| Бесспорно, конечно, что такие строгие требования со стороны экзаменационной комиссии к экзаменуемому кандидату могли прилагаться только в отношении знания им Прохирона. По отношению к Василикам достаточно было только большей или меньшей осведомленности 2328 . Заученное наизусть правовое руководство, как содержавшее основные принципы неотмененного права 2329 , могло являться хорошим ключом к содержанию обширного свода Василики, выросших на основании этих принципов. На ряду с этим требованием в эдикте упоминается и о том, что кандидат должен пройти курс средней школы („παιδευθναι δ κα τν γκκλιον παδευσιν“– § 2-ой). Это упоминание, вместе с постановлениями эдикта относительно целой корпорация учителей закона („ο παιδοδιδσκαλοι νομικο“, „ο νομικο“ – §§ 13, 15, 16), заставляет предполагать широкую постановку в это время юридического —421— преподавания 2330 . Если преподаватели законоведения представляются образующими целую корпорацию, то этим самым уже предполагается еще более обширная аудитория их слушателей 2331 . Можно думать, что Прохирон входил в программу некоторых средних общеобразовательных школ. Преподавание начальных оснований права, по всей вероятности, находилось в непосредственной связи с преподаванием других свободных наук (artes liberales), в частности, с риторикою, грамматикою. Среди учителей Магнаврской школы Варды отсутствуют, номодидаскалы, между тем юридические труды Фотия неразрывно связаны с деятельностью и направлением этой школы. После опубликования (в 1893-ем году) проф. І. Nicole текста эдикта Льва Мудрого фактически подтвердилось предположение, высказанное относительно нашего памятника задолго еще до этого опубликования проф. В.О. Ключевским : „Эклога и Прохирон... скорее произведения законоведения, чем произведения законодательства, – более юридические учебники 2332 , чем уложение. Они рассчитаны не столько на су- —422— дебную камеру, сколько на юридическую аудиторию. Я не знаю, удобно ли было по ним производить суд, но, несомненно, по ним очень легко преподавать право“ 2333 (курсив мой). |
| Там находятся идолы и те обременительные тяжести, которые египтяне заставляли носить народ Божий: это образ древне-языческого суеверия и всего запаса излишней эрудиции, какой собрали Греция и Рим. Но египтяне владели также золотыми и серебряными сосудами и драгоценными тканями, которые они сработали своими руками; эти ткани изображают собою знания человеческого установления; золото и серебро представляют собою образ знаний, приобретенных путем наблюдения, правила нравственности и начала естественной религии, которые философы не сами: выдумали, а извлекли из изучения природы внешней и природы человеческой. Так как они были, несправедливыми обладателями этих благ, потому что злоупотребляли ими, то, по примеру еврейского народа, христиане завладеют ими и заставят их служить торжеству церкви, распространению и утверждению христианского учения“ 325 . Вся эта тирада, правда, в последней (42) главе этой книги, при „сравнении языческой литературы с Священным Писанием“ 326 , несколько сглаживается, но это зависит, конечно, исключительно от сопоставления двух источников знания – Божественного и человеческого, а не от внезапного разочарования Августина в безотносительной (абсолютной) ценности классических сочинений. Рассмотрев, таким образом, все общие заявления Августина о классической литературе, как элементе общего формального образования человека, мы приходим к двум положениям. Первое – в своей педагогической системе Августин отводит видную роль языческой литературе, особенно произведениям так называемого „золотого века“ римской классической литературы, равно как признает необходимыми элементами образования христианина и все добытые умом и культурной работой человека науки. Второе, – он стремится дать всему этому, заимствованному из чужого мира, материалу христианский характер, другой метод, свою собственную постановку. Как элементы другой образовательной системы, те же самые поэмы, те же septem artes liberales, которые он называл в школьной постановке „нелепостью“, могут послужить даже к усовершенствованию христианина в деле спасения. |
