| И стал свет ( Быт.1:3 ), действительно возник прежде солнца; астрофизики говорят, что этот первозданный свет во вселенной сохранился и до наших дней в форме открытого в 1965 году реликтового, т. е. остаточного излучения, пронизывающего всю вселенную. Физик-изобретатель Томас Эдисон, тот самый, который изобрел электрическую лампочку, в беседе с одним корреспондентом на вопрос о целесообразности в мире атомов дал такой ответ: «Неужели вы думаете, что это совершается без всякого смысла? Атомы в гармоническом и полезном соединении принимают красивые и интересные очертания и цвета. В болезни, смерти, разложении несогласие составных атомов немедленно дает себя чувствовать дурными запахами; соединенные в известных формах атомы образуют животных низших разрядов. Наконец, они соединяются в человеке, представляющем собою полную гармонию атомов». – «Но где же первоначальный источник этой осмысленности?» – «В какой-то силе превыше нас самих». – «Итак, вы верите в Создателя, в Бога?» – «Конечно. Существование Бога может быть доказано даже химическим путем!» Богом создана вселенная из ничего, ибо не было вечной материи. Материя существует в устойчивых и неустойчивых формах. Неустойчивой формой материи является, например, электричество. Процесс распада атомов, т. е. разложение материи, сводится к переводу внутриатомной энергии из состояния устойчивого равновесия в неустойчивое, называемое электричеством, светом и т. д. Материя, таким образом, постоянно превращается в энергию (конечное тяготеет к первичному) – да будет свет ( Быт.1:3 ). Ряд известных в прошлом научных гипотез, утративших свое значение к нашему времени, материалисты по-прежнему продолжают считать ценными и прогрессивными, поскольку в свое время они способствовали утверждению атеистического мировоззрения. Но задача науки – не подстраиваться под какие-либо идеологические установки, не быть служанкой материализма и атеизма, а искать одну только истину. Истинная наука – эта такая наука, которая может честно, открыто признавать и искоренять свои прошлые заблуждения. |
| Надо было подать им дорогу, сторониться куда-нибудь подальше от средины вагона... Я поспешил занять своё прежнее место у окна вагона и стал рассеянно смотреть в него. Между тем поезд тронулся со станции и проходил по длинному, железному мосту, массивные формы которого тихо ползли на встречу поезда. Мост этот вёл через сухое русло какой-то реки или канала, на дне которого я заметил странное явление: движущиеся стога сена. Их было пять или шесть, они двигались по направлению извилистой тропинки, впереди шёл китаец, и только по взмахам его хлыста можно было догадаться о присутствии здесь вьючных животных. Это были ослики, вьюченные сеном по китайскому способу, – сено, перевязанное большими пучками, искусно накладывается на спину осликов, так что свисает далеко в обе стороны и сзади, и лишь спереди остаётся небольшое окно, в которое ослик и следит за —257— дорогой, следуя за своим товарищем. Китайский ослик – кроткое, умное и трудолюбивое животное, он везёт на своей спине нередко ношу, которая не по силам и хорошей лошади. Так нагружается на него сена до двадцати пудов и его крошечные ножки несут эту ношу, будучи сами незаметны для глаза наблюдателя. Покуда я не мог оторвать глаз от непривычного для него явления и провожал долго этот оригинальный караван, до слуха моего донеслось несколько русских слов. Это разговаривали между собой две мерлушковые шапки, сидевшие от меня через две только лавочки. Окинув их испытующим оком, я решил (по опыту) не признакомливаться к ним, тем более, что и они старались не замечать меня. Это были господа средних лет, брюнеты, несколько восточного типа. Короткие куртки из какого-то необыкновенно толстого драпа и такие же брюки, вобранные в голенища толстой, чуть ли ни воловой, кожи, это был их костюм. Сколько можно было расслышать, они говорили о китайцах, причём один, оживлённо жестикулируя пенковой трубочкой, доказывал другому необходимость скорейшего и окончательного „уничтожения“ жёлтой расы. Другой, по-видимому, соглашался с ним, тихо