| «Образ или икона, – писал он, – есть изображение и подобие вещи истинныя, которая вещь либо есть, либо была, либо будет» (ДмР 2, 57). Димитрий дает дефиницию миметического изображения, близкую к аристотелевскому определению подражательного искусства (Poet. 25, 1460 b), но акцент у него сделан на реалистическом характере изображения. В этом плане он объясняет и некоторые особенности древнерусской иконографии. Троица в виде трех ангелов изображается так потому, что три ангела, по его мнению, явились Аврааму у дуба Мамврийского; Бога-Отца в образе старца видели пророки Даниил и Исаия, а Святого Духа изображают в виде голубя, «ибо в самой истине было, когда явися Дух Святый в виде голубином». И все остальные иконы, подчеркивает Димитрий, являются «изображением и подобием истинных вещей» и этим отличаются от идолов. Сейчас трудно сказать, кто первый во второй половине XVII в. выдвинул критерий художественности в качестве главного аргумента в борьбе с иконописным антихудожественным «ширпотребом», наводнившим всю Россию. И Симон Ушаков, и Симеон Полоцкий , и Карион Истомин, и, видимо, другие профессиональные живописцы и образованные люди боролись с потоком поделок бесчисленных «богомазов». В трактате Владимирова эта проблема поставлена, пожалуй, с наибольшей остротой и ясностью. Иосиф неоднократно сетует на то, что в его время «оскудеша во епископиях изуграфии мудрии: размножишася от попущения мазарии буи», которые и дома, и базары, и церкви «плохописаньми наполнили» (40). Этих «неистовых» «икон на базаре на едину цату мног[о] обращешь нагваздано, и таковы плохи и дешевы, иногда же и горшки дражае икон купят» (60). Икона из священного образа превратилась теперь в заурядный предмет купли-продажи, и «премудрое иконное художество» из священнодействия – в доходный промысел, за который берется ныне всякий невежда. В результате и искусство иконописания, и сама вера терпят «понос и уничежение от невеждь» (33). Какая может быть вера от икон, которые «неуки человеки и невежди по своим волям марают неистове и зловидно» (34)? Многие иконы «таково ругательно писаны», что изображенные на них святые «и не походили на человеческия образы, но на диких людей обличием подобие наморано». За такое «неистовое и плохое письмо» терпим мы «зазор и укоризны от неверных» (33). Однако именно эти иконы, бесчестящие и веру, и иконописное ремесло, предприимчивые торговцы возами развозят по глухим деревням «и врознь на яйцо и на луковицу, яко детские дутки, продают... и на всякую рухлядь меняют». При этом они убеждают сельский люд покупать именно дешевые иконы, уверяя, что многие чудотворные образа были «плохово де письма» (33). Поэтому-то «сельстии жители добрых писем не збирают, а ищут дешевых икон» (33). Торговцы и «неискусные мазари», обманывая народ, кормятся своим «плохописанием», в этом видит Иосиф одну из причин массового распространения иконного «ширпотреба». |
| Willibrord/Ed. H. A. Wilson. L., 1918. P. 11), а также в основных рукописях Иеронимова мартиролога (в записи на полях Бернской рукописи указана также память перенесения мощей Л. 31 мая; см.: MartHieron. P. 69, 122). Поминовение святого включено в мартирологи Вандальберта Прюмского (MGH. Poet. T. 2. P. 594), Рабана Мавра (PL. 110. Col. 1169) и др. мартирологи и календари эпохи Каролингов. Рака с мощами св. Ламберта. 1512 г. (Сокровищница собора св. Павла в Льеже) Рака с мощами св. Ламберта. 1512 г. (Сокровищница собора св. Павла в Льеже) Согласно средневек. преданию, еп. Губерт перенес епископскую кафедру из Моза-Траекта в Леодий. По-видимому, уже при Л. в Леодии была одна из резиденций епископа; впосл. повышению значимости этого поселения способствовало не только почитание святого, но и близость крупной королевской виллы Херисталий (Эрсталь). Вероятно, кафедра была перенесена в Леодий при Карле Великом , на рубеже VIII и IX вв. ( Kupper. 1984. P. 21-27). В грамоте еп. Валькальда (между 814 и 816) упоминается дарение имп. Людовика Благочестивого «кафедре епископа Тонгрского», церкви Девы Марии и св. Л. (La Chronique de Saint-Hubert, dite Cantatorium/Éd. K. Hanquet. Brux., 1906. P. 14), в грамоте Людовика Благочестивого еп. Валькальд назван «епископом Тонгрским и настоятелем монастыря св. Ландеберта, мученика Христова» (19 апр. 831 - Cartulaire de l " église Saint-Lambert de Liège/Éd. S. Bormans, E. Schoolmeesters. Brux., 1893. T. 1. P. 3. N 2). В более поздних грамотах говорится, что епископская кафедра находилась в Льеже, в соборе Девы Марии и Л., а в Хронике Регинона (нач. X в.) Льеж впервые назван городом ( Kupper. 1984. P. 23). К IX в. относится строительство кафедрального собора в Льеже, на месте виллы, где был убит Л. Собор сгорел во время нападения норманнов (881 или 882), но вскоре был восстановлен, рядом с ним сооружен епископский дворец. Гробница Л., находившаяся в крипте собора, стала главной святыней Льежского еп-ства. При еп. Стефане (901-920) было составлено сказание о чудесах от мощей святого (BHL, N 4689; изд.: Demarteau. |
