| По возвращении императрицы из путешествия в Киев она получила следующую жалобу: 19 сентября в Нежине во втором часу ночи бунчуковый товарищ Влас Климович с женою своею Агафьею Григорьевною со двора от матери Алексея Григорьевича Разумовского, а от своей тещи ехал на свою квартиру и в темноте столкнулся с Грюнштейном, который, выскоча из коляски, начал кричать: «Что за канальи ездят и для чего генералитету чести не отдают, а с дороги не сворачивают?» После чего велел стащить с лошади ехавшего перед коляскою Климовича слугу его Дегтяренко, который сказал, что едет сестрица графа Разумовского с мужем. Услыхав это, Грюнштейн начал бранить Разумовского скверными словами, кричал: «Я Алексея Григорьевича услугою лучше, и он чрез меня имеет счастье, а теперь за ним и нам добра нет, его государыня жалует, а мы погибаем!» – и, крича это, ударил в лицо кучера Климовича и столкнул с козел, велел бить и других слуг Климовича. Когда сам Климович вступился в дело, то Грюнштейн ударил и его по лицу и начал бить палкою; перестал бить только после униженной просьбы жены Климовича. Но когда избитый Климович, садясь в коляску, велел Дегтяренку ехать к теще Разумихе и рассказать ей, как ее зятя лейб-компания избила, то Грюнштейн закричал: «Лейб-компания, принимайтесь!» Лейб-компанцы принялись, схватили Климовича за волосы, повалили на землю и начали бить, и Грюнштейн кричал: «Ваш Бог Разумовский воскрес чрез меня, а мы теперь страждем!» И жену Климовича ругали и били дубиною. Между тем Дегтяренко дал знать о происшествии в дом Разумихи, и служня ее прибежала выручать Климовичей. Тогда Грюнштейн закричал: «Нам Разумовских и надобно!» – и велел команде своей бить наповал, насмерть. Тут выбежала на улицу сама Разумиха и стала упрашивать не драться, но вместо того и ее чуть не прибили. На другой день, когда горячка уже прошла, Грюнштейн пришел к Разумихе и требовал письменного заявления, будто зять ее Климович его бранил и намеревался бить тростью. Разумиха отвечала: «Как забойство начали делать, так и расписку в Москве берите». Грюнштейн сказал на это: «Меня государыня жалует: я не только зятю вашему, но хотя бы и сыну вашему не уступил» – и с этими словами вышел. |
| Я думаю, София возилась с ними больше за их невинность, чем за что-нибудь другое. В результате настоящими людьми все-таки оказываются только Парацельс, Бэм и Сведенборг, так что для меня остается поле очень широкое». Кроме занятий в библиотеке была еще служба в Ученом комитете, которая оказалась совсем не синекурой. «Я уже начал свою службу в Ученом Комитете, — пишет Соловьев Д. Н. Цертелеву. — Заседания — скука смертная и глупость неисчерпаемая; хорошо еще, что не часто». Он живет уединенно, почти нигде не бывает, «стал совсем мизантропом». Тоскует по семье С. А. Толстой, уехавшей на лето в Красный Рог. Самым значительным духовным событием этого периода жизни Соловьева было его сближение с Ф. М. Достоевским. Они познакомились еще в 1873 г., но настоящая дружба между ними началась только в 1877 году. Анна Григорьевна Достоевская в своих воспоминаниях пишет, что Федор Михайлович, чем больше встречался с Соловьевым, тем больше к нему привязывался; отношение писателя к молодому философу было похоже на отношение старца Зосимы к Алеше. Старец полюбил Алешу за то, что он напоминал ему умершего брата: Достоевский привязался к Соловьеву, т. к. он, по своему духовному облику, казался ему похожим на И. Н. Шидловского, оказавшего на Федора Михайловича в юности столь благотворное влияние. Отсюда, быть может, и пошла легенда, что в образе Алеши Достоевский изобразил Соловьева. Анна Григорьевна полагает, что есть больше оснований думать, что с Соловьева был списан другой Карамазов — Иван. Действительно, не простодушный и восторженный Алеша, а блестящий диалектик Иван с его силой формальной логики и рациональной этики, с его размахом социальной утопии и религиозной философии внешне напоминает Соловьева. Недаром в «Братьях Карамазовых» именно Иван излагает свою «идею» о теократии, над которой в то самое время работал Вл. Соловьев. С. Гессен 32 предполагает, что Соловьев оказал влияние на архитектонику «Братьев Карамазовых». У него Достоевский заимствовал «формальные особенности своей философской техники». |
