| Но первое постановление не было, строго говоря, ограничительным для монастырей законом, так как касалось собственно формального контроля при совершении купчих на служилые земли 52 . Поэтому и после 1551 года монастыри имели возможность приобретать вотчинные земли без ведома государя, записывая их только в Поместной избе 53 , а черные земли на северном побережье принимать в свое «владение» de facto без всяких стеснений (чрез частные сделки). Кириллов монастырь поэтому и после 1551 года нисколько не сократил числа своих вотчинных приобретений, участив в тоже время покупки черных земель, бывших под дворами и промысловыми предприятиями. Преемники иг. Афанасия – Симеон, Матфей, Варлаам и Вассиан в 14 лет заключили до 19 крепостей преимущественно на вотчины в Белозерском и Романовском уездах, истратив на покупку свыше 2250 рублей московских. Игумен же Кирилл в 6 с половиною лет расширил монастырские земли не менее, как на 55 участков, из которых одни находились в Белозорском, Московском, Углицком, Дмитровском и Пошехонском уездах, другие же (до 25) были в Поморье, в Каргопольском уезде и состояли из поддворных черных земель, с приспособлениями для добывания соли. Одних сел при игумене Кирилле, было приобретено до 12, а деревень – до 179-ти. – Второе постановление 9 октября 1572 года воспретило давать «вотчины» «в большие монастыри, где вотчины много». Но под вотчинами и здесь разумелись не земли вообще (как понимают иногда исследователи), а только «вотчины» служилые. Таких земель после указа 1572 года в Кириллов монастырь поступало уже немного от частных лиц; одно же вотчинное село Чиркино данное в 1581–82 году Шереметевым, вскоре было отписано на царя. Вместо вотчин усилилась разработка соляных и других промыслов в северном Поморье, поставленных на черной земле, на которую не распространялся ни указ 1572 года, ни следовавший за ним указ 1580 года, воспрещавший монастырям присоединять вотчины покупкою и принятием под залог. К развитию соляного промысла и торговля и клонились в большинстве случаев приобретения Кириллова монастыря с 1572 года по конец рассматриваемого периода 54 . |
| Девять лет первосвятительского служения митрополита А нтония совпали со следующими событиями. Летом 1572 г. Иоанн Грозный составил свою первую духовную грамоту. В начале Духовной грамоты царя Иоанна Грозного в 1572 г. говорится: «По благословению отца нашего Антония, митрополита всея России, се аз, многогрешный и худый раб Божий Иоанн, пищу сие исповедание». В конце грамоты: «А ныне приказываю свою душу, сына своего Федора отцу своему, богомольцу Антонию, митрополиту всея России, да тебе, сыну своему Ивану» 701 . В ней царь также писал: «А что есми учинил опришнину, и то на воле детей моих, Ивана и Феодора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им готов». В это время в Русской Земле была отменена опричнина. Последним месяцем опричнины, по мнению большинства исследователей, был август 1572 г. Наиболее государственно думающие представители Церкви не могли не видеть многих негативных сторон правления Грозного. В глазах современников итоги затянувшейся войны были пугающими. Государство было ввергнуто в нарастающий экономический кризис, была нарушена нормальная жизнь, и продолжавшаяся война усугубляла и без того плачевное состояние страны. К этому времени русская армия завладела большей частью Ливонии. Но новый Польский король С. Баторий (1576–1586), реорганизовав армию, повел активные военные действия и в 1576 возвратил Полоцк, а затем военные действия были перенесены на территорию России. Экономический кризис в стране побудил искать путей выхода из него. 9 октября 1572 г. царская дума совместно с освященным Собором приняли постановление о вотчинах, в том числе и монастырских. Отныне запрещалось давать земельные вклады в крупные монастыри, «где