| Со слов аббата Виккера он описывает эпизод из жизни М., пропущенный Лупом: клирики, завидовавшие аскетическому образу жизни св. Кириака, донесли епископу, что тот по ночам занимается непотребными делами; М. отстранил его от служения, но явившийся ангел подтвердил невиновность Кириака (это событие было изображено на фресках в крипте ц. св. Кириака). В 1-й части сказания сообщается о чудесных исцелениях, об изгнании демонов из одержимых людей и о защите прав и имущества монашеской общины от посягательств местной знати. Во 2-й части описана история мон-ря М. после его разорения норманнами в 882 г.; основное внимание уделено обретению и перенесению мощей святого ( Nightingale. 2001. P. 175-185; Kr ö nert. 2005; Idem. L " exaltation. 2010. P. 66-69, 390-392). В большом легендарии аббатства М. в сочинение Сигехарда вставлено повествование о спасении ребенка, отданного родителями в мон-рь и похищенного неким воином. Когда похититель пересекал по мосту р. Мозель, мальчик воззвал к М.; рассерженный воин попытался ударить ребенка, но его конь оступился и упал в реку. Мальчик вернулся в обитель и рассказал о случившемся аббату Виккеру, к-рый впосл. поведал об этом имп. Оттону II (ркп.: Trier. Stadtbiblioth. 1151, IIoo. Fol. 135r-v, XIII в.; изд.: ActaSS. Mai. T. 7. P. 31; см.: Kr ö nert. 2005. P. 147-150; Idem. L " exaltation. 2010. P. 392-393). Т. н. метрическое Житие святого (BHL, N 5827) было составлено между 963 и 975 гг. ( Anton. 2007. S. 53-56) или в 90-х гг. X в. ( Kr ö nert. L " exaltation. 2010. P. 69-77, 388-390). Текст сохранился в единственной рукописи, созданной в аббатстве М. в Трире (Gent. Univ. Bibl. 9. Fol. 25r-v, кон. X в.; изд.: MGH. Poet. T. 5. Fasc. 1. P. 147-152). Фактически Житие состоит из стихотворных подписей к фрескам в монастырском зале капитула, на к-рых были представлены эпизоды жизни и чудес святого. Среди росписей выделялись сцены основания мон-ря св. Иоанна еп. Агрицием по указанию имп. Елены , матери Константина Великого; прибытия М. в Треверы вместе со святыми Павлином и Кириаком; явления Кириаку ангела, предсказавшего кончину Агриция и избрание М. |
| But from the time of Mikhail Nikiforovich Katkov to the present day, there have been oblique references to the novel’s main protagonist’s main crime—precisely what Stavrogin wrote in his “pages”, which he brought to elder Tikhon. Meanwhile, this is the main chapter, the foundation upon which the great novel was written. What did Dostoevsky want to show by making this protagonist a man whose beautiful facial features suddenly turn into a mask, and his noble impulses into crimes? Perhaps one of satan’s brood has appeared before the reader? Feodor Mikhailovich’s contemporaries pronounced a monstrous sentence against him: The author has gone out of his mind, entered the madhouse and has not left it. He has dreamt up personalities that do not exist. He is finished as a writer; it’s the end of him. Our contemporaries write about Demons as an ingenious, prophetic novel. In the complete collected works, the chapter “At Tikhon’s” has finally been published. But the same silence is still kept about the writer’s Orthodoxy, his fervent faith, which helped him to throw himself fearlessly into the terrible abyss. He could throw himself in and not be harmed, walking away the winner, both when he wrote the novel and now, when everyone can read the chapter “At Tikhon’s " , and see the thin, little fist, with which the dying girl Matryosha threatens her killer. Yes, only a genius, only an Orthodox Christian could write such a chapter. Feodor Dostoevsky was just such a genius. But what crimes and human deformities do today’s Nobel Laureates, these “signatories” who call us to repeal the “draconian” laws we have passed within the recent year and a half, write about? Take Elfrida Jelinek, for example—the Austrian novelist, playwright, poet, and literary critic. The more often read and screened of her novels are The Piano Teacher and Women as Lovers. The main heroine of The Pianist is endowed with every conceivable and inconceivable sexual perversity that the writer probably knows from her “sexual enlightenment”, so widely inculcated in the prosperous European countries from the time of infancy. |