| В 1674 году Борис Мышецкий писал к Чугуевскому воеводе: «В нынешнем 182 (1674) году июня 10 писал ко мне с Балаклеи Полковник Яков Черниговец и прислал челобитную Савинской слободы жителей Гаврилы Могилки с товарищами 100 человек; а в челобитной их написано: в прошлом де 179 (1671) году пришли они из Малороссийских городов и построились слободою на Татарском броду в Савинском перелазе, и на 179 (1671) году дано им Государево жалованье хлебное, а на 180 и 181 и на нынешний 182 годы Государева хлебного жалованья не дано. И будучи они в Савинском, помирают с голоду; а пашни им пахать и хлеба сеять, за приходы воинских людей, не можно; а от приходу воинских людей на реке Северном Донце стоят они на Татарских перелазах, на трёх сторожах. И чтоб Великий Государь их пожаловал, велел им дать своего, Государева, хлебного жалованья, чтоб им, будучи в Савинском, голодом не помереть, и врознь не разбрестись. Июля 4 дня писал ко мне с Балаклеи Полковник Яков Черниговец: Савинской де слободы жители от голода бредут врознь; а которые остались, и те помирают голодом и хотят от голода бресть. И на Савинском перелазе, на Татарских бродах, на сторожах стоять будет некому. И тою де сакмою воинские люди, Татарове, под Государевы Украинные города станут приходить безвестно; а у него, Якова, оприч тех Савинских жителей, на Савинском перелазе и на стороже стоять будет некому; а без Государева хлебного жалованья им, Черкасам, в Савинском быть не можно. И по указу Великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всея Великой и Малой и Белой России Самодержца, и по отписке воеводы Князя Григория Григорьевича Ромодановского, Савинской сдлбоды жителям, по их челобитью, велено дать Государева хлебного жалованья, ржи по две чети, да по четверти овса на человека в Московскую таможенную отдаточную меру. А Белогородскому полку городов по близку с Савинской слободе, оприч Чугуева, где б были в сборе в Государевых житницах хлебные запасы, нет. По даче Государева хлебного жалованья Савинской слободы Черкасам Гавриле Могилке с товарищами, против Государева указа, и по отписке боярина и воеводы Князя Григория Григорьевича велеть учинить… А кто имяны Савинские жители в Савинском, – я к Полковнику Якову Черниговцу писал, чтобы он им, Савинским жителям, к Государеву жалованью список именной к тебе, Господине, в Чугуев прислал». |
| Она надеялась, что с женитьбой его приступы станут происходить реже. Но они продолжались… Она надеялась, что у них хоть в медовый месяц будет время побыть наедине, поговорить, насладиться обществом друг друга, но все ее свободное время занимали зачастившие гости, родные Достоевского, которых она должна была угощать и развлекать, а сам писатель был постоянно занят. Молодая супруга грустит о прежней жизни, тихой и домашней, где не было места переживаниям, тоске, столкновениям. Грустит о том недолгом времени между помолвкой и свадьбой, когда они с Достоевским проводили вместе вечера, ожидая исполнения своего счастья… А оно исполняться не спешило. «Зачем он, “великий сердцевед”, не видит, как мне тяжело живется?» — спрашивала она себя. Ее мучали мысли: он разлюбил ее, увидел, насколько она ниже его по духовному и интеллектуальному развитию (что, конечно же, было далеко от правды). Анна Григорьевна думала о разводе, думала о том, что если перестала быть интересна любимому мужу, то ей не хватит смирения остаться при нем — она должна будет