к-рой соотносят завоевание Ханаана. Среди них такие памятники, как Арад , Хисбан, Иерихон (уничтожен в сер. XVI в. до Р. Х., есть слабые следы обживания в сер. XIV в. до Р. Х. и в раннем железном веке), Гай , Гаваон, Иерусалим (заселен в позднебронзовом или в начале железного века, но следов захвата израильтянами не обнаружено), Иармуф , Хеврон (заселен в конце бронзового - начале железного века, нет следов захвата), Вефиль (многократно подвергался уничтожению в конце бронзового - начале железного века). Т. о., из названных в Библии городов только археология Лахиша и Асора позволяет более-менее уверенно соотносить их с рассказом о завоевании Ханаана. |
| К. занимался вопросом монетной реформы (в кон. 20-х гг. XVI в. принимал участие в ее обсуждении) и составлением карты Польши (1529, вместе с А. Скультети). Все это время К. не оставлял астрономических изысканий. На момент отъезда из Италии его волновали вопросы движения полюсов, неподвижности небес, центрального положения земли, вечности мира и обитаемости экватора (об этом свидетельствуют записи на полях принадлежавшей К. кн. «Сфера мира» Сакробоско). По-видимому, к 1530 г., когда сократилась его общественная деятельность, он закончил и работу над трактатом «О вращениях небесных сфер», к-рый, однако, тогда не был издан. На протяжении 30-х гг. XVI в. К. продолжал заниматься астрономией и медициной. В 1539 г. из Виттенберга к К. для лучшего знакомства с его теорией приехал Ретик (Г. И. фон Лаухен), сыгравший решающую роль в распространении его идей и в публикации трактата «О вращениях…». Вскоре после получения экземпляра издания этого труда К. скончался; похоронен в кафедральном соборе Фромборка. Сочинения «Малый комментарий» (Commentariolus) написан не позднее 1514 г.; при жизни К. не был издан, ходил в списках, к-рые К. распространял среди друзей и коллег ( Rosen. 1971. Р. 343). После смерти К. «Малый комментарий» был надолго забыт, один из его списков был обнаружен лишь во 2-й пол. XIX в. и опубликован в 1878 г. «Малый комментарий» лишен математических доказательств и содержит раннюю версию коперниканской астрономии. В 1524 г. К. написал «Послание против Вернера» - критику сочинения нем. математика и астронома И. Вернера (1468-1522) «Письмо о движении восьмой сферы». К. указал Вернеру на ошибки в вычислениях, однако критика не касалась его космологических убеждений. Появление сочинений К. о чеканке монет связано с тем, что после окончания Тринадцатилетней войны в Польше Гданьск, Торунь и Эльблонг имели свои монетные дворы; постепенно содержание серебра в монетах уменьшалось, росли цены и падало благосостояние населения. Самым полным текстом К. на экономическую тему считается «Трактат о чеканке монет» (Monetae Cudentae Ratio), опубликованный в 1526 г. В нем К. сформулировал закон вытеснения полноценных денег неполноценными, известный как закон Коперника-Грешема. |
| о. м.» их место заняли коллекты). Излагая чин совершения вечернего и утреннего богослужения, Кранмер предлагал читать на англ. языке Молитву Господню и Свящ. Писание; вероятно, в это время он еще не был уверен в необходимости перевода всего богослужения на англ. язык. В целом 1-й проект содержит многие элементы, впосл. в переработанном виде вошедшие в «К. о. м.», и фактически является наиболее ранней эскизной формой «К. о. м.» (см.: Cuming. 1983. P. 4-7). Второй проект намного более консервативен и представляет собой упрощенную и сокращенную переработку бревиария Киньонеса; здесь сохранены все католич. дневные богослужения (в т. ч. часы) с их традиц. элементами (интроитами, антифонами и т. д.). Основным отличием от католич. практики является введенное Кранмером и в этом проекте вечернее чтение Свящ. Писания (на Laudes и собственно на вечерне); в целом система чтений является следующей: на утреннем богослужении 2 чтения из ВЗ (2 последовательных отрывка из одной и той же книги) и 1 чтение из НЗ, на Laudes (аналог правосл. полунощницы ) 1 чтение из ВЗ (по отдельной системе), на вечернем богослужении 1 чтение из ВЗ (отрывок, продолжающий 2-е утреннее чтение). Среди исследователей нет единого мнения относительно хронологического порядка проектов: издатели текстов и многие ученые XIX - нач. XX в. полагали, что более близкий к католич. богослужению 2-й проект является более ранним. Эта т. зр., однако, была оспорена во 2-й пол. XX в.; большинство современных ученых считают, что отмеченный большим влиянием протестантизма 1-й проект относится ко времени усиления радикальных настроений среди англ. сторонников Реформации в кон. 30-х гг. XVI в., тогда как умеренность реформ, предлагаемых во 2-м проекте, является реакцией Кранмера на религ. консерватизм, присущий кор. Генриху VIII в сер. 40-х гг. XVI в. (аргументацию см.: Smyth. 