| М., 1876. С. 32-34, 40-41, 46, 52, 54, 56-60, 98, 101, 129, 316, 318, 364, 434, 549-554; Акты Иверского Святоозерского мон-ря (1582-1706)/Собр.: о. архим. Леонид. СПб., 1878. С. 495-496. (РИБ; Т. 5); Дела Святейшего патриарха Никона, паче же рещи чудеса врачебные//ЧОИДР. 1887. Кн. 1. Смесь. С. 103. Лит.: Позднеев А. В. Песни-акростихи Германа//ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 364-370; он же. Никоновская школа песенной поэзии//Там же. 1961. Т. 17. С. 419-428; он же. Поэт XVII века Герман: (Мастер акростиха)//eskoslovenska Rusistika. 1969. Ro. 14. N 4. С. 150-158; он же. Рукописные песенники XVII-XVIII вв.: Из истории песенной силлабич. поэзии. М., 1996. С. 32-41; Панченко А. М. Истоки рус. поэзии//Русская силлабич. поэзия XVII-XVIII вв. Л., 1970. С. 18-28; он же. Герман//СККДР. Вып. 3. Ч. 1. С. 198-200; Чижевский Д. И. Акростихи Германа и старорусские акростихи//eskoslovenska Rusistika. 1970. Ro. 15. N 3. С. 102-104; Dolskaya-Ackerly O. German Voskresenskij: A Seventeenth-Century Poet-Musician//Slavic and East European Arts. 1993. Vol. 8. N 1. P. 6-17; Васильева Е. Е. Об одной модели звучащего стиха в творчестве архим. Германа//Мастер и нар. худож. традиция Рус. Севера: (Докл. III междунар. науч. конф. «Рябининские чт.-99»). Петрозаводск, 2000. С. 415-425; она же. Три воскресных гимна архим. Германа//Никоновские чт. в музее «Новый Иерусалим». М., 2002. С. 253-261; Зеленская Г. М. Почитание памяти Святейшего патр. Никона в XVII-XX вв.//Там же. С. 311-323; она же. Святыни Нового Иерусалима. М., 2002. С. 96, 312-325; Буланин Д. М. Библиогр. дополнения к статьям, помещенным в «СККДР»: (Вып. 3, ч. 1-3)//СККДР. СПб., 2004. Вып. 3. Ч. 4. С. 681. Г. М. Зеленская Рубрики: Ключевые слова: АВГУСТИН (Пятницкий; 1884 - 1918), архим., последний настоятель Оранской муж. пуст. Владимирской иконы Пресв. Богородицы Нижегородской епархии ВАРЛААМ (Коноплёв Василий Евфимович; 1858-1918), архим., прмч. (пам. 12 авг. и в Соборе новомучеников и исповедников Российских) ДИМИТРИЙ (Григорьев Доримедонт Григорьевич; 1798 - 1882), архим., настоятель задонского в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-ря |
| The second stone church on the site of the former Maidens’ Convent of the Caves—the refectory Church of the Protection of the Virgin Mary—was immediately closed. It then housed the fortress’ money depot; treasurers and stewards of the garrison took up their quarters in the refectory, and the cells and the abbess’ residence housed the arms and ammunition dump and a repair shop. Wooden sheds for storing the ammunition were built all over the territory of the former nunnery. The main Ascension Church of the former Maidens’ Convent of the Caves functioned amid these storage areas for more than another half a century as the church of a local military unit. However, in the troubled times—the 1720s until the late 1740s—the Kiev Fortress suffered a lack of financing, the church was not repaired, and it became dilapidated. Afterwards, under Catherine II (ruled 1762-1796), it was closed under the pretext of a fire hazard: They said that candles and icon lamps were burning there just stone’s throw away from a large ammunition supply point. In the 1780s and 1790s, the stone Old Arsenal (now the Mistetsky Arsenal museum complex) was built for storing and producing this ammunition and for repairing guns. Sections of its walls were built right over the foundations of the former altar of the trapeza church dedicated to the Protection of the Mother of God in the Maidens’ Convent of the Caves. The very walls of the military facility were built with bricks from the long abandoned Ascension Church (completed by 1705) along with materials from other former monastic buildings—the Arsenal’s builder had pulled all of them down before beginning the Arsenal’s construction. A Russian saying. Also an allusion to the once-popular 1990s song “The Battalion Commander” by the Russian patriotic folk-rock band Lyube, led by the People’s Artist of Russia Nikolai Rastorguyev. From The Tale of the Golden Cockerel by the Russian poet Alexander Pushkin. The whole citation is: “The old man wanted to argue in his defense, but with some people it is best not to argue. Tsar Dadon hit him on the forehead with his staff; the old man fell to the ground, and died.” The citation source: |