уехать: «Слишком много упований на счастье было возложено мною на союз с Федором Михайловичем и так горько было бы мне, если бы эта золотая мечта не осуществилась!» Однажды происходит какое-то очередное недоразумение, Анна Григорьевна не выдерживает, рыдает и не может успокоиться, и в таком состоянии застает ее Федор Михайлович. Наконец, все ее потаенные сомнения выходят наружу — и супруги принимают решение уехать. Сначала в Москву, потом — заграницу. Это было весной 1867 года. Вернутся на родину Достоевские лишь спустя 4 года. Спасти брак Хотя Достоевская постоянно подчеркивала, что была совсем ребенком, выходя замуж, она необыкновенно быстро освоилась, взяв на себя заботы о семейной «казне». Главной ее задачей было обеспечить мужу покой и возможность заниматься творчеством. Он работал по ночам. Писательство было для Федора Михайловича не только призванием, но и единственным заработком: не имея состояния, как, к примеру, Толстой или Гончаров, он вынужден был все свои произведения (кроме первой повести) писать наспех, торопясь, под заказ, иначе было не выжить… |
| В сентябре явился в Москву посланец от Лазаря Барановича и уведомил, что гетман в Смелой, между Путивлем и Ромнами, при нем царские войска, нежинской пехоты 300 человек да козацкие полки: Нежинский, Черниговский, Переяславский, Прилуцкий, Стародубский, при нем и Мурашка; к Смелой пошел гетман против Гамалеи и орды, потому что в Малороссии села и деревни жгут, людей побивают и в плен татарам отдают; с Гамалеею три полка – Миргородский, Полтавский, Лубенский, да при нем же 3000 татар: гетман черкас и татар многих побил; но, с другой стороны, Дорошенко собирается многим собраньем, и орда пришла к нему многая, пришли турки, волохи и молдоване. Баранович писал государю: «Многочастно и многообразно писал я к вашему царскому величеству о помощи ратными людьми, да не буду бессуден, потому что гетман Демьян Игнатович утруждает меня грамотами и сам в Чернигове, когда провожали святейшего папу и патриарха Паисия александрийского, говорил: «Мы, святыни твоей послушавшись, целовали крест царскому величеству в надежде, что к нам ратные люди будут на помощь. Теперь на нас орда наступает, а помощи нет: наше попрание ордам врата отверзет и в великороссийские города». Смилуйся, государь, прикажи боярину своему, князю Григорью Григорьевичу Ромодановскому, спешить на помощь Украйне, а гетман уже пошел из Батурина». Сильнее писал Баранович к Матвееву: «Государь указал князю Григорью Григорьевичу Ромодановскому стоять в Севске, но от этого гетману и Украйне какая помощь, когда под боком у этих войск бусурманы с козаками обеих сторон бедную Украйну, как хотят, пустошат, над гетманом Демьяном Игнатовичем и надо мною насмехаются. Если бы сначала, вскоре после статей Глуховских, как я твоему благородию советовал и к царскому величеству писал, силы государевы наступили, то давно бы уже Украйна успокоилась; и теперь еще не так трудно это сделать, если скорая помощь к гетману придет, потому что гетман – человек рыцарский, знает, как дело сделать, только было бы с чем». Баранович просил также царя и Матвеева и о своем деле, чтобы книга его «Трубы» была напечатана в Москве, «чтобы мог вскоре типом в царствующем граде Москве вострубити». «По нашему великому государя указу, – отвечал царь, – велено боярину князю Ромодановскому идти немедленно в малороссийские города и велено перед собою послать помощь к гетману 500 человек конных и пеших людей: книги «Трубы» отданы в свидетельство, и как из свидетельства выйдут, то наш указ о них будет». |
| скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Павел К. 14 сентября 2022, 12:52 Спасибо за статью .Хорошо ,когда творческому человеку встретится не " Блондинка за углом " , а настоящая сподвижница ,разделяющая интересы своего мужа. Дарья 13 сентября 2022, 22:40 Александр, да, такой списочек имеется. Но, наверное, он крайне субъективный и девчачий)) «Лебединая песнь» И. Головкиной (далеко не только о любви, но и о ней в том числе), «Забытая сказка» М. Имшенецкой, «Джейн Эйр» Ш. Бронте, «Сирано де Бержерак» Э. Ростана, «Дары волхвов» и «Из любви к искусству» О. Генри. Что-то еще забыла... Если вспомню, допишу. В статье я подразумевала только художественные произведения. Из нехудожественных могу добавить " Под кровом Всевышнего " Н. Соколовой (опять же – тематика шире) и сб. " Дар любви " (воспоминания матушки Галины). Александр 13 сентября 2022, 14:51 " я могу назвать еще с десяток потрясающих и тоже горячо любимых мною книг о настоящей любви, " Дарья, пожалуйста!, напишите их названия Екатерина 13 сентября 2022, 11:23 Спасибо, что напомнили об Анне Григорьевне! Женщина, умевшая любить по-настоящему и поистине заслужившая услышать такие слова от своего умирающего мужа: " Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже мысленно! " Какая высота и красота отношений... Светлана 13 сентября 2022, 10:47 Спаси Господи! Благодарю за такую замечательную статью! До слёз... Екатерина 12 сентября 2022, 15:42 Я тоже читала по рекомендации и не могла оторваться от этой книги! Соглашусь, что книга в первую очередь о любви, но много также интересных деталей, в т.ч. о дне появления Анны на свет во время Крестного хода к Александро-Невской лавре, о дворянском образе жизни, о разных уголках Петербурга, о манере Достоевского сочинять. Конечно, мемуары - не художественная литература, иногда люди описываются исключительно как положительные или отрицательные (порой даже не верилось, что так кто-то мог поступить), но таково восприятия автора. Царство Небесное Федору Михайловичу, Анне Григорьевне и их детям. |
| В работе над книгой очень помогли заместитель директора Литературно-мемориального музея Ф.М.Достоевского в Санкт-Петербурге Борис Николаевич Тихомиров и заведующий отделом рукописей Российской государственной библиотеки Виктор Фёдорович Молчанов – доктор исторических наук. В трёхтомный комплект, помимо факсимиле личного экземпляра Нового Завета со всеми пометами писателя, вошли исследования и комментарии к маргиналиям Фёдора Михайловича (их более 1400). Найти и различить многие из них удалось благодаря разработанной в отделе рукописей РГБ методике оптико-электронной текстологии. 4/5 объема второго тома занимает подробное описание отражений евангельского слова в текстах Достоевского, которое выполнил Б.Н.Тихомиров. Раскрыто значение Евангелия в жизни и творчестве писателя. Всё это подводит нас к важной мысли. Достоевский не случайно каждый день читал Евангелие. Оно даёт для понимания смысла его трудов, чем критика о нем. В третьем томе представлены исследовательские работы, в которых так или иначе отражено Евангелие. Работа над трехтомником – долгий труд. Постоянно вносились изменения, уточнения. Аркадий Григорьевич нас долго терпел, и без его участия эта работа бы не состоялась. Аркадий Григорьевич – движитель таких великих по труду проектов, он и коллекционер, меценат, который дарит свои коллекции научным и культурным центрам России. И то, что сегодня происходит презентация в доме Куманиных, это не случайно, это его заслуга. И, конечно, спасибо Михаилу Дмитриевичу Афанасьеву, который бережет память о Достоевском в этих памятных, отмеченных словом история местах – доме Куманиных и Библиотеке». Далее слово было предоставлено художнику-дизайнеру многих издательских проектов фонда «Возрождение Тобольска» Василию Евгеньевичу Валериусу. Выступающий художник рассказал, что у него две профессии – книжный дизайнер и театральный художник. И в проекте издания «Евангелие Ф.М.Достоевского» обе эти профессии соединились, так как оформление трёхтомника позволяет, фактически, сыграть короткий спектакль, который имеет начало, развитие и финал. При открытии верхнего короба, по внешнему виду, напоминающего острог, является на свет коробка, оформленная под арестантскую робу. А уже в ней и находятся три тома этого издания и «Сибирская тетрадь» Ф.М.Достоевского. Фактически, повторяется сюжет русских сказок – на дереве ларец, в нём утка, в утке яйцо, в яйце игла, а уж на её конце – самое важное! Толщина бумаги книг подобрана так, что страница Евангелия и страница с комментариями к ней (во втором томе) оказываются на одном уровне. Удобно читать и одновременно изучать комментарии». |
