| Впрочем, это отношение не сказывается на научном кругозоре автора: он достаточно широко (для европейского ученого) использует русскоязычную литературу не только дореволюционного, но и послереволюционного времени. В заключение Рансмэн подводит итоги своего исследования и намечает некоторые перспективы. Разрушая сложившееся представление о якобы наступившем конце византийской цивилизации в XV в., ученый заканчивает свое исследование 1821 г. Далее, говорит он, наступает время независимого Греческого государства, которое сосредоточило в себе национальный дух народа. История Константинопольского патриархата после греческой революции, развивавшаяся в борьбе великих держав за сферы влияния, не входит в предмет исследования автора. Между тем византийская цивилизация со своим традиционным идеологическим содержанием закончила свое существование только в 1923 г., когда полтора миллионов греков были выселены из Малой Азии, и эти некогда греческие области стали чисто турецкими. Рансимэн намечает подходы к новому взгляду на историю Константинопольского патриархата, но определенно его не высказывает, предоставляя сделать это историкам следующих поколений. Краткий дополнительный список рекомендуемой литературы Архангельский А. Духовное образование и духовная литература в России при Петре Великом. Казань, 1883; Белокуров С. Арсений Суханов. Ч. III. М., 1891–1893; Брестская уния 1596 г. и общественно–политическая борьба на Украине и в Белоруссии в конце XV — начале XVII вв. Ч. I. Брестская уния 1596 г.: Исторические причины. М., 1996; Буланин Д. М. П ереводы и послания Максима Грека. Л., 1984; Воздвиженский П. Священное коронование и венчание на царство русских государей с древнейших времен и до наших дней. СПб.; М., 1896; Голубев С. Т. К иевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. Ч. III. Киев, 1883–1898; Дьяконов М. Власть московских государей: Очерки из истории политических идей Древней Руси до конца XVI века. СПб., 1889; Золотарев В. Α., Козлов И. А. Р оссийский военный флот на Черном море и Восточном Средиземноморье. М., 1989; Иванов А. И. Л итературное наследие Максима Грека. М., 1969; Крыловский А. С. Л ьвовское Ставропигийское братство: Опыт цер–ковно–исторического исследования. Киев, 1904; |
| 16 Письмо 76. A в письме 74 жалуется, что, после разделения Каппадокийской области на два управления, Кесария опустела, редко встречаются в ней люди, занимающиеся науками; что её училища (γυμνασα) закрыты. 20 Но такому разделению, во время Проэресия, наставника Василия и Григория, одному принадлежал Восток, то есть Сирия, другому Аравия, третьему, самому Проэресию, Понт с другими Малоазийскими странами и Египет. Eunapii vita Proæresii, in Vitis Sopbistarum. 1596. p 138. 21 Софисты всюду проповедовали, что с упадком Греческой религии перестанут читать языческих писателей, водворится невежество (Libanius in Apologetico. ed. Rask. Vol. III. p. 437. Когда правительство не внимало их жалобам, они старались всеми силами своего красноречия привлекать к себе юношество; в своих училищах раскрывали ему изящество древних произведений поэзии и философии, давали глубокое нравственное значение самым безнравственным мифам, и проч. 22 По словам Григория, она научала приводить в надлежащие правила язык, сводить историю (для объяснения автора), владеть размерами стиха, давала законы стихотворству. Сл. 43. стр. 78. Слич. Villoison Anecdot. Graec. Т. II. pag. 172–175. 23 Socrat. H.E 4, 26. 6, 17. Об Имерии Fabr. Bibl. Grace. Ed. Harles. T. VI. p. 55–63; o Проэресии p. 137. 26 Письмо Василия 1. Св. Василий пишет: «я оставил Афины, увлекаясь славою твоей философии, и пренебрёг все тамошнее». Далее он упоминает о пребывании Евстафия в Каппадокии и об его путешествии в Персию и в другие отдалённые страны. По свидетельству Евнапия, Евстафий, ученик Философа Ямвлиха, был преемником Едесия в одном из училищ Каппадокийских, сделался известным Констанцию по своему красноречию, и был отправлен Императором ко Двору Персидскому (в 358 г.). Eunup. de vit. Sophist. 1596. p. 48–56. Le beau Hestoire du BasEinpire Ed. Par. S. Martin. T. II. p. 244. 33 Место, избранное Василием, находилось не вдалеке от Неокесарии, но принадлежало к округу епископа города Иворы близ Чёрного моря. Greg. Nyss. vila S. Macrinie. |