вотчин много». В случае нарушения постановления земля возвращалась и отдавалась ближайшим родичам, «чтобы в службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила». Небольшим монастырям вотчину можно было пожаловать, но только с разрешения царя. При положительном царском решении такой вклад фиксировался в Поместной избе 702 . Вскоре произошло новое чрезвычайное событие. Осенью 1575 г. царь отрекается от престола и передает Московский трон Касимовскому царевичу Симеону Бекбулатовичу (в монашестве Стефан; † 5 янв. 1616), а себе берет «удел». Характерна особенность этого времени в поведении царя, отмеченная летописцем: «И к образом припущал прикладыватьца наперед себя Семиона и к митрополиту благословлятися также наперед» 703 . Впрочем, отсутствие присяги ему делало власть царевича иллюзорной. |
| Вероятно после св. Филиппа, при выборе кандидатов на митрополичью кафедру, Иван Васильевич руководился специально тем соображением, чтобы не пускать на этот пост людей родовитых, которые могли бы смотреть на его политику под углом зрения старых аристократических традиций. Так или иначе, но три следовавшие один за другим митрополита конца царствования Грозного уже наложили печать на уста свои и предоставили царю «творить елика хощет». Через два дня по низвержении Филиппа, 11-го ноября 1568 г. был поставлен на его место Троицкий архимандрит Кирилл. Кирилл IV (1568–1572 гг.) При нем ужасы опричнины достигли страшных размеров почти междоусобной войны: разорялись и опустошались по подозрению в измене целые города. Особенно пострадал в 1570 году Новгород, где подвергся специальному поруганию известный нам архиепископ Пимен. Сбылось пророчество св. Филиппа. Митр. Кирилл скончался 8-го февраля 1572 г. Пред собором явившихся для поставления нового митрополита епископов, царь держал лицемерно-смиренную речь, прося дать ему прощение и разрешение на четвертый брак. Эту щекотливую задачу собор не нашел возможным решить иначе, как только в положительном смысле и успокоил свою совесть лишь наложением на царя трехлетней епитимии. Из случайных летописных заметок узнаем, что Иван Васильевич действительно начал исполнять епитимию, но потом нарушил ее и, уже не обременяя совести церковных иерархов, развелся с четвертой женой, женился на пятой, затем на шестой и седьмой, как бы радуясь тому, что, раз переступив запретную черту, он, наконец, эмансипировался от стеснительных уз канонической совестливости... Вероятно, сообразуясь с обстоятельствами времени, на митрополию после Кирилла избран был в мае 1572 г. кандидат тишайший и смиреннейший, каковым оказался полоцкий архиепископ Антоний. Антоний (1572–1581 гг.) При нем по приказу царя собирались два собора (в 1573 и 1580 гг.), на которых, согласно с желанием светской власти, были решительно ограничены имущественно владельческие права церкви. Не заявив себя ничем другим, митр. Антоний скончался в начале 1581 г. В феврале этого года митрополитом поставлен был Хутынский архимандрит Дионисий. Дионисий (1581–1587 гг.) |
| Если такое предание действительно существовало и имело под собой историческое основание, то умолчание о Леониде в более ранней Краткой редакции заслуживает внимания. Архиепископ Леонид прибыл в Новгород в декабре 1571 г.: ему привелось быть в Новгороде после опричного разгрома, во время возвращенной милости царя Ивана Васильевича, посещений Новгорода царем, пиров у владыки, посещений Москвы архиепископом Новгородским. По замечанию П. И. Тихомирова, деятельность архиепископа была «одностороння и, кажется, была направлена к тому, чтобы угодить царю» . Э. А. Гордиенко называет время правления Леонида «фантасмагоричным», а самого Леонида «загадочным» и «неоднозначным» . Это время отражено в Новгородской второй летописи, но подробно задокументирован только один год – 