| Из других публикаций я знал, что он давно уже не «беспартийный» верующий, а православный, поэтому начал разговор с того, что напомнил ему о первом его приезде и о том, что он тогда назвал себя беспартийным верующим. Пересказывать интервью не буду – оно есть в интернете. Напомню только историю про псевдоним. Многим она известна, так как Наум Моисеевич рассказывал ее неоднократно, но ее всегда уместно повторить, потому что это очень важный штрих к портрету Коржавина. Вскоре после войны его, тогда студента Литинститута, вызвал заведующий отделом печати горкома партии, сказал, что хочет устроить ему вечер и публикацию стихов в газете, но пусть придумает псевдоним. Настоящая фамилия Наума Моисеевича Мандель. «Я был интернационалистом, Россию любил, но… Легко сказать – возьми псевдоним, – рассказывал Наум Моисеевич. – Где его за час возьмешь? Фамилий-то много. И в коридоре встретил своего приятеля Елизара Мальцева – сибиряка, будущего лауреата Сталинской премии. Рассказал ему, а он и говорит: “Хочешь, подарю тебе настоящую, кряжистую сибирскую фамилию – Коржавин?” Мне понравилось (действительно, кряжисто звучит), и с той поры я публикуюсь под этой фамилией и, можно сказать, живу с ней. Только в 70-е годы в эмиграции я прочитал московский сборник русских фамилий и узнал, что фамилия Коржавин происходит от диалектного слова “коржавый”, означающего… “маленький, плюгавый”». Думаю, не у многих хватило бы самоиронии, чтобы не только оставить себе такой псевдоним, но всем рассказывать, что он означает. А для Коржавина это было естественно. Старый больной человек, он и в 81 год сохранял способность по-детски радоваться и удивляться. А о происходящем в стране и мире рассуждал по-взрослому, трезво и мудро. Причастный человек Тогда, в 2006 году, антиамериканизм еще не стал такой массовой навязчивой идеей, но уже модно было ругать Америку. Известно, что Коржавин в Америке не ассимилировался, жил, по его словам, Россией и ее интересами, но российский антиамериканизм не принимал, представления об Америке как о стране бездуховной называл враньем, говорил, что Америка страна христианская. |
| Любовь и признание у Наума Моисеевича были и в альма-матер – в Литинституте, об этом многие писали в своих воспоминаниях. Более того, все литературные архивы Коржавина переданы в РГАЛИ в Москву, где над ними работают, их изучают. Папа был знаком со многими поэтами и писателями, например с Евгением Евтушенко. Отец не был его фанатом, но не понимал, когда одни и те же люди сначала восхваляли Евтушенко, следуя моде, а потом – поносили, ругали, когда так было принято. Отец терпеть такое не мог. Папа дружил с Булатом Окуджавой, ценил и любил «окуджавский» песенный жанр стихов. Еще среди близких друзей – Валентин Берестов, Владимир Войнович, Борис Балтер, Олег Чухонцев, Бенедикт Сарнов, Лазарь Лазарев, Станислав Рассадин, Александр Чудаков. Люди высоко ценили творчество папы. Была придумана единица поэтического таланта: одна коржавинка, две коржавинки… (Вернее, один мандель, два манделя, ведь Мандель – папина «настоящая» фамилия.) Папа в поэзии никогда не шел на компромисс, да ему и не было в этом никакой нужды, ему не надо было поддаваться никакой моде. – Знакомы ли американцы с творчеством вашего отца? – Некоторые стихи переведены на английский язык. Папу приглашали в Американский дом творчества в Бостоне. Коржавин часто встречался с американским писателем Лурье, который жил под Бостоном и хорошо знал русский язык, писал о России. (Я тоже лично знала писателя.) Творчество папы знают в США в узких литературных кругах, широкой американской аудитории папа, к сожалению, не знаком. Папины стихи еще были переведены на испанский, французский языки, на иврит. Свято-Троицкий храм в Северной Каролине – Наум Коржавин был прихожанином Свято-Троицкого храма в Северной Каролине. Каков был его путь к Богу? Ведь в юности ваш отец был