| Konishi Jin’ichi: “Michi and Medieval Writing” in E. Miner: Principles of Classical Japanese Literature (Princeton: Princeton University Press, 1985), p. 204. Theodor Lipps’ aesthetics of Einf ь hlung has been treated in Japan since right after its publication (1906) by Shimura H ф getsu. Also the book Aesthetics (Bigaku, Tokyo, Iwanami Shoten), published by the Japanese aesthetician Jir ф Abe (1883-1959) in 1917, drew heavily on Lipps. Steven Heine: A Dream Within a Dream (New York: Lang, 1991), p. 88. Cf. Jin’Ichi Konishi who writes: “The contemplative expressive approach involves the bracketing of a poet’s individual impressions and drawing near to the very essence of the subject. Once the essence has been regained, the poet will recommence grasping forms manifested on a more superficial level of awareness.” “Michi and Medieval Writing” in Principles of Classical Japanese Literature, p. 204. Ryosuke Ohashi: „Phдnomenologie der Noh-Maske” in Japan im interkulturellen Dialog (Мьпснеп: Iudicium, 1999), p. 91ff. Robert H. Sharf: “Experience” in Mark C. Taylor (ed.): Critical Terms of Religious Studies (Chicago: University of Chicago Press, 1998), p. 94-98. David & Tamara Talbot Rice: Icons and Their History (Woodstock: Overlook Press, 1974), p. 11. Robert H. Sharf: “Prolegomenon to the Study of Japanese Buddhist Icons” in R. Sharf, E. Horton-Sharf (eds.): Living images: Japanese Buddhist Icons in Context (Stanford: Stanford University Press, 2001), p. 3. Cf. quotation from Sharf on Esoteric Mandelas which “did not serve as aids to ritual visualization, nor could they have; the mandales are better viewed as living entities necessary to ensure the efficacy of the rites performed in their presence.” (p. 9) Oscar Benl: Seami Motokiyo und der Geist des N ф -Schauspiels. Geheime kunstkritische Schriften aus dem 15. Jahrhundert (Mainz: Steiner, 1952), p. 110. It needs to be said that, more than their Byzantine counterparts, Far Eastern icons are linked to relics whose presence, in Buddhist religion, was seen as pure and simple. A relic is, like an icon, non-representing. |
| как доброго советника, пытавшегося оградить монарха от влияния дурной женщины. Раздраженная упреками епископа, Альпаида попросила брата наказать его, и тот велел Галлу и Риольду (Ривальду) разорить церковные владения. Петр и Аудолек (Аутлаэк), родственники Л., убили грабителей, а епископ во время пира отказался поприветствовать Альпаиду и покинул дворец. Тогда женщина уговорила брата убить святого (MGH. Scr. Mer. T. 6. P. 336-342). Каноник Николай, напротив, подчеркивал ответственность Пипина за гибель епископа. Среди внесенных им добавлений - рассказ о том, что ангел известил о гибели Л. папу Римского Сергия I и передал ему пастырский посох мученика, который понтифик вручил св. Губерту. По-видимому, этот рассказ связан с обстоятельствами избрания Льежского еп. Генриха II из Ле (1145-1164), возведенного на кафедру по настоянию папы Евгения III . Согласно Древнейшему Житию, убийцы Л. понесли наказание. Через год после смерти епископ явился во сне Амальгислу, к-рый ранее служил у него судьей, и сказал: «Посетив Рим и вернувшись оттуда, мы решили заняться нашим другом Додоном и его товарищами. Пришло время выплатить долг» (согласно поэме еп. Стефана, Л. велел призвать Додона к покаянию, но тот попытался убить вестника и только после этого понес наказание - MGH. Poet. T. 4. Fasc. 1. P. 155). Додон умер от мучительной болезни, выплевывая сгнившие внутренности; его родственники стали убивать друг друга, а некоторые, одержимые демонами, кричали странными голосами и совершали «мерзкие и отвратительные поступки». Через год почти все участники нападения на епископа были мертвы. Об одном из них, Годобальде, сообщается в сказании о чудесах св. Дионисия, составленном, вероятно, архиеп. Гинкмаром Реймсским. В наказание за грех Годобальд стал хромать и начал странствовать по св. местам; в Риме ему было открыто, что он получит прощение в аббатстве Сен-Дени . Аббат Хиллард принял Годобальда в мон-рь, а впосл. Карл Мартелл назначил его настоятелем. Аббат Годобальд упоминается в грамоте кор. |