1572. Записи, вероятно, были сделаны приближенным к архиепископу Леониду человеком . За этот год Леонид не менее двух раз ездил из Новгорода в Москву, но посещение Торжка в летописи не отражается. Известно внимание Леонида к почитанию местных святых: отправка священников для записи чудес Иакова Боровичского состоялась уже 1 февраля 1572 г., 24 июня произошло исцеление у мощей еп. Никиты, 3 июля архиепископ посетил монастырь Саввы Вишерского, мощи праведной девы Гликерии были обретены 14 июля, а 11 августа 1572 г. у них произошло исцеление. «Дни обретения мощей и прославления Гликерии совпали с пребыванием в городе царя , в эти месяцы часто совершались по городу крестные ходы во главе с архиепископом, в Новгород из Москвы были возвращены многие чтимые иконы, на Софийскую звонницу подняты новые колокола» . Летопись дает и любопытную речевую характеристику архиепископа, особенно в его общении с новгородским духовенством. После 1572 г. подробные записи обрываются. Леонид возвращается в Москву и попадает в опалу в 1575 г., кончина датируется 20 октября . В разных источниках по-разному описывается его мучение и смерть. Это время вступления на престол другого важного в истории Ефрема Новоторжского исторического лица – Симеона Бекбулатовича . |
| 6 августа гонцы с известием о победе при Молодях прибыли в Новгород, и в новгородских храмах начались благодарственные молебны. Честь победы приписывали не только храбрости и мужеству русской рати, но и чудесному заступничеству черниговских чудотворцев — казненного татарами в XIII веке князя-мученика Михаила Черниговского и разделившего его участь боярина Феодора. «Толикое отступников многочисленное воинство, — писал, обращаясь к чудотворцам царь, — и злокозненное их ухищрение вашими святыми молитвами ни во что же положено». Тогда же царь решил перенести останки святых из Чернигова в Москву. В Чернигов от имени царя и собора духовенства во главе с митрополитом Антонием было отправлено послание, в котором святых просили «не яко властельски и заповедающе, но яко рабски и припадающе» согласиться на перенос их останков в столицу. Доставленные в Москву мощи нашли свое пристанище в храме, поставленном над Тайницкими воротами Кремля. В тропаре, написанном царем «на перенесение честных мощей», Иван выражал надежду, что заступничество черниговских чудотворцев избавит Русскую землю «от варварского нахождения и междоусобных брани». Ожидания эти не сбылись, но в конце 1572 года могло казаться, что они исполнятся. Наиболее опасный враг был разбит, и, вернувшись в Москву к концу августа 1572 года, царь отменил опричнину. К сожалению, об этом очень важном событии в биографии царя Ивана и в истории России мы знаем совершенно недостаточно. Собиравший сведения о царствовании Ивана IV в конце XVI века ученый англичанин Джильс Флетчер отметил только, что опричнина просуществовала семь лет, то есть ее существование прекратилось в 1572 году. Гораздо более конкретно сообщение современника, служившего в опричнине Генриха Штадена. По его словам, после победы над татарами царь не только отменил опричнину, но и запретил даже упоминать о ней; нарушившего же запрет приказано было, обнажив до пояса, бить кнутом на торгу. Еще одно свидетельство, обнаруженное сравнительно недавно, принадлежит чернобыльскому старосте Филону Кмите. Правитель крепости, расположенной на границе с Россией, он регулярно сообщал литовскому гетману Миколаю Радзивиллу о том, что происходит в этом государстве. 3 ноября 1572 года он доносил, что «князь великий з землею своею умирил и опричнину зламал». |