увлечен революцией. – Мой папа был увлечен революцией, как и многие мальчики и юноши того времени. Он говорил: «Теперь вам кажется, что легко открывать истину в трех соснах». Как и многие в советский период, отец вначале был атеистом. Он вырос в еврейской семье, где все были неверующими, кроме дяди. Однажды мой папа, искренний пионер, полностью уверенный в своей правоте, пришел к родному дяде и говорит: «Хм! А ты докажи, что Бог есть!» А тот ему спокойно: «Эма, я не могу тебе доказать. Я ВЕРЮ в Бога». Юный Коржавин призадумался, он не ожидал такого ответа. Став постарше, папа от атеизма постепенно перешел к Православию. Где-то лет в 40 с лишним, перед эмиграцией, он был уже верующим человеком. Он много читал русскую классику, которая в большинстве своем основана на христианских ценностях. Думаю, что это повлияло на его приход к Православию. |
| У Даля – разные значения Копыря кн. Иван Александрович Кашин [см. Каша], 1550 г.; кн. Иван Андреевич Елецкий, конец XVI в.; Копыря Гаврилов Доскин [см. Доска], 1608 г., Нижний Новгород Копыто, Копытов : Яков Копыто, середина XV в., Переяславль; Михаил Копыто, крестьянин, 1495 г., Новгород; кн. Юрий Михайлович Копыто Мезецкий, середина XVI в.; Василий Федорович Копыто Слизнев [см. Слизень], 1495 г.; от него – Копытовы Копьев Петр Никифорович, дьяк царя Ивана, 1562 г. Корабль Степан, крестьянин, вторая половина XV в., Новгород Корандышев Иван и Семен Андреевичи, 1538 г., Тверь; Корандышев Петр, крестьянин, Арзамас [Ср. Карандышев] Корачинский Мирон, помещик, 1626 г., Ржева Владимирова Кореев Иван Яковлевич, убит в 1580 г. под Луками Великими Корела, Корелка – распространено в Новгороде в XV–XVI вв.; кн. Петр Борисович Корелка Ромодановский, 1550 г.; Степан Корелкин, подьячий, 1634 г., Москва Корелка – 1) собака лайка; 2) олонецкий лен Кореленин Петр, крестьянин, 1606 г., Арзамас Коренев Иван Васильевич, 1565 г., Рязань Коренников Григорий Афанасьевич, посадский человек, 1606 г., Тверь Корепан Тимофей Александрович Головкин [см. Головко], 1546 г.; Корепан, крестьянин, 1545 г., Новгород Корепан – неловкий, неуклюжий человек Корех Михайлов, крестьянин, 1572 г., Новгород Корец Корец – железный ковш, мера сыпучих тел Корешок Коржава, Коржавин : Даниил Коржавин, первая поло вина XVI в., Кашин; Коржава, скоморох, 1564 г., Олонец; Михаил Игнатьевич Неврюй [см. Неврюй] Коржавин, 1525 г., Кашин Коржава – ржавчина, ржавое болото Корза, Корзо ( Корзан ): Еремей Корзо, крестьянин, середина XVI в., Новгород; Корзан Григорий, 1624 г., Кострома Корза – 1) перекат на реке, 2) сварливый человек Корзины , крестьяне, 1625 г., Кострома Корзихин Максим, 1610 г. Корин Русин [см. Русин] Борисович, 1565 г.; Корины, помещики, с конца XV в., Новгород Корка , крестьяне, 1545 г., Новгород; Сергей Коркин, крестьянин, 1626 г., Соль Вычегодская Коркода кн. Юрий Иванович Жижемский, вторая половина XV в.; от него – князья Коркодиновы |
| Также в записках Коржавина спрашивали, верит ли он в Бога и как нужно относиться к Ленину. Наум Моисеевич ответил, что в Бога верит, но беспартийный верующий. Ленин, объяснил он, был материалист, я нет, сказать, что я люблю Ленина, значило бы сказать неправду, но вообще вопрос о Боге я считаю умным и нужным, а вопрос о Ленине глупым и ненужным. Примерно через месяц я побывал еще на одном его вечере. Многое там повторилось. Не только те же стихи он читал, но и опять говорил, что сегодня Зимний дворец возвращать некому, что зашли мы в такой тупик, из которого непонятно как выбираться. Правда, на том вечере стихотворение «Памяти Герцена» все же прозвучало – Максим Кривошеев спел под гитару две песни на стихи Коржавина: «Памяти Герцена» и одну лирическую. «Возвращайся, Эмка!» Тот вечер вел Бенедикт Сарнов. Тогда уже писатели разделились на лагеря, и трудно представить другого человека, который в то время мог одновременно дружить с Бенедиктом Сарновым и