| This information is so important for an understanding of both Simeon " s worldview and his creative process that it has been felt necessary to quote extensively from his sources, especially as these works are not to be found in most university libraries. Although it might also have been desirable to provide translations of the numerous Latin passages quoted in the Commentary, considerations of space have rendered this impracticable. Simeon Polockij was deeply immersed in Latin culture, and a good working knowledge of Latin is a great asset to the student of this remarkable Russian poet. Indeed, the paucity of present-day scholars who bridge the gap between classical and Slavonic studies is one reason why research into Simeon Polockij has not been as exhaustive as it might have been. It is hoped that the present critical edition of the Vertograd will advance that research into a new and productive phase. Anthony Hippisley Anthony Hippisley, Lydia Sazonova, Editors» Editors’ Note The present critical edition of Simeon Polockij " s Vertograd mnogocvemnyj is based on a textological study of the following three manuscripts which contain the text: 1. An autograph, undated (Gosudarstvennyj Istorieskij muzej [Moscow], Sinodal " noe sobranie, No. 659), designated A in the present edition; 2. A scribal copy dated August 1678 (GIM, Sin. 288), designated B ; 3. A scribal copy dated August 1678 (Biblioteka Rossijskoj Akademii nauk [St Petersburg], No. 54, formerly Biblioteka Akademii nauk SSSR [Leningrad], No. 31.7.3), designated C . The editors decided to adopt C as the base copy because, although it is not in the author " s hand, it represents the final recasting of the text. It was Simeon " s own wish that the work be fundamentally re-designed so that the poems would appear under an alphabetised series of titles, and it may reliably be assumed that C displays the form in which he hoped his work would appear in print. What is presented here is a critical edition of the literary rather than linguistic or historical kind 102 ; consequently the editors have in general followed the guidelines laid down in 1955 by the Sector for Old Russian Literature of the Institute of Russian Literature of the Academy of Sciences of the USSR for their projected series of scholarly monographs and editions of works of Old Russian literature 103 . |
| In another perspective, St Gregory had the same appreciation for the literal sense of the Scriptures, as he had for humanity of Christ. But as behind the humanity of Christ stood His Divinity, so behind the literal stood the spiritual sense of the Scriptures. One could not reach the Godhead in Christ save through the human nature in which It was enfleshed, so likewise it is impossible to discover the spiritual sense of the holy books without first grasping their literal meaning (if any). As Gregory recognized a necessary and permanent connection between the humanity and Divinity in Christ – and, therefore, between time and eternity, between the heavenly and earthly lives of the Church, between body and soul – so also between the two senses of the Scriptures. Nevertheless, he rightly acknowledged the superiority of things spiritual to things physical 183 . Chapter VI. Reassessment The seventh century Byzantine poet, George Pisidios, rhapsodized the memory of St Gregory, Bishop of Nyssa, And with the word of his mouth, He fought them who despise us: Gregory, the most mystical mind, Pondered the font of God, The Gate of God, Through which comes the Spirit To flood every heart, And open the streams of pious thoughts 184 . In like manner, another writer declared, О blessed man, pouring out an abyss of sweetest words, Thou hast avoided all noetic deception; And like another great Moses, Thou leadest excellently the People of the Lord 185 . The Church of God has ever upheld the orthodoxy – hence, the sanctity – of St Gregory, Bishop of Nyssa. St Photius, Patriarch of Constantinople (820–891), records in his Bibliotheca (CCXXXIII, PG 103 1105C–1108D), St Germanos’ defense of St Gregory, with which he agreed, having numbered Gregory “among the Saints” – v γοις. Photius knew at least the Bishop of Nyssa’s Dialogus ad Macrinam sororem de anima (De anima et resurectione), Liber Catecheticus (Oratio catechetica magna), De perfecta vita (De Virginitate), in which the Patriarch found nothing objectionable. Photius followed his predecessor in affirming that “the divine Gregory” opposed by his “orthodox,” “enlightened and salvific words” the “dark and destructive doctrines of Origenism.” |
|
|