| К кон. XI в. на территории Исторических Н. оформились наиболее значительные светские владения: на юге - графства Фландрия, Лувен (Лёвен; с кон. XII в. герц-ство Брабант), Геннегау (Эно), Намюр, Лимбург (герцогство предположительно с 1165) и Люксембург (с 1354 герцогство); на севере - графства Голландия, Гелдерн (с 1339 герцогство) и ряд сеньорий и более мелких владений, формально зависимых от Свящ. Римской империи. Могильный крест с надписью из гробницы Гумберта. 1086 г. (Сокровищница базилики св. Серватия, Маастрихт) Могильный крест с надписью из гробницы Гумберта. 1086 г. (Сокровищница базилики св. Серватия, Маастрихт) Старые епископские города и бенедиктинские мон-ри наравне с новыми обителями в Н. имели широкие связи с культурными центрами Франции, Италии, Византии. Льежский еп. Эраклий (959-971) в своих сочинениях цитировал Теренция, Цицерона, Персия, Ювенала, и, возможно, Саллюстия. Льежский еп. Ратхер Веронский (953-955) комментировал «Анналы» Тита Ливия; Ноткер, также занимавший Льежскую кафедру (972-1008), был хорошо знаком с Гербертом Орийакским (папа Сильвестр II в 999-1003). В XI в. в мон-рях и кафедральных капитулах Н., особенно в Утрехте, преподавали свободные искусства (см. Artes liberales ) и глоссировали сочинения лат. классиков. В Утрехте, Тиле, Льеже, Ставло-Мальмеди, Жамблу и др. центрах Н. продолжали развиваться заложенные в каролингскую эпоху традиции изучения музыки, истории, книжной миниатюры. В развитии историописания в Н. особая роль принадлежит Альперту Мецскому, монаху, работавшему в мон-ре св. Вальбурги в Тиле. В своем историческом трактате «О различии времен» (De diversitate temporum) он описал мн. исторические реалии Н. X-XI вв. Большую популярность при дворах светских сеньоров получил такой жанр историописания, как yeeste (от лат. gesta), повествовавший о деяниях правителей. Среди наиболее известных авторов, работавших в этом жанре, были Фолкуин - составитель хроники аббатов Лоба с кон. X по сер. XI в., Сигеберт из Жамблу, Ламберт-младший из мон-ря св. Губерта, Рауль из Синт-Трёйдена, Херигер Лобский, Ансельм из кафедрального капитула во Льеже и др. Среди памятников книжной иллюстрации Н. того периода следует отметить Евангелиарий Юдифи Фландрской и Евангелиарий аббатства Эгмонд. |
| Литературное наследие Боэция включает в себя более двадцати произведений, которые можно распределить по четырем тематическим группам: 1) учебные руководства по «свободным наукам» (artes liberales); 2) сочинения по логике, включая переводы, комментарии и трактаты; 3) теологические работы; 4) художественно- философская сатура «Утешение Философией». Кроме того, как мы уже знаем из предыдущего изложения, он «сочинил буколическую поэму» 244 , которая до нас не дошла. Утрачены и некоторые произведения из указанных четырех групп. Однако в целом труды Боэция все же довольно хорошо сохранились. Пользуясь всеобщим признанием, они из века в век добросовестно переписывались в западноевропейских скрипториях, так что некоторые из его работ дошли до нас в десятках и даже сотнях средневековых копий, сопоставление которых позволяет довольно точно представить себе оригинал. Древнейшие из сохранившихся рукописей сочинений Боэция датируются VI веком (работы по логике, входящие в Corpus Constantinopolitanum), многие – IX, X, XI веками, что укрепляет уверенность в их аутентичности. Эта уверенность имеет, конечно, и другие, более падежные основания: свидетельства современников, общая для всех сочинений стилистика, логика и топика, иными словами, запечатленные в них авторская манера и авторский вкус; наконец, круг использованных в этих трудах источников, характер языка и упоминаемые в них исторические события. Как бы то ни было, уже в XV в. итальянские гуманистах на основании средневековых кодексов определили более или менее точно полный корпус сочинений Боэция, и тогда же его «Opera omnia» были изданы типографски в числе первых печатных изданий (Венеция, 1491–92 гг., Джованни и Грегорио де Грегори). Позднее, в 1546 г. в Базеле Глареан осуществил другое издание, которое, повторенное в 1570 г., остается и по сей день последним полным собранием текстов Боэция, ибо опубликованная в прошлом веке «Патрология» Миня (тт. 63 и 64) дает простую перепечатку базельского из-дания за исключением «Утешения Философией», которое переносится в нее из парижского издания 1680 г., и теологических трактатов, взятых из издания Р. Валлина (1656 г.). Критического издания полного собрания сочи- тений Боэция до сих пор не существует. Не существует и полного согласия относительно состава этого собрания. Дело в том, что еще в средние века у читателей Боэция нередко возникало недоумение, когда они сопоставляли его «теологические трактаты» (Opuscula sacra), недвусмысленно выражающие принадлежность автора к христианству, со всеми остальными его произведениями, в которых никаких достоверных подтверждений христианской веры Боэция не обнаруживается. И в самом деле, нетеологические работы Боэция мало чем отличаются от аналогичных по тематике произведений позднеантичных языческих авторов, и это можно сказать даже об «Утешении Философией», а между тем это сочинение является своеобразной философской исповедью и духовным завещанием автора. |