| в ней искали одну арабскую книгу Азя-ибу-имах-лукат (Аджаибу-ль-мах-лукат, чудеса природы), «государь тое книги в казнах своих искати велели, но «доискатися ее не могли» 501 . Изложенным начерпываются все те положительныя сведения о библиотеке царя Ивана IV, которые дошли до нашего времени. Мы имеем еще одну опись царского имущества конца XVI и начала XVII века, содержащую опись платья и всякой казны, и в том числе царской библиотеки, времени царей Федора Ивановича, Бориса Годунова и Василия Шуйского. Судя по тому, что в числе книг она указывает «книжку, в четверть, литовскую, письмо польское, св. Кирилла патриарха о вере, страница русского письма, а другая польского», под которою, весьма вероятно, разумеется – «Казанье св. Кирилла патр. Иерусалимского», напечатанное в Вильне в 1596 году, – следует, что настоящая опись составлена не ранее этого года (1596 г.) 502 . В тексте ее упоминается царевна Аксинья – дочь царя Бориса Годунова, вор Растрига, царь Василий (Шуйский); встречается дата 7113 год (стр. 36:37), и в трех местах 7119 года февраль месяц (стр. 43, 46:52). Около этого времени – февраля 1611 га, нужно думать, настоящая опись и появилась. Составлена она довольно тщательно, так как описывает все царское имущество, находившееся не только на «государевом старом дворе» (Бориса Годунова), но и на «Казенном дворе в нижней полате, где сидят дьяки», «из под полаты, что под Благовещеньем под навесом у решетки», «в большом погребе» «в палате, что против царицыны Золотыя палаты», «в задней повалыше», «из полаты, что позадь Благовещения» и др. Сравнивая ее показания с данными «розысков государевой казны у бывшей царицы Μ. П. Шуйской», мы сделаем, кажется, совершенно правильное заключение, что опись эта имеет целью привести в полную известность все оставшееся царское имущество, отдельные предметы коего, подаренные различным частным лицам царем и царицей Шуйскими, отбирались даже у первых; а составлена она уже по избрании на московский престол королевича Владислава (казначей Андронов и др.). |
| К этому времени дело подготовки унии вошло в завершающую стадию, и Загорский лишь примкнул к уже оформившемуся кругу сторонников унии, без чего для него было невозможно поставление на Полоцкую кафедру. В королевской жалованной грамоте Григорию Загорскому прямо говорится о том, что он получает под свое начало Полоцкую епархию при условии перехода в унию: «Звирхность отца святейшого папежа Римского, яко истотного и властного пастыря признати и ему послушенство отдати, которое до того часу патриарсе Константинопольскому послушне признавали и отдавали, и вже от того часу под послушеньством его, яко старшого пастыря костела повшехного вселенского Римского, завжды бытии мает» (56). Подытоживая сказанное, следует признать, что из всех православных архиереев — инициаторов заключения Брестской унии один лишь епископ Владимирский и Брестский Ипатий Поцей действовал в данном направлении, исходя из религиозных мотивов. Очевидно, что именно образованный Поцей играл в деле подготовки унии решающую роль «интеллектуального центра», тогда как энергичный, но малосведущий в вопросах вероучения Терлецкий был скорее лишь организатором самого процесса, направленного на заключение унии. Остальные архиереи в деле устроения унии в целом выказали себя довольно пассивными участниками этого процесса. Причины, по которым они примкнули к числу сторонников унии, как и в случае Терлецкого, лежали вне плоскости собственно религиозных проблем, а были связаны с различными конфликтными ситуациями в церковной среде (прежде всего, между архиереями и влиятельными мирянами или же внутри епископата), которые епископы намеревались разрешить благодаря заключению унии. Это подтверждается и их в целом весьма равнодушным отношением к делу организации церковной жизни на началах унии после Брестского собора 1596 г., в чем проявил активность опять же лишь Ипатий Поцей. Можно также полагать, что именно Поцею принадлежала решающая роль в составлении «32 артикулов» — условий, на которых Киевская митрополия намеревалась перейти в юрисдикцию Римского Папы. |
| На сейме, собравшемся в Варшаве весной 1596 г., К. К., выступая от православных дворян ряда воеводств Речи Посполитой, требовал, чтобы у епископов, отступивших от Православия, были отобраны кафедры и переданы православным. Когда король отказался это сделать, правосл. дворяне - противники унии заявили, что не признают организаторов унии своими епископами и не позволяют им осуществлять свою власть на территории их владений. Антиуниат. деятельность К. К. стала причиной охлаждения к нему кор. Сигизмунда III. Люди из окружения короля безосновательно обвинили тогда киевского воеводу в дестабилизации ситуации на укр. землях, в т. ч. путем поддержки казацкого восстания во главе с Северином Наливайко, бывш. слугой Острожских (брат Северина Дамиан служил правосл. священником в Остроге). В восстании Наливайко (1595-1596) не использовались антиуниат. лозунги, казаки грабили имения шляхты и магнатов, не обращая внимания на вероисповедание владельцев, подверглись опустошению мн. владения Острожских; на сейме в 1597 г. киевский воевода поблагодарил польного гетмана Короны С. Жолкевского за подавление восстания. Во 2-й пол. 1595 г. К. К. предпринял шаги к установлению сотрудничества между православными и протестантами для защиты религиозных свобод в Речи Посполитой. Летом того же года магнат обратился за содействием к главе протестантов в Великом княжестве Литовском Кшиштофу Радзивиллу. С этой целью он послал на совместный синод лютеран, кальвинистов и чешских братьев, проходивший в Торуне в авг. 1595 г., шляхтича К. Лушковского, к-рый привез письмо князя с предложениями политического сотрудничества и религ. сближения. Посланец К. К. выступал от православной шляхты Киевского, Волынского, Русского и Подольского воеводств. К. К. предлагал протестантам совместную поддержку существенных для обеих сторон дел на сеймиках (а значит, и на сеймах) и посылку своих представителей на синоды, организуемые др. стороной. Предложение о сотрудничестве было принято. Большинство протестантов скептически отнеслись к возможности религ. сближения с православными. Только старейшина чешских братьев Теофил Турновский полагал, что слияние с православными возможно на условиях протестант. стороны, к-рая, впрочем, не была единой. Торуньский синод положил начало сотрудничеству между протестантами (гл. обр., кальвинистами и чешскими братьями) и православными в общественной жизни: на сейме, на сеймиках, в судах, особенно в важнейшем шляхетском суде в Литве - Литовском трибунале, к-рый позднее разбирал многочисленные конфликты между православными и униатами в Великом княжестве Литовском. Это сотрудничество координировалось влиятельными магнатами: с протестантской стороны гл. обр. брестско-куявским воеводой А. Лещинским, а потом его сыном Рафалом, воеводой равским, принадлежавшими к чешским братьям, и виленским воеводой, зятем кн. Острожского кальвинистом Кшиштофом Радзивиллом «Перуном» (затем его сыновьями Янушем и Кшиштофом), а с правосл. стороны - К. К. и его сыном Александром. |
| Он нападал на имения епископов и мирян, благоприятствовавших унии, взял Луцк, где злоба казаков обратилась на сторонников и слуг епископа Терлецкого, повернул в Белую Русь, овладел Слуцком, где запасся оружием, взял Могилев, который был тогда сожжен самими жителями, захватил в Пинске ризницу Терлецкого и достал важные пергаментные документы с подписями духовных и светских лиц, соглашавшихся на унию; Наливайко ограбил имения брата епископа Терлецкого, отмщая на нем поездку епископа в Рим. Некоторые православные паны мирволили Наливайку из ненависти к возникавшей унии. Падало подозрение на самого князя Острожского, так как у него в имении жил брат Наливайки и у этого брата, священника Дамиана, оказались лошади, принадлежавшие пану Семашку, ограбленному Наливайком. Сам Острожский в своих письмах к своему зятю Радзивиллу писал: «Говорят, будто я Наливайка высылал... Уж если кому, то мне более всего допекли эти разбойники. Поручаю себя Господу Богу! Надеюсь, что он, спасающий невинных, и меня не забудет». Нет основания полагать, чтобы в самом деле Острожский покровительствовал этому восстанию, тем более, что перед самым появлением Наливайка на волынской земле, Острожский предостерегал панов насчет своевольников, жаловался, что они разоряют его имения, давал советы Речи Посполитой принимать скорее деятельные меры и гасить пожар, прежде чем он успел распространиться. Зимою 1595–1596 г. Наливайко соединился с казацким гетманом Лободою, и восстание начало принимать угрожающие размеры. Король выслал против казаков гетмана Жолкевского. Война с ними упорно продолжалась до конца мая 1596 года: казаки, теснимые польскими войсками, перешли на левый берег Днепра и были осаждены близ Лубен: между ними поднялись раздоры; Наливайко низвергнул с гетманства Лободу, умертвил его, сам сделался гетманом, и был в свою очередь низвергнут, выдан полякам и казнен смертью в Варшаве. Когда, таким образом, поляки занимались укрощением восстания русских, принимавшего отчасти характер борьбы против унии, в Риме посланники от русского духовенства, владимирский и луцкий епископы, были приняты с подобающей честью, удостоились поцеловать папскую ногу и 2 декабря 1595 г. |