1926; Cuming. 1983. P. 1-4; ср.: Cummings. 2011. P. XXII-XXIII). Оба документа свидетельствуют о настойчивом поиске Кранмером новых форм организации богослужебной жизни Церкви Англии; стремясь осуществить литургические реформы, Кранмер, однако, вынужден был учитывать нестабильность политической ситуации и действовал предельно осторожно. |
| Автограф мотета Дж. П. да Палестрины «Beata es, Virgo Maria» (Б-ка консерватории Санта-Чечилия, Рим) Автограф мотета Дж. П. да Палестрины «Beata es, Virgo Maria» (Б-ка консерватории Санта-Чечилия, Рим) III. «Феномен Палестрины». Наиболее показательным для итальянской церковной музыки этого периода является творчество Джованни Пьерлуиджи да Палестрины (ок. 1525/26-1594), не только благодаря его позднейшей популярности, но и из-за масштаба, разнообразия и уровня его произведений, из-за его авторитета среди современников. Он был первым итал. композитором, получившим международное признание, его творческий путь был теснейшим образом связан с Римом и католич. Церковью в переломный для нее посттридентский период. Несмотря на то что «миф о Палестрине», несомненно, есть порождение позднейшего времени - своего рода «коллективное творчество» европ. культуры XVII-XIX вв., его музыка высоко ценилась уже при жизни и в первые годы после смерти. Печатные сборники, к-рыми Палестрина дебютировал в жанрах мессы (1554) и мотета (1563), имели большой успех; в 1575 г. его назвали «первейшим музыкантом среди живущих в мире» (principalissimo Musico tra quanti ne sono al mondo); в 1592 г. группа североитал. композиторов во главе с Джованни Маттео Азолой (не позднее 1532-1609) адресовала Палестрине беспрецедентное муз. посвящение со следующим надписанием: «Священная псалмодия вечерни, для всех праздников... Прославленнейшему и превосходнейшему корифею музыкального искусства д[октору] Ио[анну] Петру Алоизию Пренестине» (Sacra, omnium solemnitatum psalmodia vespertina. Venetia, 1592); выражения некролога Палестрине, написанного Мельхиором Старшим (род. в 1539), выходят за рамки риторики этого жанра: «...мы можем с полным правом назвать его отцом музыки, как Гомера - отцом поэзии...» (Vat. Cappella Sistina. 245). Начало карьеры Палестрины совпало с происходившими в это время масштабными межкультурными процессами. В XV - 1-й пол. XVI в. в И. приезжали мн. франко-фламанд. музыканты, к-рые принесли богатое наследие муз. культуры заальпийских стран и передали свои знания итал. ученикам. Палестрина в сер. 30-х гг. XVI в. мог обучаться у Робина Маллаперта и Фирмина Лебеля при базилике Санта-Мария-Маджоре в Риме. |
| В слав. средневек. письменности буквенные криптограммы, посвященные обычно похвале Кресту, помещаются на крестах (независимо от техники их исполнения) или около их изображений, как самостоятельных, так и венчающих композиции заставок в рукописных и старопечатных книгах; отсюда их наименование — «крестные (или прикрестные) слова». Наиболее развитые и сложные криптограммы такого рода помещаются в серб. рукописях XIV – XVI вв. (напр., в Евангелии тетр 1372 г.— Вена. Нац. б-ка. Слав. 52. Л. 69) и венецианских изданиях XVI в. типографии Вуковичей (начиная с Молитвенника 1536 г. при гравюре на Л. 214 об.), а также на старообрядческих литых крестах и складнях XVIII – XIX вв. (в ряде случаев для серб. памятников XIV в. возможна кириллическая транслитерация аналогичных греч. криптограмм). По крайней мере со 2-й пол. XV в. в рус. рукописях помещаются (толкования) расшифровки «крестных слов» (РГАДА Тип. 387. Л. 197 об.— 198, 90-е гг. XV в.). Иудаизм На иудейское учение о символическом значении букв повлияло представление о предсуществовании букв евр. алфавита, которые Бог использовал при творении мира и создании Торы. Каждая буква алфавита, согласно этим представлениям, имеет свой тайный и символический смысл, разгадав который можно проникнуть в тайны творения и Торы. Этот смысл раскрывается во внешней форме букв, в особенностях их произношения, сочетаниях букв и их числовом значении. Самыми ранними иудейскими текстами, отражающими это представление, являются мидраши периода амораев. Примеры символического толкования некоторых евр. букв даются в трактате «Берешит Рабба», самом раннем собрании мидрашей к кн. Бытия ( I – III вв. по Р. Х.). В толковании на Быт 2. 