| Очевидно, что в скорейшем предании Кирилла Лукариса анафеме Кирилл Контарис был заинтересован лично как главный враг Лукариса, сделавший все для его смерти от рук янычар и своего восхождения на престол. Уже в дек. 1638 г. Кирилл Контарис подписал документ о верности папе Римскому Урбану VIII, чем вызвал гнев султана и синода, а в июне 1639 г. он был низложен и сам объявлен еретиком. Решение Собора 1638 г. из-за сомнительности возглавлявшего его патриарха, по всей видимости, не имело большого авторитета, однако позднее нашло отражение в деяниях прошедшего под председательством патриарха Досифея Нотары Иерусалимского Собора 1672 г.: текст решения Собора 1638 г. вошел в состав деяний Иерусалимского Собора, к-рый осудил «Исповедание веры» и вместе с тем постановил, что Кирилл Лукарис, по-видимому, не является автором «Исповедания», сняв с него обвинения в кальвинизме, поскольку не было свидетельств в пользу того, что он публично придерживался кальвинист. учения, и неизвестно др. сочинений, в к-рых он бы защищал протестант. взгляды. Кроме того, Собор представил ряд цитат из ранних проповедей Кирилла, доказывающих его православность и, т. о., подложность «Исповедания». В 5-й гл. актов Собора сообщается также, что Кирилл Лукарис свидетельствовал под клятвой, что он не автор «Исповедания» и учит противоположному. Тем не менее из актов Иерусалимского Собора видно, что Собор не имел своей целью полностью оправдать и защитить Кирилла Лукариса, в тайном протестантизме к-рого всегда был уверен патриарх Досифей, но скорее руководствовался желанием освободить от еретического клейма Патриарший трон (подробнее см.: Бернацкий М. М. Канонизация патриарха Кирилла I Лукариса и Иерусалимский Собор 1672 г.//БТ. 2013. Вып. 45. С. 325-330). Так, Кирилл Лукарис порицается за то, что хранил молчание после публикации «Исповедания», несмотря на те волнения, к-рые оно произвело в Церкви, и многочисленные просьбы дать письменное опровержение. Поэтому он не свободен от обвинений в церковном обмане и предательстве, и Собор не порицает решение К. С. 1638 г., анафематствовавшего лично Кирилла, а не только его «Исповедание». Собор 1642-1643 гг. |
| Хотя в XVI–XVII вв. чудеса Николая Чудотворца и другие, рассказывающие о нём произведения, многократно переписывались, существовала необходимость увеличить количество доступных для чтения текстов. Видимо, именно поэтому цикл Николая Мирликийского стал первым среди печатных изданий подобного рода, подготовленных на Московском печатном дворе в XVII в. Издание «Служб и жития Николая Мирликийского» положило начало новому направлению в деятельности Московского печатного двора – публикации учительных книг 1102 . Помимо Пролога, Маргарита, Поучений Ефрема Сирина изданы «Службы и житие Сергия и Никона Радонежских» (1646), «Службы и житие Саввы Сторожевского» (около 1646) 1103 . В конце столетия опубликованы «Службы и житие св. Иоанна Воина» (1695:1700). «Службы и житие Николая Мирликийского» в течение XVII в. Московским печатным двором были изданы восемь раз: в 1640, 1641, 1643, 1662, 1679, 1688, 1694 и в 1699 гг 1104 . Между первыми тремя изданиями, появившимися почти подряд, через небольшие промежутки времени, и пятью следующими публикациями, прошло около девятнадцати лет. Такой длительный перерыв можно объяснить удовлетворением имевшихся потребностей: тираж третьего издания составил 2.400 экземпляров. Однако по описи Московского печатного двора 1649 г. печатных «Служб и жития Николая Мирликийского» в наличии нет (см. ниже). Возможно, отсутствие житийных изданий в этот период было обусловлено общей исторической ситуацией, приходившейся на времена патриаршества Иосифа и Никона, с вытекающими отсюда особенностями деятельности Московского печатного двора. Несколько изданий «Служб и жития Николая Мирликийского» было осуществлено в Киеве 1105 . Первое из них появилось в 1680 г., остальные – уже в XVIII в. (1700, 1738, 1754 гг. и др.) 1106 . В ряде работ, посвящённых книгам кирилловской печати, упоминается киевское издание 1638 г., которое должно было бы предшествовать московским изданиям. Это «Акафист, житие и служба св. Николаю Чудотворцу», in-4°, как описывает его И.