| В письме к Павлину он говорит: „если столь великий пророк (Давид) сознается в теме неведения, то какая ночь незнания должна покрывать нас ничтожных, почти младенцев сосущих! А это покрывало лежит не только на лице Моисея, но и на евангелистах и на апостолах» 115 . Давая наставление Гавденцию о воспитании маленькой Пакатулы, он замечает: „будет ли внимать глубокомыслию апостола та, которую больше забавляют бабушкины сказки? Поймет ли пророческие предвещания, уразумеет ли она величие Евангелия, о сияние которого притупляется всякий ум смертных»? 116 . Ту же мысль выражает и блаж. Августии в своей „Исповеди»: „Священное Писание недоступно для юношей: оно в одно и то же время и просто, и возвышенно, а по местам покрыто завесой таинственности» 117 . Поэтому он признавал необходимым для достижения высшего религиозного знания предварительное усовершенствование ума посредством изучения светских наук (artes liberales) 118 . Мы считаем достаточным ограничиться приведенными нами вполне авторитетными и ясными свидетельствами, тем более, что Гарнье делает большей частью лишь глухие, голословные ссылки на отцов и учителей церкви. Но не можем обойти молчанием весьма характерной ссылки его на вышеупомянутую энциклику папы Пия IX. Энциклика, говорит он, предписывает, чтобы в руки юношей давались только знаменитейшие (clarissimi) языческие писатели, и ни слова не говорит о других. Но такого рода писатели могут быть понимаемы и с пользой изучаемы молодыми людьми не иначе, как только по достижении полного развития. Следовательно, Пий IX требовал, чтобы литературное образование христианских юношей начиналось с изучения христианских авторов, и чтобы только в более позднее время происходило ознакомление с сочинениями знаменитейших языческих писателей. Таким образом, чтобы придать энциклике желаемый смысл, Гарнье берет за основание для ее объяснения положение, будто бы знаменитейшие писатели не могут ничего писать, доступного детскому пониманию. Но положение это, ложное само по себе, не оправдывается и практикой: в течение многих веков не только школьное, но и домашнее обучение детей начиналось с чтения и изучения Гомера и Виргилия, и на этих „знаменитейших» писателей не только язычники, но и христиане смотрели, как на понятных и полезных для детей. |
| Кто не хотел принимать на себя этих обязательств, вычеркивался из списка клириков 308 . Составленные Августином для общежития правила (Regula ad servos Dei) должны были читаться членами общины один раз в неделю, чтобы кто-нибудь «вследствие забвения не пренебрег чем-нибудь» 309 . Но в состав общины входил и сам учитель, не перестававший влиять на учеников словом и примером 310 . По словам Поссидия, из школы Августина вышло не мало епископов, которые заняли кафедры не только Африки, но и Италии; по примеру Августина они также основали в своих епархиях monasteria clericorum, и таким образом тип школы Августина получил на западе широкое распространение 311 . Но этот тип был еще неполный, так как в нем недоставало общеобразовательных наук. Первый опыт включения их в программу западной духовной школы представляла монастырская школа Кассиодора. Об этой школе и нужно сказать теперь несколько слов, тем более, что она представляла некоторый интерес еще и в другом отношении. Магн Аврелий Кассиодор Сенатор был едва ли не центральной фигурой в жизни латинского запада в первой половине IV в. Состоя секретарем и руководителем политики ост-готских королей, он в то же время считал себя верным хранителем христианизованной греко-римской культуры, для развития которой, по его оптимистическому воззрению, с варварским завоеванием наступили не худшие, а лучшие времена 312 . Совершенно естественно, что именно этому человеку принадлежала попытка поднять духовное просвещение запада. Школа Августина его не удовлетворяла, не только потому, что в ней отсутствовали artes liberals, но еще более потому, что и постановку богословия в ней он не считал достаточно научной 313 . В 535 г. Кассиодор, по его собственному рассказу, составил вместе с папой Агипитом план открыть в Риме «общественную школу», подобную Александрийской и Низибийской, от коей «и душа верных получала бы вечное спасение, и язык их украшался бы чистейшим и безупречным красноречием» 314 . Потерпев неудачу с этим проектом из-за начавшейся войны готов с Византией, Кассиодор решил осуществить свою мечту в частном предприятии. |