4 («при сотворении их»; в иудейских изданиях Торы) графическое начертание евр. буквы (хей), разомкнутой снизу и слева вверху, понимается как указание на то, что злые люди будут низвергнуты в ад, а для немногих благочестивых существует возможность спастись (Берешит Рабба. 12. 10). Произношение буквы «хей» здесь же рассматривается как знак того, что Бог создал мир без труда, т. к. «хей» произносится без напряжения — это просто легкий выдох (Берешит Рабба. 12. 12). В толковании на Ис. 26. 4 («ибо Господь Бог есть твердыня вечная») сочетание букв «хей» и «йод» является указанием на существование 2 миров — мира сего и мира грядущего — при этом мир сей создан буквой «хей», а грядущий — с помощью «йод» (Иерус. Талмуд, Хагага 2. 77c, 45; Пешикта Раббати 21; Мидраш Техиллим 114 § 3; Вавил. Талмуд Менахот 29). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГЛАГОЛИЦА древнейший из слав. алфавитов, созданный равноап. Кириллом (Константином) Философом , возможно в сотрудничестве с братом равноап. архиеп. Мефодием , не позднее весны 863 г. Первоначально азбука, вероятно, носила название «кириллица» («коуриловица») по имени создателя (форма зафиксирована в послесловии Упиря Лихого к списку Толковых Пророков 1047 г., сохранившемся в ряде копий XV-XVI вв.), позднее оно было перенесено на алфавит, заменивший Г. в употреблении у правосл. славян. Название Г. происходит от слов «глагол», «глаголати». Впервые оно, как можно предполагать, зафиксировано (в форме «глаголитица») в Прибавлении к Толковой Палее (XIII в. (?), списки со 2-й пол. XV в.; встречается всегда в искаженном виде - «глаголемую литицю»), но получило распространение в научной среде с 1-й пол. XIX в. Г. представляет собой фонетический алфавит, в к-ром, за редким исключением, 1 звуку соответствует 1 знак, специально приспособленный к особенностям слав. языков (наличие редуцированных, носовых, шипящих и др.). По состоянию на нач. X в., зафиксированному в сказании «О письменах» Храбра Черноризца , азбука состояла из 38 букв, хотя, по мнению ряда ученых, их первоначальное число могло быть неск. меньше (36). Своим происхождением Г. (за исключением букв, обозначающих специфические для слав. языков звуки) тесно связана с греч. алфавитом, на что указывает порядок буквенных знаков, употребление диграфов, наличие (как и в ряде вост. алфавитов) специальных названий для букв, в совокупности образующих связный текст, в основном перешедший и в кириллицу («Аз буки веди...»). В то же время внешний облик Г. напоминает нек-рые ближневост. алфавиты (арм., груз., копт., эфиоп., отдельные знаки имеют сходство с буквами в древнеевр., самаритянском и сир. алфавитах), из-за чего при беглом знакомстве глаголические рукописи нередко принимались за восточные и наоборот (напр.: Прохоров Г. М. Как А. С. Орлов разоблачал акад. Н. П. Лихачёва//ВИД. 1998. Вып. 26. С. 102-104), притом что совпадение звукового значения сходных по начертанию букв в них довольно невелико. Во многом этот «восточный» облик Г. сыграл роль в направлении поисков алфавита, послужившего образцом для нее. |
| Золотоордынская чеканка начинается в 50-х гг. XIII в., после создания улуса Джучи в составе Вел. Монгольской империи, просуществовавшего до XV в. как самостоятельное гос-во под формальным сюзеренитетом Каракорума. Во владения Джучидов входили Крым, донские и приднепровские степи, Поволжье, Сев. Кавказ, Зап. и Юж. Казахстан. Постоянные денежные дворы Джучидов XIV в. располагались в поволжских городах Сарай и Сарай-эль-Джедид, откуда их многочисленная продукция, серебряные данги и пулы, в огромном количестве поступали на Русь. С принятием в 20-х гг. XIV в. ислама как гос. религии на джучидские монеты были перенесены все нормативные атрибуты мусульм. Н. Легенды первых русских монет воспроизводили арабские надписи, скопированные с джучидских дангов. Распад Золотой Орды в XV в. повлек за собой возникновение новых гос-в (Большая, затем Ногайская Орда, Астраханское, Крымское, Казанское и Сибирское ханства), лишь немногие из которых продолжали традиции монетной чеканки Золотой Орды. Наиболее значимым ответвлением джучидской Н. стала Н. крымских Гиреев (до кон. XVIII в.). Русская Н. Изучение рус. Н. началось с первых лет существования С.