Владимиром Солоухиным. А Коржавин дружил. Кажется, на втором вечере ему прислали записку с вопросом, как он может дружить с «великорусским шовинистом» Солоухиным. Вы знаете, ответил Наум Моисеевич, я сам в какой-то степени великорусский шовинист, а после смеха и аплодисментов рассказал уже серьезно, что, когда в 1947 году его арестовывали в общежитии Литинститута, все соседи по комнате просто попрощались, а Солоухин подошел, обнял, поцеловал и сказал: «Возвращайся, Эмка!» Такое, сказал Коржавин, не забывается. Надеюсь, что и из этих моих отрывочных воспоминаний понятно, каким независимым, внутренне свободным человеком был Наум Коржавин. Он не желал играть и не играл по партийным правилам, независимо от того, навязывало эти правила государство или коллеги-литераторы. Через 17 лет, в 2006 году, мне посчастливилось лично пообщаться с Наумом Моисеевичем, сделать с ним интервью для «Нескучного сада». Бывает, что в человеке лет 60-70 с большой вероятностью можно предугадать долгожителя. Например, 1 мая этого года исполнилось 90 лет кинорежиссеру Виталию Мельникову. Я брал интервью у Виталия Вячеславовича в 2007 году. Он, тогда 79-летний, был бодр, энергичен, полон творческих планов. Можно было предположить, что этот человек доживет до 90-летнего юбилея. В Науме Коржавине предугадать долгожителя было невозможно. И в 63 года (именно столько ему было в начале 1989-го) он выглядел стариком: обрюзгший, почти слепой. Это не делало его менее обаятельным, не мешало с интересом слушать его, но вряд ли кто-то тогда мог предположить, что он доживет до 92 лет. Уже то, что он дожил до 81 года (столько было ему осенью 2006-го, когда мы встречались), казалось мне чудом. К тому времени он уже совсем не видел, но был так же обаятелен, искренен, горяч, так же живо интересовался всем происходящим в России и мире, по всем вопросам имел свое независимое суждение. |
| ПРИЛОЖЕНИЕ I Реабилитации не подлежат 1. Апраксин В.Н. ., протоиерей. В 1942-04.1944 - настоятель Покровской церкви в Егерской слободе (пос. Мариенбург) близ Гатчины. Арестован 11.04.1944. Приговорен 02.06.1944 к 10 годам лагерей с поражением в правах на 5 с конфискацией поскольку, «осенью 41 года добровольно остался с немцами, в 04.1942 завербован начальником немецкой полиции г. Мариенбурга для сбора сведений о настроении граждан и сообщал об этом немецким властям. Выполняя задания немецкой полиции, призывал к сбору свидетельств для РОА. Вину признал, дал подробные показания (л.183-186). Показания свидетелей: Вишневской л.128, Терешенковой л.113-114, Шестовой л.142-147, Фронтовой л 156-157» . дали основание отменить реабилитацию в 2003 году. 2. Варвара (Вера Коржавина), монахиня. Была секретарем архим. Серафима Проценко и псаломщицей вырицкой церкви. С о. Серафимом была знакома с 1917 года. В 1911 году она разошлась с сестрой по религиозным убеждениям и стала жить и работать в школе. После возвращение из ссылки вернулась в Вырицу и стала окормляться у о. Серафима Проценко. Именно она переводила на немецкий язык и писала доносы под диктовку архм. Серафима. Это подтвердил и сам Проценко . По этим доносам были расстреляны немцами советские патриоты Лапченко и Михаил, которые собирали теплую одежду и продукты для партизан. Это сообщил Проценко один из прихожан. Донос под его диктовку написала Коржавина. Кроме того она донесла о неизвестном партизане, появившимся вблизи Вырицы « Приговорена 28.04.1951 к 10 годам лагерей. Срок наказания отбывала в Тайшете. С конца 1950-х вновь проживала в Вырице. 16.01.1989 она была реабилитирована, и поэтому нам удалось ознакомиться с ее делом. В 2001 реабилитация Коржавиной была отменена. Важно, что в 1955 году из Иркутской обл, видимо измученная ссылками, В. Коржавина писала Ворошилову и в ЦК КПСС с просьбой о помиловании, где просит прощения за свою жизнь и за то, что осталась у немцев... 3. Востоков Н.И, священнослужитель. В 1943 году, «узнав, что жители в деревнях Ухора и Введенская саботируют мероприятия немцев по отправке их в Германию, доложил об этом немецкому командованию. |