П. Каратаев со ссылкой на В.С. Сопикова и И.П. Сахарова 1107 . И.П. Сахаров, помимо прочих изданий «Служб и жития Николая Мирликийского» 1108 , действительно указывает под номером 361 киевское печатное издание 1638 г., в 4°, также ссылаясь на Сопикова и называя местонахождением книги библиотеку Погодина. Он именует это издание «Акафист св. Николаю», замечая, что в нём соединены житие и службы святителю Николаю Чудотворцу 1109 . Это издание включено и в «Очерк славяно-русской библиографии» В.М. Ундольского, с аналогичными ссылками на Сопикова, Сахарова и Погодина 1110 . Однако наличие издания 1638 г. не подтверждается. Вероятно, ошибочно вместо 1738 г., когда действительно в Киеве были изданы «Акафист и житие Николая Чудотворца», был указан 1638 г. |
| От г. Крыловского переходим к профессору Титову. Профессор Титов, на основании бывших у него под руками описей церковно-славянских книг, указывает на два неизвестных библиографам издания Анфологиона, якобы вышедших из братской типографии: Анфологионы 1637 и 1691 г.г. Сначала об Анфологионе 1637 года. Что в означенном году издания этой книги не было, это явствует: Во-1-х, из того, что до 1638 года включительно известны два братския издания Анфологиона – 1632 и 1638 г.г., причем издание 1638 года – уж мы видели – именуется вторым; следовательно, для издания означенной книги в 1637 году места не имеется. Положим, профессор Титов просит не смущаться указанием издателей, что известная книга выходит вторым, третьим и т. д. изданиями и не доверять таким указаниям; но мы совету почтенного профессора не следуем, а почему – об этом ниже). Во 2-х, из протоколов Львовского братства. Из этих протоколов узнаем , что упомянутое братское постановление от 4 сентября 1636 года относительно нового издания Анфологиона довольно долгое время не могло быть приведено в исполнение вследствие несогласия Слёзки, в то время замышлявшего о заведении собственной (церковно-славянской) типографы, на условия, предлагаемые братством. На братском собрании, бывшем 21 апреля 1637 года, все еще велись речи о необходимости издания Трефолоев („абы друкарня не ваковала”) и уклончивости Слёзки, не смотря на данное обещание, принять на себя эту работу (см. наше исследование: „Киев. Митрополит Петр Могила “, т. II, приложение, стр. 160 и след.; срав, Архив Юго-Зап. Рос. Т. XI: протоколы Львовского братства, стр. 129–130). Отношения между братчиками и М. Слёзкой все более и более обострялись. „Друкарем” Анфологиона, вышедшего в 1638 году из братской типографии, был Иоанн Кунототч им же напечатан был в братской типографии и Октоих 1639 г.). В-3-х, из того простого соображения, что такая большая книга, как Анфологион, не могла быть издаваема подряд два года (ибо недопустимо предположение, чтобы она мгновенно была распродана). |
| Основой для ее формирования послужили направления старых дорог, одна из которых пролегала с севера на юг, вдоль линии водораздела, а вторая, перпендикулярная ей,- на запад, в сторону Лыбеди и Василькова. Кварталы неправильных очертаний с отдельными усадьбами ограждали заборы. Расположенные на участках небольшие одноэтажные домики стояли преимущественно по красным линиям улиц и переулков, а тылы усадеб занимали сады и огороды. Аналогичным образом было застроено поселение с северной стороны местечка, обозначенное мон. Афанасием Кальнофойским как «погост Спасский». В его центре находились руины ц. Спаса на Берестове, восстановленной митр. Петром (Могилой): к наиболее сохранившейся части храма - нартексу - с использованием плинфы от разборки руин были пристроены 3 апсиды с востока и деревянный притвор с запада; устроены 3 купола. Церкви в Печерском местечке, расположенном вдоль основной планировочной оси