| С течением времени число 9 потеряло в языческом Риме свое значение. Признается вероятным, что всего раньше было поколеблено максимальное, 9–ричное число гостей 196 , так как уже при императоре Луции Вере упоминается о пиршестве с 12 гостями и – главное – об обычном, по-видимому, 7–ричном числе гостей за пирами 197 . На языческой же почве совершилось, по-видимому, ограничение круга 9-ти энциклопедических наук пределами 7-ми artes liberales, именно в известной сатуре Марциана Капеллы 198 . V Глава Пред нами прошел довольно длинный ряд чисел с особливым значением, не всегда одинаково определенным, но неизменно характерным. Делались и попытки определить генезис числовых явлений и выяснить, как и почему те или другие числа сделались особо знаменательными. Остановимся на этих попытках. В 1891 г. Люттих, отдавая должное стараниям, которые до него прилагались к тому, чтобы уловить смысл того или другого из знаменательных чисел, вместе с тем говорил, что, насколько ему известно, люди еще не дошли до того, чтобы объяснить главную массу чисел с одной точки зрения. Люттих попробовал восполнить пробел. Собранный им числовой материал он рассматривает с некоторых общих культурно-исторических точек зрения. Начинает он с «3»-х, «самого любимого из всех знаменательных чисел». Значение его выводит он из весьма древних отношений, возникших, по его мнению, вследствие группировки членов семьи около ее первой и естественной основательницы и родоначальницы, именно матери семьи. В образовавшихся таким образом родственных группах были мыслимы только различия по возрасту, и различение по возрасту должно было в древнейшей фамилии быть решающим началом. В семье первобытной матери жило, как и теперь живет, обыкновенно 3 поколения, т. е. представители 3-х поколений. Отсюда господственное значение числа 3. Автор предполагает, что кто-нибудь может возразить: «Я допускаю, что семья матери насчитывала одновременно 3 поколения, и что это деление, бывшее единственным, стало решающим для всех чисто человеческих отношений. |
| 94 Винсент из Бове. О наставлении детей знатных граждан. Антология педагогической мысли христианского средневековья: В 2-х т. Т. 2. М.: АО Аспект Пресс. 1994. С. 112. 96 Гуго Сен-Викторский следовал Радульфу Арденскому, который в конце XI в. один из первых в средневековой Европе разделил знания на 4 группы, а механические искусства классифицировал по 7 областям. 97 В рассуждениях о предмете и специфике математических дисциплин, в трактовке сущности философии Гуго Сен-Викторский почти буквально следует Боэцию. См.: Боэций. Утешение философией и другие трактаты. М.: Наука,1990. С. 190314, 336345; Уколова В.И. «Последний римлянин» Боэций. М.: Наука,1987. С. 5155. 98 Считается что название artes liberales (по Платону, это «математические» науки арифметика, геометрия, астрономия, музыка; затем в античности была добавлена диалектика) было дано в связи с тем, что изучение этих предметов было возможным лишь для свободных людей, не занимавшихся механическим трудом, который приличествовал рабам. Платоновский порядок дисциплин квадривиума сохраняется и у Марциана Капеллы, римского писателя и юриста, жившего в первой половине V в. На основе девятичастной классификации римского писателя и ученого Марка Теренция Варрона (11627 гг. до н.э.), он (Марциан Капелла), изъяв из нее две науки, медицину и архитектуру, в своем сочинении «Свадьба Филологии и Меркурия» составил и описал систему «семи свободных искусств». Вероятно, формальное разделение семи дисциплин на две ступени, соответствовавших двум уровням школьного преподавания, принадлежало Боэцию (ок. 480525). Может быть, только было им завершено. Иерархия математических дисциплин (квадривиум) у Боэция в сравнении с традицией Платона несколько другая: арифметика, геометрия, музыка, астрономия. Как видно, различие касается порядка расположения астрономии и музыки. См.: 104, с. 2223, а также 8, т. 1, с. 19. Семь свободных искусств являлись собственно средневековой философией, состоящей из 2-х частей логической и теоретической. Основой логической философии, выступавшей в качестве средства познания теории, был тривий (тривиум), словесные науки грамматика, риторика, диалектика. |