| Экземпляры, назначенные к Н. П. Тихомирову 1859 , отправлю завтра. Завтра же дошлю и к Ив. И. Соколову . Кроме того, по экземпляру того и другого сочинения нужно отправить в фундаментальную библиотеку, где их не имеется. Остальные экземпляры пусть полежать до сбора наставников. Филарет Александр. Сергиевский, говорят, перемещается на служение к Москов. Архангельскому Собору. След., в Вифании будет новый ректор. Как Ваши домашние дела? То, что когда-то предполагали, близится к совершению или нет? Письма, адресованные ко мне, всегда вскрываю я лично, и только я. Думаю, что и Вы следуете тому же правилу. Поэтому писать ко мне можно совершенно откровенно. Имена называть нет надобности; а только о самом ходе дела. —472— Кто знает, быть может, и моё участие, если оно в каком-либо отношении занадобится, окажется небесполезным? Не забудьте, когда поедете в Вену, и меня взять с собой. С совершенным почтением глубоко преданный Вам Д. Касицын P.S. Да, для окончания моего сочинения было бы очень полезно, если бы, по окончании экзаменов в следующем году, меня командировали за границу. Но не встретится ли затруднения в субсидии, без чего мне нельзя думать и о командировке. II Многоуважаемый Александр Алексеевич ! В своём письме из Карлсбада, именно в P.S. Вы писали: «Мне говорят, зачем я тороплюсь? – Но что же делать? Как не торопиться». Только в ответ на эти слова, я и указал на срочные дела: магистерские сочинения преподавателя Тамбовской Семинарии Коржавина 1860 Кишинёвской Маргаритова 1861 ... на Обличительное Богословие преподавателя Пензенской Семинарии Успенского 1862 . Это не было какой-либо дипломатией, а простой положительный факт, что экстренного и притом срочного дела, мне надавали очень много. Ведь Вы сами в Учебном Комитете осудите меня, если к 1 февраля не представлю отзыва об Обличительном Богословии Успенского. Теперь с сочинением Коржавина покончено (18 ноября был уже и коллоквиум). Сочинение Маргаритова прочитано и отзыв написан. Обличительное Богословие прочитано, но с ним дела ещё много. Когда просматривал в |
| В свое время статья производила ошеломляющее впечатление на тех, кто мог ее прочесть. Напечатать ее тогда же было немыслимо: не заключая в себе никакой «политики», она выглядела крамольной до крайности. Ведь речь шла о стихотворении, входившем, так сказать, в основной корпус тех произведений Блока, что составили его «вид на жительство» в мире, который был построен на месте разрушенного «до основанья» старого мира с его «священными заветами» и «заветными святынями»; мира, которому, как показала история, и была подана поэтом «Роковая о гибели весть». Стихотворение попало в круг тех произведений, в которых идейные основания «нового» мира, его новая религия санкционировались на самом, что называется, высоком уровне, самой «тонкой» культурой. Культура эта не только освящала «пролетарское» мировоззрение импозантно-«мятежным» пурпурово-серым сиянием — вместе с этой культурой «новый» мир втаскивал в свои пределы и «Луг с цветами и твердь со звездами», придавая себе облик мира подлинного, где все как у людей. Не подвергая сомнению трагическую искренность блоковского стихотворения, Коржавин показал концептуальность, «преднамеренность» той метафизической лжи, в плен которой попал поэт, лжи, неизбежно заключенной в принципе «неразличения духов»; стихотворение и само аттестует себя как антиевангелие (Н.