качая головой и покручивая длинные усы. Недалеко уже оставалось до Тяньцзина, шум разговоров несколько стих, по вагону проходил контроль: два китайца (типа цивилизованных) и один англичанин в полусолдатской форме. На станции Тяньцзин все засуетились: здесь сменяется вся бригада поезда, идёт приёмка вагонов, осмотр стёкол (все ли целы?) и почти все пассажиры моего вагона сменяются другими, очень похожими на первых по национальностям и по характеру их. Опять по два солдата, опять тюки с почтой, опять размещение вещей по лавочкам, подталкивание в бок китайцев и пр. Против меня поместился китаец с долихоцефалическим черепом (южанин), гладко выбритым, на котором лишь на затылке торчал небольшой клок чёрных волос, заплетённых в смешную маленькую косу. Ему предшествовало множество разнообразных вещей, которые он как-то умудрился пристроить вблизи себя, вверху, внизу (под лавочкой) и |
| «Знают ли эти писатели, восклицает в одном месте Штраус, что для большей части научно-мыслящего класса общества настает время решительного выбора между чудесами, евангелием, Божественным всемогуществом и между Дарвином» (219). Теорию Дарвина о происхождении человека из низших форм животной жизни Штраус до того высоко ценит, что желал бы подкрепить ее некоторыми новыми аргументами, которых он не встречал у своего обожаемого просветителя человечества XIX века. Что касается происхождения мыслящей, сознающей деятельности в человеке, то Штраус, отрекаясь от своего прежнего гегелианского верования, что в мышлении и сознании человека сам бесконечный разум, «на котором положен мир», впервые приходит к самосознанию и обнаруживается в форме самосознающей деятельности, теперь склоняется к тому мнению, что сознание легко могло произойти из несознания, подобно тому как органические вещества в природе, как верит Штраус, опираясь на авторитет Дарвина, могли произойти из неорганических. «Если, полагает Штраус, движение, при известных условиях превращается в теплоту, как показывает опыт, то почему же не допустить таких условий, при которых тоже самое движение, составляющее основной закон природы, могло превратиться в ощущение и вызвать к явлению то, что мы называем мыслью, волею и чувством, словом психические процессы» (209 в рассуждении о душе). Не смотря на такую откровенную исповедь своих материалистических идей, Штраус все же не хочет окунуться в самый низший слой материалистической грязи, ревниво выгораживает себя из числа последователей грубого материализма (crassen Materialismus) и думает почему то, что он держится золотой средины между материализмом и идеализмом в своих космологических, антропологических и психологических воззрениях (211). И – что всего страннее – Штраус даже полемизирует по местам в своей исповеди против некоторых новейших представителей материалистической школы, которые не хотят называться «религиозными материалистами» и «благочестивыми атеистами» и не восторгаются красотами универса до степени религиозного обоготворения его. |
| К этому воззрению склонялся по началу отчасти и Дарвин. В первом издании своего сочинения «О происхождении видов путем естественного подбора» (1859 г.) Дарвин допускал, как необходимое предположение, что жизнь четырем или пяти первичным формам растительного и животного царства, или по крайней мере одной самой первичной форме, «была вдохнута первоначально Творцом вселенной» 20 . Неудивительно, что деизм особенно крепко держится в кругу натуралистов Деисты на самых первых порах своего появления на исторической сцене, объявили себя сторонниками так называемого естественно-научного принципа; отсюда проистекала главным образом их борьба против сверхъестественного элемента в сфере религии во всех его видах. В дальнейшем ходе своего развития деизм, при всех видоизменениях в своих частных воззрениях, никогда не отступался от своего основного принципа – естественности. Замечательно, на самом деле историческое совпадение между замечательнейшими открытиями, сделанными в области естественных наук, преимущественно в области астрономии, и распространением деистической философии в