| 16. В Александрийской школе, в век Птоломеев, Филология приняла строгое, ученое направление. Задачею ее соделалось объяснить, в грамматическом, историческом и других отношениях, писателей классической Древности Гуманические же или, что почти тоже, Свободные знания, хотя сохранили свое значение, но в этой школе не были распространены, как было прежде. Напротив Рим, усвоив образование Греции, усвоил и эти знания. Отсюда их Латинские названия. В Средних веках, Западная Европа приняла все свое умственное, хотя и не нравственное, образование от Рима. Вместе с этим образованием, Гуманические или Свободные искусства и знания проникли в нее. Мало по малу они составили в Европейских университетах особый факультет, обнимавший те знания преимущественно, которые не имели прямого, практического приложения. Таковы были Грамматика, Риторика, Поэзия, сначала как особое учение, История, Нравоучение, Метафизика и другие философские науки. Они названы были с одной стороны варварским словом Studia humaniora, а с другой сохранили свое прежнее название Artes liberales и в таком виде остаются во многих, особенно Католических университетах до наших дней. 17. В близком родстве по значению с Гуманическими и Свободными знаниями находятся, так называемые, Словесные науки, (les belles letters). В Средних веках в Западной Европе высший, аристократический класс чуждался всякого образования. Университеты и коллегии были посещаемы только людьми среднего сословия, видевшими в науке прямую, существенную пользу. Мало по малу однако, с возрождением искусств и знаний, начиная с XV и в XVI столетии, и высший класс понял нужду образования. Между тем университеты и коллегии оставались ему чужды и по сухой, схоластической форме науки и преподавания, и потому еще, что в них изстари водворилось среднее сословие. Тогда то, и преимущественно во Франции, составилась Энциклопедия Словесных наук, которые должны были образовать ум, сообщить ему познания, очистить вкус, внушить любовь к поэзии, красноречию и ученым беседам. Эта Энциклопедия состояла из тех же наук, как и Свободные искусства, но к ним присоединилось изучение языков Латинского и Греческого и некоторые понятия об изящном. Это были, так называемые, les belles lettres или Словесные, Беллетристические знания. Из их настоящей родины, Франции, которая в XVII и XVIII столетии простерла свое влияние по всей Европе, они распространились, вместе с этим влиянием, по Англии, Италии, Германии и России и проникли даже в университеты и коллегии. Во многих из них они заменили Свободные науки, в других сии последние остались. В наше время, когда университетское образование упростилось и сделалось доступно всем классам, и когда науки получили самостоятельное значение, знание Словесных наук распалось само собою: части же, его составлявшие, перешли в отделы наук Филологических, философских и исторических. Прежде же выражения: словесник (homo litteratus, um homme lettre), Словесные науки, Словесный Факультет были очень обыкновенны. |
| Пребывание в блестящей и полной жизни еллинской столице, доставлявшее юношам возможность в совершенстве изучить интересовавшие их науки, представляло, однако, величайшую опасность для чистоты их религиозно-нравственных убеждений. Кругом их, на холмах и долинах, высились великолепные храмы языческих богов и величественные изображения последних, которым торжественно воздавалось поклонение и всевозможные почести. Их почтенные учители были язычники, которые употребляли все искусство красноречия, чтобы придать своей религии наилучший и привлекательный вид, облекая древнейшие мифы в философскую – мистическую форму и скрывая всю нелепость и неприглядность их под покровом метафор и аллегорий. И вообще, едва ли где-либо в другом месте было столько друзей и почитателей умиравшего уже тогда язычества, сколько их было в Афинах. Но Григорий и Василий оставались твердыми и недоступными ни для каких соблазнов: ни поэтический блеск, ни философское остроумие не в состоянии были затмить и уничтожить христианских начал, вложенных в них домашним воспитанием. Они знали там только две дороги, – одну, которая вела к священным храмам и тамошним училищам (т. е. в которых обучали христианскому вероучению), и другую, которая вела к наставникам наук внешних; остальные дороги – на праздники, зрелища, народные собрания и пиршества – они предоставляли желающим; сами же строго и неуклонно следовали одному правилу – «называться и действительно быть христианами» 302 . И сами занятия их науками были направлены к одной цели, – чтобы, собрав сокровища земной мудрости, они могли потом повергнуть их к стопам Христовым и употребить во благо св. Церкви 303 . В этом отношении пребывание их в греческой столице сопровождалось блестящими результатами: оба они с одинаковым совершенством изучили все так называемые artes liberales, и уже в то время своими обширными познаниями и добродетельной жизнью достигли такой славы в Элладе и даже за ее пределами, что «всякий, кто слышал и говорил об их учителях, говорил и о них» 304 . |
|
|