| Если цесаревы думные люди спросят о летах государя, то отвечать: лет государю нашему 18, только Бог украсил его царское величество дородством, образом, храбростию, разумом, счастьем, ко всем людям он милостив и благонравен, всем Бог украсил его над всеми людьми, всеми благами, нравами и делами. Наконец, посланникам было наказано: «Как они будут у цесаревых думных людей и те станут говорить: в прошлом, 1612 году был цесарский подданный Юсуф Григорьев вместе с шаховым посланником в Ярославле на отпуске у князя Дмитрия Михайловича Пожарского и говорил князю: если захотят на Московское государство цесарева брата Максимилиана, то цесарь брата своего им даст и с польским королем помирит вечным миром. Князь Дмитрий отвечал: если цесарь брата своего на Московское государство даст, то они цесарю много челом бьют и брата его примут с великою радостью. Юсуф, приехавши, цесарю об этом сказал; цесарь обрадовался и дал знать об этом брату своему Максимилиану, но тот отписал, что он на старости лет хочет быть в покое, молиться богу; тогда цесарь приказал с Юсуфом к князю Дмитрию, что есть у него двоюродный брат Пилиуш, и если его на Московское государство захотят, то он его даст; и для этого дела цесарь послал в Московское государство посла своего, великого ближнего человека, именем Размысла, а к польскому королю послал Грота; так с ними, Ушаковым и Заборовским, есть ли теперь какой-нибудь об этом приказ? Отвечать: нам известно, что цесарев посланник Юсуф Григорьев в Московское государство пришел и у бояр был, но о том, что князь Дмитрий Пожарский приказывал к цесарю о брате его, мы ничего не слыхали, да и в мысли у бояр, воевод и всяких русских людей не бывало, чтоб из иных государств не греческой веры государя выбирать; разве о том приказывал с Юсуфом князь Дмитрий Пожарский без совету всей земли Московского государства или Юсуф или переводчик Еремей сами собою затеяли, хотя у цесарского величества жалованье какое-нибудь выманить. Вам, думным людям, можно самим разуметь, что и не такое великое дело без совета всей земли не делается; вам о том и говорить непригоже, и послов государю вашему за этим посылать не для чего: это дело нестаточное и между государями нелюбовное». |
| Царское венчание, по обычаю, ознаменовано было милостями, пожалованиями: звание конюшего получил Дмитрий Иванович Годунов, дворецкого – Степан Васильевич (на место Григория Васильевича, незадолго пред тем умершего); некоторым лицам пожаловано было боярство, другим – окольничество; служилым людям выдано двойное жалованье, купцам дано право беспошлинной торговли на два года, земледельцы освобождены от податей на год; есть известие, что определено было, сколько крестьяне должны были работать на господ и платить им; вдовам и сиротам, русским и чужеземным, розданы деньги и съестные припасы; заключенные в темницах освобождены и получили вспоможение. Новгородцы получили особые льготы: были у них два кабака, от которых им нужда, теснота, убытки и оскуденье учинились; поэтому царь, царица и царские дети пожаловали гостей и всех посадских людей, царские денежные доходы с кабаков отставили и кабакам на посаде быть не велели. Кроме того, пожаловали гостей и всех посадских людей: с их дворов, лавок, прилавков, скамей, анбаров лавочные