западной Европе с последней половины XVII-ro века. Тогда как реакция гуманизма против христианского мировоззрения образовалась на западе в эпоху возрождения наук, под влиянием неумеренного увлечения известной части гуманистов художественными идеалами классической древности; реакция деизма скорее была реакцией древнего натурализма. Она вытекала из неумеренного пристрастия поборников деистического учения к односторонне-натуралистическому принципу в сфере религии, философии и жизни. Деисты отнеслись к первым замечательным открытиям новейшего времени, сделанным в области естествознания, с такою же юношескою горячностью и юношеским увлечением, с каким многие гуманисты XV-ro века отнеслись в замечательным открытиями в области классической археологии, к памятникам классической древности подлинным фолиантам платоновых произведений‚ творений древне-греческих поэтов, ораторов и философов. С тех пор как астрономия с помощью телескопа стала открывать новые миры, неизвестные в прежнее время науке, начала разлагать отдаленные туманные пятна в целые мириады солнечных систем, деистам стало казаться ограниченным и слишком простым религиозно-христианское мировоззрение, подобно тому, как гуманистам XV-ro века, познакомившимся впервые с художественным стилем Платона, с звучными одами Пиндара, с грациозными формами классической поэзии, стали казаться непривлекательными и вульгарными простота и безыскусственность евангельских сказаний, грубый, на их взгляд, слог апостольских посланий и т.п. |
| И здесь мы вынуждены зафиксировать очередное чудовищное преступление американизма, в данном случае – уничтожение людей, очередной геноцид, в данном случае при помощи торговой войны». Проходят века, но ничего во внешней политике США, по сути, не меняется (разве что истребление одних «низших рас» теперь, как правило, осуществляется англосаксами руками других «низших рас»). Так, в Руанде в 1994 г. в результате геноцида погибло около 800 тыс. человек, или 20% населения страны. И не кто иной, как Мадлен Олбрайт, во имя все тех же «идеалов демократии» лично блокировала резолюции в ООН, которые могли остановить это страшное преступление. «3 мая президент США, незабвенный Билл Клинтон издаёт директиву, существенно ограничивающую участие американской армии в операциях ООН. 13 мая генеральный секретарь ООН Бутрос-Бутрос Гали призывает Совет безопасности возобновить деятельность миссии ООН в Руанде и назначает голосование по этому вопросу. Представитель США в ООН, столь же незабвенная Мадлен Олбрайт требует отложить голосование на несколько дней. Убийства продолжаются в прежнем темпе» ( Руанда: черный апрель, или история одной резни ). Причем этот расизм, это заведомое деление народов на «высшие и «низшие», повторим, изначально заложен в гностической англосаксонской идеологии «американизма», как и в идеологии германского нацизма. «Примитивный расизм в какой-то его дикой подростковой форме был характерен для белого американского общества не только в семнадцатом и восемнадцатом веке, но и в девятнадцатом и в двадцатом, причем сейчас я веду речь не только о расизме в обычном понимании (то есть не только о ненависти к людям с иным цветом кожи), а об еще более извращенном, человеконенавистническом виде расизма, когда одна группа людей по мнимым причинам назначает другие группы “низшими расами”. Было немало теоретиков англосаксонской школы, которые выступали как поборники “настоящего” американизма. К примеру, “мыслитель” по фамилии Фримен предложил свой способ “разрешения” национального вопроса в США. По мнению этого английского “либерала”, Америка достигнет величия при условии, если “каждый ирландец в США убьет по одному негру и будет, в свою очередь, за это повешен”. А некто Барджесс выступал за ограничение въезда в США “неполноценных арийцев”, утверждая, что усиление забастовочного движения в США – дело рук иммигрантов, не привыкших к законам англосаксонской расы. О каком зарождении широкой и единой нации можно говорить, если ее “строительство” происходило на таком “фундаменте” и отталкивалось от таких “постулатов чистоты”? Даже если не принимать в расчет лютую, животную ненависть англосаксов к индейцам и неграм, о которых и помыслить невозможно было, как о вероятной части “американской нации”, так ведь даже итальянцев не ставили вровень с собою, любимыми». |