| Закрыть Иезуиты в Беларуси накануне церковной унии 1596 года 07.10.2022 622 Время на чтение 6 минут Источник: Вместе с Россией Бесспорно, что мысль о церковной унии была навязчивой идеей польско-литовских католиков. Но, бесспорно, и то, что это зло не приобрело бы такого ужасающего характера, если бы не яростная антиправославная и антирусская деятельность иезуитов. В 1565 году иезуиты проникли в Польшу, а в 1569 году уже появились в Вильно. «Иезуитство, – по замечанию Михаила Кояловича, – составляет самое логическое, неизбежное развитие латинской системы веры» c. 222]. И с этим заключением белорусского историка следует согласиться. Ибо латинский принцип наделяет своего верховного владыку – Римского Папу – духовной и светской властью, что абсолютно несовместимо с духом христианского вероучения. «Отсюда правило, выработанное латинством, что цель оправдывает средства, что для святого дела все позволительно. Отсюда же вышло и иезуитство» c. 222]. Орден иезуитов, специально созданный для противодействия государственному и национальному развитию европейских народов, играл самую отрицательную роль в любых странах. Даже в Польше против иезуитов поднялось грозное волнение. «Сеймы оглашались криками против них. Имя «народной язвы» сделалось обыкновенным названием иезуитов и лучшие люди того времени серьезно советовали польскому правительству выгнать их из литовско-польского государства» c. 98]. Когда во Франции в 1764 году орден иезуитов был запрещен, то в качестве причины приводилось указание, что «существование такой корпорации не может быть терпимо в благоустроенном государстве» c. 350]. Еще менее терпимым, а точнее, просто нетерпимым было существование иезуитов в Беларуси. Если на Западе, в какой-то степени в Польше, иезуиты, заменив собой духовно-рыцарские ордена, хотя и препятствовали социальному и духовному развитию общества, но не затрагивали сущности Западной цивилизации, выражавшейся в грабительской политике «крестовых походов», «натиска на Восток», то в Великом княжестве Литовском иезуиты в еще большей степени способствовали столкновению двух различных цивилизаций – Русско-православной и Западно-латинской. На территории Беларуси иезуиты действовали не столько хитростью и коварством, сколько прямым насилием. «Где было русское братское училище, там редко когда ученики возвращались из училища домой с неповрежденными лицами. На них нападали и били иезуитские школьники, которые не давали житья и никакому иноверцу, так что иноверцы даже объезжали обыкновенно на далекое расстояние иезуитские школы» c. 267]. |
| Аллегория грамматики. Гравюра. «Грамматика словенска». Лаврентий Зизаний (Тустановский). Вильна, 1596 (РГБ) Аллегория грамматики. Гравюра. «Грамматика словенска». Лаврентий Зизаний (Тустановский). Вильна, 1596 (РГБ) Судьба Б. ш. на западнорус. землях была различна. На протяжении всего времени своего существования важнейшим центром духовного просвещения оставалась киевская школа, оказавшаяся в сер. XVII в. в составе России. Однако большинство Б. ш. потеряли свое значение, упадок братского просвещения начался в сер. XVII в., в кон. XVII - нач. XVIII в. мн. братства под давлением католиков и униатов закрылись или приняли унию. До кон. XVIII - нач. XIX в. продолжали существование братства в Бресте, Бельске, Вильно, Минске, Заблудове, Пинске, Слуцке, Мозыре и др. городах и местечках, но школы при братствах, по-видимому, закрылись или преподавание в них было низведено на уровень начального обучения грамоте. Организация учебного процесса В Б. ш. давалось начальное и среднее образование, причем светское. Первые Б. ш. назывались греко-славянскими (за исключением виленской и могилёвской), большое внимание уделялось церковнослав. языку, греч. язык учили не везде, наилучшим образом его преподавали во львовской школе. Очень скоро в программу большинства Б. ш. было введено преподавание латыни, к-рая являлась в Речи Посполитой языком судебного делопроизводства, образования и науки, а также польск. языка и «простой мовы» (лит. западнорус. язык). Б. ш. были устроены по образцу протестант. гимназий и иезуитских коллегий. В школах преподавались предметы, составлявшие тривиум (trivium) - грамматика, риторика и диалектика - и квадривиум (quadrivium) - арифметика, геометрия, музыка и астрономия. Курсы философии читались в наиболее крупных школах, медицина и богословие преподавались только в киевском уч-ще. Урок в школе. Гравюра из «Букваря славенскими, греческими, римскими писмены» Ф. П. Поликарпова-Орлова. М., 1701 (РГБ) Урок в школе. Гравюра из «Букваря славенскими, греческими, римскими писмены» Ф. П. Поликарпова-Орлова. М., 1701 (РГБ) |