-Петербургской АН (1728). Во 2-й пол. XVIII в. коллекция русских монет Кунсткамеры была описана и каталогизирована А. И. Богдановым (1768). В конце столетия уже были известны древнейшие рус. монеты златник и сребреник, а также серебряные слитки-гривны. Как полноправная научная дисциплина рус. Н. сложилась в 1-й пол. XIX в., после издания книги А. Д. Черткова «Описание древних русских монет» (1834). Было создано имп. Русское археологическо-нумизматическое об-во (1846), регулярно пополнялось рус. собрание Эрмитажа (ГЭ), а позже - ГИМ. Особенно важную роль в дореволюционный период сыграли труды А. В. Орешникова ( Орешников. 1896) и И. И. Толстого ( Толстой И. И. Древнейшие русские монеты Великого княжества Киевского. СПб., 1882; Русская допетровская нумизматика. СПб., 1884-1886. Вып. 1-2). В советский период работы в области рус. Н. были продолжены в ГЭ и ГИМ (А. А. Ильин, А. В. Орешников, Н. П. Бауер). В послевоенное время благодаря трудам И. Г. Спасского и А. С. Мельниковой был разработан и успешно применен такой метод изучения рус. монет, как поштемпельный анализ, позволивший научно классифицировать монеты XVI-XVII вв., впервые оценить возможности научной работы с кладовыми комплексами. Для Н. имп. периода особенно важны труды В. В. Узденикова, привлекшего для систематизации и классификации монет прежде не освоенные источники. На рубеже XX и XXI вв. интерес к рус. Н. усилился, в т. ч. благодаря возрождению любительского коллекционирования, предметы которого продолжают существенно пополнять источниковую базу академических исследований. |
| Sur le calendrier syriaque oriental arabe de Bar Bahlu l (942/968 A. D.)//AnBoll. 1988. Vol. 106. N 3/4. P. 262). На Западе В Мраморном календаре из Неаполя (IX в.), созданном под влиянием визант. традиции, память мч. Арефы без упоминания дружины и к.-л. указаний содержится под 1 и 24 окт. ( Delehaye H. Hagiographie napolitaine//AnBoll. 1939. Vol. 57. P. 36). В Мартирологе Узуарда (2-я пол. IX в.) под 1 окт. отмечена память мч. Арефы и 504 мучеников с ошибочным указанием, что они пострадали в Риме (MartUsuard. P. 312). В 80-х гг. XVI в. кард. Ц. Бароний , основываясь на греч. источниках, обозначил в Римском мартирологе память мч. Арефы и 340 пострадавших с ним под 24 окт., а под 27 июля - не названных по имени мучеников, пострадавших «у омиритов» (химьяритов). Возможно, Бароний произвольно внес 2-й день памяти Н. м., который не встречается в др. источниках, руководствуясь тем, что святые пострадали неодновременно (MartRom. P. 308, 473; MartRom. Comment. P. 309). В совр. редакции Римского мартиролога память Н. м. содержится только под 24 окт. (MartRom (Vat.). P. 556). Мч. Арефа, с житием. Икона. XIX в. (частное собрание) О Н. м. стало известно из пространного Мученичества Арефы (возможно, оно было впервые переведено с греческого в составе Четьих-Миней в Болгарии в X в.), а также из кратких сказаний о нем и его дружине, переведенных при создании в кон. XI или нач. XII в. слав. Синаксаря (сохранившегося в краткой редакции Пролога), а затем, в 1-й пол. XIV в.,- стишного Пролога. Текстология слав. пространного Мученичества Арефы сложна и специально не исследовалась, однако можно выделить по меньшей мере 3 его версии. Первая содержится в южнославянских (сербских) списках, в частности в Минее из рукописи НБКМ. 1039. Л. 274-284 об. (посл. четв. XIV в.). Один из старших рус. списков 2-й версии - Волоколамская минея (РГБ. Вол. 591. Л. 258-272, посл. четв. XV в.). Обе эти версии восходят к одному переводу (по крайней мере в 1-й части), но различаются в плане лексики, что, возможно, объясняется правкой; их текст близок к греч. версии BHG, N 166, хотя и не полностью с ним совпадает. Третья, более краткая версия в сборнике РГБ. Троиц. 755. Л. 347 об.- 357 об. (XV в.), вероятно, отражает др. перевод, восходящий к неизвестному варианту греч. Мученичества (также дометафрастовскому), или является слав. переработкой. В обоих рус. списках в середине имеется большая лакуна, после к-рой их рассказ совпадает, но при этом значительно отклоняется от греч. и серб. версий. Так, в нем почти полностью отсутствует история морских операций эфиоп. царя, направленных на отвоевание Награна и отмщение за Н. м. Между тем в Прологе военные эпизоды, хотя и в переработанном виде, присутствуют, что свидетельствует о существовании на Руси слав. перевода Мученичества Арефы в версии, близкой к греческой, не позднее XII в. |
|
|