| е. замена золотой). В растительной орнаментике имеем крупные формы, в животной – изображения голубей и орлов не в блестящей, натуралистической отделке византийцев IX–X веков, но в стиле близком ко греко-восточным и даже скифским типам. Итак, не отрицая принадлежности рукописи VIII столетию, мы, однако же, против авторитета Лабарта решаемся заметить, что в ней дано не новое, тонко-каллиграфическое направление, какое создано искусством иконоборческой эпохи и разработано потом в блестящей деятельности миниатюристов периода Македонской династии, но еще реминисценции старого, отжившего, принятого за неимением новых образцов. Иначе говоря, иконоборство и здесь было только задержкой в развитии искусства, но не в силах было направить его на иной путь, чем тот, который уже был намечен VI веком. И, однако же, рукопись эта со своей как бы восточной орнаментикой входит в важнейший разряд рукописей декоративного направления, о котором поговорим в своем месте. Так, мы имеем два сходных между собой греческих Евангелия: библиотеки Британского музея Add. 5111, относимое к VI и VII в., и Марцианы в Венеции Cl. I, 8, принадлежащее к VIII или IX в. 211 В обоих орнаментика канонов представляет высокий характер стиля процветания в двойных арках с мозаичным рисунком и тисненными по золоту разводами; в тимпане арки – или затейливое плетение, или медальоны с крестами; вместо позднейшей заставки покоем заглавие помещено в золотом кивории или кубуклии; изображения птиц исполнены в широкой и изящной манере; каллиграфия дана здесь в действительно новой форме: послание Евсевия к Карпиану вписано в лазоревый крест мальтийской формы. Несравненно более проливает света на положение искусства в эпоху иконоборства и непосредственно после него то, что в конце нашего периода, а именно от IX в., мы владеем двумя лицевыми рукописями, исполненными в той огрубелой античной манере, характер которой окончательно определился еще в VI–VII в., как мы заметили прежде. Что могло быть причиной подобного явления, как не то же самое иконоборство, очевидно прервавшее и задержавшее развитие нового стиля, нами описанного в рукописи Космы? В продолжение этих смутных для государства и художеств веков VII и VIII отсутствие поощрения и самый запрет не могли все-таки уничтожить искусства, но, влияя отрицательно, они ускорили и усилили вырождение прежней манеры, не дав созреть новой. |
| Как Матфей приводит в деталях ветхозаветные пророчества, как Марк подчёркивает силу и величие Иисуса, так Лука особенно подробно говорит о Его жертвенной смерти и её спасительном значении для человечества. Именно поэтому его символом был избран телец — жертвенное животное. Но главное отличие этого Евангелия от остальных — это его литературное изящество. Лука сочетает разные стили (к сожалению, в современных переводах эта черта его книги обычно пропадает): тут мы видим и изысканную греческую прозу, и поэтические гимны (единственные во всём Новом Завете), и торжественное повествование в стиле Ветхого Завета, и афористические изречения. Лука явно писал для взыскательной и образованной эллинистической публики, которую надо было не просто удивить новыми мыслями, но и преподнести им эти мысли в изящной форме, иначе они и слушать не станут. Вершина его литературного мастерства, пожалуй, притчи. Именно у Луки мы встречаем те истории, которые прекрасно знакомы даже людям, не открывавшим Библии: например, о блудном сыне или о богаче и Лазаре. Притчи вообще занимают существенную часть в этой книге: это небольшие истории, для понимания которых не нужно обладать какими-то глубокими познаниями из истории или палестинской географии, да и вообще почти ничего не нужно знать, чтобы понять общий смысл… а вот проникнуть в глубину бывает уже не так просто. Перед нами проходит череда бытовых сценок, которые легко запомнить, но сделать из них