Коржавин приводит проницательное замечание математика Н. Нагорного о том, что «Роковая о гибели весть» — буквальная антитеза «благой вести о спасении»). Заслуживает внимания то, что антиевангельский пафос тут же оказывается и антипушкинским. Автор строк о «проклятье заветов» (ср., кстати, слова Вальсингама Священнику: «Но проклят будь, кто за тобой пойдет»), «попиранье заветных святынь» и «поругании счастия» не мог не знать пушкинских слов о «святыне обоих Заветов», «обруганной» философией XVIII века, и других слов: о том, что «Поэзия… не должна унижаться до того, чтоб силою слова потрясать вечные истины, на которых основаны счастие и величие человеческое». Вообще стихотворение «К Музе» есть настоящая духовная трагедия: ведь для Блока слово не было игрушкой, он сказал то, что на самом деле чувствовал и знал. Надо, видимо, верить и словам «…когда-то мной виденный круг», такие вещи тоже не говорятся «для красоты», тем более великими поэтами: им изредка и в самом деле что-то «показывают» — или дают услышать. «Шум и звон», наполнившие слух пушкинского Пророка, не просто «художественный образ», как и шумы и звоны Ахматовой («Бывает так: какая-то истома…»), — важно, кто показывает и дает услышать. |
| Русская классика основана на христианских ценностях, она повлияла на его приход к Православию – Были ли люди, которые повлияли на приход отца к вере? – Когда я была совсем еще девчонкой, мы с папой вместе ездили к священнику Александру Меню. Я слушала его, разинув рот, и тогда не представляла, кто этот необычный батюшка. Я слушала рассказы людей, которые приезжали к Меню. Мне, девчонке, почему-то особенно запомнился один рассказ, почему-то именно эта история поразила меня. Один верующий молодой человек, который соблюдал всегда пост, пришел в столовую в среду. Он был голоден, так как много работал, уставал, тратил энергию, но все блюда в тот день были мясными. Мужчина с сожалением, что нарушит пост, заказал мясо… Как же герой рассказа был удивлен и обрадован, когда на своей тарелке увидел рыбу, а не мясо! Причем рыба – только у него. Откуда она взялась, никто так и не понял. Человек был счастлив. Наум Коржавин с игуменом Гавриилом и прихожанами Свято-Троицкого храма (Северная Каролина, г. Мебан) – Известно, что ваш отец крестился в зрелом возрасте… – Желание креститься у отца появилось в Америке. Когда я приехала к нему в 1977 году в Бостон, папа уже ходил в храм, но не был крещеным. Он был прихожанином храма Русской Православной Церкви Зарубежом, единственного в том районе. Храм находился не в самом Бостоне, а за городом. Меня папа повел в храм чуть ли не на следующий день после моего прилета. Там были люди первой волны эмиграции из России, они смотрели на меня как на чудо. Одна прихожанка, познакомившись со мной, воскликнула: «Посмотрите! Только что из России, и такая душка!» Меня это потрясло: в советское время разве называли друг друга «душкой»? Такое обращение можно было встретить только в художественной литературе. Да, у папы путь к Богу был долгим. Отмечу, что до крещения, до того, как он стал ходить на Литургии и службы, папа ко всем относился по-христиански, то есть по-доброму, с любовью. Неважно, кто был перед ним: «простой» человек, известный писатель… Люди отвечали ему тем же – его все любили. Даже когда он лежал в больнице в Америке, беспомощный, плохо объясняющийся на английском, его весь медперсонал обожал. Наверное, к нему нельзя было по-другому относиться – я это говорю не потому, что это мой родной отец. Я видела сама, и другие подтвердят: Наум Коржавин располагал к себе всех людей. Меня и папа, и мама научили с уважением относиться к окружающим, независимо от их положения в обществе, образования, профессии. |