| Изучение истории унии, униатской Церкви и в связи с этим истории православия в Речи Посполитой в 1-й половине XVII в. велось и за пределами России. Созданные униатскими и католическими историками труды ценны прежде всего собранными в них источниками . Практически одновременно с книгой митрополита Макария создавались обширный систематический труд Ю. Пелеша и очерк Е. Бартошевича, в которых с позиций униатской Церкви отражена религиозно-политическая борьба в 1596–1648 гг. Каковы главные темы труда митрополита Макария? Во-первых, борьба православного и униатского лагерей, выражавшаяся и в прямых столкновениях, и в политических конфликтах, и в литературной полемике. Во-вторых, внутреннее состояние и эволюция православной Церкви. В-третьих, история униатской Церкви по мере того, как она приобретала все более устойчивые организационные формы. Преимущественное освещение получили, конечно, те проблемы, изучение которых могло опираться на достаточно солидную базу источников. Начиная изложение темой борьбы православной Церкви с унией, митрополит Макарий показал, что сопротивление православных унии не только не ослабевало, но скорее возрастало с каждым годом, несмотря на прямую поддержку государственной власти и переход на сторону унии части духовенства, шляхты и горожан. Митрополиту Макарию удалось показать главное: заключение унии с Римом в 1595–1596 гг. вместо ожидаемого сторонниками унии преодоления кризиса и наведения порядка в Церкви, укрепления ее авторитета и влияния в обществе лишь усугубило кризисные явления в Киевской митрополии. Из собранного и изученного высокопреосвященным автором материала видно, что значительная часть духовенства, шляхты, горожан решительно воспротивилась унии. С другой стороны, и у униатской Церкви было много сторонников в украинско-белорусском обществе, немало было и таких, кто колебался в выборе между унией и православием. Расколотым оказалось и дворянство, и население городов, и духовенство. Благодаря собранным митрополитом Макарием данным достаточно ясно видно, что ситуация по-разному складывалась в разных регионах. На белорусско-литовских территориях и западной части Украины почва для унии оказалась более благоприятной, чем в Центральной и Восточной Украине. |
| Необходимо также подчеркнуть, что книга написана с принципиально внеконфессиональных, вненациональных и свободных от какой бы то ни было идеологии позиций. Генезис Брестской унии 1596 г. в историографии Споры о Брестской церковной унии, ее предыстории, ближайших и отдаленных последствиях, исторической роли в судьбе Украины и Белоруссии, ее месте и значении в истории европейского христианства продолжаются уже 400 лет. Понятно, что они не будут свободны от пристрастности до тех пор, пока существуют христианские церкви и национальные историографические школы 3 . Но никак нельзя сказать, что эти споры все четыреста лет остаются бесплодными. Они действительно помогают родиться истине, хотя не менее часто этому препятствуют. И наше понимание того, что произошло в 1595–1596 гг. и какие происшедшее имело причины и последствия, несомненно, углубляется. При этом, правда, историческое сознание, формируемое не столько научными знаниям, сколько национальными и конфессиональными пристрастиями, остается вовсе не адекватным научным представлениям об истоках и истории греко-католической церкви. И сама научная историография проблемы остается очень тесно переплетенной с традициями вненаучного исторического сознания. Тем не менее сегодня мы уже можем сказать, насколько и в чем именно наши научные знания обогатились и уточнились в результате многолетней работы историков. Как складывались и каковы сложившиеся к сегодняшнему дню в научной историографии 4 представления о генезисе Брестской унии? Генезис Брестской унии в отечественной историографии до конца XIX в. Историография Брестской унии родилась вместе с греко-католической церковью, ибо уже в конце XVI – начале XVII в. в полемических сочинениях и сторонников, и противников унии 5 стали формироваться две соперничающие концепции свершившегося события. Одна из них видела в унии измену истинной вере и жестокий удар по украинско-белорусской церкви, другая – возвращение к естественному состоянию единства христианских церквей и благое для «Руси» дело. Одни объясняли «измену» православных епископов и их сторонников корыстью, другие приписывали им бескорыстное служение идеалу единой церкви. Полемика продолжалась на протяжении всего XVII в., постепенно затихая во второй половине XVII в. в условиях, когда позиции православия в Речи Посполитой оказались очень ослабленными. Сведения о Брестской унии, иногда весьма подробные, как, например, в «Церковных анналах» Барония 6 , появлялись и в западноевропейской историографии. |
|
|