на бровке днепровской возвышенности, являлись композиционными доминантами. Самая древняя из церквей - во имя прп. Феодосия - была в 1638 г. деревянной 3-срубной и вместе с колокольней занимала огороженное подворье. Недалеко от нее находился также деревянный 3-срубный Воскресенский храм (время основания неизв.). Незастроенное пространство между этими храмами использовалось для торгов. Успенский собор во 2-й четв. XVII в. Фрагмент гравюры с панорамой Верхней лавры из кн. мон. Афанасия Кальнофойского «Тератургима». К., 1638 Успенский собор во 2-й четв. XVII в. Фрагмент гравюры с панорамой Верхней лавры из кн. мон. Афанасия Кальнофойского «Тератургима». К., 1638 Со стороны Печерского местечка к юго-зап. углу монастырской ограды примыкала огражденная территория, отмеченная в «Тератургиме» как гостиный дом для монашеской братии и богомольцев; на плане изображен небольшой одноэтажный деревянный дом. Напротив св. ворот Печерского мон-ря был вход в жен. Вознесенский мон-рь. В 1638 г. его окружала ограда из бревен или брусьев, положенных горизонтально. Все монастырские постройки - церковь с колокольней, кельи - были деревянными. |
| Характерная для этих лет нестабильность нашла свое выражение и в быстрых переменах в семейной жизни царя. Вступив в апреле 1572 года в брак с Анной Колтовской, Иван IV, не прожив с ней и двух лет, отправил ее в монастырь и в начале 1575 года взял себе другую жену — Анну Васильчикову, происходившую из семьи каширских детей боярских. Все эти перемены отражались на судьбах новых царских родственников. За внезапным возвышением по милости царя и получением высоких чинов следовали столь же внезапные опалы и казни. Примером может служить судьба таких царских родственников, как Собакины, принадлежавшие к младшей отрасли тверского боярского рода. Когда царь в октябре 1571 года отпраздновал свой брак с Марфой, отец жены, Василий Степанович Собакин, был пожалован боярским саном, дядя, Василий Меньшой, стал окольничим, двоюродный брат царицы, Каллист, — царским кравчим, другой сын Василия Меньшого, Семен, — царским стольником. Однако не прошло и двух лет, как Каллист и Семен Собакины были обвинены в том, что «хотели чародейством извести» царя и его детей, и были казнены вместе со своим отцом. Позднее сходная судьба постигла и родственников царицы Анны Колтовской. Осложнились отношения царя и с ближайшими к нему духовными лицами. Круг этих лиц для последних лет опричнины вырисовывается достаточно определенно. Среди них первое место занимал Феодосий Вятка, бывший архимандрит Андроникова монастыря, оказавший важные услуги царю в деле митрополита Филиппа и ставший после этого настоятелем первой русской обители — Троице-Сергиева монастыря. Вместе с царем Феодосий Вятка находился в Новгороде тревожным летом 1572 года. Исследователи давно указывали на особо тесные связи, существовавшие между такой важной подмосковной обителью, как Симонов монастырь, и опричным режимом. В 1569 году монастырь был взят в опричнину «со всею вотчиною». «Человеком» царя был и настоятель обители Иов. Именно по желанию царя молодого монаха сначала поставили архимандритом Успенского монастыря в Старице, а затем перевели оттуда в Симонов монастырь. Настоятеля ждала в будущем блестящая церковная карьера — в 1589 году он стал первым русским патриархом, но начало карьеры было положено в последние годы опричнины. Иов сопровождал царя в его поездках в Новгород в декабре 1571 и в мае 1572 года. Старые связи царя с братией Чудова монастыря сохранялись и после смерти пользовавшегося симпатией Ивана IV архимандрита Левкия. Именно его преемника, архимандрита Леонида, царь возвел на одну из важнейших кафедр московской митрополии, сделав архиепископом Новгородским после низложения Пимена. Новый настоятель обители Евфимий также оказался в окружении царя. |
|
|