| Друзья, соседи тогда друг другу помогали, жизнь была тогда такая – трудная. Где бы мы ни жили – в отдельной или на съемной квартире, несмотря на разные сложности, со всеми соседями были великолепные отношения. Да, люди тогда жили не в роскоши, а порой и в бедности, но любили встречаться, устраивать праздники, вместе радоваться. – Ваш отец был честным, смелым, свободолюбивым человеком и поэтом. А каким он был в семье, в домашней обстановке? – Папа был хорошим отцом, во мне души не чаял. Трудно сказать, как он занимался моим воспитанием из-за своей постоянной занятости. Тем не менее он любил и находил время со мной гулять, водить меня в гости к своим друзьям. Когда мне было 10 лет, родители развелись, но, несмотря на это, мы с папой регулярно встречались, у меня никогда не было чувства, что я ему не нужна. Наоборот, я знала: отец меня любит, и я для него важный человек. Моя мама сделала все для того, чтобы у меня с отцом сохранились хорошие отношения. Более того, родители не стали друг другу врагами после развода. Уже в Америке, когда папа приезжал к нам, мама за ним ухаживала. А еще папа был хорошим дедушкой. Первая внучка Наташенька и мой папа – родственные души: девочка любила читать прозу и стихи, сама писала. Отец считал, что в них есть что-то общее. Младшего внука, Гришеньку, папа тоже, конечно, любил. Для внучки он написал книжечку «Веточкины денечки» – историю о жизни девочки Веточки, у которой появился братик Ветанечка. В главных героях угадываются Наташа и Гриша. Хотя брошюрка была исключительно для домашнего пользования, никогда не издавалась, папины друзья-художники сделали к ней красивые и веселые иллюстрации. Внукам подарок нравился, книжка хранится у нас до сих пор. Наум Коржавин в молодости Наташа и Гриша, повзрослев, сохранили теплые отношения с дедушкой. Будучи студенткой Кембриджского университета, Наташа часто встречалась с дедушкой. Поэту Коржавину Господь дал возможность познакомиться и с правнуком Яшенькой. Моего мужа папа исключительно называл Мишенькой. Коржавин – поэт, творческая личность, Миша – сейчас известный ученый физик, профессор, они дополняли друг друга, потому что в душе лирики и физики – романтики. |
| …Умереть. Забыться И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, Когда покров земного чувства снят? Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет Несчастьям нашим жизнь на столько лет. А то кто снес бы униженья века Когда так просто сводит все концы Удар кинжала! Кто бы согласился, Кряхтя, под ношей жизненной плестись, Когда бы неизвестность после смерти, Боязнь страны, откуда ни один Не возвращался, не склоняла воли Мириться лучше со знакомым злом, Чем бегством к незнакомому стремиться! А вот какое покаянное продолжение этих размышлений о пределах нашей компетентности в суициде мы находим в стихах Наума Коржавина: Давно б я убрался с земли. Да Бога боюсь и петли. Не стану храбриться, юля. Мне очень страшна и петля. Но все не кончается с ней, И Бога боюсь я сильней Нет, лучше пока подожду, Не буду спешить за черту. Ко всем, не нарушившим черт, Господь, говорят, милосерд… Но гедонизму несвойственно задумываться над диалектикой Шекспира, над верой Коржавина. И человек становится заложником тех подмен, которые производят масс-медиа. Подводя итоги, отметим, что в любом случае эвтаназия не является легкой смертью. Уйдет ли человек из жизни в состоянии душевной борьбы, что все же дает ему некую надежду на посмертное оправдание, или умрет в состоянии глубокой депрессии, — такое завершение жизни скорее напоминает катастрофу, нежели виртуальную “легкую смерть”. Почему должны страдать врачи? (непоправимая ошибка) Данный аргумент противников эвтаназии анализирует ситуацию, в которой может оказаться врач после произведения эвтаназии. Как показывают работы философов-экзистенциалистов XX века, бытие обладает своеобразной нравственной непогрешимостью. Как бы человек ни искажал свою природу, ему никогда не удастся увернуться от себя самого. В этом смысле бесполезно перекладывать свою нравственную ответственность на окружающие условия. По крайней мере в некоторые моменты своей жизни человек осознает, что списание какой-либо подлости на “сложившуюся ситуацию” не принесет успокоения. Он не имеет права ссылаться на “обстоятельства”, поскольку в конечном счете решающим было то внутреннее да, без которого не бывает поступка. |
|
|