денежные оброки сложили и мелкие промыслы, для младших посадских людей, никому на откуп давать и оброка с них брать не велели, свою отчину великое государство Великий Новгород во всем отарханили. Инородцы освобождены были также на целый год от ясака, «чтоб они детей своих и братью, дядей, племянников и друзей отовсюду призывали и сказывали им царское жалованье, что мы их пожаловали, ясаку с них брать не велели, а велели им жить безоброчно и в городах бы юрты и в уездах волости они полнили». Облегчена была участь некоторых опальных Феодорова царствования: так, был выпущен из тюрьмы Иван Григорьевич Нагой, который рассказывает о своей беде и о своем избавлении в следующей любопытной грамоте: «Я, Иван Григорьевич Нагой, пожаловал, дал человеку своему Богдану Сидорову старинную свою вотчину за его к себе прямую службу и за терпение, что он со мною живот свой мучил на государевой службе в Сибири, да его же, Богдана, за мой грех государь царь Феодор Иванович велел у меня взять из Сибири и привезти в Москву скованного, мучил он живот свой, сидя у приставов в цепи и железах год. |
| Но главное, что в объединённый портрет этих четверых были добавлены и черты одного из «ночных кошмаров» английского художника швейцарского происхождения Иоганна Генриха Фюссли, чьи картины являлись любимыми у такого специфичного ценителя прекрасного, каковым являлся Зигмунд Фрейд. С творчеством Фюссли Репин познакомился во время своей пенсионерской поездки за границу в 1873-1876 годах. Они ему понравились, более того - «произвели впечатление». И вот ещё какая деталь: В полотнах Фюссли, как много раз отмечалось исследователями, «место реально «осязаемого» пространства занимает неопределенный мрак, из которого появляются герои». Точно то же самое видим мы и на картине «Иван Грозный...», где «монстры» (и убивающий, и убитый) проявляются именно из не вполне определенного полумрака: безошибочный приём, весьма сильно воздействующий на впечатлительного зрителя. Царевича Ивана Репин срисовал с В. М. Гаршина, этакого «рыцаря печального образа» русской литературы. Три года спустя после презентации пресловутой картины Всеволод Михайлович, в возрасте 33 лет, совершил самоубийство, бросившись в лестничный пролёт. Дом был невысок, высота падения невелика, и смерть наступила лишь после нескольких дней мучительной агонии. . А Г.Г. Мясоедов чуть не повторил, буквально, сюжет картины: в порыве гнева едва не лишил жизни своего малолетнего сына, по совпадению - тоже Ивана. Но жизнь он ему в любом случае исковеркал: сначала не признавал его своим ребёнком, затем запрещал К. В. Ивановой, художнице, своей второй жене, проявлять материнские чувства, а мальчику внушал, она всего лишь его кормилица. Далее, разлучив их, «безжалостно, - как пишут исследователи, - оторвав ребёнка от матери», отдал его на воспитание «передвижнику» А. А. Киселёву... В итоге сын отца возненавидел. Когда Григорий Григорьевич умирал, Иван Григорьевич у смертного одра отца просто бесстрастно запечатлевал на картоне его агонию. А потом распродал всё «наследство» - и собственные картины отца, и подаренные ему коллегами по цеху. Чтобы и памяти не осталось. . Ещё один важнейший «персонаж» картины - кровь. Она всегда притягивала, буквально завораживала Илью Ефимовича. Такой вот эпизод, скажем, взятый из семейной хроники Репиных. Как-то их первенец, маленькая Вера, делала гимнастику на трапеции. Вдруг у нее закружилась голова, и она упала, разбив нос в кровь. Вокруг смятение, «мать бежит с водой, полотенцем. А отец умоляет подождать. Он смотрит, смотрит на струящуюся из носа кровь и запоминает цвет, направление струек. Он забыл, что это его дочь, что ей больно и надо скорее унять кровь. Художник главенствует над всеми чувствами, а художник увидел в натуре то, что создает сейчас на полотне - струящуюся кровь». |
|
|