однозначные выводы получается не всегда. Почему, например, Христос похвалил неверного управителя, который списал должникам своего господина часть долга? До сих пор толкователями предлагаются разные ответы. Лука, как мы видим, не стремится к прямой назидательности (поступай хорошо и не поступай плохо), он, скорее, выражает свою мысль метафорами. Вот притча о блудном сыне… Но разве этот сын — её главный герой? Беспутный юноша, который оскорбил отца, растратил его деньги, а потом к нему вернулся — это очень понятный образ, такое в жизни порой действительно происходит. Тут и говорить особо не о чем. Но притча эта заставляет нас удивиться другому: совершенно нелогичным кажется поведение отца. Он не препятствует своему дерзкому сыну уйти, терпеливо ждёт его возвращения и принимает сразу же, как только видит. Имеет право сурово наказать его, но прощает, не дав даже договорить, и возвращает прежнее достоинство. Не так ли ожидает нашего покаяния Небесный Отец? Вот и выходит, что притча вовсе не о блудном сыне, а о терпеливом и бесконечно любящем отце. |
| В Канаде появилось также радикальное течение среди Д., члены к-рого назвали себя «сынами свободы» или «свободниками». «Свободничество» стало реакцией на ослабление секты и угрозу ее ассимиляции местным населением. Идеи, к-рые их вдохновляли, во многом были определены пропагандой толстовцев, прежде всего А. М. Бодянского. «Свободники» заявили, что корень зла - в собственности, из-за к-рой все войны, земля - Божия, не продается и не покупается. Они отказались от насилия в любой форме, в т. ч. и над животными, и отпустили свой скот; выступили за возвращение к жизни, какой она была до грехопадения Адама и Евы, т. к. цивилизация ведет человечество к гибели. Внешне это проявилось в отказе от использования кожи и металла, в совершении всех сельхозработ и перевозок без тяглого скота, в отказе от брака, в употреблении в еду сырых фруктов и овощей, в создании нового типа костюмов и ношении бород, в периодическом обнажении - «головстве». Позже «свободники» начали уничтожать технику, англ., а потом и рус. школы, линии электропередачи и железнодорожное полотно, духоборческие общественные здания и собственные дома. «Свободники» считали, что в России Д. совершили «завтрак» - отказались от Церкви, затем был «обед», под к-рым подразумевали отказ от оружия, а в Канаде они должны совершить «вечер» (ужин) - полностью отказаться от собственности, прежде всего на землю. Постепенно социальный протест перерос в неприятие всей капиталистической системы и чужой культуры. В религ. представлениях этой группы Д. усилился мистицизм. В вожде «свободники» по-прежнему видели «Христа», но большое значение они стали придавать внутреннему откровению, собственные мысли и сновидения обычно истолковывали как Божие послание, исходящее от «Христа». Попытки П. В. Веригина, перед к-рым они преклонялись, заставить их прекратить поджоги и «головство» не дали результатов, т. к. «свободники» были уверены, что вождь их только проверяет, а фактически он с ними заодно. В нач. 50-х гг. в Канаде жило ок. 2 тыс. «свободников». «Свободники» оказывались в тюрьмах, в 30-х и 50-х гг. XX в. у них отбирали детей, которых помещали в закрытые детские учреждения. В 1951 г. эмигрант-евангелист С. Сорокин, которого «свободники» приняли за вернувшегося П. Ястребова (погибшего в 1942 в советском концлагере сына П. П. Веригина), создал христианскую общину и братство реформированных «свободников», к-рые в отличие от «коренных свободников» постепенно начали отказываться от радикальных взглядов и методов борьбы. |
| Щели на шее человеческого зародыша указывают на прежнее положение жабер. В месячных или недельных сроках наступления некоторых функций нашего тела мы, очевидно, сохраняем отголоски нашей первобытной родины – морского берега, омываемого приливами… Эти древние предки человека, которые являются нам в темной дали прошлых веков, должны были быть организованы так же низко, как amphioxus lanceolatus, или даже еще ниже» (ibid. стр. 114). —244— Потом бесчисленных видоизменений во внешней и внутренней организации, совершавшихся в течении необъятных периодов времени, не поддающихся сколько-нибудь точному исчислению, наш водяной прародитель вынырнул на свет Божий и здесь медленно и постепенно стал возвышаться по лестнице животного царства и, наконец, поднялся до образа нашей ближайшей родственницы – четверорукой обезьяны. Не безынтересно взглянуть и на портрет нашего ближайшего родича, как нам рисует его Дарвин: «Древние родоначальники, говорит он, были, без всякого сомнения, покрыты некогда волосами (и оба пола имели волосы), их уши были заострены и подвижны, а тело кончалось хвостом с принадлежащими к нему мышцами. Их конечности и туловище были приводимы в движение многими мышцами, которые появляются лишь случайно у теперешнего человека, но составляют нормальное явление у четвероруких… Нога, судя по форме большого пальца у зародыша, была в это время хватательным орудием; наши предки были, без всякого сомнения, древесными животными и населяли какую-нибудь теплую лесистую страну. Самцы имели большие клыки, которые служили им грозным оружием» (ibid. стр. 114). Свою главу о средствах и генеалогии человека Дарвин заканчивает следующими многознаменательными словами: «таким образом, мы дали человеку родословную значительной длины, но, нам могут сказать, не слишком благородного свойства. Не раз было говорено, что земля как бы долго готовилась к принятию человека, и в одном отношении это строго справедливо, потому что человек обязан своим существованием длинному ряду предков. Если бы не существовало которого-либо из звеньев этой цепи, человек не был бы совершенно тем, что он есть. |
| 5 В ожидании исполнения Богом этого обетования преданный остаток клянется ходить во имя Господа Бога (т. е. в соответствии с заветом) во веки веков (ср.: Ис. 40:31 ). Они предвестники будущего мира. 4:6–7 Хромлющий остаток станет сильным. 6 Тот день относится к «последним дням», упоминаемым в ст. 1. Говорит Господь – это подтверждение богодухновенности данного пророчества и, следовательно, его истинности. Царственный Пастырь соберет хромлющее и совокупит разогнанное, предвкушая возвращение страждущих иудеев из Вавилона. 7 После возвращения в Иерусалим Бог сделает их остатком, который станет отныне целью священной истории. Другие народы времени Михея не пережили исторических катаклизмов, потому что Бог не сохранил их остаток (ср.: Ам. 1:8 ; Рим. 11 ). Те, кто был далеко рассеян за свои грехи, возрожденные и очищенные, станут сильным народом ( 1Пет. 2:9 ). Далее Михей конкретизирует это метафорическое пророчество. Когда Господь будет царствовать над возрожденным остатком через Мессию со своего небесного престола на горе Сион (ср.: 5:2–4; Деян. 2:32–36 ), их царство продлится отныне и до века (ср.: Ис. 9:6–7 ). 4:8 Владычество Иерусалима возвратится. Бог адресует Свое третье пророчество о Сионе непосредственно городу. Он называет возрожденную столицу сторожевой башней (т. е. укрепленной вышкой в винограднике, с которой пастухи следили за животными и злоумышленниками) стада (подданных Его царства; ср.: ст. 6–7). Прежние правители грабили народ (гл. 3), но с наступлением новой эры Бог будет защищать его через Мессию (см.: 5:1–6). Кроме того, Бог обращается к Сиону как к твердыне (в русском, пер. «холм». – Примеч. пер.) (ср.: 4Цар. 5:24 ) – хорошо укрепленному холму на востоке Иерусалима (первоначально называвшемуся «Офел»). Это древнее наименование ассоциируется с величием Давида и позволяет остатку заглянуть в будущее, когда возвратится прежнее владычество, царство – к дщерям Иерусалима. 4:9–13 Нынешние муки Сиона приведут к рождению новой эры Пророк продолжает тему возрождения Сиона. Две стадии предсказания (9–10, 11 – 13) изложены в сходной форме, указывающей на их смысловое единство. В каждой из них развитие темы начинается со слов ныне (9) и теперь (11) (т. е. с напоминания о бедствиях времени Михея) и устремляется к славному будущему воззванием дщерь Сиона (т. е. Иерусалим и его жители). За повелениями страдай и мучься (10) и встань и молоти (13) следует союз ибо, который вводит описание будущего. |
|
|
